Читать книгу Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года - Сергей Чупринин - Страница 51

2 февраля. Заведующий Отделом науки, школ и культуры ЦК КПСС по РСФСР Н. Д. Казьмин и инструктор этого отдела М. В. Колядич направляют в инстанции записку «О создании Союза писателей РСФСР», где сказано, что

это положительно скажется на творческом процессе в республике, явится большим политическим фактом, поможет устранить ненормальное положение литераторов РСФСР в Союзе писателей СССР» (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953–1957. С. 617).

Не позднее 5 февраля. В ЦДРИ первая выставка работ 26-летнего ленинградского студента Ильи Глазунова.

Как указано в информационном письме заместителя заведующего отделом науки и культуры Московского горкома КПСС Е. Соловьевой,

идею выставки подали Яков Флиер (пианист), Б. Филиппов (директор ЦДРИ) и члены правления ЦДРИ Б. Ефимов и О. Лепешинская. Выставка не согласована с МОСХом и Главным управлением ИЗО Министерства культуры и другими организациями, в т. ч. с Б. В. Иогансоном – учителем Глазунова, в то время как известно, что персональные выставки студентов, как правило, не проводятся.

Дирекция института им. Репина и тов. Б. В. Иогансон, когда узнали, что открылась выставка Глазунова, возмутились этим вопросом (И. Глазунов. С. 684).

Никогда, – говорит годы спустя Глазунов, – не забуду море людей, пришедших на открытие выставки никому не известного ленинградского студента-дипломника. Волны зрителей, как прибой, нарастали с каждым днем. А в день обсуждения выставленных мною работ накатил просто «девятый вал», для укрощения которого была вызвана конная милиция. Я пребывал словно в полусне – все происходящее казалось мне миражом. <…>

К сожалению, эта моя первая атака на великую ложь официального искусства сегодня старательно замалчивается нашими искусствоведами. Очевидно, потому, что мне были чужды в одинаковой степени как догматы соцреализма, так и великая ложь и террор авангарда «передового коммунистического искусства». <…> Мое инакомыслие и моя неожиданная выставка сделали меня, как отмечали тогда многие западные газеты, «первым диссидентом» (И. Глазунов. С. 678, 679).

Я очень хорошо помню, – 28 июня 1962 года на заседании редколлегии «Литературной газеты» вспоминал Валерий Косолапов, – как об этой выставке страшно гневно говорил непосредственный учитель Глазунова Б. В. Иогансон, когда накануне съезда художников в ЦК собирали группу художников, чтобы поговорить о предстоящем съезде. (Вел тогда заседание Шепилов…) Я помню, как яростно, гневно топтал эту выставку Иогансон, открытую Глазуновым без ведома и вопреки желанию руководства Союза художников (цит. по: В. Огрызко. Охранители и либералы. Кн. 2. С. 164–165).

В течение следующих пяти лет у Глазунова не было ни одной выставки, и ни одна его картина не была приобретена государственной закупочной комиссией.

Чем живет художник? – задавал риторический вопрос В. Косолапов. – Живет он тем, что пишет портреты дипломатов, жен дипломатов, отпрысков дипломатов и разных иностранных гостей, посещающих Советский Союз. Эти иностранные гости больше о нем знают, чем советские люди.

Все это идет через Министерство иностранных дел, а квартира, где мы были, и мебель с бирками хозо МИДа. Потому что там, где он жил, он сказал, что в таких условиях я иностранцев принимать не могу и рисовать не буду. Его снабдили служебным удостоверением МИДа, и он в квартире, снимаемой МИДом, принимает иностранцев и рисует портреты. (За портреты он берет 80–100 рублей в новых деньгах.) (Там же. С. 165)

5–6 февраля. Передавая французской переводчице Жаклин де Пруайар «машинопись из „Нового мира“ с небольшой авторской правкой» (Б. Пастернак. Т. 4. С. 655), Борис Пастернак поручает ей хлопоты по изданию романа «Доктор Живаго» во Франции.

В начале февраля, – говорит Иван Толстой, – Жаклин отнесла два тяжеленных тома <…> во французское посольство в Москве, где работала ее знакомая Анастасия Дурова, и та, безусловно нарушая внутренние правила, отослала «Живаго» в Париж дипломатической почтой, которую КГБ не контролировал (по крайней мере, официально). К середине февраля секретный груз добрался до рю Френель, парижского семейного дома Жаклин <…> (И. Толстой. С. 122).

6 февраля. Определением Военной коллегии Верховного суда СССР реабилитирован Александр Солженицын.

Под давлением партийного руководства, стремящегося предотвратить или хотя бы задержать издание «Доктора Живаго» в Милане, Борис Пастернак написал Дж. Фельтринелли:

В нашем государственном издательстве настаивают, чтобы я отправил Вам телеграмму с просьбой задержать итальянское издание моего романа до времени его издания здесь в отредактированном виде. Я предложил бы Вам предельный срок, к примеру, в шесть месяцев. Подчинитесь этой отсрочке, если это не противоречит Вашим планам, и дайте телеграмму в ответ не мне, а по адресу издательства: Москва. Новая Басманная 19. Гослитиздат (Б. Пастернак. Т. 10. С. 201).

Подписан к печати первый номер журнала «Творчество» как органа Союза советских художников. Главный редактор Еремия Меликадзе.

Не позднее 8 февраля. Из студенческого дневника Ромэна Назирова:

«Детали» из МГУ. Прошла дискуссия о романе Дудинцева. Старенький профессор делал доклад о художественных особенностях романа «Не хлебом единым». Студенты послушали, послушали – да и взбунтовались. К черту художественные особенности, нам нужен идейный смысл романа! Началась ругань, начались выступления, и профессора принялись постепенно смываться. Дискуссия страшно затянулась. Все выступления носили острый, яростный характер. Книгу превозносили за ее остроту, за ее «революционность». На трибуне появился растерянный Дудинцев. Очевидцы свидетельствуют, что очень мямлил и «держался трусливо». Он говорил, что его не так поняли, что он не то хотел сказать в своей книге, что его «революционность», короче говоря, преувеличена. В конце концов студенты освистали Дудинцева! Ни больше, ни меньше. Выступил один поляк, очень способный парень, которого называют «будущим Белинским» (если не ошибаюсь, дискуссия происходила у филологов МГУ). Этот молодой поляк сказал, что поражен выступлением Дудинцева. Можно ли назвать писателем такого советского писателя, который оправдывается и извиняется за то, что написал книгу, разоблачающую бюрократов и приспособленцев? Это было громовое выступление. Дискуссия длилась до 5 часов утра. На другой день все, кто не читал роман, кинулись искать в библиотеке «Новый мир» №№ 8–10. Но ректорат опередил студентов: «Новый мир» с романом перестали выдавать, говоря, что он занят. Студенты МГУ написали Дудинцеву уничтожающее письмо (Р. Назиров. Из дневника 1957 года // Назировский архив. 2016. № 2. С. 83).

15 февраля. В Союзе писателей СССР восстановлен (посмертно) Павел Васильев. И. М. Гронский вспоминал:

Однажды я встретился на партконференции Краснопресненского района с поэтом А. Безыменским, сказал:

– Саша, я ставлю вопрос о реабилитации Павла Васильева.

– Как? Этого бандита!

– Тебе не стыдно бросаться такими словами?

– Пашка будет реабилитирован через мой труп!

Позвонил Елене Усиевич, она отреагировала:

– Иван Михайлович! Побойтесь Бога! Это же контрреволюционер, антисоветчик, а вы хотите поднять вопрос о реабилитации!

– Елена Феликсовна, нам с вами говорить больше не о чем! – я повесил трубку (С. Гронская. С. 57).

Три характеристики – от И. М. Гронского, Б. Л. Пастернака и Г. А. Санникова – решили дело.

19 февраля. Анна Ахматова подписывает с Гослитиздатом договор на издание книги «Стихотворения».

В правах члена СП СССР восстановлен Николай Вирта, исключавшийся в 1954 году из Союза писателей «за поступки, не совместимые с высоким званием советского писателя».

20 февраля. В «Крокодиле» (№ 5. С. 10–11) фельетон И. Рябова «Про смертяшкиных», в издевательском тоне трактующий главным образом публикацию стихов М. Цветаевой в «Литературной Москве» и вступительную статью И. Эренбурга к этой публикации.

«Литературная Москва», – в феврале написал Э. Казакевич в редакцию журнала «Крокодил», – и впредь будет считать своим долгом содействовать в духе решений XX съезда партии реабилитации ушедших от нас, забытых и оклеветанных литераторов, восстановлению поруганных литературных репутаций. Выступление тов. Рябова мы не можем истолковать иначе как стремление остановить, задержать плодотворные и необратимые процессы в нашей общественной жизни (Э. Казакевич. Слушая время. С. 389).

Письмом кандидату в члены Президиума и секретарю ЦК КПСС Д. Т. Шепилову откликнулся на этот фельетон Илья Эренбург:

<…> Месяц тому назад я долго беседовал с товарищами Сусловым и Поспеловым, которые меня заверяли в том, что с «администрированием» у нас покончено, что всем писателям предоставлена возможность работать и что не может быть речи о поощрении какой-либо групповщины. Вот что происходит на самом деле. <…> Вскоре после этого появилась грубая статья Рябова в «Крокодиле» под названием «Смертяшкины», поносящая память Цветаевой и упрекающая меня за предисловие. Статья Рябова не литературная критика, а пасквиль. Наши поэты самых разных литературных течений – Твардовский, Маршак, Луговской, Исаковский, Щипачев, Антокольский, К. Чуковский и другие, написали в «Литературную газету» протест против статьи Рябова. Протест этот не был напечатан. Мало того, не только «Литературная газета» в отчете с собрания прозаиков, но и «Правда» – орган ЦК – выступили с нападками на Цветаеву и на мое предисловие. <…> Если руководство ЦО и ЦК становятся на сторону одного литературного течения против другого, то мне остается сказать, что заверения товарищей Суслова и Поспелова не подтверждаются действительностью. Мне было бы весьма тяжело видеть, что писателям, не разделяющим литературные оценки Рябова, Кочетова и их друзей, закрыт рот и что они должны отстраниться от участия в культурной жизни страны. Я надеюсь, что Вы как руководитель идеологического отдела ЦК рассмотрите поднятые мною два вопроса и примете справедливое решение (И. Эренбург. «На цоколе историй…». Т. 2. С. 431, 432).

Письмо И. Эренбурга было оставлено без внимания.

21 февраля. Дж. Фельтринелли получает подписанную Борисом Пастернаком телеграмму с просьбой отложить выпуск романа на итальянском языке до сентября.

22 февраля. В ЦДРИ выставка малоизвестных рисунков Сергея Эйзенштейна к фильмам «Иван Грозный» и «Александр Невский».

22–23 февраля. За несколько дней до открытия Первого всесоюзного съезда советских художников в Отделе культуры ЦК КПСС проходит совещание художников, в котором принимает участие 141 человек: секретари ЦК П. Н. Поспелов, М. А. Суслов, Д. Т. Шепилов, ответственные работники ЦК, секретари обкомов КПСС, министр культуры СССР Н. А. Михайлов, начальник ГлавПУРа А. С. Желтов и др.

Выступая на совещании, скульптор Евгений Вучетич недоумевал:

Критик <В. И.> Костин на заседании Министерства культуры СССР в присутствии тов. Молотова предложил освободить наше искусство от руководства государством и партией. <…> Нас удивляет, что партийная организация МОССХ, да и правление МОССХ, не удосужились до сих пор обсудить антипартийную вылазку Костина. Спрашивается, как же могло случиться, что за последние годы в Московском союзе создалась такая нездоровая обстановка? Как могло случиться, что в столичном коллективе, который состоит из здоровых прекрасных художников, была попытка отстранить партию от руководства искусством? (цит. по: В. Воловников. С. 10–11).

Не позднее 23 февраля. Выходит первый номер журнала «Москва» (подписан к печати 2 февраля). Главный редактор – Николай Атаров.

25 февраля. В Ницце умер Марк Александрович Алданов (род. в 1886).

28 февраля. Комитет по Ленинским премиям в области литературы и искусства сообщает, что для дальнейшего обсуждения отобраны роман «Русский лес» Леонида Леонова, цикл стихотворений «Моабитская тетрадь» Мусы Джалиля, «Районные будни» и другие очерки Валентина Овечкина, литературное исследование «Мастерство Некрасова» Корнея Чуковского (см.: Литературная газета. С. 3).

В «Литературной газете» статья «Америка без прикрас» Александра Казем-Бека, который 38 лет прожил в эмиграции, сначала во Франции, а затем в США, где был профессором русской литературы в Коннектикутском колледже, а теперь принял решение возвратиться в Советский Союз. В статье сообщается:

В Соединенных Штатах немало больших писателей, выдающихся ученых и замечательных музыкантов (последние, между прочим, – почти сплошь родившиеся в Европе эмигранты <…>). И все же Соединенные Штаты так и не создали своей самобытной, подлинно национальной культуры (с. 4).

Протестуя против такого «приговора», Илья Эренбург направил письмо в редакцию «Литературной газеты», но его отказались печатать. Тогда Эренбург напрямую обратился к секретарю ЦК КПСС Д. Т. Шепилову, после вмешательства которого письмо все-таки было опубликовано 23 марта – впрочем, с комментарием: «Печатая письмо Ильи Эренбурга, редакция не видит достаточных оснований для такой оценки статьи А. Казем-Бека» (с. 4). А главный редактор «Литературной газеты» Всеволод Кочетов, 15 апреля направляя Шепилову письма читателей, поддерживающих А. Казем-Бека, присовокупил, что Эренбург

не считает нужным со своими статьями и письмами обращаться (как это обычно делают литераторы) непосредственно в редакцию газеты, а обращается в ЦК КПСС как в почтовое отделение (Вопросы литературы. 1993. № 4. С. 270).

Решением секретариата правления СП создана комиссия по литературному наследию Осипа Мандельштама в составе А. Ахматовой, Н. Мандельштам, З. Паперного, А. Суркова, Н. Харджиева, Е. Хазина, И. Эренбурга.

28 февраля – 7 марта. В Москве проходит I Всесоюзный съезд советских художников247, учредивший Союз художников СССР. Его первым секретарем избран Константин Юон.

Незадолго до съезда, 2 февраля, в «Литературной газете» напечатана статья Бориса Полевого «Раздумья на выставке» (с. 3), в которой наряду с пространным восхищением работами художника-анималиста Евгения Рачева попутно были критически задеты репродукции картин «Тройка» Александра Герасимова и «В новую квартиру» Александра Лактионова.

Без обиняков о ведущих представителях соцреализма несколькими месяцами раньше в статье «Накануне съезда» (Искусство. 1956. № 3) высказался ответственный секретарь Московского союза советских художников Аркадий Гиневский:

Такие художники, как А. Герасимов, В. Ефанов, Д. Налбандян, И. Тоидзе и некоторые другие, работы которых провозглашались образцами следования традициям русской школы, а на самом деле порывали с лучшими из этих традиций, уводили советское искусство в сторону от великих заветов русской школы (с. 23)248.

Как вспоминает Андрей Турков,

присутствовавший на съезде секретарь ЦК КПСС Д. Т. Шепилов произнес речь, понятую слушателями как проявление новых, более либеральных веяний» (А. Турков. Что было на веку… С. 171).

Председатель правления Ленинградского Союза советских художников Иосиф Серебряный в содокладе о живописи предложил:

если бы в наших художественных музеях мы показывали в определенной пропорции наиболее яркие образцы формалистического искусства 20‐х годов – Татлина, Малевича, Кандинского, Филонова и ряда других, мы бы не совершили ошибки и, может быть, прояснили некоторые нездоровые головы, млеющие перед «новым» искусством Запада (Материалы Первого Всесоюзного съезда советских художников. С. 74).

Вполне по тем временам либеральной была и принятая съездом резолюция: метод социалистического реализма

предусматривает общность идейных и политических воззрений художников. Однако эта общность не только не исключает, но и предполагает многообразие и богатство жанров, форм, стилей, средств художественного выражения, определяемых особенностями творческой индивидуальности художника (Там же. С. 348).

Февраль. Здание московского Манежа, где долгие годы располагался правительственный гараж, передано городу под Центральный выставочный зал для проведения Юбилейной Всесоюзной художественной выставки.

В феврале впервые с 1930‐х годов открылась квартирная выставка в Москве. Ее устроителем был художник Игорь Куклис. Свидетельствует Валентин Хромов:

На улице Чаплыгина около Покровских ворот в квартире физика Валентина Рокотяна, с февраля по апрель и по май на эту выставку стояла очередь по всей лестнице и выходила даже на улицу. Когда я выходил из метро «Площадь Дзержинского», «Лубянка» нынешняя, то там уже спрашивали, а где выставка? Стояла картонная коробка, на которой было написано «На краски», и туда клали деньги, и на эти деньги друзья Куклиса очень долго гуляли. Все стены были увешены в три ряда работами. Результаты творчества 55–57‐го года все были на этой выставке от пола до потолка. Был вечер поэта Красовицкого, были академик Ландау, Лившиц академик, его секретарь. Они там сели с трех часов до 12-ти ночи, все смотрели и открывали рот. Ландау говорил: «Я люблю стихи Лермонтова, но то, что я слышал сегодня, меня потрясло». Выставка была довольно смелой по тем временам (цит. по: М. Уральский. Избранные, но незванные. С. 84–85).

Журналы в феврале

В «Коммунисте» (№ 3; февраль) редакционная статья «Партия и вопросы развития советской литературы и искусства», где подчеркивается, что постановления ЦК партии 1946–1948 годов по вопросам литературы и искусства

сыграли огромную роль в дальнейшем развитии художественного творчества по пути социалистического реализма. <…> Атаки на постановления ЦК из враждебного нам лагеря, склонность некоторых наших товарищей представить их устаревшими, не отвечающими требованиям нового периода – все это рассыпается в прах при беспристрастном и объективном анализе249 (с. 15).

Речь в статье идет также об ошибках журнала «Новый мир», опубликовавшего роман В. Дудинцева «Не хлебом единым», рассказ Д. Гранина «Собственное мнение», поэму С. Кирсанова «Семь дней недели», и о неверных положениях статьи А. Крона «Заметки писателя», напечатанной в сборнике «Литературная Москва», № 2. Там же:

Кое-кто неправильно толкует призыв партии поднять бичующую силу нашей сатиры до уровня гоголевской и щедринской. Забывается при этом, что сатира Гоголя и особенно сатира Салтыкова-Щедрина была направлена на расшатывание основ существовавшего тогда строя.

Тогда как

цель нашей сатиры – беспощадное осмеяние всего мешающего движению народа к коммунизму, то есть утверждение советского строя путем критики недостатков (с. 21).

В «Неве» (№ 2) статья Льва Плоткина «Богатство советской литературы», где сказано:

У нас и до сих пор появляются статьи, в которых подсчитывается, сколько пьес на тему об интеллигенции написано и сколько драматических произведений о рабочем классе поставлено на сцене. Конечно, для чиновного отчета важны эти цифры, но при чем здесь искусство? Неужели то обстоятельство, что будет написано еще несколько десятков слабых пьес о рабочем классе, доставит радость кому-нибудь, кроме чиновничьего сердца?! (с. 190–191).

Эта статья <…> – указывает Андрей Тюрин, – получила отповедь со стороны руководства города, была названа «опасным явлением», вызвавшим в областном и городском комитетах «серьезную тревогу» (А. Тюрин. С. 69).

В «Знамени» (№ 2) цикл стихов Бориса Слуцкого «Давным-давно». В «Москве» (№ 2) стихи Бориса Слуцкого «Мы, раненые корпуса „Один“», «О погоде», «Лошади в океане». В «Иностранной литературе» (№ 2) пьеса Бертольта Брехта «Добрый человек из Сезуана».