Читать книгу Мой любимый прокурор - Сергей Бугримов - Страница 1

Оглавление

Когда Мойра Фиш выходила замуж, она пребывала уже на седьмом месяце беременности. Будучи порядочной девушкой, воспитанной в духе строгой моральной этики, Мойра, разумеется, никоим образом не могла допустить, чтобы ее ребенок родился в позорном статусе «внебрачный». И поэтому будущей маме необходимо было до появления малыша на свет оформить в законном порядке брак с виновником сего счастливого события. Но тут же в этом плане возникли некоторые проблемы. Оказалось, что юное брюхатое создание совершенно не имеет представления, кто же на самом деле является истинным папашей. Так уж получилось, что в жизни Мойры было уже достаточно мужчин. И это не смотря на ее неполные восемнадцать лет.

Нет, к ее порядочности, так же как и к высшей степени строгого морально-этического воспитания это, естественно, никакого отношения не имело. Просто так получилось… С кем не бывает!.. Ну, любила девчонка в свободные часы весело проводить время! А учитывая ее сверхчувствительную романтическую натуру, она без проблем могла за один день влюбиться несколько раз в разных молодых людей. В общем, нормальные критерии переходного возраста; перехода от кукол к живым, более интересным объектам.

После длительных размышлений, связанных с довольно таки внушительным списком потенциальных претендентов, выбор пал на Ульриха Молдриджа; относительно симпатичного молодого человека, зарабатывающего свой хлеб посредством утешения вдов, исходя из чего, его можно было частенько наблюдать на городском кладбище. Он выискивал там нестарых еще женщин, посещающих могилы своих безвременно ушедших спутников жизни, и, используя момент, виртуозно проникал не только в их души, но и в их кошельки. А кошельки были солидные. Ульрих, благодаря своему природному таланту, безошибочно определял богатую жертву, после чего случайно знакомился с ней, а дальше, как говорится, дело техники. За короткий срок внушительный капитал доверчивой вдовы значительно сокращался, а иногда и совсем исчезал; и когда вновь воспрянувшая к жизни женщина в своих мечтах готовилась уже сменить траурную вуаль на свадебную фату, утешитель бесследно испарялся.

К одним из немногих недостатков Ульриха можно было причислить то обстоятельство, что он совершенно не умел копить деньги. Он тратил их столько, сколько у него было в данный момент, всё до последней монеты. И поэтому когда Мойра поставила его перед фактом своего интересного положения, приведя убедительные доказательства, что он и только он является отцом будущего ребенка, Ульрих, как обычно, был полностью на мели.

Однако это совсем не значило, что беременная леди вовремя вписалась со своим предложением в планы молодого человека. Учитывая кругленькую сумму на ее счету, от которой пребывающий в настоящее время на бобах великий утешитель вряд ли мог бы отказаться, а вернее, от половины, которую девушка обязалась сразу же после бракосочетания перевести на имя новоиспеченного супруга, задержки с согласием со стороны избранника не должно было бы быть в принципе. И, тем не менее, немедленного положительного ответа Мойра не получила. Она вообще не получила никакого ответа. Дело в том, что этот разговор происходил в баре, где под рукой было все необходимое, чтобы снять накопившуюся усталость, развеять мрачные мысли, послать ко всем чертям возникшее вдруг ни с того ни с сего напряжение, и конечно же развеять по ветру любой стресс. Когда Ульрих наконец-то впитал смысл всего, что только что услышал, он минут пять сидел как пришибленный, покусывая губы и глядя на Мойру туманным, ничего не выражающим взглядом, а затем взял бутылку водки и прямо из горлышка всю ее родимую и вылакал. Результат сказался через несколько мгновений. Он попытался сделать шаг в направлении выхода, но тут же свалился на белый кафель, полностью отключившись от действительности. Придя в себя, Ульрих далеко не сразу узнал склонившуюся над ним особу женского рода. Впрочем, то, что это особа женского рода, он понял тоже далеко не сразу. Сначала перед его взором из густого кровавого тумана выплыло что-то ужасное, потустороннее; ну никак не соответствующее всем тем образам, которых он имел счастье лицезреть до сего момента. И только благодаря звонкой пощечине, которую Мойра залепила наглецу, посмевшему панически отпрянуть он нее, отмахиваясь рукой и шепча бессвязные речи, в коих девушка без труда расслышала нелицеприятный портрет своей внешности, ужасное потустороннее существо приобрело более сносные черты сначала просто женского обличия, а спустя секунду-другую эти черты уже основательно вылепили знакомое лицо.

Мойра, конечно же, не считала себя писаной красавицей, да и вообще красавицей назвать ее было трудно, разве что симпатичной, но и это с большой натяжкой, однако если бы ей стало известно, что ужасное видение, посетившее Ульриха в первом цикле его возвращения в чувство, перешло в ее настоящий образ очень плавно и почти незаметно (во всяком случае, молодому человеку так показалось, или он хотел, что бы ему так показалось), она бы разозлилась не на шутку. А в этом случае утешителя вдов вполне могла бы ожидать несколько иная участь. Вместо свадебной церемонии и дальнейшего счастливого супружества, траурный марш и короткое отпевание. Но, слава Богу, обошлось без этого…

Впрочем, по поводу свадьбы, то здесь тоже пока что стоял огромный вопрос. Дело в том, что Ульрих хоть и не в состоянии был на данный момент сводить концы с концами, однако у него наклевывалась в самом ближайшем будущем очень перспективная вдовушка, и выпускать ее из рук он не желал ни при каких обстоятельствах. Разве только если эти обстоятельства будут подкреплены более убедительным материальным стимулом. И предложение Мойры как раз и могло сойти за этот стимул. Но…

Ульрих, опираясь на беременную девушку, поднялся, пошатываясь на ватных ногах, критически оглядел свою мокрую одежду, ставшую таковой после того, как его потенциальная невеста где-то с полчаса обливала его холодной водой, и, уставившись на ближайший унитаз, потому как дело происходило в туалете, принялся анализировать ситуацию. Очевидно, вид унитаза помогал ему лучше сконцентрироваться.

Мойра терпеливо ждала, решив не торопить события. В конце концов, негоже еще до свадьбы пытаться надеть на мужчину хомут. Того и гляди он раньше времени поймет, в какой омут его затягивает. А уж потом попробуй, окрути его снова! Черта с два!..

Ульрих не издал ни звука, лишь отрицательно покачал головой, что вполне ясно означало, что он отказывается от предложения стать счастливым семьянином. Его мозг на скорую руку прикинул, что средства богатой вдовушки ему гораздо интереснее, чем приблизительно тот же по объему капитал, предложенный Мойрой. А интереснее потому, что безопасней. Когда он, не изменяя своим традициям, развеет по ветру последний цент своей скорбящей пассии, его лучезарный образ вмиг исчезнет с ее горизонта. Исчезнет, и никаких проблем! А что будет, когда он растратит не только свою долю причитающегося ему семейного достояния, но и долю жены? А то, что он это сможет сделать, Ульрих нисколько не сомневался. Так что же будет тогда?… От Мойры так просто не сбежишь! Во-первых, как его жена, она будет иметь безоговорочное преимущество с точки зрения закона. Оставить женщину с ребенком, это совсем не то, что запудрить мозги доверчивой вдове. Если по поводу последнего криминальный кодекс смотрит на эту проблему, как правило, сквозь пальцы, то вот с предыдущим фактом дело обстоит гораздо серьезнее. Так недолго и за решетку попасть! А еще… А еще Ульрих вспомнил, как однажды Мойра отдубасила одного увальня. Оприходовала так, что бедняга провалялся в больнице, ни много ни мало, полтора месяца. И все только потому, что ей показалось, будто подвыпивший джентльмен хочет ее изнасиловать. А дело было так. Мойра, как обычно по субботам, оттягивалась по полной программе в баре «Малютка Сесиль». В остальные дни, а точнее, вечера, она оттягивалась по той же самой полной программе в других заведениях. Мойра была человеком устойчивых вкусов и консервативных взглядов. Она считала дурным тоном развлекаться больше одного раза в неделю в одном и том же месте. Это было, с ее точки зрения, пережитком прошлого. Да к тому же один ее знакомый как-то высчитал, применив недюжинные математические способности, что при каждодневных развлечениях самый оптимальный вариант, это тусовка в одном и том же месте не чаще одного раза в неделю. Только при таком раскладе нагрузка на мозги не дает эффекта привычки. Привычки, которая, как правило, начинает надоедать, и потому мешает получать полное удовлетворение от проведенного вечера. А неделя, как раз, исходя из доказательства вышеупомянутого математика, именно тот необходимый отрезок времени, когда прошлая гулянка уже выветрилась настолько, что появляется желание ее повторить.

Семь дней, семь баров. В каждом баре свой контингент, свои устои, свои неписаные правила. К тому же, свое фирменное меню, своя фирменная музыка, и естественно, свои фирменные драки. Одним словом, постоянно висит шанс вляпаться в ту или иную историю, которую Мойра всегда рассматривала как очередное захватывающее приключение.

В ту субботу она выпила немного больше чем обычно, и ей стало слегка не по себе. Она вышла на воздух чтобы подышать, а заодно и трезво проанализировать, как соблазнить того очаровательного юношу, который, почему-то, никак не желает поддаваться ее чарам. Уж как только она не строила ему глазки, а этот неотесанный чурбан прилип к какой-то тощей костлявой вешалке, которая, то и дело, нашептывала ему что-то на ухо, от чего этот идиот каждый раз заливался громким смехом. И все-таки он был сногсшибательно привлекателен! И с каждым очередным глотком спиртного он нравился Мойре все больше и больше. Наверно из-за того она и перебрала раньше времени свой лимит алкоголя. Подумать только, она не в состоянии соблазнить какого-то мальчишку!

И это действительно было странно. Не имея в своем арсенале абсолютно никакой внешней природной привлекательности, Мойра, тем не менее, обладала каким-то врожденным, совершенно загадочным свойством покорять мужчин. И это был первый раз в ее жизни, когда выбранный ею объект просто-напросто игнорирует ее, предпочитая ей другую. Впрочем, нет. Если углубиться в недалекое прошлое, то можно увидеть, что это, все-таки, не первый случай, а второй. Первый был несколько раньше.

Как-то Мойре, ни с того ни с сего, приспичило сходить в церковь. Она вдруг решила замолить часть своих бессчетных грехов. Даже если какой-нибудь один удалось бы аннулировать, для нее это было бы уже немаловажно. В одно погожее воскресное утро ее очень уж пробило на осознание своих поступков. Она пришла на проповедь и целых двадцать минут слушала заунывную монотонную речь молодого священника. Слушала, как и полагается, опустив глаза и сложив перед собой ладони. А когда ей надоела эта поза, и когда она поняла, что сему речитативу не будет конца, она подняла взор и внимательно взглянула на священника. И что вы думаете! Она захотела его соблазнить. Ни больше, ни меньше. Она еще никогда не испытывала такого неординарного влечения. Это было для нее совсем новое чувство. Ей вдруг подумалось, что секс со священником совсем не может быть грехом. Да и вообще, это будет не просто обычный секс, это будет, своего рода, исповедание. Ну и что, что в постели! Подумаешь! Ну и что, что во время физического наслаждения! А может это шаг в будущее! Может совсем скоро такое искупление грехов станет вполне приемлемым. Ведь куда проще, совершать сладкий грех, и тут же, одновременно с этим, исповедоваться священнику. В этом случае грех наверняка еще не успеет узакониться. Он только-только начнет сформировываться, а тут его раз, и на матрас! В том смысле, что ликвидировать его в зародыше. Однако не тут-то было! Священник был хоть и молод, но верой обладал железной, и не поддался на дьявольские чары. Мало того, он так запудрил мозги «заблудшей овечке», что на целых два часа обратил ее в свою веру. Целых два часа Мойра находилась в каком-то пришибленном состоянии, пока не очутилась в привычной для себя обстановке. После двойной порции коктейля, она уже была той самой взбалмошной девчонкой, которую так привыкли видеть завсегдатаи тех развлекательных мест, где она тусовалась. И впредь Мойра зареклась, когда бы то ни было связываться со священниками. Разве только в глубокой старости, когда не только святой отец, но и любой другой мужчина не в состоянии уже будет возбудить в ней похотливую страсть. И когда только святой отец и нужен ей будет, чтобы проводить ее в мир иной.

И вот случилось так, что Мойру уже второй раз игнорировал мужчина. Да еще к тому же совершенно не имеющий отношения к религии. Просто таки вопиющий случай!

Она выползла из бара, завернула за угол, оперлась руками о стену, и стала ждать, что ей скажет организм: выплескивать ли все наружу, или можно будет обойтись без этого. И тут за ее спиной послышался шорох. Мойра оглянулась, и ее взгляд наткнулся на волосатую мужскую руку, расстегивающую молнию на брюках. Ее подсознание тут же выдало логическое объяснение происходящему. Не что иное, как покушение на ее девичью честь. Ее мгновенно обуял дьявол. Одно дело, когда она сама охотится на мужика, и совсем другое дело, когда какой-то выпивший ублюдок считает, что может поиметь ее прямо на улице, вопреки ее желанию. Мойра резко развернулась, насколько позволяла координация, и со всей силы зарядила потенциальному насильнику ногой прямо в пах. Бедолага согнулся в три погибели, издав что-то нечленораздельное. Жертва несостоявшегося покушения на этом не остановилась. Она схватила с земли первое, что попалось под руку, а попалась ей под руку довольно таки увесистая коряга, и оприходовала парня так, что спустя десять минут, того, на полной скорости, везла уже в больницу карета «скорой помощи».

Только на следующий день выяснилось, что пострадавший получил свое совсем незаслуженно. Он просто намеревался опорожнить свой мочевой пузырь. А когда увидел девушку, то как-то растерялся и не смог найти подходящих слов. Вернее, не успел их найти.

Вспомнив этот случай, Ульрих еще раз отрицательно покачал головой, не исключая, что сейчас он вполне может получить хорошую трепку. Но пусть уж это будет одноразовая акция, чем жениться на такой мегере, и получать за всё про всё всякий раз, как только у его благоверной будет на то вдохновение и маломальская причина.

Однако Мойра, на удивление, оставалась совершенно спокойной. Из этого следовало, что у нее наверняка имеется дополнительный козырь. Она любезно попросила Ульриха не торопиться с окончательным ответом, а несколько дней хорошенько обдумать ее предложение. Глядишь, и мнение изменится.

Так оно и получилось. В тот же вечер Ульрих посетил любимый свой бар «Малютка Сесиль». Хозяйка бара, та самая Малютка Сесиль, славилась не только своими невероятно пышными габаритами, которые зашкаливали далеко за центнер, но и имела репутацию самой информированной особы. Она-то и поведала молодому человеку, сугубо по секрету, конечно, о некоторых скрытых нюансах, связанных с материальной стороной относительно Мойры Фиш.

– Послушай, парень, – выпустила Сесиль в лицо Ульриха струю табачного дыма. – Вот что я тебе скажу. Если наша Мойра положила на тебя глаз, то не выпускай этот шанс. Ты даже не представляешь, как тебе повезло.

Они сидели в отдаленном углу, и были похожи на заговорщиков. Хозяйка говорила полушепотом, время от времени бросая взгляд по сторонам, как бы опасаясь лишних ушей.

– Что-то я пока не улавливаю, в чем именно заключается мое везение в этом вопросе, – поддавшись загадочному поведению хозяйки, так же полушепотом изрек Ульрих.

– Насколько я понимаю, она не раскрыла тебе всех своих карт по поводу ее материального положения.

Эта последняя фраза заставила Молдриджа измениться в лице, и он уже совсем по-другому взглянул на собеседницу. Сесиль изобразила на своей физиономии загадочную улыбку. И хотя эта загадочность была явно наигранной и не тянула даже на подготовительные курсы театрального искусства, Ульрих купился на нее практически сразу. Он опрокинул в себя еще какой-то бурды, фигурирующей в меню как коктейль «бодрость», еле-еле подавил отвращение от вкусовых качеств вышеозначенного напитка, и внимательно уставился на хозяйку заведения. Та, в свою очередь, не стала долго терзать любопытство молодого человека, а выдавила свой аргумент быстро и монотонно:

– Ей в наследство, кроме всего прочего, достался алмазный прииск. Об этом знает очень ограниченный круг людей. Тебе я это сообщаю только потому, что, во-первых, Мойра моя лучшая подруга, и я сделаю все, ради ее счастья, а во-вторых, она, кажется, действительно втрескалась в тебя по уши. В общем, парень, смотри сам. Судьба уготовила тебе завидное будущее, так что, решай. Мне, по большому счету, абсолютно по барабану, женишься ты на ней или нет. В любом случае Мойра не долго будет в одиночестве. Такие девушки, как она, нарасхват, уж ты мне поверь! А тем более с таким довеском, как у нее!.. Однако извини, – Сесиль сделала вид, что дальнейшее общение с Ульрихом она считает бессмысленным, – заболталась я тут с тобой, а у меня ведь куча дел. Об одном хочу тебя попросить: не говори Мойре о нашем разговоре. Если она узнает, что я выболтала тебе про прииск, то обидится на меня. Да и тебе, после этого, она вряд ли отдаст руку и сердце, потому как будет считать, что ты берешь ее исключительно из-за денег. Но я же вижу, что она тебе нравится. И только поэтому я позволила себе сказать кое-что лишнее. Ну, ты понимаешь.

– Я женюсь на ней! – выпалил Ульрих, засияв, как начищенная золотая монета. – И дело тут вовсе не в том, что ты мне сообщила. Алмазный прииск, это конечно здорово, однако я совершенно спокойно прожил бы и без него. А вот без Мойры я жизни не представляю. И мне совершенно безразлично, какое у нее приданое. Я бы давно уже женился на ней, но меня удерживало ощущение, что она меня не любит. Но теперь я знаю, что это не так. И дело тут совсем не в этом нашем с тобой разговоре. Просто я сейчас вспомнил ее глаза при нашей последней встрече, и в них читалась такая нежность ко мне, что… я не понимаю, как мог пропустить это… Я должен сию же минуту ее увидеть! Ты не знаешь, где она? – Ульрих вскочил с места, и в этот момент он был похож на человека, вытащившего выигрышный лотерейный билет на огромную сумму, и все еще не с силах окончательно осмыслить последствия, так внезапно свалившейся на него удачи.

– Сию минуту, я думаю, вряд ли получится вам встретиться, – ответила Сесиль, делая немалые усилия, чтобы выглядеть как можно равнодушнее, – но минут через пять ты вполне можешь ее увидеть, если пробежишь несколько кварталов в направлении городской мэрии. В данный момент она гуляет вокруг фонтана. Последнее время она частенько там бывает. Говорит, что шум фонтана помогает ей не только расслабиться и снять скопившееся напряжение, но и подумать о чем-нибудь важном.

– Спасибо! – крикнул уже на ходу Ульрих, со всех ног бросившись к выходу.

Сесиль сделала глубокий вдох, и с чувством полного удовлетворения откинулась на спинку стула. Свою задачу она выполнила блестяще. Этот недотепа Молдридж попался на удочку, как обыкновенный олух. «И откуда, только, берутся такие простофили?» – пронеслось у нее в голове. Она честно заработала золотое колечко с крохотным бриллиантом, которое Мойра ей обещала, в случае удачного облапошивания клиента, коим стал наивный молодой человек, так ловко пойманный в сети законного брака.

Впрочем, до законного брака дело еще не дошло, а потому Мойра немножко нервничала, измеряя неторопливыми шагами окружность фонтана и пытаясь анализировать варианты, при которых ее потенциальный жених мог сорваться с крючка. По ее расчетам «Малютка», которая Сесиль, уже бросила Ульриху наживку, и теперь с минуты на минуту она ждала появления Молдриджа, спешащего на полных парах, чтобы схватить ее на руки и, не теряя ни одного мгновения, тут же отнести ее под венец. Но время шло, а счастливого жениха все не наблюдалось. Мойра начала уже серьезно волноваться. Не случилось ли чего-нибудь непредвиденного?! Не сыграла ли Сесиль бездарно свою роль?! И не сорвался ли такой великолепный план?

Можно, конечно, было поспорить по поводу великолепности, как таковой. Но даже если и так, то данное преувеличение носило чисто субъективный характер. В сущности, если подумать, каждая девушка мечтает выйти замуж, не говоря уже о женщине. Строятся соответственные планы, разрабатываются различные махинации воздействия на объект, то бишь на мужчину, по возможности скрываются все недостатки, до поры до времени припрятанные в надежном месте. Уж потом, когда брачный контракт подписан, когда новобрачный вынес свою суженую из церкви, где они поклялись перед Богом и людьми хранить верность друг другу до конца своих дней, только тогда представительница прекрасной половины человечества может немного расслабиться и показать истинную свою сущность. Впрочем, в современном мире такой прием уже не в моде. На сегодняшний день умная женщина никогда не станет торопиться открывать свое истинное лицо перед своим избранником. Мало ли как повернется жизнь в следующий момент! И только последняя дура поторопится сразу же раскрыть карты, хвастаясь в первую очередь перед самой собой: какая же я, все-таки, умная!

Мойра не считала себя дурой, и это, надо признать, было справедливо. То, что и особым умом она не отличалась, мы этот нюанс опустим. В любом случае ей хватило мозгов подцепить того, кого она выбрала, и подцепить основательно. Поэтому без зазрения совести можно констатировать, что план, который она придумала и внедрила в жизнь с помощью Малютки Сесиль, имеет полное право носить статус великолепного. Ведь Ульрих клюнул! Он согласен жениться на ней! Он уже бежит к ней!..

Да вот только что-то никак не добежит!.. Мойра в очередной раз бросила взгляд в направлении, откуда должен был появиться потенциальный жених, и в сердцах топнула ногой о землю, словно строптивая лошадка копытом, выражая этим свое негодование и презрение, как ко всему мужскому роду, так и к отдельному его представителю, в лице Ульриха Молдриджа, свинье, поддонку, и так далее по списку… Сия вспышка справедливого гнева привела лишь к тому, что от удара о землю сломался каблук, и ко всем несчастьям оскорбленной девушки прибавилось еще и это.

Однако, и в самом деле, где же мог запропаститься Ульрих?! Ведь насколько помниться, он, не тратя ни секунды лишней, понесся на встречу с Мойрой, которую внезапно полюбил настолько, что куда там шекспировским героям!

Он бежал проходными дворами, рассчитывая таким образом сократить путь, опрокидывая по дороге мусорные баки и перепрыгивая через спящих бомжей, как назло развалившихся именно там, где он сокращал себе путь, стремясь побыстрее заключить в объятия свою любимую.

Вот уже на протяжении с полкилометра дистанции у него в голове крутилась одна назойливая мысль: а что, если он опоздает?! Что, если, пока она его ждет, к ней прицепиться какой-нибудь тип, и уведет ее?! «Ведь ей, в принципе, много не надо, – анализировал Ульрих. – Парочку сладких словечек, смазливая улыбка, и дело сделано. Она пойдет с ним на край света, особенно если этот молокосос имеет еще и привлекательную физиономию, не говоря уже о спортивном телосложении».

Такая постановка вопроса добавила скорости молодому человеку, и теперь он бил все олимпийские рекорды по преодолению всевозможных дворовых и уличных препятствий.

Он настолько мысленно ушел в себя, что последний отрезок дистанции совершенно не глядел под ноги. На очередном вираже он не вписался в поворот, и на полном ходу впечатался в стену, при этом, не забыв разбудить бездомного старика, наступив ему на самое интимное место. Старик взвыл, и принялся кататься по земле, наслаждаясь болевыми ощущениями, а заодно и подметая своим изодранным пальто, бывшим когда-то довольно таки приличным, окружающую территорию.

Что же относительно Ульриха, то его знакомство со стеной, в общем и целом, обошлось без серьезных повреждений. Все кости остались целы. Ну а то, что он потерял сознание, основательно врезавшись лбом, так это, в сущности, такая ерунда, что акцентировать на этом внимание право не стоит. Впрочем, не стоило бы, не будь рядом пожилого джентльмена без определенного места жительства. Ульрих просто полежал бы себе несколько минут, после чего пришел бы в себя и продолжил прерванный забег. Но не тут-то было! Старик, вволю накатавшись по земле, и приведя грязный асфальт в более-менее приличное состояние, поднялся, все еще сгибаясь в три погибели и держась за пострадавший орган, который наверняка когда-то носил статус мужского достоинства, а нынче фигурировал как ненужный придаток, способный разве только опрыскивать деревья и подмачивать репутацию элитных строений, когда, образно говоря, невтерпеж, и окинул нежным благодарным взглядом распластавшегося перед ним молодого человека. Пнув пару раз стоптанными сандалиями скромно лежащее, не подающее признаков жизни тело, пожилой джентльмен поднапрягся, поднатужился, и загрузил Ульриха в мусорный бак, а в довершение еще и забросал его сверху очистками, выразив, таким образом, свое гостеприимство дорогому гостю. После этого старик удовлетворенно крякнул, посмотрел на небо, определил точное время, прислушался к пустому желудку, как он мелодично бурлит, требуя пищи, и побрел добывать хлеб насущный.

Не успел аромат сего достойного представителя армии бездомных раствориться в воздухе, как появилась мусорная машина. Никто из бригады мусорщиков, естественно, и подумать не мог, что данный контейнер с отходами может служить в качестве спального вагона, поэтому бак опорожнили, как обычно, не особенно интересуясь его содержимым.

Ульрих открыл глаза, и долго любовался проплывающими живописными облаками. Память не торопилась возвращаться к нему, давая возможность молодому человеку почувствовать всю прелесть беззаботного состояния, когда не существует ни проблем, ни страхов, ни прочих инсинуаций, которые в комплексе и составляют весь этот комок нервов, называющийся жизнью.

Неизвестно, сколько бы Молдридж провалялся бы вот так на мусорной свалке, в счастливом неведении обыкновенного земного грешника, если бы в одном из облаков он не разглядел пробивающийся солнечный луч, который так был похож на крупный алмаз. Он тут же все вспомнил. Вспомнил до того момента, когда перед его глазами неожиданно выросла кирпичная стена. После этого свет потух, и только сейчас опять включился. Ульрих пощупал свой лоб, и обнаружил огромную шишку. Затем приподнялся, и удивленным взглядом окинул окружающий ландшафт. Вокруг простирались бесконечные горы мусора. «Очевидно, на меня напала банда отморозков, – размышлял Ульрих. – Ударили по голове, ограбили, а потом привезли сюда и бросили. Перед этим я наверняка отчаянно защищался! Без сомнения я парочку этих уродов вырубил. А может даже и всех! Хотя, нет. Кто-то же меня сюда притащил! Ага, я понял! К ним подоспела подмога, а я уже к тому моменту изрядно устал, и поэтому не смог справиться со всеми. Именно так и было!»

Будь у нашего так называемого героя больше времени, он с удовольствием развивал бы свои фантазии аж до позднего вечера. Но времени у него не было, он и так его потерял более чем достаточно, а потому фантазии пришлось отложить. Потом, когда решатся неотложные текущие дела, он непременно дорисует мысленную картину своих героических подвигов.

Ульрих проверил карманы, убедился, что все вещи на месте, абсолютно не удивился этому обстоятельству, поздравил себя с тем, что, как видно, отпор грабителям он дал довольно таки серьезный, учитывая, что они ничего у него не взяли, и, почесывая в затылке, попробовал сообразить, куда же ему направляться, поскольку на городской мусорной свалке он оказался впервые, к тому же не по собственной воле, и в состоянии, при котором запомнить дорогу просто нереально. Проблуждав по незнакомым окрестностям минут сорок, Ульрих, в конце концов, выбрался на трассу. Только с третьей попытки ему удалось остановить какую-то машину. Его внешний вид мало гармонировал с обликом порядочного интеллигентного человека, а исходящие от него запахи тем паче. И тот сердобольный водитель, который, все-таки, остановился, дабы помочь ближнему своему добраться до пункта назначения, тоже по достоинству оценил замусоленный пиджак молодого человека, оторванные пуговицы на рубашке, а так же торчащую из кармана брюк кожуру от банана. Он любезно предложил пассажиру занять место в кузове, откуда доносилось мелодичное хрюканье двух очаровательных свинок. Ульриху выбирать не приходилось, и он, не говоря ни слова, присоединился к милым животным.

Вот уже несколько часов Мойра сидела на скамейке у фонтана и безучастно слушала бред какого-то типа. Она уже не ждала Ульриха, она поняла, что фокус, как говорится, не удался. Скорей всего этот пижон Молдридж не поверил в те сказки, которыми должна была его нагрузить Сесиль. Очевидно, ее театральные способности оказались никудышными. И что теперь делать, девушка просто не представляла. Хоть бери, и выходи замуж за первого встречного. К примеру, за этого недотепу, сидящего рядом, который битых два часа нудит ей на ухо о каких-то формулах. Мойра более внимательно взглянула на собеседника, в надежде отыскать в нем что-то привлекательное. Но кроме дорогого галстука и шикарных наручных часов ее больше ничего не заинтересовало в этом субъекте. Нет, справедливости ради надо сказать, что и вся остальная одежда Сальваторе Моренго, как представился незнакомец, имела очень впечатляющий вид. Просто Мойра привыкла оценивать мужчин, которые первый раз попадались ей на глаза, в самых сжатых формах, не распыляясь на длительный осмотр всех деталей. Ее логика, в этом вопросе, была безукоризненна. Если у клиента, как она мысленно именовала любого мужчину, имеющего хоть отдаленную перспективу стать ее сексуальным партнером, галстук и наручные часы в полном порядке, то бишь не дешевка, то тогда и все остальное соответствует ее требованию.

Мойра тяжело вздохнула и грустно отвела взгляд в сторону. Ну никак этот Сальваторе Моренго не способен был заинтересовать ее, как мужчина. И никакой галстук тут не поможет. Подобное с Мойрой случалось редко, но все же случалось. Правда, она могла вспомнить всего единственный такой случай. Но то, во-первых, было давно, и она практически ничего еще не понимала в жизни, а во-вторых, мало того что он брызгал слюной при разговоре, так еще и регулярно портил воздух где только можно.

В отличие от последнего примера, Сальваторе, вроде, и говорил нормально, и аромат издавал, не то, что бы притягивающий, но уж во всяком случае, не отталкивающий. И все же Мойре, за эти несколько часов, он успел изрядно надоесть. С самого начала он показался ей отвратительным, и с каждой минутой это чувство только усиливалось. Она давно уже послала бы его ко всем чертям, а то и подальше, но ей сейчас на душе было настолько паршиво, что оставаться одной ей было просто невыносимо. Нужен был хоть кто-то рядом, кто помог бы ей на какое-то время отвлечься и не думать об этом уроде, об этом Молдридже.

«Интересно, кого она сейчас больше ненавидит, это недоразумение, находящееся радом, или ту сволочь, которая так и не появилась, и которую она своими руками готова задушить?» Эта промелькнувшая мысль заставила девушку иронично улыбнуться. Улыбнулась она лишь краешком губ, но этого оказалось достаточно, чтобы Сальваторе заметил эту перемену в лице прекрасной незнакомки, потому как она до сих пор так и не сообщила ему своего имени, и отнес сие на свой счет, как первую победу в отношении такой недоступной особы.

– Я, конечно, извиняюсь, – осмелился Моренго еще на одну попытку, – но, все-таки, как вас зовут?

Мойра посмотрела на него таким пронзительным взглядом, что Сальваторе стало немного не по себе. Он никак не мог понять, почему уже битых два часа он добивается хоть какой-то благосклонности от этой пигалицы, а в ответ натыкается только на непреодолимую преграду абсолютного равнодушия к своей персоне. Что у него такого отталкивающего? Подумаешь, не хватает двух пальцев на одной руке, и трех на другой! Разве это так важно?! Вставной глаз? Так это почти незаметно, особенно если сильно не присматриваться. Что еще?… А, ну да, вместо левой ноги – деревянный протез. Ну и что?! Ведь все остальное практически в норме!..

– Зачем тебе знать, как меня зовут? – парировала в ответ Мойра. – Ты меня совершенно не интересуешь.

– Это я уже понял, – бросил Сальваторе. – Непонятно только одно: почему?

– Разве это так важно для тебя? – пожала плечами девушка. – Ты такой видный парень. У тебя наверняка отбоя нет от женщин. А я, вся такая несуразная. Обыкновенная серая мышка. Ну присмотрись внимательно! Крашеные волосы, искусственная грудь, волосатые ноги. Ты не смотри, что она у меня сейчас гладкие и стройные, это все обман. К утру они снова зарастут и станут кривые. Это патология на генетическом уровне, и медицина здесь бессильна. Деформация происходит сама собой. Никто объяснить сей феномен не в силах. Как только я просыпаюсь, тут же начинаю брить свои уродливые ножки, и в процессе этого они почему-то выравниваются. А когда ложусь спать, начинается обратный процесс…

Мойра несла всю эту чушь на полном серьезе. Вернее, сам вид у нее был серьезный, а внутри она заливалась таким смехом, что если бы он вырвался наружу, то не исключено, что стекла ближайших витрин магазинов просто-напросто разлетелись бы вдребезги.

Она вообще не имела никакого желания общаться с этим наивным господином, вообразившим себе, что у него может с ней что-то получиться. И это Мойра еще не разглядела, что у Сальваторе стеклянный глаз и деревянная нога; заметила только недостачу пальцев на обеих руках, и уже этого было для нее более чем достаточно, дабы у нее возникли неприятные чувства к собеседнику. Что ж поделать, ну не могла она терпеть физических калек, особенно, когда это сразу заметно при встрече. Моральные инвалиды – еще, куда ни шло! Сумасшедшие там, слегка (но именно слегка), или, к примеру, не совсем адекватные в плане маниакальных отклонений, тоже, разумеется, в легкой форме… это еще переварить она могла. А вот нехватка каких-либо конечностей, для Мойры Фиш было самым существенным недостатком.

В принципе, она хотела послать Сальваторе куда подальше, сразу же, как только тот к ней подсел. Но потом решила, все же, повременить с этим, рассчитывая, что вот-вот появится Ульрих, и возможно приревнует, увидев ее с другим; а это могло подтолкнуть его к более решительным действиям в отношении предложения руки и сердца. Мало ли с каким настроением он мог появиться! Вполне возможно, что по дороге в его голову закрались бы кое-какие подозрения на счет наследства, и тогда он попытался бы прояснить этот вопрос, а значит, существовала вероятность, что правда всплывет наружу раньше времени, и тогда все усилия окажутся напрасными. Но минуты ожидания плавно переходили в часы, Сальваторе нес какую-то ерунду, а Мойра продолжала бросать в одну и ту же сторону откровенные взгляды, с надеждой, что Ульрих наконец-то нарисуется на горизонте. Она совершенно не слышала, о чем лепетал ее, так называемый кавалер. Кажется, он в основном говорил о себе и о своей маме. А еще о каких-то научных экспериментах, связанных с риском для жизни; только не уточнил, для чьей именно жизни, своей или окружающих. Впрочем, окинув его внимательным взглядом, можно было и так дать приблизительно правильный ответ. Но, как уже отмечалось чуть выше, Мойре совершенно было наплевать и на самого кавалера, и на душещипательные истории из его прошлого.

Окончательно устав от напрасного ожидания, и еще больше устав от Сальваторе, Мойра решила куда-нибудь пойти и поправить нервную систему. Для нее это значило: надраться вдрызг, чтобы наутро ничего не помнить. Но первым делом ей нужно было избавиться от назойливого ухажера, а иначе он приклеится к ней, как банный лист, а этого ей только и не хватало. Не долго думая, Мойра попробовала решить эту проблему очень просто. Начать нести какой-нибудь неописуемый бред, от которого любой нормальный человек не позднее чем через минуту будет от нее бежать, куда глаза глядят. Кому ж интересно проводить время в обществе ненормальной особы! Однако толи Сальваторе оказался не таким пугливым, толи со своей деревянной ногой он не в состоянии был быстро реагировать на экстремальную ситуацию, но только он не пустился наутек от подозрительной особы, по которой, судя по тому, что она начала нести, плачет психушка, а наоборот, очень внимательно отнесся к проблеме своей собеседницы, и было совершенно не понятно, кто кого, в конце концов, разыгрывает. А Мойра, наблюдая совсем не ту реакцию со стороны кавалера, на которую с полным правом могла рассчитывать, в итоге разошлась не на шутку, постепенно войдя во вкус бредовых фантазий.

– По существу, можно сказать, что я оборотень, – продолжала она вешать на уши Сальваторе несусветную чушь. – Правда, у меня не растут клыки и шерсть только на ногах, но, думаю, это временно, и со временем мое ночное преобразование будет иметь полное перевоплощение в соответствующего монстра. Кстати, я как-то заметила, что мне нравится вкус человеческой крови. Однажды я кувыркалась в постели с одним парнем, и в момент страсти так впилась зубами ему в шею, что прокусила артерию. И что ты думаешь! Прежде чем осознать, что делаю, я успела высосать у него добрых пол литра крови. Между прочим, во время оргазма, кусаться я просто обожаю. И чем сильнее оргазм, тем больше вероятность, что я могу у партнера что-то откусить. Так что, дорогуша, ковылял бы ты отсюда, подобру-поздорову. Не ровен час, понравишься еще мне, и тогда я за твою жизнь не ручаюсь.

Сальваторе для приличия выдержал короткую паузу, а затем, совершенно не изменившись в лице от полученной информации, спокойным тоном изрек:

– Это все, конечно, очень интересно, и в некоторых местах даже захватывающе, тем не менее, позволю вновь побеспокоить вас все тем же вопросом: как ваше имя?

– Стало быть, ты не поверил в то, что я тут сейчас наплела, – ухмыльнулась Мойра, уже несколько другими глазами взглянув на собеседника. Нельзя сказать, что он ей начал нравиться, но то, что она уже не так презрительно к нему стала относиться, было очевидно. И в первую очередь ее подкупила его реакция. В том смысле, что как раз реакции-то и не было. Ни один мускул не дрогнул на его физиономии, когда она раскрывала ему правдивые оттенки темной стороны своей сущности.

Мойре вдруг пришла в голову одна мысль. А что, если у этого субъекта, ко всему прочему, еще и паралич лицевого нерва? Потому и эмоций на его лице нет.

– Согласись, – позволил себе Сальваторе перейти на «ты», – что поверить в твою историю не так-то просто. – Черты его лица разгладились, в зрачках блеснул задорный огонек, и это доказало, что никакого паралича у него нет, а есть скрытый эмоциональный потенциал; скрытый глубоко внутри, и который выпускается маленькими дозами, в зависимости от обстоятельств.

Мойра по достоинству оценила этот нюанс в собеседнике, и на какое-то мгновение даже забыла о его физических недостатках. Но тут же вновь обратила на это внимание, и ее первоначальное отношение к сидящему рядом типу возобновилось.

– Да мне плевать, поверил ты или нет, – фыркнула она. – Я просто дала тебе понять, чтобы ты не тратил попусту время и поискал себе другую дуру на сегодня.

– Ты считаешь себя дурой? – не преминул уточнить сей факт Моренго.

– Конечно, – откровенно ответила Мойра. – Особенно последние несколько часов. Вместо того чтобы, как порядочная девушка, честно ждать своего жениха, в полном одиночестве погрузившись мысленно в счастливое семейное будущее, я развлекаюсь с каким-то проходимцем.

– Прости, я понятия не имел, что ты кого-то ждешь. Вижу, сидит симпатичная девушка, совершенно одна, и грустит. Почему, думаю, не составить ей компанию. Тем более что мне, в данный момент, так же одиноко и грустно.

Сальваторе глубоко вздохнул, однако это ни в коей мере не затронуло в душе Мойры те чувствительные струны, которые, при всей ее холодной расчетливости, у нее должны были быть. И они наверняка были, только, скорей всего, не для этого случая.

– Эта сволочь скоро появится, – глухо изрекла она, сильно сжав кулачки, отчего ее коготки больно впились в кожу.

– Я так понимаю, что имеется в виду один молодой человек, который пока еще носит статус твоего жениха, – не удержался от иронии Сальваторе.

– Да пошел он к черту! – выпалила Мойра, не в силах больше сдерживать свой гнев. – Пусть только появится, я ему устрою…

– Ну не стоит так уж нервничать и принимать решения сгоряча, – попробовал Сальваторе накинуть на себя личину миротворца и предупредить возможный конфликт, если вдруг действительно с минуты на минуту появиться тот, о ком, в данный момент, говорилось. – К тому же, в твоем положении. Это он виноват? – многозначительно кивнул Моренго, указывая на живот девушки.

– Что значит, виноват! – вспыхнула Мойра. – Уж не думаешь ли ты, что я из тех девиц, которые могут позволить себе залететь? Как только у тебя язык повернулся такое ляпнуть! Виноват! В каком смысле, виноват?! Я что, похожа на гулящую девку?! Да моему воспитанию может позавидовать любая коронованная особа! Не веришь?

– Верю, верю, – поторопился оправдаться Моренго. – Я совсем не то хотел сказать. Как-то вырвалось…

– То-то, – произнесла девушка, постепенно трансформируя суровый взгляд в более благосклонный. – Я с Ульрихом познакомилась при таких романтических обстоятельствах, что даже в самых популярных любовных романах не найдешь подобного. Это был настоящий фейерверк чувств!..

– А при каких, все-таки, обстоятельствах вы познакомились, разрешите узнать? – с любопытством изрек Сальваторе.

– Так я тебе и выложила всё! – жестко парировала Мойра.

Она просто еще не успела придумать, при каких именно романтических обстоятельствах судьба свела ее с Молдриджем. На мгновение ее память прокрутила то счастливое утро первой встречи с Ульрихом. Проснувшись в каком-то затрапезном дешевом гостиничном номере, Мойра долго не могла вспомнить физиономию, которая удобно расположилась рядом на подушке и тихо себе посапывала. За исключением некоторых коротких моментов, или, точнее, пробелов, вчерашний вечер очень четко восстановился в ее воспоминаниях. Но вот только этой небритой морды там не было. Ну не зафиксировалась она в этих воспоминаниях! Из чего добропорядочная девушка, воспитанная в духе королевских традиций, сделала вполне логичный вывод: небритая сопящая физиономия совершенно незнакома ей по причине как раз тех самых пробелов. Не особенно переживая по такому незначительному поводу, Мойра растолкала грузное тело и попыталась провести допрос с пристрастием. Должна же она была узнать, в конце концов, детали столь загадочного проникновения в ее кровать неопознанного объекта! А заодно уж и познакомиться. Как-никак, а ночь-то провели вместе!

Окончательно очнулся Ульрих только от ощутимой звонкой пощечины. У Мойры не было особого желания выбирать методы воздействия на только что проснувшегося, но ничего еще не соображающего, похотливого самца. Сразу же после оплеухи Молдридж, как истинный джентльмен, представился даме, и попросил принести баночку с рассолом, для поправки своего самочувствия. Просьба была удовлетворена наполовину. Девушка, разумеется, принесла рассол, однако в руки молодому человеку не дала, а просто вылила все содержимое банки прямо ему на голову. По ее мнению это должно было дать более сильный эффект. Что, в общем-то, и произошло. Выпить банку рассола, это еще не факт, что интерес к жизни тут же возвратится. А вот вылитый на голову продукт стратегического значения, предназначенный сугубо для внутреннего потребления, то тут, как говориться, уже не до сантиментов. Ульрих вскочил как ошпаренный, хотя баночка появилась из холодильника. Скорей всего, его впервые, в такой откровенной форме, обливали рассолом. А иначе, чего бы ему было так нервничать? Он буквально взорвался! Теперь его дорогой шикарный костюм безвозвратно испорчен! И Ульрих инстинктивно ощупал себя. Каково же было его удивление, когда на нем не только костюма не обнаружилось, а вообще ничего, не считая одного носка на левой ноге. Молодой человек прикрылся руками, как мог, и попробовал смутиться, но у него ничего не получилось, что говорило об определенном опыте попадания в подобные ситуации. Он сначала поискал костюм одними глазами, а затем, не получив должного результата, подключил к этому процессу все остальное тело. Нашелся костюм аж под кроватью. Но только на статус шикарного он вряд ли уже претендовал. Да и костюмом, по большому счету, сваленное в кучу тряпье тоже вряд ли можно было назвать. Погоревав немного над этими тряпичными останками, Ульрих разразился проклятиями и высказал все, что он думал о Мойре, о ее матери, о бабушке, и так далее, пока гнев слегка не улегся, после чего он безвольно плюхнулся в кресло, уткнувшись лицом в раскрытые ладони. Его горе было совершенно понятно. Единственный приличный костюм, которым он обладал, и в котором, не то что не стыдно было появиться на той или иной тусовке, а даже престижно, потому как костюмчик и в самом деле принадлежал к категории шикарных, оказался безнадежно испорченным и восстановлению уже не подлежал. А ведь как здорово он помогал своему владельцу в вопросах знакомства с самыми разнообразными особами женского пола! Только подумать, скольких наивных головок сей костюмчик ввел в заблуждение своим неотразимым внешним видом! И сколько женщин обманулось в своих ожиданиях относительно обладателя такого классного прикида, когда после бурно проведенной ночи неожиданно узнавали, что у Ульриха за душой ничего нет, окромя, разумеется, костюма, составляющего все его состояние. Понятно, что это было еще до того, как он занялся нелегальным бизнесом, основанном на утешении богатых вдов.

Хотя Мойра и не помнила, как Ульрих ее подцепил, зато теперь она прекрасно понимала, что главную роль в этом сыграл не он сам, а то, что было на нем одето. Ей не хотелось анализировать, что в том состоянии, в котором она пребывала прошлым вечером, ее мог захомутать любой, у кого нашлось бы кое-какая мелочь на самый дешевый номер в самой захудалой гостинице, и у кого хватило бы сил дотащить ее до кровати.

Как ни странно, но Мойра Фиш не вычеркнула Ульриха Молдриджа из своей жизни. Кем-то особенным он тоже для нее не стал, зато в качестве знакомого, симпатичного, под определенным углом зрения, парня он ее вполне устраивал. К тому же она подсознательно чувствовала, что этот тип не всегда будет нищим, а еще подымится в финансовом плане, и тогда, чем черт не шутит, она, не исключено, заинтересуется им всерьез.

Однако Мойра никак не могла предположить, что будет уговаривать Ульриха жениться на ней, когда, в сущности, он еще ничего из себя, ровным счетом, не представляет. Да и вообще будет ли когда-нибудь представлять, тоже было под большим вопросом. Но так случилось, что бедной девушке нужно было срочно выйти замуж, и лучшей кандидатуры, чем Ульрих, она, в данный момент, найти не могла. Впрочем, как мы уже заметили, она не сильно-то и старалась в этом вопросе. И хотя размышления, как отмечалось чуть выше, с ее стороны носили длительный характер, тем не менее, это никоим образом не повлияло бы на окончательный выбор. Просто из всего ее списка возможных претендентов Ульрих как нельзя лучше всех подходил на эту роль. А если уж совсем откровенно, то он был единственным, на кого Мойра могла рассчитывать, относительно задуманного ею замужества. Ульрих был холостяком, тогда как все остальные уже носили обручальные кольца; кто на пальце, кто в кармане, но это уже детали.

И вот она сидит на скамейке, со сломанным каблуком, общается с каким-то мужиком, и надеется еще на появление Ульриха… Но надежда это с каждой минутой все больше и больше таяла, образуя у ног девушки жижу из выпавших в осадок иллюзий.

– А что, если я наберусь наглости, и приглашу тебя куда-нибудь поужинать? – осмелился Сальваторе перейти в решительную атаку. – Как ты на это смотришь?

– Отрицательно, – последовал конкретный ответ. – Я не хожу ужинать, с кем попало, да еще и «куда-нибудь».

– Мне кажется, я не совсем уже кто попало, – выдвинул свой аргумент представитель сильной половины человечества. – К тому же, если «куда-нибудь» не устраивает, то приглашаю в «Антарес».

Этот ресторан считался самым крутым, а потому не удивительно, что Мойра не смогла пропустить это предложение мимо ушей, а стало быть, и мимо себя. Она еще ни разу не была в «Антаресе». Сей элитный пищеблок принадлежал к очень уж дорогим заведениям, и ни один из клиентов Мойры – впрочем, давайте будем деликатны, – ни один из ее кавалеров не в состоянии был, в финансовом плане, имеется в виду, позволить себе подобную роскошь. А даже если кто-то и имел такую возможность, то, очевидно, не считал Мойру достойной на такие пожертвования. И действительно, зачем пускать ей в глаза золотую пыль, когда вполне можно было обойтись обыкновенной пылью, и потратиться на нее гораздо скромнее, тем более что конечный результат все равно будет тот же.

Услышав такое заманчивое предложение, Мойра уже совсем по-другому взглянула на Сальваторе. Он ей даже начал, некоторым образом, нравиться. В один момент куда-то исчезли все его физические недостатки, а о моральных его недостатках она еще понятия не имела, а значит и зацикливаться на них не стоило. Девушка уже готова была дать согласие, как вдруг за ее спиной раздался очень знакомый голос, который, по причине некоторой взволнованности, связанной с перспективой провести этот вечер по особенному, в особенном месте, она не сразу узнала.

– Надеюсь, я не опоздал.

Мойра обернулась, и увидела Ульриха. Сальваторе тоже его узрел, и теперь с любопытством разглядывал молодого человека, так некстати появившегося, и имеющего довольно таки экстравагантный внешний вид.

– Я вижу, ты без меня не скучаешь, – включил Ульрих естественную, как для жениха, невзначай заставшего свою любимую в столь подозрительной компании, ревность.

– А, это ты, – с фальшивым равнодушием протянула Мойра.

Она совершенно не представляла, как реагировать. С одной стороны, ее план удался, Ульрих здесь, и, судя по его возбужденному состоянию, сейчас, без сомнения, сделает ей предложение руки и сердца, а с другой стороны, уж слишком заманчивым был шанс оторваться сегодня в «Антаресе». Когда еще представится такая возможность! В конце концов, ведь объяснение в любви и последующий вслед за этим поход в церковь вполне можно перенести и назавтра.

– У тебя какое-то неотложное дело ко мне? – продолжала Мойра разыгрывать этот фарс. Она уже определилась, что все вопросы с Ульрихом решит завтра, выслушает его любовную тираду, немножко помучает его своими сомнениями, а затем согласится выйти за него замуж; ну а остаток сегодняшнего дня она проведет в сверкающих объятиях ресторана «Антарес». И совсем не важно, что ее спутником будет такой субъект, как Сальваторе; как-никак, а он спонсор. А на месте она уже сама разберется, по обстановке. – Кстати, познакомься. Это Сальваторе, мой старый приятель. Встретились совершенно случайно.

– Мое почтение, – слегка кивнул Ульрих, скептически оценивая представленного ему типа.

В свою очередь и Моренго не отставал от своего визави, буравя того пронзительным взглядом. Ему по душе пришлись лохмотья, в которых был облачен соперник, потому как одеждой назвать его тряпье представлялось затруднительным; и еще ему симпатизировало, как элегантно из кармана Ульриха торчит кожура от банана. Сальваторе тут же отметил, что возможный, так называемый, конкурент только что выбрался из помойки, а значит опасаться его, как конкурента, абсолютно не стоит. Уж на данный момент, так это точно!

– А это, Ульрих, – соблюдая этикет приличия, подвела Мойра итог представления друг другу своих мужчин. – Прошу любить и жаловать.

– Хорошо выглядишь, дружище, – не смог удержаться Сальваторе, чтобы не выпустить ироничную стрелу в Молдриджа.

– Благодарю за комплимент, – ничуть не смутился Ульрих. – Вам может показаться невероятным, но бывают моменты, когда я выгляжу значительно лучше.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – галантно приподнял шляпу Моренго, демонстрируя не только свой сарказм, но и покалеченную руку.

– Я вижу, вы побывали в серьезной переделке, – заметил Ульрих, имея в виду недостачу пальцев.

– Так уж получилось, – пожал плечами оппонент. – Просто мне не повезло.

– Бывает, – театрально натянул на свое лицо маску соболезнования Молдридж. – Что-то мне подсказывает, что вам частенько не везет в этом плане.

– Если вы намекаете на нехватку некоторых моих конечностей, то поверьте, это никоим образом не мешает мне в жизни, которую я провожу ничуть не хуже любого другого, не имеющего абсолютно никаких физических недостатков. – Было заметно, что Сальваторе начинает нервничать. Он практически подцепил уже на крючок рыбку по имени Мойра, и теперь чувствовал, что она вот-вот сорвется с крючка. А все благодаря этому оборванцу, невесть откуда взявшемуся, и который, не особенно скрывая свои намерения, стремился все испортить. Да кто он, собственно, такой?!

– Меня совершенно не интересует отсутствие ваших конечностей, – решил Ульрих не продолжать больше этот бессмысленный диалог, не имея к тому ни желания, ни времени. – Скажу больше: вы и сами меня ничуть не интересуете. Однако раз уж вы оказались в этот час рядом с этой девушкой, то должен сообщить, что…

– Стоп, мальчики! – вклинилась в мужской разговор Мойра. – Хочу расставить кое-какие акценты. – Она еще надеялась, что Ульрих не помешает ей провести сегодняшний вечер в «Антаресе», и согласится отложить свое объяснение в любви до завтра. В противном случае она не гарантировала, что не вспылит, и таким образом обидит Молдриджа настолько, что тот передумает на ней жениться. – Ульрих, послушай. Это Сальваторе, мой давний-давний друг. Мы очень долго не виделись. Мне бы хотелось о многом его расспросить, узнать о его жизни. Многое хотелось бы вспомнить из нашего детства. Давай я посвящу ему остаток сегодняшнего дня, а с тобой мы встретимся завтра, и решим все наши дела. Согласен?

– Ни в коей мере! – отверг сие предложение молодой человек. – Я прилетел сюда на крыльях любви, чтобы отнести тебя к алтарю! Я понял, что не могу жить без тебя! А своего давнего друга можешь пригласить на нашу свадьбу. Там и наговоритесь. – И Ульрих, не долго думая, поднял Мойру на руки и собрался уже нести свою драгоценную ношу в счастливое семейное будущее, но тут девушка забрыкалась и воскликнула:

– Немедленно отпусти меня! Слышишь!

Сальваторе, было, дернулся, с целью преградить путь этому, так называемому похитителю молодых беременных девиц, но Молдридж бросил на него такой откровенный взгляд, что Моренго счел целесообразным остаться на месте, во избежание дополнительной инвалидности.

Ульрих же, не обращая внимания на протестные выкрики Мойры и отчаянные ее попытки высвободиться, еще крепче прижал девушку к себе, и в следующую секунду уже исчез вместе с ней в надвигающихся сумерках уходящего дня.

– И куда ты меня несешь? – спросила Мойра после того, как поняла, что брыкаться уже нет смысла, так как поезд в лице Сальваторе Моренго ушел, и что посещение «Антареса» придется отложить на очень неопределенный срок.

– Значит, меню такое, – уверенно изрек Молдридж. – Сейчас мы посетим обитель одного моего знакомого священника; договоримся о венчании, и завтра ты уже будешь моей женой.

– Но ты еще не сделал мне предложения, – обратила внимание на сей незначительный нюанс Мойра.

– Разве?! – изобразил Ульрих удивление. – А мне казалось, раз я объяснился тебе в любви, то это значит, что автоматически попросил твоей руки.

– Нет уж, дорогой! Пусть все будет, как полагается. Сначала ты просишь моей руки, затем я хорошенько обдумываю твое предложение, и только потом, если ничто не заставит меня усомниться, что ты достоин меня, я дам свое согласие.

Мойра лукаво поглядела на Ульриха, ожидая его реакции. Первым делом она была женщиной, и как любая женщина, не могла отказать себе в удовольствии, помучить молодого человека; иначе, какая же она женщина!

– Да пожалуйста! Какие проблемы!

Ульрих выдержал паузу, собрался с духом, и выпалил:

– Любимая моя Мойра, я обожаю тебя, будь моей женой!

– Ты испортил мне сегодня такой вечер! – надула губки Мойра, символически отстраняясь от Молдриджа в тех рамках, в которых позволяло ее передвижение на руках молодого человека.

– Я сделал тебе предложение, а ты лепечешь о каком-то испорченном вечере. Может, все-таки, ты сперва дашь свое согласие, а уж потом будешь причитать по поводу… – Ульрих задумался, и при этом чуть не споткнулся. – Я что-то не врубился. Общение с этим твоим другом детства, с этим калекой, с этим натуральным уродом, так уж значительно для тебя? Настолько значительно, что ты согласна перенести мое признание в любви к тебе на другой день?!

Мой любимый прокурор

Подняться наверх