Читать книгу Монстролог. Все жуткие истории - Рик Янси - Страница 11

Монстролог
Дневник 2
Residua[2]
Часть девятая
«Я должен кое-что показать вам»

Оглавление

В тот день констебль снова приехал на Харрингтон-лейн, и его появление было предсказано монстрологом.

– Надо бы сделать уборку, Уилл Генри, – сказал он. – Наш друг констебль скоро опять пожалует с просьбой о помощи, когда его полицейские с собаками выбьются из сил, а беспорядочная пальба не принесет результатов.

Уборка, после того как вчера Доктор перевернул вверх дном весь дом, потребовалась основательная. Пока я наводил порядок в библиотеке, расставляя по местам книги и протирая полки, Доктор направился в кабинет. Оттуда не доносилось ни звука, и, когда я закончил и вошел к нему, мои подозрения подтвердились – он вовсе не прибирался. Он сидел в своем любимом кресле среди груд мусора, погруженный в раздумья. Ничего не говоря, я продолжил уборку в этом помещении, а Доктор сидел и смотрел на меня – но не отсутствующим взглядом, как Малакки Стиннет, а вполне осмысленно.

В четверть четвертого в дверь постучали. Доктор встал и сказал:

– Закончишь позже, Уилл Генри. Пока просто закрой дверь и проводи констебля в библиотеку.

Морган пришел не один. Позади него стояли кучер с блестящим серебряным значком на груди и револьвером на правом бедре и Малакки Стиннет. У него было грустное выражение лица, но, когда он увидел, что дверь открыл я, он просиял.

– Уилл Генри, Доктор дома? – спросил констебль сухо и официально.

– Да, сэр. Он ждет вас в библиотеке.

– Ждет меня? Кто бы сомневался!

Они прошли в комнату следом за мной. Уортроп стоял у длинного стола, на котором я оставил карту с яркими пересекающимися линиями и неровными кружочками, звездочками, прямоугольниками и квадратами. В спешке я позабыл свернуть ее, но Доктор, казалось, не замечал, что она лежит на самом видном месте. А может, ему это было все равно. Он застыл при нашем появлении и сказал, обращаясь к Моргану:

– Роберт, я удивлен.

– Да? – холодно спросил Морган. – А вот Уилл Генри сказал, что вы ждете меня.

Доктор кивнул головой в сторону сопровождавших констебля:

– Вас. Но не их.

– Малакки попросил взять его с собой. О’Брайана позвал я.

Констебль бросил что-то на стол. Предмет проехал несколько дюймов и оказался прямо под рукой Уортропа. Это была моя любимая шапочка, потерянная на кладбище. Теперь ее нашли.

– Думаю, это шапка вашего ассистента.

Уортроп ничего не сказал. Он смотрел не на шапку, он смотрел на Малакки.

– Уилл, разве не твои инициалы на шапке – «У.Г.»? – спросил констебль, не сводя обличающего взгляда с Доктора.

– Уилл Генри, ступайте с Малакки на кухню, – сказал Доктор тихо.

– Никто не покинет эту комнату, – пролаял Морган. – О’Брайан!

С многозначительной ухмылкой дородный и крепкий помощник перегородил дверной проем.

– Я считаю, будет лучше, если Малакки… – начал Доктор.

Морган прервал его:

– Я здесь решаю, что лучше. Как долго вы знали, Уортроп?

Доктор колебался. Потом сказал:

– С ночи пятнадцатого.

– С ночи… – Морган задохнулся. – Вы знали о людоедах четыре дня и никому не сказали ни слова?!

– Я полагал, ситуация не…

– Вы полагали?!

– Я сделал вывод, что…

– Вы сделали вывод?!

– Основываясь на всех известных мне данных, я сделал вывод, что… можно направить силы и энергию на вторжение Антропофагов с хладнокровной и бесстрастной осмотрительностью, не возбуждая ненужную панику и… без привлечения чрезмерных сил.

– Утром я спрашивал вас, Уортроп, – сказал Морган, которого, очевидно, не тронуло рационалистическое обоснование Доктора.

– И я сказал вам правду, Роберт.

– Вы сказали, что шокированы их появлением здесь.

– Так оно и было. Так и остается. Их нападение прошлой ночью было несомненным шоком, так что в этом смысле я вам не солгал. Вы пришли меня арестовать?

Глаза констебля блеснули за стеклами очков, усы задрожали.

– Это вы привезли их сюда, – сказал он.

– Я этого не делал.

– Но вы знаете, кто это сделал.

Доктор не ответил. Он не успел. Потому что в этот момент Малакки, который слушал их разговор с нарастающим ужасом – приехал-то он сюда, не ведая о дедуктивных выводах констебля, а теперь оказался лицом к лицу с человеком, чье молчание явилось проклятием его семьи, – так вот Малакки бросился на не Доктора, а на О’Брайана и вырвал у него из-за пояса пистолет. Он налетел на Доктора, сбил его с ног и приставил дуло к его лбу. В оглушительной тишине громко щелкнул затвор предохранителя.

Сидя верхом на Докторе, Малакки выплюнул ему в лицо одно только слово:

– Вы!

О’Брайан бросился вперед, но констебль остановил его, упершись рукой ему в грудь, и крикнул ошалевшему от горя мальчику:

– Малакки! Малакки, это ничего не решит!

– А я и не хочу ничего решать! – крикнул обезумевший Малакки. – Я хочу, чтобы справедливость восторжествовала!

Констебль сделал шаг ему навстречу:

– Это будет не справедливость, малыш. Это будет убийство.

– Он сам – убийца! Глаз за глаз, зуб за зуб!

– Нет, Бог ему судья, а не ты, мой мальчик.

Разговаривая с ним так, Морган потихоньку продвигался к нему поближе. Заметив это, Малакки с силой впечатал дуло пистолета в лоб Уортропа. Мальчик весь дрожал от переполнявших его чувств.

– Больше ни шагу – или я выстрелю! Клянусь, я выстрелю!

Его тряхнуло, но он так давил на пистолет, что дуло царапнуло Доктора по лбу, ободрав тонкую кожу, и хлынула кровь.

Не останавливаясь, чтобы подумать – потому что если бы я задумался, я, вероятно, не стал бы рисковать нашими жизнями, – я проскочил мимо Моргана и опустился на колени перед ними, беднягой Малакки и распростертым Уортропом. Мальчик повернул ко мне заплаканное лицо, в котором читались ярость и замешательство. Я посмотрел ему в глаза молящим взглядом, словно в моих глазах он мог найти ответ на вопрос «почему», хотя ответа на него вообще не было.

– Он забрал у меня все, Уилл! – прошептал он.

– А ты заберешь все у меня, если сделаешь это, – ответил я.

Я потянулся к его руке с пистолетом. Он вздрогнул. Его палец сильнее надавил на курок. Я замер.

– Он – все, что у меня есть, – сказал я, потому что это было правдой.

Одной рукой я взял его за трясущееся запястье, другой осторожно вынул оружие из его дрожащих пальцев. В два шага Морган оказался рядом со мной, он выхватил у меня пистолет и передал его сконфуженному О’Брайану.

– В следующий раз потренируйся, как с этим обращаться, – отрывисто бросил он.

Я положил руку на плечо Малакки – рука дрожала почти так же, как у него. Он отлепился от Доктора и упал в мои объятия, спрятав лицо у меня на груди и сотрясаясь от рыданий. Доктор с трудом поднялся на ноги, оперся о письменный стол и приложил носовой платок к ране на лбу. Лицо его было бледно и измазано кровью. Он пробормотал:

– Если бы я только знал…

– Вы знали достаточно, – бросил в ответ Морган. – И теперь вы должны во всем признаться, Пеллинор, во всем, или я арестую вас сегодня же, не откладывая.

Доктор кивнул. Он неотрывно смотрел на несчастного Малакки Стиннета, которого я тихонько баюкал.

– Идемте, я должен вам кое-что показать, – сказал Доктор Моргану. – Но только вам, Роберт. Я уверен… – Он оборвал сам себя. – Мне кажется… – Он оборвал себя снова и прокашлялся: – Не в интересах Малакки видеть это.

Я, разумеется, понял, куда они сейчас пойдут, и был более чем согласен с Доктором – определенно не в интересах Малакки видеть то, что висит у монстролога в подвале.

Крепыш О’Брайан направился было следом за ними, но Морган приказал ему оставаться с нами, так что он встал в дверях. Он был явно недоволен и бросал на меня такие взгляды, как будто я был виноват в том, что произошло. Возможно, я и был виноват, а в тот момент я был просто в этом уверен. Тень от вины Доктора ложилась и на меня. И хотя я спрашивал его в ночь нашего бегства с кладбища, не сообщить ли о происшедшем властям, я недостаточно сильно настаивал. В конце концов, Доктор не запирал меня в комнате и не привязывал к перилам лестницы. Я мог тогда еще, ночью, побежать к констеблю и поднять тревогу. Но я этого не сделал. Смягчающие факторы – мой возраст, моя подчиненность Доктору, мое преклонение перед его умом и зрелостью суждений – превращались в прах сейчас, когда рядом был Малакки с его болью и чудовищной потерей.

Взглянув наверх с затуманенным от сочувствия выражением (а мне было жаль и Малакки, и, признаться, себя), я встретился взглядом с О’Брайаном. Он смотрел на меня сверху вниз, и губы его кривились в саркастической усмешке.

– Надеюсь, его повесят за это, – сказал он.

Я отвернулся и посмотрел в глаза Малакки, покрасневшие, широко открытые. Он прошептал:

– Ты тоже все знал?

Я кивнул. Ложь – как учил меня Доктор – самый отвратительный вид шутовства.

– Да.


Казалось, прошло несколько часов прежде, чем они вернулись. На самом деле – несколько минут. У Моргана кровь отхлынула от лица, и его движения, замедленные и нескоординированные, напоминали движения оглушенного в бою солдата. Он кое-как добрался до кресла и медленно опустился в него. Дрожащими пальцами он набил трубку, но смог прикурить ее только со второй попытки. Уортроп тоже выглядел ошеломленным и периодически вздрагивал. Еще бы, так приблизиться к темной пучине смерти… Кровь запеклась, и теперь, в дюйме над глазами, ровно посередине лба у Доктора была круглая рана. Она напоминала каинову печать.

– Уилл Генри, – тихо сказал он, – отведи Малакки наверх, в одну из свободных комнат.

– Хорошо, сэр, – тут же ответил я.

Я помог Малакки подняться, положив его руки себе на плечи. Он облокотился на меня, и, спотыкаясь, мы покинули комнату. Ноги у меня подкашивались под его весом – он все-таки был на голову выше меня. Я помог ему подняться вверх по лестнице и затащил в ближайшую спальню – комнату, где пять лет назад нашли обнаженное тело Алистера Уортропа. Я опустил Малакки на матрас, закрыл дверь и упал в кресло, чтобы перевести дух. Малакки тут же свернулся калачиком, как и отец монстролога. Его коленки упирались в подбородок.

– Не стоило мне приходить, – сказал он.

Я кивнул; возразить мне было нечего – он был прав.

– Он предложил взять меня к себе, – продолжал он, имея в виду Моргана. – Потому что мне больше некуда идти.

– Других родственников у тебя нет? – спросил я.

– Все мои родные умерли.

Я снова кивнул.

– Малакки, мне очень жаль.

– Ты все для него делаешь, да? Даже извиняешься за него.

– Он не хотел, чтобы все так вышло.

– Он ничего не предпринял. Знал – и ничего не предпринял. Почему ты защищаешь его, Уилл? Кто он тебе?

– Дело не в этом, – сказал я. – Дело в том, кто я для него.

– В каком смысле?

– Я его ассистент, – сказал я не без гордости, – как и мой отец. После того как он… после пожара Доктор взял меня к себе.

– Он усыновил тебя?

– Он взял меня к себе.

– Почему он сделал это? Зачем он взял тебя?

– Потому что больше никого не было.

– Нет, – сказал он, – я не о том. Почему он сделал этот выбор – взять тебя жить к себе?

– Не знаю, – сказал я, немного опешив. Этот вопрос никогда не приходил мне в голову. Я никогда не спрашивал Доктора об этом. Думаю, он решил, что это будет правильно.

– Из-за того, что твой отец служил ему?

Я кивнул.

– Мой отец любил его. – Я кашлянул, проглотив комок в горле. – Доктор – великий человек, Малакки. Служить ему… – И теперь с моих губ слетели слова, которые так часто повторял отец: – … служить ему – великая честь.

Я попробовал извиниться и уйти. Мое собственное признание напомнило мне, что мое место – рядом с Доктором. Но Малакки отреагировал так, словно я угрожаю задушить его. Он вцепился мне в запястье и умолял не уходить, и в конце концов я не смог ему отказать. Не только потому, что, похоже, надо мной висело проклятье сидеть у постели больных, но еще и потому, что я болезненно ясно вспомнил другого мальчика, потерявшего родителей. Я вспомнил, как он лежал в незнакомой кровати ночь за ночью, и никто не приходил его утешить. Он лежал в своем маленьком алькове, всеми забытый и никому не нужный, как фамильная драгоценность, доставшаяся по наследству от дальних родственников – слишком вульгарная, чтобы ее носить, слишком ценная, чтобы от нее избавиться.

Время от времени, в самом начале моей службы у монстролога, я был уверен, что он слышит мои душераздирающие рыдания по ночам – слышит, но ничего не предпринимает. Он редко вспоминал моих родителей или ту ночь, когда они умерли. А когда вспоминал, это было скорее в целях наказания, как в ту ночь на кладбище: «Твой отец понял бы».

Так что я остался еще на некоторое время с Малакки. Я взял его за руку, присев на краешек кровати, в которой скончался Алистер Уортроп. Малакки, ясно, был измучен суровыми испытаниями, выпавшими на его долю. Я уговаривал его отдохнуть, но он хотел все знать. Как мы обнаружили монстров, уничтоживших его семью? Что делал Доктор в промежуток между тем, как мы их обнаружили, и той ночью, когда они вломились в дом Стиннетов? Я рассказал ему о ночном визите Эразмуса Грея с чудовищным грузом; о нашей поездке на кладбище и сумасшедшей битве, которая последовала; о нашей поездке и остановке в Дедхеме. И пересказал историю капитана Варнера. Я не упомянул только причастность старшего Уортропа к появлению Антропофагов в Новом Иерусалиме, но сделал акцент на невиновности Доктора и на его попытках ответить на критические вопросы, возникшие в связи с их появлением.

– Если бешеная собака впадает в состояние амока, какой дурак будет искать, кто виноват в ее бешенстве? – спросил Малакки. – Сначала пристрели собаку, а потом ищи источник ее безумия, раз уж ты считаешь себя обязанным его найти.

– Он думал, у нас есть время…

– Что ж, он ошибался, не так ли? А теперь моя семья мертва. И я тоже, Уилл, – добавил он будничным голосом, без тени жалости к себе. – Я тоже умер. Я чувствую твою руку, я вижу, что ты сидишь здесь, я дышу. Но внутри ничего нет.

Я кивнул. Как хорошо я его понимал! Я пожал его руку.

– Потом станет легче, – заверил я его. – Мне стало. Никогда не будет так, как раньше, но легче станет. И я обещаю тебе, Доктор убьет этих тварей, всех до одной.

Малакки тихо покачал головой, глаза его горели.

– Он – твой хозяин, он взял тебя, когда ты осиротел, – прошептал он. – Я понимаю, Уилл Генри. Ты чувствуешь себя обязанным прощать и оправдывать его, но я не могу простить этого твоего… как, ты сказал, называется его профессия?

– Монстролог.

– Этого монстролога. Охотника на монстров… Что ж, он не отличается от тех, на кого он охотится.

Он замолчал, произнеся этот приговор. Веки его дрогнули, ресницы опустились, и он наконец закрыл глаза. Но, даже заснув, он продолжал крепко держать меня за руку, и мне пришлось потихоньку приподнимать его пальцы один за другим, чтобы высвободиться.

Спускаясь вниз по лестнице, я вздрогнул, ибо вечернюю тишину разорвал барабанный стук в дверь и крик Доктора пойти и открыть. Что еще случилось? Я не знал, что и думать. Вдруг монстры опять напали на кого-нибудь? Час был поздний, и, возможно, их снова обуяло полуночное буйство? Или о смерти Стиннетов прослышали в городе, и люди явились к дому Уортропа со смолой и перьями? «Он не отличается от тех, на кого он охотится», – сказал Малакки. Сам я так не считал, но понимал, почему Малакки такого мнения о нем. Такого же мнения будет, вероятно, и весь город, когда узнает о зверском нападении Антропофагов.

Я не считал Доктора монстром, охотящимся на монстров. Но в самом скором времени мне предстояло познакомиться с человеком, который полностью соответствовал этому описанию.

Монстролог. Все жуткие истории

Подняться наверх