Читать книгу Снежный путь - Роман Дальний - Страница 9

И весь мир провалился к чёрту. Нет, не визуально – перед глазами всё ещё стояла тьма, – а по ощущениям. Но скоро на смену этим ощущениям пришли другие – непередаваемые. Он почувствовал себя частью машины и частью исполняемой на ней программы. Почувствовал единство с чуждой его разуму средой. Чуждой, но совершенно не враждебной. А потом осознал, что, являясь теперь частью исполняемого кода, может вносить и свою лепту в происходящие вокруг процессы. Понял он и то, что, если только захочет, то все ощущения сможет перевести и в наглядную визуальную форму, но он не хотел. Оказалось, просто не нужно.

Он попробовал каким-то образом проявить себя в новой для себя среде, но сделал неприятное открытие – программа держала в жёстких рамках, не давая излишней самостоятельности. А ещё точнее, загоняя его самостоятельность в строгие рамки соответствия сценарию.

И сколько продолжалось его знакомство с чистой информацией и её порядками, он не мог бы сказать. Один миг? Или несколько эпох? Вот только на осознание времени, как такового, в пределах нового мира, ему не дали как раз того, над чем он думал. Мир неожиданно вспыхнул, недолгое время побыл размытым и нечётким, а затем в одно мгновение приобрёл необходимые очертания – Михаил стоял посреди той же самой улицы, что видел ранее на экране. Но он уже толком и не помнил ни улицы, ни того, что по другую сторону.

Михаил ознакомился со своим снаряжением. На нём тоже оказались доспехи, но не такие, как были на Сергее, а кольчужного типа. Поверх же нательной кольчуги надета кожаная туника, с наклёпанными стальными пластинами. Всё это дело сидело на нём просто идеально и совсем не сковывало движений, хотя вес железяк и чувствовался. За спиной болтался арбалет, раза в полтора больше среднего, но оно и понятно – он и сам посильнее среднего. Впрочем, для арбалета с его механизмом натягивания тетивы это не столь важно, как для лука. Однако он тут же поставил небольшой эксперимент: достал арбалет и попробовал натянуть тетиву вручную. Получилось, в общем-то, даже без особого надрыва. Удовлетворённо хмыкнув, он повесил арбалет обратно за спину.

Оглядел Михаил и засунутую за голенища сапог пару метательных ножей и остался весьма доволен идеальной балансировкой клинков. И под самый занавес вытащил из ножен меч – не такой впечатляющий, как у предыдущего участника шоу, но зато именно под его руку. А вот чего у него не было, так это щита. Но он не стал сильно переживать по такому поводу. Просто тактику надо будет применять совершенно другую, и всё.

А после осмотра вещичек он начал ознакомление с окружающим миром. Впечатления и ощущения тут же нахлынули на него бурной рекой. И прежде всего – запах нечистот, выливаемых прямо в сточные канавы у домов. Он брезгливо поморщился. Да, средневековье – оно в книжках только всё такое чистое и благородное, что куда бы деться, а на самом деле – вонь, антисанитария и невежество, переходящее местами в варварство. Он передёрнул плечами и постарался абстрагироваться от отрицательных моментов, надеясь, что принюхается в конце концов.

На ходу он стал разрабатывать и стратегию своего поведения в новом мире. И желательно было, чтобы эта стратегия оказалась действенной. Он не хотел получить себе стрелу в глаз, хотя бы и виртуально – воспоминание о стреле в глазу засело в памяти намертво и никаким программным методом не вычищалось.

А во избежание разных досадных моментов он подвигся на изучение окружающих улиц и вообще всего, что могло представлять для него интерес. Как и обещала им жертва компьютеризации в толстенных очках – улочки имели совсем другой рисунок, нежели в прошлый раз. И он постарался как можно лучше запоминать их расположение. Дошёл он и до городской стены и внимательно её осмотрел в том месте, где предполагал к ней выйти, после чего ему в голову пришла неожиданная мысль, и он отправился за покупками.

По ходу действия он ещё разговаривал с окружающим людом, ненавязчиво выясняя нужные для себя подробности, и в конечном итоге в его голове созрел вполне определённый и завершённый план. При разговоре с людьми он очень старался пореже дышать, чтобы не вдыхать шедшие от них ароматы. Полегче было только в районах побогаче, там люди пользовались благовониями и каждое утро хотя бы обтирались мокрыми полотенцами, что делало общение с ними более приемлемым. Но дело было к вечеру и большинство собеседников уже основательно попрели в своих вычурных и смешных для него одеждах, а благовония – летучие вещества – собирали на свои запаховые молекулы и молекулы естественных запахов. Михаил очень старался ничем не показать своего отвращения к окружающим гремучим миазмам, но говорить старался не подолгу.

Его манера разговора явно отличалась от принятой здесь, поэтому, когда он уходил, ему ещё долго глядели вслед. А вот с кем он старался не сталкиваться, так это с городской стражей. Как только он замечал патруль, так сразу старался незаметно и без суеты исчезнуть из вида. А ну, как спросят документы? И что он им скажет? Бонд, Джеймс Бонд?

Но вот узенькие улочки районов победнее, такие узенькие, что местами там с трудом расходится пара человек, привели его туда, куда он шёл за своими покупками. Идя по трёхэтажному ущелью, он внимательно посматривал вверх. Ему очень не хотелось ко всему прочему ещё и быть облитому помоями, или ссаниной. Ну а вонь там стояла вообще несусветная, но он терпел.

В конце концов он таки нашёл, что искал. На паперти местной захудалой церквушки для бедных сидели нищие и просили подаяния. Остановившись неподалёку, он стал внимательно их рассматривать. И нашёл одного нищего, сходного с ним роста и габаритов. И на нищем были надеты лохмотья, некогда бывшие то ли плащом, то ли накидкой. Впрочем, сие неважно, а важно то, что именно такая одежонка и соответствовала планам Михаила, и он направился прямо к выбранному им попрошайке.

Когда он подошёл к нему, то понял: не помни он краем сознания, что это всего лишь игра, то раз двадцать ещё бы подумал, прежде чем покупать такую вещь. Вся изодранная, пропитанная грязью и потом насквозь и наверняка завшивленная до безобразия, накидка представляла собой жалкое зрелище.

– Эй ты! – Обратился он к нищему.

Нищий поднял на него обезображенное оспой лицо с выцветшими глазами и загундосил:

– Подайте, милостивый господин, подайте Христа ради…

– Я не подаю. – Отрезал Михаил. – Нужны деньги – иди работай. Слишком вас сейчас много мошенников поразвелось! Я хочу купить у тебя одну вещь.

Нищий сильно удивился и ответил:

– Но у меня нет ничего, что могло бы заинтересовать милостивого господина…

– Нет есть. – Оборвал его Михаил. – Мне нужна твоя накидка.

У нищего, хотя он и был ещё в большом удивлении, глаза загорелись алчностью. И он начал набивать цену:

– Но милостивый господин должен понимать, что кроме этой накидки меня нечему согреть долгими зимними вечерами…

Михаилу совсем не улыбалось выслушивать нытьё программного неудачника, поэтому он сразу заявил:

– Я даю тебе за неё золотой.

Нищий от такого счастья чуть не потерял дар речи, а остальные его собратья по цеху стали внимательно прислушиваться к разговору.

– На этот золотой, – терпеливо продолжил Михаил, – ты сможешь купить себе гораздо более тёплую одежду и вдоволь выпивки, чтобы зимние вечера не казались тебе столь долгими.

– Но, милостивый господин…

– Никаких но! – Прошипел Михаил, уже начавший терять терпение. – Ты, каналья, прекрасно знаешь, что это царская цена за твои лохмотья! Но я буду даже щедрей царя – я дам тебе ещё один золотой за твою клюку!

– Милостивый господин… – просипел нищий, а глаза его стали совершенно безумными от осознания того, что прямо сейчас он может стать обладателем огромного богатства и от столь присущей человекам жажды иметь ещё и ещё больше.

Но «милостивый господин» больше не был настроен на разговоры. Михаил схватил нищего, приподнял его и проорал в самое ухо:

– С тебя – накидка и клюка, с меня – два золотых или пара основательных затрещин! Выбирай!

Нищий затрясся всем телом и стал торопливо скидывать лохмотья, приговаривая: «Конечно, конечно! Как скажет милостивый господин…» Как только он от них освободился, Михаил сгрёб их в кучу, отобрал у христарадца клюку и только потом залез в кошель, достал золотые и бросил их тому под ноги. После чего развернулся и пошёл прочь. А на паперти святой церкви завязалась безобразная и жестокая драка, но она его уже не интересовала. Только одна мысль промелькнула в его голове: «Как это типично…»

Существовал, правда, небольшой риск того, что нищих прибудет разнимать стража и поинтересуется – из-за чего, собственно, весь сыр-бор разгорелся. И, возможно, заинтересуется, отчего это «милостивый господин» отвалил такие деньжищи за то, что не стоило и ломаного гроша. Но только возможно. На самом деле стража вряд ли станет разговаривать с тем отребьем, а, скорей всего, просто выдаст всем по первое число следующего пришествия да засадит в клоповник за бродяжничество. Риск был минимален, таким образом, и на него следовало пойти.

Два часа иссякали, и Михаил вернулся в точку своего появления. Оставшееся время он просто бродил взад-вперёд по окрестным улицам, стараясь пореже повторяться в маршруте, чтобы не вызывать лишних подозрений. Народу здесь ходило маловато, но его могли видеть из окон. Сейчас это было совсем не нужно, а то, что будет потом, не трогало.

И вот наступил момент, когда он, стоя в самом конце нужной улицы, увидел своих «друзей». Бегом обогнув заранее присмотренный дом, он по сточной трубе полез наверх. Забравшись на крышу, он подполз к самому её краю со стороны, выходящей на нужную улицу, и осторожно выглянул. Процессия приближалась.

Михаил достал арбалет, натянул тетиву и вложил стрелу. Готовность номер один. Ещё недолго подождал, пока шаги не стали слышны почти прямо под ним, после чего медленно приподнялся, упёр локоть левой руки, которой держал арбалет за ложе, в согнутое колено и тщательно прицелился. Поймал на стальное жало то место капюшона, где должна по идее находиться сонная артерия и плавно потянул за спусковой крючок.

Треньк! – тяжёлый болт, вспоров воздух, вонзился в шею жертвы и пробил её навылет. «Предатель» упал без движения, но Михаил того уже не видел. Он уже лежал, прижимаясь к черепице, стараясь ничем не выдать своего присутствия. А внизу незамедлительно начался самый разгар веселья. Два конвоира остались рядом с безнадёжно мёртвым телом и, выхватив свои арбалеты, скользили взглядами по крышам. Ещё два побежали в одну сторону улицы, а оставшиеся два – в другую. При этом они, понятно, орали во всё горло: «Стража! Стража!»

Михаил подождал, пока они не отбегут на достаточное расстояние, после чего ужом скользнул к трубе и шустро спустился на землю с противной оставшимся конвоирам стороны. Очутившись внизу, он с головой накрыл себя нищенскими лохмотьями, не забыв сбросить сапоги, которые слишком явно с ними контрастировали и, опираясь на клюку, босой, прихрамывающей походкой и, старательно горбясь, двинулся по направлению к городской стене.

По дороге он повстречал несущийся со всех ног к месту событий патруль. Он кинулся к стене ближайшего дома и постарался быть как можно незаметней. Это не должно было вызвать подозрений – городская стража нищих явно не жаловала, а посему его поведение выглядело совершенно естественно. Но его заметили. Правда, останавливаться не стали. Лишь один из стражников бросил ему на ходу:

– Проваливай отсюда, попрошайка, а то мы вернёмся за тобой!

– Как вам будет угодно, дражайшие господари… – Ответил им, старательно гнусавя Михаил.

Стражники пронеслись мимо, а он вприпрыжку кинулся в нужном ему направлении. Это тоже никого не удивило бы при взгляде со стороны – нищий, получив недвусмысленное предупреждение от стражи, улепётывает со всех ног, забавно при том подпрыгивая.

И вот он добежал до обиталищ простолюдинов. Ему предстояло пробежать ещё три квартала, а там… Подбежав к ближайшему, тоже присмотренному им во время ознакомительной прогулки дому, он с облегчением сбросил с себя вонючие обноски и опять полез наверх. Он уже почти залез на самый верх, когда его заметил ещё один патруль.

– Вон он! Вон он! Держи его, держи!!!

И они побежали. Михаил по крышам, перепрыгивая с одной на другую через узкие улочки, молясь только об одном – чтобы его выдержали перекрытия, а стража внизу, по улице. К своему большому удивлению Михаил заметил, что ему помогают. Буквально со всех окон в стражников летели помои и отбросы. И вот последняя перед городской стеной крыша. Стена и дом в этом месте располагались на примерно одинаковом уровне, но разделяло их метров шесть. И по стене тоже ходила стража. Но Михаил не зря здесь отирался, он знал, что в этом месте постоянно дежурят только двое.

Грохоча по крыше, он на ходу сорвал со спины арбалет, на ходу же перезарядил, и, почти не целясь, выстрелил с одной руки в стражника на стене, уже тоже поднимавшего свой арбалет. Не было времени даже удивиться тому, что он попал. Стражника отбросило назад, и он свалился вниз со стены, но вот второй выстрелить успел. Михаил мгновенно распластался по крыше, и болт прошёл над ним. Он ясно и отчётливо услышал его злобный шёпот, а потом он яростно лязгнул где-то позади. Метательный нож из-за правого голенища сверкающей рыбкой мелькнул в воздухе, но стражник тоже был не дурак – успел укрыться за стеной. Нож пролетел мимо. Но вот второй, из-за левого голенища, попал бедолаге прямо между глаз, когда тот поднимался из-за укрытия с перезаряженным арбалетом.

А потом Михаил прыгнул. Он знал, что стража с соседних участков скоро будет здесь, да и внизу уже слышались голоса догнавшего его патруля, поэтому времени собираться и обдумывать свои действия не имелось, и он просто действовал по заранее разработанному плану. Уже на середине своего прыжка он понял, что допрыгнул, но не так, как того ему хотелось бы. Он ударился о стену со всего маху, но зацепиться за неё руками успел. Одним мощным рывком он бросил себя вверх, что спасло ему жизнь – снизу уже клацали арбалеты, – но один болт таки нагнал его, вонзившись в заднюю часть правого бедра. Перевалившись на стену, он тут же прыгнул опять, но на этот раз вниз со стены, по другую её сторону. Из разговоров с людьми он знал, что стену окружает ров с водой. Как ему сказали – не такой уж и глубокий – поплескаться там не выйдет, но он очень надеялся, что глубины хватит, чтобы смягчить удар.

Ров же оказался даже глубже, чем он того ожидал, принимая во внимание рассказы аборигенов. Он ушёл под воду с головой, и ноги мягко спружинили в дно, покрытое илистыми отложениями, гниющими помоями и сбрасываемыми со всего города сюда же какашками почтенных горожан. Он оттолкнулся, пошёл вверх, и, выскочив на поверхность, вдохнул полную грудь воздуха, а в следующий момент аммуниция требовательно потянула его обратно. Опять оказавшись на дне, он не стал тратить силы не прыжки, а, задержав дыхание, прямо по дну пошёл к берегу. На это хватило, слава богу, одного вдоха.

Выбравшись на берег, он первым делом обратил внимание на свою рану. Только теперь, основательно выматерившись, он принял меры, чтобы засевшая в бедре стрела причиняла ему поменьше беспокойств. Выдёргивать он её не стал, так как наверняка хлынула бы кровь, а времени на перевязку у него не имелось, поэтому он просто покороче обломал древко и, сцепив зубы, побежал от стены. Да, сепсис после таких купаний будет сто процентов, но потом.

А побежал вовремя. Стражники с других участков уже собрались в тесную кучку и открыли по нему огонь. Но он успел отбежать на достаточное расстояние, чтобы толку от стрельбы было чуть. Только один болт, уже на излёте, клацнул в стальную пластину доспехов на спине и отскочил.

А Михаил бежал в сторону расположенного неподалёку леса. Лес всегда был его другом, с самого детства, и, стоит добежать до него, его уже никто и никогда не поймает. Наверняка за ним уже пустилась через распахнутые ворота погоня, возможно даже конная, но то уже неважно. Он совершил свой бросок совсем с другой стороны города, а ворота в городе одни и, когда они доскачут сюда, он будет уже в лесу. А в густом лесу конница совершенно бесполезна.

И вот спасительный лес перед ним. Перед первыми деревьями Михаил остановился, повернулся в сторону города и заметил невдалеке клубящуюся пыль. За ним действительно гнались и действительно конным порядком. Он не удержался и сделал в их направлении определённый жест, вытянув в их сторону одну руку со сжатым кулаком, а ребром ладони другой ударив по внутренней поверхности локтевого сгиба. Потом ещё повернулся, хлопнул себя по заду, отклячив его в их сторону, и заковылял в чащу.

И как только вступил в лес, навалилась тьма.