Читать книгу Жених без лица - Сергей Долженко - Страница 5

Глава четвертая. Закон Паули

Оглавление

Когда я говорил о душеполезном, я часто раскаивался,

а в том, что молчал – никогда.

Иоанн Лествичник.

Вовсе не догадываясь о том, что стал предметом внимания спецслужб, Иван Петрович честно принялся отрабатывать условия нового договора, заключенного с Анной Чайкой. Работы много не предвиделось, необходимо ответить всего лишь на один коротенький вопрос – за что?

Вынул из сейфа коричневую папку скоросшивателя. Дело №74 «Мария Семеновна Чайка. В производстве с 10 марта 20.. года. Прекращено 2 апреля 20.. года».

Следствием чего явилась смерть молодой женщины? Мера наказания, определенная Верховным судом? Но если виновна, то в чем? Атака Темных? Но чем могла рядовая сотрудница частного банка заинтересовать свирепые силы тьмы? Случайность, которой так подвержены люди категории трава? Но если трава, то на каком повороте судьбы женщина, потенциальная носительница будущей жизни, солнце, способное осветить до глубокой старости жизнь любого мужчины, превратилась в вялый стебель, могущий сохнуть десятки лет на задворках, под стеной какого-нибудь сарая, а могущий погибнуть во цвете невзначай, глупо, случайно, нелепо?

Допустим, первый вариант – виновна. С точки зрения Небесного законодательства совершила преступление, за что приговорена к смертной казни. Решение Небесного суда бесспорно и пересмотру не подлежит. Никаких апелляций и протестов на вынесенное решение не принимается, поскольку любой осужденный может быть абсолютно точно уверенным в объективности и справедливости приговора! Так что, если исходить из случившегося, то первой напрашивается мысль, что Марина Чайка 1978 года рождения, проживавшая по адресу… совершила особо тяжкое преступное деяние, за что приговорена к высшей мере наказания. Приговор приведен в исполнение второго апреля сего года.

Немедленно следует вопрос: какое именно особо тяжкое деяние совершило вышеозначенное лицо, вся жизнь которого уместилась в несколько строк? Школа. Учеба в Нижневолжском госуниверситете. Неоконченная аспирантура. Вышла замуж за преподавателя, старше себя лет на десять. Неудачно – спустя полгода развод. Служба в отделе валютных операций «Трансбанка» – папенька пристроил по знакомству. На работе ничем себя не проявила, разве что твердо научилась отличать доллар от евро. Все, что потом наполняло ее жизнь, – это отношения с бесконечным рядом женихов. Так выглядит внешняя канва жизни «преступницы».

Но даже в такой краткой гладенькой биографии есть за что зацепиться небесному дознавателю. Аспирантура – почему не окончена? Что помешало? Замужество – почему развелась? Были ли аборты? Для одних прерывание беременности – в криминальном плане пустяк, мелкое хулиганство, для других – умышленное убийство. Без отягчающих обстоятельств, правда, но убийство, за которое придется ответить по всей строгости Небесного законодательства. Все определяется в зависимости от того, чем является рождение ребенка для данного лица – дополнительной нагрузкой или прямой обязанностью. И наказание будет соответствующее – от трех дней больничного до смертной казни.

Та же аспирантура – ну, бросила и бросила, подумаешь! Но если кандидатский минимум должен вывести ее на другой уровень, где ждала та жизнь, для которой она появилась на свет? И все это возможно проверить, просчитать…

Детектив вспомнил вчерашний разговор с Анной.

– Тебе сестра не говорила, почему она вышла замуж в двадцать два года за мужчину старше себя? Любовь, случайность, просто попалась положительная партия?

– Когда закрутила роман с этим лысым придурком? А что тут непонятного? Сверстники – козлы, на уме только перепихнуться, травки покурить, бабла наварить… А Владик вежливый, вроде тебя, умный – преподавал как раз на той кафедре, где она собиралась защищаться. «Я тебе помогу…» Обходительный такой, ручку поцелует, плащик подаст, «Мариночка, солнышко мое»…

– И почему не сложилось?

– Его Марина не интересовала. Для него это второй брак, с первой женой он жил в коммуналке. Комнатка три на три, кухня на шесть соседей, маленький писклявый ребенок…

– Хочешь сказать, развелся с первой женой из-за жилищных условий?

– Да. Надеялся, что богатый тесть тут же им трехкомнатную квартиру улучшенной планировки купит. Ага, разбежался! Папа уперся, пусть поживут, надо еще посмотреть, что из этого получится. Короче, жили в общежитии. Затем пошли скандалы. Хорошо, что папа ей квартиру купил, было куда бежать от этой сумасшедшей жизни.

– Почему Марина аспирантуру оставила?

– Ей тошно стало ходить на кафедру и каждый раз эту рожу лысую видеть. Редко встречаются мужчины, на которых приятно смотреть и до того, и после…

И при этом Анна впервые за весь разговор улыбнулась. Только тогда Шмыга заметил, что перед ним уже не девочка, как он сгоряча отозвался. И сидит вовсе не как школьница за партой, а так естественно закинула ногу за ногу, изогнулась в кресле тонким стебельком. Или у них это врожденное, и они с самого рождения все – женщины? И почему он решил, что она – копия своей старшей сестры? Это только на первый невнимательный взгляд кажется, что сестры схожи. Марина более яркая, более, если точнее выразиться, законченная, как портрет, на который художник положил последний мазок. В Ане больше скрытой затаенной нежности, и в то же время бесовские искорки в глазах так и прыгают…

Младшая Чайка немного покраснела, заметив, что бывший следователь последние пять минут не сводит с нее глаз.

– Что еще вас, гражданин следователь, интересует?

– Да… спасибо. Будем работать, – Иван Петрович рывком приподнялся. – Позвольте, провожу вас!


Сначала Шмыга решил навестить бывшего мужа покойной Чайки, доцента Владислава Ладыгина. Общежитие сотрудников НГУ размещалось в крепкой шестиэтажной «сталинке» на проспекте Воровского в трех квартала от центра города.

Детектив вошел в просторный вестибюль и направился к вахтовой стойке. Дежурный, седенький крепкий старичок без малейшего интереса взглянул на него и снова углубился в газету.

– Владислав Ладыгин, комната 321.

– Заполните бланк на посещение и предъявите паспорт.

– Фотографию три на четыре не нужно? – вежливо поинтересовался детектив.

– Паспорт и заявление. Бланки на том столике, – сказал вахтер, не проявив ни малейшей эмоции.

– Понято, – согласился насмешливый посетитель, покорно доставая шариковую ручку. И сюда докатилось эхо взрыва на Московском вокзале.

Пройдя по коридору с высоченным потолком, без труда отыскал нужную комнату. Постучал. Открыла невысокая черноволосая женщина, запахивая на поясе простенький ситцевый халат.

– Нет таких, – хмуро бросила она.

– Как же? – удивился детектив. – Мне его адресок на работе дали.

– Не живут они здесь. Полгода как. Галка, мать твою, когда плитку вернешь? – это уже через плечо Шмыги бросила она соседке, которая с тазом мокрого белья вышла из комнаты напротив.

– Окстись, я не брала!

– Может быть, вы подскажете, – развернулся детектив. – В этой комнате проживал Владислав Ладыгин.

– Не знаю, – пожала та плечами.

– Лысый такой, за тридцать ему.

– А, выселенец! Здесь живет. Налево по коридору, за умывальной.

Выяснилось, что Ладыгина выставили из «двадцатиметровки» за долги по квартплате. А так как по закону на улицу выгнать человека нельзя, то предоставили ему помещение бывшей кладовой.

В конуре два на три с половиной метра стояла вонь, знакомая Ивану Петровичу по работе с подследственными в ИВС. Узкое окно, даже не окно, а щель между кирпичной кладкой и бетонной плитой, заложенная квадратными зелеными стеклоблоками. Под потолком висела здоровенная люстра на пять рожков, из которых только один светил неярким желтым светом. Дверь оказалась не заперта, и он разбудил толстую неопрятную бабу, дрыхнувшую в куче грязного белья на продавленной кровати простым испытанным методом – взял пару запыленных стаканов с подоконника и постучал ими друг о друга.

– Мужчина, закурить не найдется? – сонно спросила она.

– Не курю, – сухо ответил детектив, взглядом выискивая место, где можно присесть.

– Дай восемь рублей, а лучше шестнадцать.

Восемь рублей стоила в аптеке настойка боярышника на спирту, любимый напиток подобной публики.

– Позже. Сначала ты скажешь, где твой Владик.

Шмыга нашел газетный лист, довольно свежий, бросил на стул и присел.

Тетка, наконец, проснулась, села и попыталась накинуть на голые колени какую-то грязную тряпку.

– Зачем он тебе понадобился? Ты из ментуры, что-ли?

– Деньги ему должен.

– Много? – оживилась она и задвигалась на кровати так, что пружины под ней захрипели стоном умирающего. – Оставь, я передам.

– У него брал, ему и отдам. Где он?

– На работу ушел.

– Когда?

– Что, я помню? То ли утром, то ли вечером.

– Где он работает?

– Откуда я знаю? – зевнула она и пошарила в пустой сигаретной пачке. – Зараза! – отбросила в сторону и с неприязнью уставилась на детектива. – У тебя ни сигарет, ни денег, ничего нет… Зачем тогда пришел?

– Будет, если подскажешь, где мне его найти?

– Говорю тебе, не знаю. Мы то на Канаве работаем, то на Сортировке…

«Канава – район Московского вокзала и Канавинского рынка», – сделал себе пометку детектив.

Баба начала путано, длинно рассказывать, где именно, пока Шмыга не перебил ее:

– Какой сегодня день недели?

– Чего? – с недоумением посмотрела она на него.

– Понятно, – сказал он, приподнимаясь. Бросил на стол червонец. Подумал, выложил визитную карточку.

– Как придет, пусть позвонит мне. Денежку свою получит.

– Эта, – обрадовано вскочила пассия доцента, – слушай, купи тогда у меня чего-нибудь. Мы керосинку интересную нашли, нет, уже сдали… Стой, книга есть…

Сунула ему в руки обтрепанный том «КГБ: 50 лет побед».

– Спасибо, не надо. Пусть обязательно позвонит.

Лаконичный старичок с вахты исчез. Отдежурил. Сидел грузный мужчина в синей рабочей спецовке и читал ту же газету. Даже не взглянув на него, попросил расписаться в разбухшем конторском журнале, и тут же уткнулся в мятые страницы.

«Интересно, что за прессу вахтеры читают? Наверное, какие-нибудь специальные вахтерские газеты, жутко интересные…»


Начиная любое мало-мальски стоящее и серьезное дело, рано или поздно Иван Петрович сталкивался с теми, кого не знал ни по имени, ни тем более в лицо. Люди не люди, звери не звери, сущности или некие идеи, абстрактные понятия или предметные обстоятельства… – когда как. Шмыга говорил просто – Они.

Есть забитая, как старый половик, истина – действие равно противодействию. Равно не равно, а вот всякий раз, хочешь не хочешь, с этим противодействием и сталкиваешься. Более того, нет этого противодействия, Они не проявляют интереса, не видно их и не слышно, значит, не туда идешь, катишь по гладкой отполированной подошвами дороге, на которой все то же, тысячу раз виденное.

Впрочем, никакого противодействия с Их стороны Шмыга не ожидал, справедливо полагая, что дело завершено: кого надо отправили в могилу, кому положена больничка – в больничку. Гроза разрядилась, и лишь запах озона да вырванные с корнями деревья обозначали то место, где она только что отбушевала. Дело муторное, конечно, требует ходьбы да расспросов, но это только в кино сыщики раскрывают преступления, не выходя из теплого насиженного кабинета. Но самая главная прелесть в том, что в этом деле нет злодеев, караулящих тебя в ночи, нет переживаний за собственную шкуру. Не любил Иван Петрович, когда кто-то или что-то угрожало его здоровью, а тем более жизни. А здесь очень симпатичный расклад – за штуку баксов провести небольшой анализ, очень даже полезный как в плане тактической учебы, так и для собственного обогащения. И если бы этот несчастный Владик Ладыгин вдруг не запропастился, то было бы не дело, а сказка.

Поэтому он крайне удивился, когда спускаясь по Окскому съезду к РУВД Канавинского района, вдруг наткнулся на вежливого улыбчивого старичка в синем замызганном свитере и дембельском кителе, одолженном, наверное, у внука. Дедок притулился на краю тротуара, разложив на газетках перед собой какие-то значки, медальки. Стоящий скромно и тихо, он вдруг резво подскочил и вцепился в рукав Шмыгиного плаща.

– Вам, молодой человек, дешево отдам редкую вещицу. Исключительно для вас.

Не дожидаясь ответа, или даже согласного кивка, сунул значок в виде сине-эмалевого щитка, на котором скрещенные застыли два тонких меча. По обводу надпись мелкими буковками «5 лет Нижневолжскому ОкрЧК».

Шмыга так и замер.

– Ценная вещь. Сколько годков хранил! Сегодня мой день рождения, думаю, дай-ка я кого-нибудь порадую. Не только себе праздничка хочется, но и добрым людям. Сто рублей прошу. В «Антикваре» с руками, с ногами за двести оторвут…

В глазах его появилось этакое услужливо-собачье выражение, особенно когда он мимоходом бросил цифру – двести рублей. Ясно дело, что в «Антикваре» за такую безделицу и полтинника не дадут, к тому же там паспорт нужен с пропиской, а старичок, судя по рыжей квадратной сумке, стоящей поодаль, с того берегу явился, с городишка какого-нибудь в получасах езды на электричке. Или на пароме перебрался с заволжской стороны.

– Отец, ты часом в НКВД не служил? – спросил Иван Петрович, вытягивая перед глазами руку со значком так, будто был дальнозорок. Ничего настораживающего ни впереди, ни позади. Студенты с пивом обступили лавку с проломанными некрашеными брусьями. Белый «Соболь» выворачивает к серым корпусам трикотажной фабрики, поток маршрутных такси обтекает автобусную остановку…

– Нет, что ты! – испугался старичок и бодро замахал руками. – Всю жизнь на реке. Морячок я, из торговых. Это пацаны мне притащили, знают, что интересуюсь медальками.

Детектив присел перед стариковским товаром.

Слева дорога теряется у площадки перед небольшим продуктовым магазинчиком, закрытым на обед. Чисто. Пацан на велосипеде не в счет… Справа, в метрах ста, высотка желтого кирпича, припаркованные машины… две бабульки у подъезда. Ищи родной, ищи. Если это есть, это никуда не уйдет, как слово матное – раз нацарапанное на заборе долго будет колоть глаза. Опаньки! Красная «девятка» перед той желтой высоткой. Что это? Бабулька привстала, машет рукой… Ага, машина задними колесами на газон наехала. Развернулась, но так, что из машины к подъезду неудобно выйти. Значит, выходить никто не собирается. Тонированное стекло с его стороны приспущено.

– Есть пионерские, есть новенькие комсомольские – двадцать штук, – доставал брезентовые мешочки из сумки разговорчивый дедок. – Книжек нет, не торгуем.

Только человек искушенный, тренированный, может мгновенно окинуть взглядом местность вокруг себя и выявить наблюдателя. И то, в статичном положении редко когда получается, необходимо действие, только через действие дичь выявит охотника, следующего за ней. Это могла быть и красная «девятка», и «Соболь», только что припарковавшийся к будочке перед воротами трикотажной фабрики. Или сидит человек на лавочке в метрах пятистах отсюда, на самой вершине съезда и спокойно прослушивает твой разговор, видит, что ты в руках вертишь. Гадать – пустое дело. Вот когда двинешься, когда все вынужденно придет в движение, вот тогда или красная «девятка» засуетится, или далекий дядечка с аппаратурой послушно тронется с места. Тогда можно определить, кто именно последовал за тобой. Этому искусству учат долго, в хороших школах с государственной стипендией.

Ивана Петровича этой науке не обучали. Во всяком случае, таким хлопотным методам. К чему, когда существовал такой превосходный способ как открытка. Перемены в жизни редки и мир вокруг тебя постоянен как открытка, когда-то прилепленная в кухне над холодильником. Один и тот же пейзаж на ней. Но стоит на этой скучной и привычной картинке появится новой детали, как она мгновенно бросается в глаза. Так вот, Шмыга готов был поклясться, что на его открытке «Я – и мой город» не было никогда красной «девятки», и «Соболя» не было. Вернее были, где-то далеко на заднем плане, иногда рядом проскальзывали, но в реальной, ощутимой близости нет, не присутствовали.

– Жаль, отец, наличных с собой не захватил, – рассеянно проговорил Иван Петрович, приподнимаясь. – В следующий раз обязательно что-нибудь прикуплю.

Теперь стряхнем с открытки случайный сор, то есть выкинем из головы, все, что вдруг бросилась в глаза, и потом краешком глаза глянем… Так, внимание! Кое-что осталось. Значит, не померещилось…

Нет, не померещилось! Когда Иван Петрович беззаботным шагом приблизился к «Соболю», фургон мягко, почти бесшумно завертел колесами, дал задний ход и остановился распахнутой боковой дверцей точно напротив детектива. Два крепких молодца в светлых куртках втянули его внутрь так стремительно, что спустя секунду он сидел в мягком кресле и, покачиваясь, проезжал мимо двухэтажного здания РУВД, куда направлялся в поисках исчезнувшего доцента.

– Не беспокойтесь, федеральная служба безопасности, – показал издалека красный документ молодой человек, почти его ровесник, в сером костюме на белую безрукавку; на мощной обнаженной шее борца сверкала золотая цепочка. – Зовут меня Сергей Валентинович, – и дальше что-то неразборчивое, вроде капитан, вроде оперуполномоченный какого-то там отдела…

– Понял я, – недовольно буркнул Иван Петрович, переводя дыхание. – Как черти из табакерки выпрыгнули. По телефону нельзя объяснить, мол, так и так, зайдите, пожалуйста, к нам на Воробьевку. Вам что, тренироваться не на ком?

– Нельзя Иван Петрович, хвост за вами. Какие-то мальчики в красной «девятке» рядом крутились. Пока их отвлекли, мы вас быстренько умыкнули. Теперь пусть поищут. Кто бы это мог быть? – с чисто житейским интересом спросил спортивный капитан.

– Понятия не имею, – искренне ответил детектив и пожал плечами, – кого я мог разбудить в последнее время… Одной болтовней занимаюсь.

– Ну, как сказать, – улыбнулся Сергей Валентинович. – Болтовня разная бывает. Так вы не против, что мы с вами тоже поболтаем?

– Чего уж там, везите! – махнул рукой Шмыга. Даже капли испуга в его голосе не было, одно любопытство. Да и никак не мог он связать свое безупречное гражданское поведение с антигосударственными кознями. Его больше встревожили мальчики в красной «девятке». В самом деле, кого он заинтересовал до такой степени?!

Вывернули на Воробьевку к пятиэтажному дому с колоннами по фасаду, проехали к боковому подъезду мимо стелы с висящей на ней чугунным щитом, из-за которого выглядывала рукоятка чугунного же меча.

«Зря значок не купил, – вздохнул Иван Петрович. – Своим бы почувствовал».

Привели в обычный кабинет с казенной мебелью приторно светлой полировки. Точно в таком же когда-то дневал и ночевал сам Шмыга в бытность старшим следователем городской прокуратуры. Зашел мужчина в штатском, выбритый до покойницкой синевы, хмурый и неразговорчивый. Сел в дальнем конце кабинета, закинул ногу на ногу и стал смотреть на носок вычищенной туфли.

Сергей Валентинович разложил перед собой густо испечатанные бумаги, потом демонстративно отложил их, придавив толстой иллюстрированной книжицей, кажется, «Памятниками Нижневолжской старины». Закончив манипуляции, откашлялся, пробуя голос, точно эстрадный певец перед микрофоном.

– Надеюсь, Иван Петрович, вы понимаете, что это не допрос, а беседа, можно даже сказать, обмен мнениями по теме, которая сейчас многих в нашем городе интересует. Я имею в виду злополучные события в начале апреля.

И всем корпусом повернувшись так, что золотая цепочка съехала вбок, спросил:

– Нас интересует, от кого вы узнали о том, что второго апреля в двенадцать тридцать пять здание управления железной дороги на Московском вокзале будет взорвано?

– Я ничего об этом не знал, – спокойно ответил детектив. – Как раз на это время мой клиент назначила встречу…

– Марина Семеновна Чайка, бывший сотрудник «Трансбанка», погибшая при невыясненных обстоятельствах недалеко от гостиницы «Антей», – негромко, как бы про себя, сказал бритый.

– Почему при невыясненных? – удивился Шмыга и поворотился к нему.

– Продолжайте, Иван Петрович, – попросил Сергей Валентинович. – Вам назначили встречу, вы подъехали, переговорили… дальше что случилось, почему вы выскочили из здания как ошпаренные с гражданкой Чайкой?

«Сохранилась, наверное, видеокамера наблюдения в кассовом зале», – пронеслось в голове Ивана Петровича.

– Я понял, что с клиентом вот-вот может произойти неладное, и попросил Марину Семеновну немедленно покинуть помещение. Мы вышли…

– Что значит «неладное», что значит «понял»? Мы все тут юристы по образованию, выражайтесь яснее?

– Можно яснее, – вздохнул детектив. – Приснился ей поутру нехороший сон, означающий близкую смерть. Вот я и встревожился, засуетился, думал, выдерну ее из здания, и тем самым удастся тенденцию гибельную переломить. Увы, не получилось. Кто ж знал, что рванет, и так рванет, что в полукилометре достанет!

– Сон? – недоуменно переспросил Сергей Валентинович.

– Да. Во сне мой клиент вышла замуж. Классика. Я бы этот сон в учебнике ОБЖ на первой странице пропечатал, – сказал Шмыга. – Сны о свадьбах – сны высшей категории смертельной опасности. Лица жениха не видно, поскольку смерть многолика, определенного образа не имеет. Для одного – смерть выглядит как вспышка солнца на лезвие кухонного ножа, для другого – ржавчина на водопроводной трубе, для третьего – пыль, летящая с рухнувшей бетонной плиты.

– Вспышка солнца на лезвие ножа, – повторил капитан, мельком бросая взгляд на бритого. – В дурачка сыграть решили, Иван Петрович? Как бывший следователь, думаете, этот способ защиты самый выигрышный? Еще раз поясню, мы понимаем, что ни в какой террористической организации вы не состоите, ни в чем предосудительном не замешаны, но, может быть, в связи со спецификой вашей работы случайно узнали в вашем гадательном салоне некую информацию, пусть даже сначала ее и не связали с готовящимся терактом… или гражданка Чайка что-либо узнала, или заметила и рассказала вам…

– Я полагаю, чеченские смертники сверяют судьбу по своим ваххабитским книжкам, а не по карте звездного неба, – ответил Иван Петрович. – Ни о чем таком Марина Семеновна не знала, да и не могла знать. Повторяю, о том, что с моим клиентом может произойти несчастье, определил из ее сновидения.

– Из-за того, что нервной барышне приснился страшный сон, вы схватили ее за руку и потащили на улицу?

– Именно так, – сухо подтвердил Иван Петрович. – Как правило, утренние сны исполняются до полудня. Точнее, до двух часов по местному времени.

– Вот как! Ничего забавнее я не слышал, – рассмеялся капитан.

– Ничего забавного. Взрыв на площади прогремел в двенадцать тридцать пять.

– Больше ничего вас не напугало?

Иван Петрович честно призадумался.

– Деревце в моем дворе.

– И что с деревцем?

– Выхожу утром, а дерево в палисаднике напротив усыпано клочьями бумаг. Какой-то придурок до мусоропровода не дошел.

– Ну и что?

– Когда рвануло на площади, из падающего здания целая туча бумаг вылетела и долго сыпалась с неба.

– Бр-р-р, – замотал головой капитан. – Какая связь, Иван Петрович?

– Вот в этом вся ценность, Сергей Валентинович, что нет никакой прямой непосредственной связи между мусором в моем дворе и бумагами над руинами. Это и есть типичнейшая синхроничность, знак, или как святые в древности говорили – «знамения», а нынешние простаки – «приметы». Только вот попробуй, догадайся тем утром, к чему этот знак… – добавил он тише, для себя.

– Вроде суслика в темном поле. Никто его не видит, а он, тем не менее, есть, так?

– Мне тоже нравится это кино, – согласился Шмыга.

– Да, но как вы помните, фразу эту сказал бывший пациент психиатрической больницы.

– Помню. «Быть или не быть» – эту фразу тоже сказал не совсем здоровый человек, – парировал Иван Петрович, и как ему показалось, очень удачно.

– Что-нибудь еще?

– За остановкой у торгового центра «Аврора» двухэтажный домик сгорел. Я подошел как раз в тот момент, когда «скорая» выезжала. Вынесли носилки с трупом, поставили на землю.

– Это к чему?

– К тому, что увижу смерть. Неприбранную, как она есть, увижу черствость, равнодушие… увижу гарь и выбитые глазницы домов… Увидел.

– Хотите откровенно, Иван Петрович? – спросил, как-то весело оскалясь Сергей Валентинович. Борцовская шея его напряглась и покраснела. – Либо вы действительно помешаны на приметах, снах, и конкретно съехали на суеверии, либо косите под дурачка, нам о чем-то не договаривая.

– Разрешите, Сергей Валентинович? – вмешался бритый, о котором Иван Петрович совсем забыл, поднялся и пересел ближе.

– Да, конечно, – сделав над собой усилие, вежливо сказал капитан.

– Иван Петрович, мы знаем, что два года назад вы возглавляли в Нижневолжске филиал некоего Российского агентства по предотвращению несчастных случаев. Учились в Москве у бывшего сотрудника Генеральной прокуратуры Сибирева на курсах детективов. Мы тоже немного интересовались этим. Как поняли, некая смесь мистики и милицейской оперативной работы. Ну, как говориться, чем бы дите не зарабатывало себе на хлеб с маслом, лишь бы чтило уголовный кодекс. Теперь, как я понимаю, вы занимаетесь небольшой частной практикой?

– Именно так, – согласился Иван Петрович, чувствуя, как приятно иметь дело с умным и знающим человеком. – Простите, с кем я говорю?

– Виталий Александрович, заместитель начальника управления.

– Очень приятно. Слушаю вас, Виталий Александрович.

– Нам интересно, случайна ли ваша догадка, что в здании УЖД произойдет нечто трагическое или это явилось следствием определенных умозаключений? Или вы, Иван Петрович, обладаете определенным даром, который вам позволяет видеть это нехорошее будущее?

– Мне кажется, мы имеем дело со вторым вариантом, – высказался, усмехнувшись, Сергей Валентинович.

– Вы бы конкретно объяснили, на чем зиждились ваши предчувствия в отношении потерпевшей Чайки. А то несете глупости о свадебных снах, помойных бумажках…

– Хорошо, к черту безликого жениха и бумажный мусор, – разочаровано согласился Иван Петрович. – Во-первых, в феномене предсказательного сновидения нет никакого открытия, он случается часто и в соответствующей литературе подробно изложен. Достаточно вспомнить сон президента Абрама Линкольна перед его убийством, сон жены генерала Тучкова, погибшего при Бородино, и так далее. Во-вторых, буквально в нескольких метрах от моего клиента несколько дней шла подготовка к теракту. Завозили в подвал здания мешки со взрывчаткой, что-то сверлили, копали, устраивали… Какие-то люди ходили, планировали, где разместить взрывчатку, как удобнее расположить взрыватели, просматривались пути отхода и т. д. Работа кипела вовсю, что не могло не влиять на людей, постоянно находящихся вблизи.

– И как это влияло?

– В результате всех этих «мероприятий» для будущих жертв начало формироваться так называемое Негативное будущее. О нем вы, надеюсь, слышали?

– Может, и слышал, – соврал замначальника. Нигде он не мог слышать служебный термин исчезнувшей с лица земли службы детективов РАНСа. – Напомните, пожалуйста.

– Хорошо, – улыбнулся Иван Петрович. – Некий Вася собрался к своей подружке на день рождения. До события еще неделя, но уже определенно известно, что Вася на своей новой машине поедет к своей любимой. И так же за неделю известно, что его девушка встретила другого парня, которого пригласила на свой день рождения, который будет, скажем, двадцатого числа. То есть, запланирована некая ситуация с обусловленным печальным финалом. Вася от злости напьется, устроит скандал, прыгнет пьяный и злой в машину и часам к одиннадцати вечера помчится обратно домой. Казалось, какое дело до Васи некоему инженеру, который мается без денег и с удовольствием взялся по вечерам подрабатывать охранником в соседнем супермаркете, и двадцатого числа у него смена закончится в десять сорок пять? Тем не менее, есть. Инженер и Вася встретятся в десять пятьдесят вечера. Инженер останется лежать на асфальте, а Вася поедет дальше. Негативное будущее для обоих уже есть, оно сложилось и прочно, реально существует, так же как прошлое, как настоящее. И вот наша душа на Негативное будущее реагирует, как реагирует на любые объекты в этом мире.

– С Васей понятно, – улыбнулся замначальника, и по этой улыбке нельзя было понять, интересно ему то, что рассказывает Шмыга, или он просто слушает, как слушал бы любое другое объяснение.

– Это Негативное будущее и влияет на нас через сновидения.

– И что, всем погибшим на привокзальной площади утром второго апреля приснился один и тот же сон? – иронически спросил Сергей Валентинович.

– Мы не о всех говорим, мы говорим только о потерпевшей Чайке, – сухо ответил Иван Петрович. – Что касается рассыпанных бумаг в моем дворе и бумаг, которые выбросило взрывной волной, то почитайте работы Юнга о синхроничности. Там очень хорошо написано о феноменах, которые доказывают возможность одновременной смысловой эквивалентности разнородных, причинно не связанных друг с другом процессов. Что, кстати, подтверждают опыты квантового физика Паули, между прочим, лауреата Нобелевской премии.

– Попроще можно? – поморщившись, попросил Виталий Александрович.

– Существуют два типа связи между событиями – причинно-следственная и полевая. О первой мы знаем все. Толкнул тележку – она поехала, плюнул в Сидорова – и тот в драку полез. О второй мы только догадываемся. Вторая прячется за ничего не говорящим термином «случайность». Юнг говорил о некоем поле, в которое включены все объекты Вселенной и все они реагируют друг на друга. Мы подумали нежно о Сидорове – и тот, ничего не зная о ваших мыслях, вдруг поделился с нами булочкой, хотя слывет известной жадиной. Врач, проходя по аллее парка, говорит с пациенткой о красной лисице, и вдруг красная лисица перебегает им дорогу.

Иван Петрович помянул знаменитую «белую даму», фамильного призрака, на протяжении веков предупреждавшую своим появлением смерть кого-либо из королевского семейства прусских королей Гогенцоллеров, привел в пример императрицу Екатерину Великую, которая по остановившимся часам безошибочно определила день своей смерти…

– Если коротко, Негативное будущее проявляется не только в снах, но и в виде неких событий, иногда значительных, иногда мелких и едва заметных…

– Все, все, достаточно! Спасибо, Иван Петрович, беседа наша была содержательной, интересной… – поднялся заместитель.

– С теоретической точки зрения, – добавил иронически Сергей Валентинович, рассеянно черкая ручкой по исписанному листу бумаги.

– Для нас, конечно, лучше услышать что-нибудь конкретное. Ну, раз такого нет… Понимаете, мы получили информацию, что некие люди выскочили из здания за пять минут до взрыва, и мы просто обязаны были ее проверить. Может, у них несварение желудка началось, может, спешили куда… наше дело отработать эту информацию. Простая формальность. В данном случае выяснилось, что клиенту гадательного салона приснился страшный сон.

– Мне жаль, что ни чем помочь не смог, – сочувственно сказал Иван Петрович. – Ваши люди могут вернуть меня на то место, с которого взяли?

– Конечно. Распорядитесь, Сергей Валентинович. До свидания. Всего доброго.

– Лучше – прощайте! – сказал Шмыга, с легкостью поднимаясь. Так приятно выполнить гражданский долг всего за… Сколько там на часах? Сорок минут. – В гостях, как говорится хорошо, а дома лучше.

Когда за подозреваемым закрылась дверь, Сергей Валентинович бросил:

– Хорош гусь. Несет всякую чушь, будто перед ним придурочные клиенты, которых надо облапошить. Не верю ему.

– Мы не попы, – сухо отрезал Виталий Александрович, – чтобы верить или не верить. Продолжаем работать. Хотя… как он говорит, свадебные сны, закон Паули… Пойдем в мой кабинет, есть одна мыслишка. Чувствую, мы еще не раз послушаем о вещих снах и верных приметах.

И оба снисходительно улыбнулись.

Жених без лица

Подняться наверх