Читать книгу Щепоть зеркального блеска на стакан ночи. Дилогия. Книга первая - Сен Сейно Весто - Страница 12

Глава 2. Холодные Озера. Семь граней летнего утра
4

Оглавление

Лес.

Это был он.

Словно первая хорошая новость с того света.

Словно глоток воздуха почти задохнувшимся. Здесь шел самый настоящий хвойный живой Лес. И отпустила смертельную хватку тоска, навсегда, казалось, на весь последний отрезок жизни задавившая. Земля благословенная и обиталище богов. Зеленая зона. Девственно чистая, дремучая, первобытная и угрюмая. Освободившись от рюкзака, Гонгора встал на колени и стал прижиматься щекой к земле и целовать траву. Он то ли играл на публику, то ли на самом деле плакал.

Штиис смотрел на него. Понял, что это было? – спросил он. Зона бывшего экстренного контроля. Я только слышал, что они еще есть. Концлагерь приоритетных.


Акустика здесь стояла такая, что отдавался эхом даже воздух. Искривленные древние члены измятого временем кедра не спешили расти, бурный ручей под ним гремел, как после циклона, на все горы и ущелья, как бы уже заранее хороня надежду через него перебраться. Заросли над головой взбирались далеко вверх, к снегам и туманному поясу, дорога через перевал не искала других путей, кроме самых опасных. Все притихли, когда рядом со всем этим природным катаклизмом обнаружилась малоприметная старая звериная тропка, предполагалось, она выведет наконец куда-нибудь. Куда-нибудь выйти устраивало всех, включая Лиса – он вдруг стал на редкость послушным, слегка уже пугая своей сговорчивостью, словно обещая новые неприятности. Гонгора напомнил себе, чтобы при встрече опускать первую часть названий. Где-то дальше лежало что-то экзотическое, труднопроизносимое, как уверяла карта, обжитое, что можно было перевести то как застывшее дерево, то как мерзлое и неподвижное.

Этой пихте, наверное, было уже лет триста. И все ее сучья у земли душили гирлянды оборванных вервий. Такого рода украшения, пластиночки черного хлеба и бутылки самого различного наполнения и конфигурации (предварительно опорожненные, разумеется) язычники оставляли на перевале, дабы умаслить местных не слишком добрых духов. Как бы ни спешил охотник, поселенец или даже босой монах, каждый всегда найдет время повязать что-нибудь и отдать дань крепости напитка. Гонгора разглядывал горку пустой посуды под пихтой и переживал сомнения. День назад хищного вида неулыбчивый лесник-ингуш со своим пожилым товарищем (не то егерьствующий браконьер, не то браконьерствующий егерь, он до конца не понял) заклинали всеми духами не соваться на перевал, поскольку далеко шла слава о воинственных дагах с их потомственным обычаем трясти незнакомцев.

И вот еще что, наставляли знающие люди. С этими апачи не пытайтесь договориться, разденут и разделают под орех. Как выяснилось, речь шла о каких-то полудиких охотниках. Егерь не настаивал, он рассказывал.

Делегация туристов, здоровые взрослые мужики, встали посреди леса на ночь. Всё, как полагается, костер, палатки, выпили, закусили и уснули. Ночью подъехали двое на конях, построили, раздели и ушли. На дорогу туристам собирало артельное хозяйство. Вот в таком мире мы живем.

Гонгора вежливо кивал и думал, что это единственный приемлемый путь через перевал. Старики неторопливо подливали в цветастые пиалы горячий мерзостный чай с солью и козьим молоком. Теперь объявились зеленые боевики – их так зовут местные. Кто-то зовет ополченцами. Приезжали из управления, показали официальную бумагу с запретом называть их ополченцами. Теперь это бандформирования. В общем, постреливают.


Лесник умолкал, пробуя чай, привставал, чтобы добавить себе половником варева из просторной бадьи и поправить на скамеечке вытертую меховую подстилку. Правую руку он неловко держал у колена, высохшую, безвольно повисшую, как тряпка, ставшую такой после встречи с таежным энцефалитным клещом. …То есть что надлежит сегодня принимать во внимание и ориентироваться в соответствии? Сегодня «кофемолку» достать не проблема. Сейчас ведь как: ты ему, скажем, шкуру медведя – он тебе работоспособный еще «кугуар» или даже «носорог». Я вот тебе в соседней комнате буду сидеть – скажу, что это кабан. А городскому же все едино, если с него голову снять. С кабана, значит. Или, скажем, с яка, – медведь и медведь. Шерсть же. А «кофемолку» хаки скоро вагонами повезут, ничего не боится народ, обнаглел совсем. Стоит вот, к примеру, на дороге контрольный пост. Его ж не объехать. Ни зимой, ни летом, горы же. Так знающий народ не теряется. Берут цистерну, заливают, значит, маслом, на дно железо – для спокойствия можно даже листом металлическим прикрыть, да не стоит, так уедет. На посту подойдут, пальчиком постучат, чего, значит, везешь, а хрен знает, везу чего-то. Что сказали, то и везу…

…Народ здесь бывает разный и рассказывает разное, сейчас, правда, все меньше. Сейчас – так и вовсе на день пути никого не встретишь, кабанов разве с медведями; контрабанде, говорят, скоро конец. Об этом говорят, сколько себя перевал помнит. На днях вот грузовик в Мертвое озеро сорвался, это дальше, за обрывом, обрыв пройдете и увидите. Два водолаза ныряли – не вынырнули, нехорошее место. Не растет там ничего, и глубокое страшно. Дорогу вот теперь точно размоет, даже никакого изменения климата не нужно. Одного хорошего ливня хватит с оползнем. Один ливень уже был, так что сунутся туда не скоро, но пешком можно, почему нельзя, пожалуйста: вдоль ручья, по обрыву, потом, опять по ручью, и так до кедровника, а там напрямую до озера. Километров двадцать-двадцать пять, не больше. Кого увидите – идите спокойно, вопросов не задавайте и в глаза не смотрите, спросят чего – отвечайте загадками, не торопясь, с умом, держитесь скромно, пальцем не показывайте и веревку эту свою спрячьте, заберут веревку. Из названий ничего не спрашивайте, сами должны знать, и не говорите, что без оружия, всем об этом знать не нужно, на Озерах даже монахи пустыми не ходят, только при случае (как бы между прочим) оброните: ствол там, калибр, повнушительнее чтобы, это можно… Зверь смирный, добрый, если на голову не наступать. Дверей не ломает, так что днем ступайте спокойно. Правда, рассказывают, псы какие-то объявились. Не то лысые, не то голые, злые, говорят, – сил нет. Хитрое семя, ничего не боятся. С виду то есть нормальная собака. Лысая только, и с человечьими пальцами на ногах. Чтоб, значит, по сугробам бегать. Вот пес у тебя хороший, сердитый, большой только, здесь этого могут не понять, – с ним на медведя бы в самый раз, да только не охотник он, шумный, всех медведей распугает… А с чертовой псарней той, говорят, даже волки не связываются. Огня, понимаешь, они не боятся, ствола они не боятся, а боятся они, оказывается, света, а любят они зубную пасту и не любят – прямо во все стороны разбегаются, тряся голыми задницами, стоит им только услышать рок-н-ролл… Шутит народ. Злобствует от страха. Тихо здесь…


Щепоть зеркального блеска на стакан ночи. Дилогия. Книга первая

Подняться наверх