Читать книгу Страж нации. От расстрела парламента – до невооруженного восстания РГТЭУ - Сергей Бабурин, Сергей Николаевич Баранов - Страница 8

Главные люди, не только давшие мне жизнь, но и научившие меня добру и ответственности, состраданию и готовности делать любую работу добросовестно – это мои родители. Они учили меня не только словом, но и личным примером.

Родился я 31 января 1959 года в Семипалатинске, где в то время родители учились. Мама, Валентина Николаевна, – в медицинском, а отец, Николай Наумович, работавший водителем на заводе, – заочно в педагогическом. После моего появления на свет, как уверяют родные, пошел снег. Для зимы, пусть даже восточно-казахстанской, это не удивительно, но почему-то им запомнилось.

Мама была исключительно талантливым врачом. Окончив вуз, была приглашена работать в медицинскую клинику, стала работать над диссертацией, даже выступила на симпозиуме по хирургии в Алма-Ате. Но отдала всю себя мужу и сыновьям, без колебаний оставив ради этого науку.

После окончания отцом педагогического института мы выехали на его родину, в Омскую область.

Первые годы моего земного существования – это годы активных ядерных испытаний на Семипалатинском полигоне. Помню детские впечатления, когда в объявленное заранее время надо было выходить из квартир на улицу, потому что дома ходили ходуном, мебель качалась, звенела посуда в шкафах. Потом оповещать жителей о необходимости покинуть дома перестали, но опять же дома трясло, посуда бренчала. Годы спустя я стал понимать, что был очевидцем отзвуков близких ядерных взрывов. В детстве же эти землетрясения были просто интересны. Даже не было страшно. Воистину, счастье в неведении. Ныне же на упреки недругов я спокойно замечаю:

– Какие ко мне могут быть претензии? Ну, родился я и вырос в Семипалатинске в годы пика активных ядерных испытаний. Мутант. Отвяжитесь с нравоучениями. Принимайте, какой есть.

Бабурины и Бабуриды

В 2007 году я впервые побывал в краю солнечных легенд – в Самарканде. Сразу при нашем с А.В. Фоменко прибытии в отель на вопрос, куда я хотел бы направиться в первую очередь, ответил без колебаний:

– В Гур-Эмир, мавзолей Тимура.

– Конечно, вначале надо к родственникам.

– Не понял?

Я и действительно не понял.

– А Тимур тоже, Сергей Николаевич, был из Бабуридов. И вообще, жаль, что вы не наш политик! У нас вряд ли кто отказался бы голосовать за Бабурида.

Конечно, люблю говорить о предках, восходящих к великому Бабуру, основателю династии Великих Моголов. Но не менее люблю вспоминать, что до XVIII века в Сибирской тайге было много тигров, а называли сибиряки тигра бабр. Представьте же мое благородное негодование, когда моя жена Татьяна вычитала в какой-то несерьезной книге, что в белорусском Полесье, а также как и среди донских и уральских казаков бабурами исстари называли пеликанов. Супруга возмутилась:

– После свадьбы я сменила такую замечательную, красивую – просто летящую – фамилию – Журавлева – на какую-то пеликанью!

И пришлось утешать!

О предках я знаю только со слов родных и двоюродных бабушек, да еще некоторых дальних родственников.

Дед моего деда по линии отца, Фирс, был крепким сибирским селянином, сумевшим выучить одного из своих сыновей, моего прадеда Михея на фельдшера. То был XIX век, к началу века двадцатого Михей Фирсович Бабурин был самым уважаемым лекарем на севере нынешней Омской области. Добрую память о нем и его лечении я застал у тарчан и в 70-е годы XX века. От него и пошла наша семейная традиция иметь во всех поколениях медиков, надеюсь, она не прекратиться и на моем младшем брате.

Мой дед, Наум Михеевич Бабурин, жизнь прожил на глухом севере Омской области ремесленником, зарабатывавшим на прокорм многодетной семьи индивидуальными подрядами: брал лесную делянку в васисском урмане, валил вековые сосны и лиственницы, обтесывал, шкурил, свозил бревна по зимнику в Тару или какое-либо село и ставил дом. Предварительно, как и надлежит плотнику-единоличнику, в одиночку делал полностью сруб, год выдерживал для сушки, разбирал на бревна, потом вновь собирал, уже на мох, ставил крышу. Как ныне говорят, сдавал дом «под ключ». И так из года в год. Своим тяжелым трудом содержал жену и шестерых детей. Ввиду многодетности, в войну был мобилизован на местный завод. Из шести человек дедовых родных и двоюродных братьев, ушедших на фронт, вернулся один дед Алексей.

Бабушка, Ирина Сергеевна Бабурина (Королева) занималась только семьей и хозяйством. И всем своим детям дед с бабушкой дали хорошее воспитание и образование.

Дед Наум Бабурин чуть не был расстрелян белыми после установления их власти в Таре. Спас офицер царской армии, которого незадолго до того дед выручил от красных: увидев приготовления к казни, офицер взял деда на поруки, о чем бабушка Ирина благодарно вспоминала даже в 70-е годы. Дед Наум умер, окруженный заботой близких, в 1970 году.

Другой дед, Николай Петрович Кульбедин (Кульбеда), приехал из Брестской области Белоруссии, городка Мотоль, который в средневековье был городом с Магдебургским правом, а в XXI веке едва вытягивает и численностью населения, и уровнем развития производств лишь на село. Приехал в Семипалатинск осваивать Южную Сибирь. Хотя был, по некоторым сведениям, из семьи священника.

Если дед Наум уклонился вначале от белой мобилизации, потом от красной, общественной суеты избегал, то дед Николай, судя по всему, страстный и деятельный, ввязался в гражданскую войну, которую закончил, гоняя басмачей в Ферганской долине. Н.П. Кульбедин вступил в ВКП(б) и, как человек партийный, был брошен на потребкооперацию в село. Возглавлял РайПО, был в конце 30-х арестован. «Убеждали» признаться в совершении предъявленных преступлений, очевидно, серьезно, поскольку даже когда повезло – он дотянул до «пересменки» Ежова и Берия, – и он был выпущен, но выпущен в таком состоянии, что, едва добравшись до своего села, умер.

Его родители, Петр Кульбеда и Кристина Мацукевич, приехали к сыну в Семипалатинск в середине 20-х и из-под польской оккупации, и явно прячась от большевизации европейской России. Если прадеда не стало еще в годы НЭПа, то прабабушка Кристина прожила жизнь долгую, моя мама запомнит ее прекрасно.

Бабушка по материнской линии, воспитывавшая меня в раннем детстве, Анна Максимовна Волкова, тайну своего происхождения и юности, дожив до 90-х годов XX века, унесла в могилу, боясь этой темы и никому ее не доверив. Всю жизнь проработав в больнице детской медсестрой, она чуралась любых разговоров о политике. Не отличались словоохотливостью и две ее сестры, и бабушка Таисия, и бабушка Екатерина. А мы, молодые и глупые, не нашли во время возможности расспросить о предках серьезно и настойчиво. По некоторым сведениям, они были из казачьего рода. Что известно достаточно точно – из ссыльных.