Читать книгу Времена Амирана. Книга 2: Путь - Сергей Голубев - Страница 1

Если баобаб не распознать вовремя, потом от него уже не избавишься. Он завладеет всей планетой. Он пронижет ее насквозь своими корнями. И если планета очень маленькая, а баобабов много, они разорвут ее на клочки.

(А. де Сент-Экзюпери)

Давным-давно, когда Земля была еще совсем юной, маленькой и плоской, и не успели еще устать три могучих слона, держащих ее на своих спинах, и не уплыла еще из-под их ног громадная морская черепаха, чтобы сгинуть безвозвратно в пучине бесконечного океана, жила себе страна под названием Амиран.

Амиран заслуженно и по праву гордился своей самобытностью и неповторимостью. Как, впрочем, и любая другая страна, включая и те, которые мы с вами знаем. Но было там немало и того, что роднило его с соседями, даже и не вполне дружественными. Так, например, в Амиране, наряду с прочими живыми и не очень существами, жили люди. А некоторым людям свойственно думать. И среди них находятся и такие, которые думают непонятно о чем. Ну, там, о смысле жизни, о том, как все устроено и зачем. Такие люди встречаются везде. Лично я знавал парочку любителей поразмышлять об устройстве вселенной. Естественно, ни к чему хорошему это их не привело.

Вот так и в Амиране. Нашлись там те, кто путем длительных размышлений пришел к выводу о том, что в мире есть два начала: Абсолютный Порядок и Абсолютный же Хаос. И весь наш мир есть результат их борьбы, а полем битвы является вселенная.

Порядок дал мирозданию законы природы. Девизом его можно считать слово «предсказуемость».

Хаос породил жизнь. И, соответственно, непредсказуемость.

Обо всем этом написано так много, что жизни не хватит, чтобы прочитать даже сотую часть. А поскольку жизнь коротка, то не будем тратить ее время на эти глупости. Скажем только, что эта идея завладела умами, и решили люди, что самым ценным в нашей жизни является стабильность, равновесие в борьбе этих начал. А так как Порядок по природе своей пассивен, а Хаос – напротив, агрессивен и стремится пролезть в любую щель, то помогать нужно именно Порядку.

Любые изменения в мироустройстве, если они действительно необходимы, произойдут независимо от нашей воли, а если в человеческих силах воспрепятствовать им, значит они и не нужны.

Одним словом – жизнь хороша, а лучшее – враг хорошего!

***

И вот, с осознанием этого постулата, продолжим наше повествование.

Глава 1

1

Дороги… Дороги, они – как реки. Тем более что именно реки были первыми дорогами, освоенными людьми. А реки, они – как люди. Человек, пробивший себе путь сквозь препятствия, наперекор судьбе, собственной лени и чужим амбициям, не будет менять свой путь. Всю свою энергию, ярость и талант он будет тратить в узких рамках отвоеванного у враждебного мира пространства. Зато уж там – не стой у него на пути!

Другое дело – человек, легко идущий по жизни. Для него не вопрос, повернуть туда, или сюда. Возникло препятствие? Обойдем. Хоть справа, хоть слева. А завтра, если наскучит, поищем чего-нибудь новенького.

Так реки, текущие по равнине, легко, после каждого половодья, меняют свое русло. А там, где они текли еще недавно, остается зарастающее ряской болото.

Вот и дороги так же.

***

Было время, когда гостиница «Золотой Ангел» стояла рядом с проезжим трактом. Там останавливались купцы, военные, чиновники, спешащие по казенной надобности. Деловой дух царил тогда в этих стенах. Наскоро перекусить, поменять лошадей, прикупить какую-нибудь необходимую в пути мелочь, про которую забыли впопыхах. Ночевать – только если уж сильно припозднились.

А потом дорогу спрямили. Путь стал короче. А вот «Золотому Ангелу», который, кстати, в ту пору назывался иначе, не повезло. Остался он в стороне. И долго стоял, ветшая, выставленный владельцем на продажу, но никому не нужный, теряя каждый год в цене. Пока, наконец, не купил его за сущие гроши человек, до того никогда не то, что гостиницами, а и собственным домом не владевший.

Владел тот человек кораблем, на котором и разбойничал помаленьку в далеких водах, пока не решил, что с него хватит. И осел он на суше, далеко от моря, чтобы не тянуло, и чтобы не встретить случайно кого-нибудь, кого случилось обидеть за долгую пиратскую жизнь. Осел он в городе Хамистополис, что не далеко от предгорий Хамаканского хребта. Сошелся с хозяйкой маленького борделя, да и купил бывшую придорожную гостиницу.

Покупка оказалась удачной, права была его подруга, подбившая его на это. Вложить, правда, пришлось немало. Один только подъездной путь от нового тракта до гостиницы чего стоил. Ну, и прочее…

Название, кстати, тоже не он придумал, а его соратница. И название подошло. Теперь преобразившееся – помолодевшее и похорошевшее здание стало пристанищем влюбленных парочек. И то, что погубило прежний постоялый двор, теперь стало именно тем, что привлекало клиентов: уединенность, незаметность, малолюдность…

***

Обычно постояльцы «Золотого Ангела» завтракали ближе к обеду. Приезжали, как правило, в сумерках, ужинали – чаще в номерах, потом чем-то занимались всю ночь, засыпая только под утро, отчего и завтракали так поздно.

Эта парочка приезжала сюда уже в пятый или шестой раз. Молодого человека официант знал – известная в городе личность. Звали его Корней, был он студентом местного университета и, по совместительству, сыном богатейшего мукомола – Гранта Амбассамана. Был Корней худ, даже тощ на взгляд официанта, одет скромно, скромнее, чем позволял его, надо полагать, гораздо более толстый кошелек. Вдобавок юношу украшали очки и длинные, до плеч, волосы при гладко бритом лице.

А вот что из себя представляет девица – возлюбленная Корнея, этого официант не знал. Хотя познакомился бы охотно. Красивая девица. Несмотря на то, что официант, как истинный джентльмен, предпочитал блондинок, а эта была ярко выраженной брюнеткой, она, тем не менее, очень ему понравилась, хоть и пялился он на нее исключительно исподтишка. Потому, что зарабатывал он тут неплохо, и дорожил своим местом.

А так бы…

Девушку звали Ханна. Была ли она красива? А что такое красота?.. Давайте не будем занудствовать. Она нравилась мужчинам. Мало того, она знала, что нравится мужчинам. Да и этого еще мало – нравиться мужчинам было частью ее профессиональных обязанностей. Нет-нет, это совсем не то, что вы подумали, но об этом позже.

– Дорогой, – спросила Ханна, заканчивая очень изящно обгладывать куриную ножку, – когда мы поедем?

Корней, к которому был обращен этот вопрос, уже закончил завтракать, и теперь, отодвинув от себя тарелку, задумчиво и влюбленно рассматривал сидящую напротив девушку.

– Вообще, нам надо к вечеру, – ответил он, – а ехать часа два. У нас еще масса времени.

Говоря это, он имел в виду, что они успеют подняться в номер и продолжить то, чем занимались большую часть ночи. Известно ведь, что аппетит приходит во время еды. Но у Ханны были другие планы.

– Отлично, тогда мы успеем съездить в город и купить твоему отцу подарок. Не так ли, дорогой?

– А-а!.. Ну, да…

В голосе молодого человека Ханне послышалось разочарование, но она предпочла его не заметить. Сейчас подходила к финалу длинная многоходовая операция, и было не до сантиментов.

***

Корней, как уже было сказано, был студентом, и учился на юридическом факультете. Да, он был богат. Вернее, богат был его отец, но и сам Корней никогда не испытывал недостатка в средствах, чем, по правде говоря, больше пользовались его однокашники, чем он сам. Корней же был скромен, застенчив, не слишком высокого мнения о своих внешних данных, и поэтому, когда вдруг оказалось, что он отбил девушку у своего блестящего во всех отношениях товарища, сам был немало этим удивлен. Удивлен, но отнюдь не раздосадован.

Ханна появилась в их компании где-то с месяц тому назад. Появилась в обществе как раз того самого – Виктора, души компании, забияки и заводилы. Они были прекрасной парой. Впрочем, это не удивительно, все подружки Виктора были на редкость хороши. Но, увидев эту, Корней влюбился. Естественно, безнадежно. Но, видимо, за месяц Ханна с Виктором успели надоесть друг другу. И, как-то раз, на очередной вечеринке, которую, как всегда, финансировал Корней, Ханна пригласила его на танец. Потом они танцевали еще, и еще, а еще потом Ханна попросила проводить ее домой.

С тех пор они уже не расставались. И, что интересно, с Виктором у них не испортились отношения. Ну, вот нисколько! А Корней понял, что оставшуюся жизнь он хочет прожить в обществе этой очаровательной девушки. Он сказал ей об этом, и она не отказалась. Осталась сущая ерунда, познакомить их с отцом. Почему-то Корней был уверен, что отец не откажет.

Визит они приурочили к отцовскому дню рождения. Поэтому, хоть Корней и был уверен, что Ханна будет лучшим подарком, но все же прикупить еще что-нибудь в дополнение не мешало. О чем и шла речь.

***

По правде говоря, познакомилась с Корнеем Ханна отнюдь не случайно. В ее жизни вообще было мало случайного. Она родилась в семье военного – честного служаки и карьериста без признаков фанатизма. Она была единственным ребенком в семье. Ее любили и мать и отец, и она любила их, но отца все же больше. Чем старше она становилась, тем меньше общих тем было у нее с матерью. Та, хоть и получила необходимое образование, но все же так всю жизнь и провела в роли домашней хозяйки. У отца же была интересная, насыщенная и, что не мало, таинственная жизнь, полная, судя по всему, приключений. Она любила говорить с ним, и ему, похоже, было с ней интересно. И она решила, что материнская судьба – не для нее. И, как это ни удивительно, отец ее понял.

Он занимался с ней, сколько ему позволяло время, и она не ленилась, в поте лица разучивая сложные упражнения, развивающие тело. Изучала языки сверх обязательной гимназической программы, для чего ей нанимали учителей. Училась рисовать. Отец сказал, что рисование портретов людей – прекрасная тренировка памяти на лица, а это очень полезно, если она хочет заняться чем-нибудь вроде того, чем занят он сам. И, вскоре, она, и правда, могла нарисовать лицо человека, один раз взглянув на него. Или описать словами. Или по описанию представить себе лицо, и потом опознать его в толпе. Это еще была игра, но игра полезная и интересная, гораздо лучше тех игр, в которые играли ее сверстницы. И Ханна постепенно отходила от общества себе подобных.

Гимназию она окончила отлично, и могла, при наличии желания, поступить в университет, да хоть бы и в самой Миранде. Закончить его, а потом все равно провести жизнь на кухне и в детской. А что еще? Чиновничья карьера в Амиране женщине не светила, хоть ты тресни, хоть расшибись в лепешку. Наука – удел немногих, и бородатые профессора брали себе в ученики студентов опять-таки только мужского пола. Ну, и так далее…

И вдруг!..

Прорыв из этого патриархального устройства случился с приходом к власти нового монарха – Бенедикта Первого, да прославится его имя во веки веков!

Очевидно, были тому объективные предпосылки, зревшие, зревшие, да и созревшие как раз ко времени. Но, так или иначе, но случилось неслыханное: вдруг открылись вакансии для желающих незамужних девиц в рядах доблестных Амиранских вооруженных сил. Нет, конечно же, никто не предполагал ставить девушек в строй и заставлять махать мечом. Но армия – громадный организм, и за спиной тех, кто с мечом и шпагой встает лицом к лицу с противником, всегда есть огромная прорва других, вооруженных – кто пером, кто поварешкой, кто скалкой.

И отец пристроил ее к себе. Так Ханна, наконец, узнала, чем же он занимается. Прикоснулась военных тайн, научилась носить форму, достойно реагировать на грубость и приставания, как начальства, так и подчиненных, правильным языком составлять отчеты, доклады, рапорты, сводить воедино разнородные сведения и еще многому. Не забывая поддерживать себя в форме и обучаясь приемам как фехтования, так и рукопашного боя.

А через год разрешили принимать лиц женского пола в недавно образованную полицейскую академию. И Ханну, с отличием закончившую гимназию и год прослужившую в армии, приняли туда с распростертыми объятиями.

Это уже был путь наверх. И год за годом, ступенька за ступенькой, она упрямо карабкалась, преодолевая препятствия, главным из которых было то, что программа, все-таки, была рассчитана на мужчин. Сильных мужчин.

И все же, как это ни печально, но путь к тому, чем она занималась сейчас, лежал через постель. Да, первая кровь, которую она пролила на алтарь Отчизны, была неизбежная при дефлорации кровь, пролитая на скомканную простыню в спальне загородного дома заведующего учебной частью академии, взявшегося поучаствовать в ее судьбе при распределении.

Что ж, это можно было считать инициацией. И она прошла ее, и вступила в тесные и дружные ряды самой, наверное, засекреченной организации не только Амирана, но и всего остального цивилизованного мира.

Она стала сотрудником Службы Сохранения Равновесия – тайного ордена, заботой которого было ни много, ни мало, а судьба мира и человечества, и чья история уходила в седую древность, а будущее, очевидно, простиралось далеко за пределы видимого горизонта лет. Поскольку человечество и существует-то только благодаря поддерживаемому изо всех сил Равновесию.

Ну, а что до девственности, то все равно долго ее сохранять на этой работе было бы не возможно. Да что там – долго! Она потеряла бы ее в первые же дни, на первом же задании. Так что, можно сказать, она просто обрела необходимую форму.

***

К усадьбе подъехали, когда уже начало смеркаться. Особняк приятно поразил Ханну. Большой и высокий – два этажа с мансардой и цоколем, так что на уровень первого этажа вела внушительная парадная лестница, дом этот, тем не менее, не казался громоздким. Построенный в современном стиле, лишенный ненужных финтифлюшек, вроде бы строгий и деловой, он так отлично вписывался во все то, что его окружало, что казался не построенным, а выросшим на этом, поросшим деревьями пригорке. Вдали, за ним, видны были подсвеченные уходящим солнцем снежные вершины хребта.

Здесь было так хорошо, что девушку невольно посетила несвоевременная мысль: а не бросить ли все, вот взять и по правде выйти за этого вот замуж, и поселиться здесь. Мысль позабавила ее и она улыбнулась.

Корней увидел эту ее улыбку, и сердце его отреагировало, ударив не в такт. И он радостно ответил ей такой же улыбкой.

***

Невеста сына понравилась отцу. Ну и пусть этот брак не принесет полезных связей и денег. Зато Корней, кажется, счастлив. А зачем все это, если не для того, чтобы сделать его счастливым? А деньги – деньги будут!

Ханна, удаляясь на ночлег в отведенную ей комнату, тоже была довольна. Во-первых, ей удалось расположить к себе этого Амбассамана. Расположить настолько, что завтра он возьмет ее с собой туда, где, собственно, и куется их семейное благополучие. В то тайное место, секрет расположения которого, согласно полученному заданию, и должна была выведать Ханна. Просто она отводила на это гораздо больше времени, а тут… Удачно это она заехала, иначе не скажешь! А еще большей удачей будет то, что, как она поняла из случайных обмолвок, там будет и тот, кто все это придумал и сделал, человек, охота за которым продолжалась уже который год. А тут все сразу!

И еще хорошо было то, что здесь, в отцовском доме, Корней не притащится к ней в спальню. И, может быть, это обстоятельство радовало ее больше всего прочего.

2

Увиденное впечатляло.

– Вот так, наверное, и выглядит ад, – думала Ханна, выходя следом за Грантом и Корнеем из помещения, которые они называли кочегаркой. – Если ад и есть, то он именно такой.

Там, в кочегарке, было страшно жарко. Она вспотела, и сейчас, на легком летнем ветерке, ее пробивал озноб. Перед глазами продолжало бушевать пламя в черных от копоти пещерах топок. Блестящие от пота тела кочегаров совершали непрерывные перемещения от угольной кучи к этим прожорливым пастям, куда они кидали и кидали лопатами уголь. И угольная пыль наполняла все помещение. И эти люди – да люди ли? – дышали этой пылью, покрытые ей снаружи, и пропитанные изнутри.

Красное на черном. Черные стены, черные люди, черный металл – и на всем красные блики ревущего в топках яростного огня.

Огонь нагревал воду. Вода превращалась в пар. Пар рвался наружу, с ревом вылетая через какие-то клапаны, как объяснил ей Грант, чтобы выровнять давление. Равновесие соблюдалось и тут, и если давление пара превысит норму, все взорвется, разлетится на куски. Ну, а если оно будет недостаточным, то все встанет, замрет, перестанут крутиться громадные железные колеса, двигаться блестящие штанги – та же смерть!

– Прекрасная модель устройства нашего мира, – пришла ей в голову умная мысль. – И наша Служба это клапан, через который выходит лишний, вредный пар, иначе взорвавший бы нашу жизнь. Вот вроде того, что сейчас перед ней. Но, в то же время, и перестараться нельзя, а то жизнь замрет и остановится. Но это пусть беспокоит старших. Не ей решать – лишнее это вот, то, что ей сейчас с такой гордостью демонстрируют, или как раз необходимое. Лично ей это совсем не понравилось. Но это, разумеется, ничего не значит. Даже если бы это вот все ей показалось симпатичным, она все равно сделала бы то, что должна. Да, собственно, она уже и сделала. Теперь дело за другими. Этой ночью этот маленький филиал ада прекратит свое существование. Вместе с его хозяевами. Так надо, и так будет.

***

– Производительность сумасшедшая! – С гордостью говорил Амбассаман. – Впятеро больше, чем на ветряках. Вдвое – чем на водяных мельницах. А затрат на хорошую водяную сколько? Это ж не просто колесо поставить – чего там такое колесо намелет!.. Это ж надо плотину возвести. А значит, землю затопить. А земля-то тоже денег стоит. А водяной опять же?.. С этими водяными лучше не связываться. Сволочной народ. И капризные – жуть! Чуть что не так, и, глядишь, речка-то обмелела. Или наоборот, в ближайшее половодье все снесет к чертям. Ну их…

– Тут тоже, – продолжал он, явно довольный впечатлением, произведенным на эту почти невестку, – тут тоже есть, знающие люди говорят, какие-то свои духи. Но, с этими просто. Зарезали черного ягненка, побрызгали в топки перед тем, как разжечь там огонь, да и все… И вот, с тех пор горит и не гаснет, тьфу-тьфу!

***

До места этого добирались часа три. Дорога была хитрая. Начиналась она на территории складов, огражденных высоким забором и хорошо охраняемых – а что вы хотите? Склады! Не подкопаешься, так и положено.

Склады эти одним боком примыкали к гряде невысоких холмов, за которыми сразу начинался густой лес. Коляска их въехала в распахнутые ворота одного из каменных амбаров, в котором оказалось пусто. Противоположной входу стены в амбаре не было, там был, как выяснилось, въезд в тоннель, который шел через холмы и выходил в лесу на неплохую дорогу, укрытую кронами деревьев. За этой секретной дорогой ухаживали и надзирали. Они проехали несколько замаскированных постов, где их останавливали и пропускали только после того, как был произнесен пароль. И это несмотря на то, что хозяина-то уж охранники знали в лицо.

Ханна сделала наивное лицо и спросила, зачем это?

– Ну вот, допустим, – ответил Грант, – захватили меня, приставили нож к боку и заставили отвезти на новую мельницу. Я скажу особое слово, и меня освободят.

– А если зарежут?

– Ничего, у меня люди ловкие, тренированные.

– А зачем вообще вас захватывать? – Не поняла Ханна. Да ей и не полагалось этого понимать. Откуда молоденькой городской дурочке знать про эти игры?

– Понимаешь, – Амбассаман стал серьезен. Это была скользкая тема, но раз уж эта девица решила войти в их семью, она должна знать и некоторые нюансы их жизни. – Понимаешь, та мельница, куда мы едем, не совсем обычная. На ней можно молоть и получать муку – кстати, очень хорошего качества, – в гораздо большем объеме, чем на любой обыкновенной.

– А это что, плохо?

– Ну, лично я считаю, что хорошо. Но ведь есть разные люди. Одни завидуют. Другие считают, что если тот способ, который использую я, распространится, то будет очень плохо.

– Кому плохо? Ведь если мука получается хорошая, то, что плохого?..

– А-а… – Махнул рукой Грант. – Это долгая история. Церковь объявляет все новое кознями Врага рода человеческого. Я с церковью не спорю, но понять, что такого дьявольского в том, что я делаю, не могу. Поэтому приходится прятаться. И тебе нужно будет молчать обо всем, что увидишь. Иначе плохо будет не только нам, но и тебе. Потому что свидетелей они уничтожают.

Грант взглянул ей в глаза и добавил тихо:

– Может, передумаешь? Пока не поздно поедем назад, да и простимся. Ты нас не знаешь, мы тебя не знаем. А?..

Ханна зажмурилась, подумала, тряхнула головой и сказала:

– Нет уж. Я тоже буду молчать. Ничего…

Навстречу им то и дело попадались возы, крытые рогожей.

Муку везут. – Поняла Ханна.

– Ну вот, – подумалось ей, – уничтожат они эту мельницу, и не будет этой муки. Что же в этом хорошего? Нет, в самом-то деле, а?..

***

Теперь, посмотрев на то, как мололась эта мука, она нашла ответ на этот вопрос. В каждой крупинке муки, смолотой на этой мельнице, в каждой булке, испеченной из этой муки – скрыта частичка того ада, который ей с такой гордостью демонстрировали его хозяева. Нет уж!.. Не надо ей такого хлеба. Подумаешь, производительность! Ну, построят вместо этой пяток нормальных, ветряных. И плотникам хорошо. Заработают на кусок хлеба. Хорошего хлеба, не отравленного всем этим… Плохо ли?

***

За обедом ее познакомили с человеком, который изобрел и сделал все то, что ей только что показали. С Халебом Букиным. Немолодой уже, высокий, с густой седой шевелюрой и короткой, не до конца еще поседевшей бородкой. Портрет его хорошо был знаком Ханне. Его разыскивали давно и повсеместно. Трижды ему удавалось как-то ускользнуть из рук ССР. Как? – А вот сейчас поймают, наконец, и спросят.

Когда ее представили Букину, он ничего не сказал. Скользнул взглядом своих светло-голубых выпуклых глаз и кивнул головой, даже не улыбнувшись. Ханна повела себя, как положено – надула губки и обиженно отвернулась. Корней в утешение пожал ей под столом руку.

Ну, и не очень-то и хотелось!..

***

Нормального застольного разговора не получалось. Разговаривали между собой Халеб с Грантом. Остальные поглощали пищу молча. Разговор шел о каких-то технических деталях – деталях парового механизма, которые требовали ремонта или замены. Прикидывали, где лучше заказать ту или иную штуковину, названия которых Ханне не говорили ровно ничего. Это было не просто ненужное, это было вредное знание. Даже более вредное, чем знание того, в какую точку человеческого тела и с какой силой нужно ткнуть пальцем, чтобы лишить это тело жизни. Хотя вот это, как раз, Ханна знала хорошо.

После обеда их с Корнеем оставили наедине. Возвращаться собирались утром, и Корней явно строил далеко идущие планы на предстоящую ночь. Следовало его как-то, не обижая, отшить. Месячные? Но они были недавно. Усталость? С чего бы?.. Не поверит. А может, и черт с ним? Что он ей? Игра-то закончена. А она по привычке… Пусть себе обижается.

***

Перед тем, как отпустить на задание, ее привели к специальному человеку. Магу, как ей сказали. Маг был уже очень стар, седобород и сгорблен. В каком-то темном, засаленном халате и непонятном сооружении на голове – то ли шапке такой, то ли тюрбане. Он посадил Ханну на стул, сам сел, скрестив ноги, на коврик напротив. Сперва он просто молча и не мигая смотрел на нее, потом закрыл глаза. Он сидел неподвижно, и только ноздри его шевелились, словно он принюхивался. А, может, и правда?..

Потом он с кряхтеньем встал и начал что-то варить в котелке. Что-то, похожее на суп. Он бросал в кипящую воду то одно, то другое, непрерывно помешивая варево, то вливал туда нечто из глиняных кувшинов, стоявших рядом. И все время шептал, шептал… шептал что-то неразборчивое.

Варево начало источать запах. Пахло почему-то канализацией. Ханне пришлось как-то во время учебы посетить с ознакомительной целью городской коллектор сточных вод. Там пахло похоже.

Наконец, что бы там не варилось, но сварилось. Маг провел несколько раз ладонями над исходящим паром котлом и пара не стало. Запах, правда, остался. Взяв длинную костяную иглу, маг уколол себе безымянный палец, и выдавил в котелок несколько капель крови, после чего, жестом подозвав к себе Ханну, проделал с ней то же самое. Она не возражала и не сопротивлялась. За то время, что она провела в Службе, она видела уже столько необычного, что удивить ее стало очень трудно.

Аккуратно, ложечкой, чтобы не зацепить плавающие в этом компоте, ингредиенты, маг наполнил два керамических стаканчика, и протянул один из них Ханне. Она взяла. Что, пить что ли, эту гадость? Оказалось, что пить. Маг единым духом влил в себя содержимое своего сосуда и жестом предложил Ханне проделать то же самое. Она зажмурилась и проглотила. Да ничего страшного. Тот же кукурузный самогон куда как противнее, а ведь пила же…

Интересно, что за время всей этой магической процедуры, не было произнесено ни единого слова.

– Так вот они какие, маги, – думала Ханна. До сих пор она ни с одним еще не сталкивалась.

Это был свой маг. Маг на службе Службы. Службы, борющейся, в том числе, и с магами. Ну и что? Службе можно многое из того, с чем она борется. Но можно только ей. Потому, что она использует зло во благо. Для более успешного искоренения того же зла.

Да взять тот же воздушный корабль. Над ним потрудились многие плененные Службой мудрецы и изобретатели. И вот теперь с помощью этого невиданного сооружения можно в считанные часы и незаметно для противника оказаться у него над головой, где бы он ни прятался. Вот и сегодня ночью он прилетит сюда. И зависнет над спящими. И спустятся с него по тросам бойцы, и возьмут всех тепленькими. Букина свяжут – и на корабль. Он, если захочет жить, будет работать на Службу. Остальных предадут мечу. Всех. Всех, кроме нее.

А приведет этот корабль тот самый маг, настроенный, как ей сказали, на нее. После всей этой процедуры он, оказывается, стал чувствовать, где она находится и что с ней происходит. Иногда ей было неприятно осознавать, что за ней не то, чтобы подглядывают, а чувствуют то, что чувствует она. А это даже хуже, чем простое подглядывание. Особенно в некоторые моменты.

Но маг был такой старенький, и так давно уже перестал быть мужчиной, что это, в общем-то, даже и не слишком мешало. Зато сейчас он уловит ее призыв и приведет в нужное время корабль прямо сюда. Здорово!

Теперь осталось только придумать, как избавиться от Корнея, и идти к себе.

Ее миссия выполнена. Ну, почти.

3

В первое время своей работы – кстати, очень непопулярное слово у ее новых коллег, они предпочитали говорить: «мы служим», – так вот, с самых первых дней ее служения, Ханна узнала много нового. И это касалось не столько профессиональных хитростей – этому-то неплохо учили и в Академии, а самого смысла существования Службы, ну, и мироустройства вообще.

Девизом Службы Сохранения Равновесия были слова: «Лучшее – враг хорошего». Эти слова были начертаны при входе в головную контору Службы, вернее, ее Амиранского Отделения. Бронзовыми буквами впечатаны в гранитную плиту. Плита стояла в вестибюле и видна была сразу при входе, то есть даже тем, кто забредал туда случайно, и кому дальше входа идти все равно было некуда и незачем. Пусть видят, пусть знают. Слова эти в любом случае правильные, а что это еще и девиз – этого знать посторонним не полагалось. Как не полагалось знать и о наличии такой организации, чьим девизом являются эти правильные слова.

Вторым девизом этой организации, если бы таковой понадобился, могло бы стать изречение: «Меньше знаешь – крепче спишь». Лишняя осведомленность тут не приветствовалась, а уж любопытство в отношении самой Службы…

Поэтому, даже уже прослужив пять лет, и став Старшим агентом, Ханна многого не знала. Кому подчиняется Директор их Отделения? Кто финансирует их деятельность? Так, самые общие фразы, типа: «Мы служим всему человечеству». Но у «всего человечества» пока что нет столицы. А тогда – где расположена Главная контора? Ну и ладно. Кому надо – знают. Узнает когда-нибудь и она, а пока…

А пока что она узнала, что такой организации, где ей предстоит служить, просто нет. В служебном удостоверении, которое она получила, значилось, что она младший делопроизводитель какого-то пятнадцатого департамента МВД. Здание, куда ее направили, имело на фасаде рядом со скромным входом табличку: Компания «Гранат Бомбило»; отдел транспорта и доставки.

Перед зданием всегда не протолкнуться было от телег, тележек и фургонов. Слышалась ругань возчиков и ржанье лошадей. Мрачные дворники не успевали убирать навоз. Дверь, украшенная упомянутой табличкой, была вечно нараспашку, народ входил и выходил беспрепятственно. Ханне, чтобы попасть на рабочее место, тоже приходилось, лавируя между повозками, проникать в эту дверь, потом, минуя вестибюль, идти коридором до конца, где была еще одна дверь, ведущая во двор. Двор был огромен, огорожен по периметру конюшнями, складами и крытыми стоянками телег и фургонов. Там тоже полно было народу, и все они были честно заняты извозными делами упомянутой компании. А Ханна шла дальше, пересекая пространство двора по диагонали, подходила к незаметной деревянной двери в одном из сараев и стучала туда простеньким условным стуком: два раза, потом еще три.

Дверь гостеприимно распахивалась. Дверной ручки, кстати, на ней не было, как не было и замка. Ханна входила, и попадала в тамбур. Дверь за спиной закрывалась, и открыть ее было невозможно. Вспыхивал яркий свет. Ханна долго пыталась понять, откуда он берется, но так и не поняла – одно из множества здешних чудес, к которым она со временем привыкла, перестала удивляться и научилась пользоваться, не задавая ненужных вопросов.

В двери напротив, ведущей внутрь, открывалось маленькое окошечко, куда Ханна протягивала свое полицейское удостоверение. После чего и эта дверь отворялась. Там никого не было. Был столик, на котором лежало ее удостоверение, она забирала его и проходила дальше. Открытые двери подъемной кабины уже ждали ее. И она опускалась куда-то вниз. Как глубоко? Она не знала. Сколько там этажей? Как-то спросила – на нее посмотрели с интересом, и ничего не ответили.

Ну, и потом – коридор, тоже чем-то освещенный, уже не так ярко. И, наконец, родная дверь, которую можно было открыть с помощью довольно хитрого ключа. В прежней жизни она таких ключей не встречала. Ну, и все. Она на месте. Засиживаться, правда, ей не давали. Вот и сейчас. Когда она была в этой комнате последний раз? Где-то месяца три тому назад? Где-то так. Вживалась в образ, искала подходы к Корнею, потом – роман с ним.

***

Вчера был последний из пяти дней отпуска, которые ей дали после завершения операции. Возможно, дали бы и больше, но проклятый Халеб Букин опять ускользнул. Как он это делает? Может быть, он тоже маг? Но прочие все попались и были зарыты там же, рядом с взорванной мельницей. Да, взорванной! И, судя по тому, как рвануло, это был отнюдь не порох. Нашли, значит, какого-то умельца. Вот и хорошо, вот и послужат его ум и уменье на пользу людям. Травить змею ее собственным ядом – еще один из негласных девизов Службы. А ведь, страшно подумать – попади такая взрывчатка в руки кого-нибудь постороннего! Сколько бед могла натворить. А кто-нибудь, самый ушлый, непременно взялся бы ее производить в больших количествах, на продажу. И покупатели бы нашлись, уж будьте уверены!

Да, самый страшный враг человека – он сам. И, пока за ним осуществляется пригляд, он может жить спокойно. Как ребенок, за которым смотрит нянька. Но, как ребенок все норовит от этой няньки убежать, так и люди, в массе своей, норовят вырваться из-под опеки. Ну, и что в результате? Попадут под лошадь, подожгут дом или утонут в речке.

***

Вот ее комната, вот ее стол. Пыли нет, протирали в ее отсутствие, хорошо. Еще три стола и дверь в стене. Столы пустые, все на заданиях, а за дверью маленький кабинетик ее непосредственного начальника. Начальнику на вид нет еще и сорока. Он могуч как ярмарочный борец, носит парик, потому что стесняется обгорелой кожи на черепе, вставные зубы и один стеклянный глаз. Наверняка под одеждой у него масса шрамов, но их Ханна не видела. Интересно, неужели и она когда-нибудь станет вот такой же, покрытой шрамами боевой лошадью? И тогда ее тоже отстранят от живой полевой работы и посадят командовать более молодыми. Ну, что ж! Пока все как-то обходилось. Ни одного шрама, да и зубы все целы, и даже дырок в них нет.

Дверь распахнулась, и на пороге появился он, начальник, Клим. Первые две недели, помнится, он очень старался понравиться Ханне, но, кроме дружбы ничего не получилось. Мужчин ей хватало в процессе исполнения своих служебных обязанностей. Уж так хватало, что крутить романы с кем бы то ни было еще, уже никаких сил просто не оставалось. А у Клима, вдобавок, еще и лысый череп, и вставной глаз… Нет, будь он объектом разработки, она не посмотрела бы и на это. Вон, недавно, попался один, страдавший метеоризмом. Как заснет, так и начинает пердеть, как лошадь. Так-то сдерживался, а во сне…

Хорошо, что его уже нет. Совсем нет, как и большинства, с кем ей пришлось за эти годы работать.

– Привет, – сказал Клим, с радостной улыбкой заключая ее в объятия и по-братски целуя в щеку, – как, отдохнула?

– Да, съездила на Теплые озера. Там у подруги домик загородный, вот мы с ней там и позагорали.

– Та-ак, подруга – это кто у нас? – Посерьезнел Клим.

– Антуанетта Балай, ее проверяли.

– Ну, вот и славно! А у меня хорошая новость.

Ханна насторожилась. За этими словами, сказанными вроде бы веселым тоном и с добродушной интонацией, могло скрываться что угодно.

– Работа тебя ждет. Серьезная работа. Ответственная.

4

«Пусть они найдут этого учителя, и вот там – всех! Все это змеиное гнездо, предварительно вызнав у того же учителя, как все-таки этого бессмертного можно уничтожить. Потому что на самом деле нет ничего такого, чего нельзя было бы уничтожить!» – так сказал Старик. И это не подлежало обсуждению. Обсуждению подлежало другое – конкретный способ выполнения этого приказа.

Итак, приказ получен, и выполнять этот приказ должен он, скромный раб Единого и верный слуга барона – Диксон. Так что – думай, Диксон, думай!

И Диксон думал.

Всякому человеку дал Единый две руки. Две руки были и у Диксона. Как положено – правая и левая. Правая – собственная служба, и левая – Служба Сохранения Равновесия, организация формально независимая, фактически же финансируемая бароном, а, стало быть, и, хочешь-не хочешь, а вынужденная делать то, что ей скажут. Но, все же, не совсем своя, а, стало быть – левая. Сейчас, решил Диксон, ему, скорее всего, понадобятся обе руки. Пусть на время оставят свою вечную грызню и поработают совместно. На общее благо.

Они собрались в поместье Диксона, на острове посреди окруженного горами озера. На веранде большого бревенчатого дома вокруг круглого столика, заставленного кофейными принадлежностями, в плетеных дачных креслах сидели, кроме него, Стэн Давос – руководитель отдела спецопераций, и человек без имени, к которому нужно было обращаться – Генерал, и никак иначе, Генеральный Директор ССР.

Разумеется, Диксон давно знал и то, как зовут Генерала, и всю его богатую событиями биографию, но предпочитал это знание не афишировать. Хотят играть в конспирацию – да на здоровье!

И, конечно, каждый из высоких гостей прибыл не в одиночестве. И свиту их составляла не только охрана. Были там и люди, способные дать справку практически по любому вопросу из числа тех, что могли возникнуть в ходе беседы. А поскольку ни тот, ни другой не знали, о чем пойдет речь, то и запаслись соответственно. Все эти люди сейчас были в доме. Так, чтобы не мешать, но и быть под рукой. Сидели там, тоже угощались, чем Единый послал, и осторожно приглядывались и принюхивались друг к другу.

***

– Ну, вот так обстоят дела. – Закончил Диксон вводную. – Давайте теперь подумаем…

– Караван-Талда, говоришь, – задумчиво произнес Стэн, – слышал я про это местечко. К сожалению, только слышал, да и то – немного. Там у нас никого нет, да и не было никогда. Глухие края. Дикие.

– Это точно. – Поддержал его Генерал. – Насколько я знаю, торговых путей через них нет. Были когда-то в древности, но потом пустыня все перекрыла. Скоро, наверное, и самой этой Талды не станет. Пустыня… Она растет.

– Но там же кто-то обитает? – Поинтересовался Диксон.

– Обитают. – Стэн пригубил свою чашку. – Пока обитают. С одной стороны горы, с другой – пустыня. Несколько оазисов. Выращивают там что-то, скот опять же… Короче, натуральное хозяйство. Дикари. До них даже наши миссионеры не добрались.

– Нет, – возразил Генерал, – ходили туда. Было три экспедиции от Единой Правоверной. Все три пропали. Пока решено больше не посылать никого.

– Во что же они там верят?

– По слухам, у них там в ходу человеческие жертвы.

– Да-а… – задумчиво протянул Диксон. – И как же туда этого Брюта занесло?

– Ну, он же маг, если я правильно понял, – Генерал вопросительно взглянул на Диксона. Тот кивнул. – Вот он им пару фокусов покажет, так они его еще своим богом сделают. А раз он хотел спрятаться, то лучшего места не найти.

– Ну ладно, – подвел черту Диксон. – Если наши друзья туда попадут, то найти там этого мага, я думаю, будет несложно. Вряд ли он будет заниматься там сельским хозяйством. Скорее всего, будет работать по специальности, а значит, слух о нем пройдет по всей этой Талде, не столь уж и великой, я полагаю.

– Ну, если его не съедят до того.

– Или если наших друзей не съедят.

– Вы забыли, – поправил собеседников Диксон, – что наших друзей съесть затруднительно. Учитывая присутствие в их рядах этого… ожившего.

– А-а… Ну, да!.. – Стэн вздохнул. – Нам бы такого. Да не одного!..

– Вот именно, – решил внести ясность Диксон. – Нам десяток, им – он кивнул в сторону Генерала, – десяток. Красота!

Он вздохнул, и сокрушенно покачал головой.

– А потом мы – вне закона. Совсем, а не понарошку, как сейчас. И подумайте, чем это чревато. Вот так же, как мы сейчас думаем, как уничтожить этих нескольких человек, так же все человечество, объединившись, будет думать о том, как уничтожить нас. И придумает, будьте уверены!

И, завершая дискуссию, сказал:

– Во всяком случае, так считают Старик с бароном. Я думаю, для нас с вами этого должно быть достаточно. Давайте думать конструктивно. В рамках поставленной перед нами задачи.

***

Стали думать конструктивно.

– Им надо будет попасть в эту Караван-Талду. – Задал тон дискуссии Диксон. – И сейчас они двигаются в сторону Хамистополиса.

– Ну, до Хамистополиса-то они доберутся, без проблем. – Отозвался Генерал. – И, естественно, упрутся в Хамаканский хребет. Интересно, как они думают преодолевать его?

– Ну, проводников наймут. – Предположил Диксон.

– Это вряд ли, – возразил начальнику Стэн. – Ничего не выйдет.

***

Чтобы лучше понять проблему, решили пригласить эксперта. Стэн отлучился на минутку и вернулся в сопровождении человека характерной наружности, выдававшей в нем уроженца тех самых мест. Черные волосы, черные глаза, выдающийся клювообразный нос и гортанный говор – типичный житель Хамаканских предгорий, хамадиец, как они себя называли.

– Профессор Искуп Балмаглы, – представил его Стэн, прошу любить и жаловать. Как раз уроженец Хамакана.

***

Профессору предоставили место за столом, и он поведал много интересного.

Так, по его словам, когда-то давным-давно через хребет шла дорога. Очень непростая дорога. Дорога, в значительной своей части проложенная в толще гор. Туннель, проще говоря. Пробили его йами. Был в доисторические времена такой народ. То ли люди, то ли – нет. Судя по останкам, найденным в древних захоронениях, по строению скелета они напоминали людей, но имели и значительные отличия. Ростом они были вдвое ниже нашего, но очень широкие в кости и с длинными руками. В Амиране и многих соседних странах бытуют легенды о гномах, вот на что-то подобное и были похожи йами. Куда они девались – никто не знает. Вряд ли они были вытеснены человеком. Достоверно известно, что человек заселил те края много позже, когда от йами остались только редкие могильники. И еще осталась та дорога.

Дорога эта, – продолжал профессор, – использовалась не одну сотню лет, пока существовал путь на восток. Потом пустыня сделала этот маршрут нерентабельным, да и просто невозможным. И дорога исчезла.

– Как это – исчезла? – Не понял Генерал.

– Как происходило это исчезновение, я понятия не имею. Но сегодня никто не знает, где вход в тот туннель. Или знает, да не скажет. Есть пророчество, что однажды пустыня отступит, и дорога снова оживет. А пока она спряталась до поры.

Профессор рассказал, что предки его народа были поселены в тех краях специально, чтобы охранять караваны, идущие той самой дорогой. Для них тогда эта дорога была не просто дорога – это воистину была Дорога Жизни, дававшая им пропитание в тех суровых местах. Ну, а когда дороги не стало, то пришлось хамадийцам изыскивать иные средства существования. И, естественно, самым популярным стал разбойничий промысел. Тем более, что все они были потомки воинов, охранявших Великий Восточный путь.

И еще хамадийцы верят, что йами живут в горах и до сих пор, только очень хорошо прячутся. Но в любом селении есть человек, который контактирует с ними. Йами хорошие мастера и отличные бойцы. Их часто используют как наемных убийц. Тут им просто нет равных. Взамен же им нужно продовольствие и ткани.

– Так эти йами, они есть, или нет? – Попробовал уточнить Диксон.

– Я уехал из тех мест еще мальчишкой, – ответил профессор, – и сам, естественно, никого не видел. Когда я наведываюсь туда, то, не смотря на то, что у меня там осталось много родственников, меня все равно воспринимают уже как чужого. А с чужими на эту тему там никто говорить не станет. Но, по совершенно непроверенным мною слухам, есть то, о чем я вам уже сказал. То есть, да, общаются. Обмениваются товарами и услугами, если заказное убийство можно отнести к таковым. Говорят, иногда йами приносят на обмен драгоценные камни. Но, опять-таки, об этом с посторонним говорить не будут.

– Очень интересно, – проговорил задумчиво Генерал, – а вражды между местными и этими йами нет?

– Я не слышал. Нет, ни разу не слышал ни одной такой истории.

– Хм-м… значит, сотрудничество и взаимопонимание.

– А что ваши земляки говорят о той стороне хребта? Бывают они там?

– На ту сторону попасть очень трудно. А делать там нечего. Так что даже и разговоров на эту тему я не слышал.

– А в чем трудность? – Заинтересовался Стэн. – Горы, вроде, не так уж и велики. Есть в мире и повыше.

– Особенность хребта в том, что с нашей стороны подъем, и в правду, такой, как и везде. Трудно, но можно. А вот та сторона… Та, что обращена на юго-восток, в сторону пустыни, она очень крута. Как так получилось? Не знаю, и никто не знает. Мы вообще ничего не знаем о том, как образовываются горы. Ну, и вот, с той стороны ни подняться, ни спуститься туда… Почему и была когда-то пробита та дорога. Вот по ней…

– А ее нет?..

– Может быть, йами знают.

***

Из профессора долго еще выуживали информацию, а когда он иссяк и начал повторяться, отпустили. Взамен Генерал привел своего знатока. Он тоже был из хамадийцев, но представлял уже не науку, а исключительно практику.

– Господа, – сказал Генерал, – действовать, наверное, будем по обычной схеме. Внедрим к этим путешественникам своего человечка.

– А по другому и не получится, – согласился с ним Стэн. – Пока они шли предсказуемым маршрутом их отслеживали наши стационарные наблюдатели, а вот куда они пойдут дальше? Где их искать? С чем они столкнутся? Так что, да! Только внедрять.

– У вас же там, в Хамистополисе, приличная база? – Обратился Диксон к Генералу.

– Да, есть в тех краях народ. Работаем.

– Найдется подходящий для внедрения?

– Поищем.

– Стэн, а как у нас обстоят дела со связями с тамошними разбойниками?

– Есть связи. И у нас есть, и у Генерала имеются, верно?

– Имеются, – согласился Генерал. – Да вот, знакомьтесь, – он кивнул в сторону приведенного, – большой спец в этом деле. Знает если не всех, то многих. А кое с кем, так и вовсе тесные контакты имеет. К взаимной выгоде, а?.. – подмигнул он своему человеку.

Тот кивнул и уселся в кресло, ранее занятое профессором.

– Ну, что? – Сказал Диксон. – Тогда перейдем к деталям?

5

Карету немилосердно трясло. Караван задержался в пути из-за поломки одного из пяти грузовых фургонов, и теперь старался – нет, не уложиться в график, это было все равно нереально, – но, хотя бы сократить время неизбежной езды в темноте. Лошадей погоняли безжалостно, и они бежали, бедные, как могли. Отсюда и тряска.

Трясло так, что разговаривать было почти невозможно. И это было хорошо. Всегда, даже в самом плохом, надо искать что-то хорошее. Этой истине Ханну научил еще отец. И потом она не раз прибегала к этой мудрости. Ну, вот, хоть сейчас. Достал ее уже ее попутчик: «…а как зовут?.. а куда едете?.. а к кому?.. а вам не душно?.. а вам не холодно?».

Вот скотина! Не дает подумать.

А подумать было о чем…

***

– Работа тебя ждет. Серьезная работа. Ответственная. – Сказал тогда Клим.

Ну, вот и она, родная. И это только самое начало. Все еще впереди.

– Ты помнишь, у Государя дочь должна была выйти замуж за короля Эрогении? – спросил ее Клим.

Ханна молча кивнула.

– А свадьба-то так и не состоялась.

– Да, ты знаешь, мне последние дни было как-то не до великосветских сплетен.

– Почему?

– Занята была. Да и не интересно. Слишком далеки они от народа, знаешь ли… Где я, и где они.

Клим искренне и весело расхохотался. Это он умел. Ну, просто – душа-человек!

– А хочешь кое с кем из них познакомиться?

– Хм, ну, разве что по работе. Неужели Бенедикта застукали на занятии черной магией? Или министр двора на досуге создал-таки перпетуум-мобиле?

– Почти. Слушай…

***

Выслушав все, что Клим счел необходимым довести до ее сведения, она подумала, и изрекла:

– Так. Ну, и?..

– Что – ну, и… – рассердился Клим, – ты что, не представляешь, какое это мощное воздействие на сложившийся порядок? Ты представляешь, к чему это может привести?

– Нет. – Коротко ответила Ханна. И она ничуть не врала. Ну, разве, чуть-чуть преувеличивала.

– Подумай на досуге. А пока – слушай сюда! Продолжение истории…

Ханна устроилась поудобнее, положив правую щечку на кулачок и, распахнув доверчиво свои прекрасные карие глаза, приготовилась слушать. Клим посмотрел, хихикнул, и, сказав:

– Ты бы еще рот открыла. – Начал:

– Четыре человека – наследник, несостоявшаяся невеста, придворный шут и тот самый маг решили покончить с этим безобразием. К сожалению, того, как покончить с ним, ни один из них не знает. Проблема… Но у мага есть учитель. Соответственно, есть надежда, что он знает, что нужно делать.

– Подожди, – перебила его Ханна, – у нас, что, мало своих магов? Одного даже я знаю.

– Их у нас полно. И к ним, естественно, обратились. Как только – так сразу. Вот только никто из них с подобными фокусами не знаком. Это что-то очень экзотическое. Так что, слушай дальше. На чем я остановился?

– На том, что учитель знает…

– А-а… точно! А ты больше не перебивай. Так вот, учитель! Он научил нашего фокусника этому аттракциону, так что, есть надежда, что он поможет и выпутаться из этой беды. Логично?

Ханна горячо начала кивать, демонстрируя свое восхищение логикой шефа.

– Ладно, ладно, хватит!.. Голова отвалится. – Оценил шеф ее неподдельный энтузиазм, и продолжил:

– Беда в том, что никто не знает, где этот учитель скрывается. Он раньше жил в Кранахе, где, как ты помнишь, до недавнего времени магия не только не была под запретом, но ее даже преподавали открыто. А потом их там прижали основательно, и пришлось им всем разбегаться. И куда убежал этот учитель никто, естественно, не знает.

– А что, теперь там магию запретили? – Перебила его, забыв про свое обещание, Ханна.

– Да нет, там просто стало как и везде. Формально-то магию никто не запрещает. Потому как нельзя запретить того, чего нет. А ее же нет?

– Ну, конечно! – Горячо согласилась Ханна. – Кто же верит в эти бредни. Только совсем уж отсталые люди.

– Ну, вот видишь, а государствами управляют, как правило, люди высокообразованные, интеллектуально развитые – какая магия? О чем ты говоришь?

– Так как же они собираются искать этого своего…

– А-а!.. Интересно? Ну, так вот: есть зацепка. У нашего мага был приятель, он ушел вместе с учителем, но потом они расстались.

– Почему?

– Откуда я знаю?! Не сошлись во взглядах на лучший рецепт философского камня. Слушай, не перебивай, а!..

– Извини, извини… Это я что-то…

– Да!.. Так вот… Этот самый приятель, возможно… Я подчеркиваю, возможно!.. знает, где прячется учитель.

– А где прячется приятель?

– А приятель, по последним, возможно уже устаревшим, сведениям, прячется в какой-то жуткой дыре, которая называется Караван-Талда. Уже одно название… Да!..

– Это где?

– А ты знаешь, это неподалеку отсюда. Сразу за нашим Хамаканским хребтом. Поэтому они, кстати, взяв с собою и пациента – этого самого Эрогенского короля, которого зовут Геркуланий, все они двигаются сейчас к нам.

– Подожди, они что?.. хотят пересечь хребет?

– Похоже на то. Вот что значит, не знать географии. Подумаешь!.. Извозчик довезет! Вот он скоро их и довезет до Хамистополиса.

– А потом?

– Суп с котом! Откуда я знаю? Попрутся через горы, надо полагать.

– Они что?..

– Слушай, ну, они не местные. Одни и вовсе во дворце всю жизнь прожили, другой иноземец, а Геркуланию этому, я так подозреваю, вообще все равно. Я, знаешь, думаю – ну, судя по рассказам, что он не человек.

– А кто?

– Животное. Души у него нет. И разума, соответственно.

– А что, разума без души не бывает?

– Я думаю, нет. Иначе это был бы такой монстр!..

***

Я должна внедриться в их компанию, – думала Ханна, подпрыгивая на давно уже ставшем жестким сиденье кареты, – я должна помочь им. Провести через горы, найти того приятеля, а потом и учителя.

Она выглянула в окошко. Ого!.. Уже стемнело. Уже скоро…

– Я им помогу, я их буду оберегать. А потом уничтожу. Как и прочих… Они, конечно, совсем не плохие люди, и хотят только хорошего, как, впрочем, и все остальные. Как тот же Халеб Букин. Умный, надо полагать, дядька! Ишь, до чего додумался! И, ведь, невдомек ему, что все, что он изобрел, изобрели еще сотни лет назад. И не один раз. И еще будут изобретать. А мы их будем вылавливать. А свидетелей убирать. Чтобы никто не знал о самой возможности таких вещей. А эти все придумывают и придумывают, а потом, уже у нас, вдруг узнают, что все, что они считали чем-то новым – такое старье! Ну, ничего, умные люди быстро учатся. И включаются в действительно полезную работу. Работу по искоренению всего того, что может нарушить сложившийся баланс. Лучшее – враг хорошего!

А мы – его спасители. Вот так!

– И когда-нибудь, – продолжала рассуждать Ханна, убивая время, оставшееся до той минуты, когда начнется… – А, впрочем, никаких – когда-нибудь! Что есть, то и будет. Все. Кончилось время перемен. Стабильность в быту, стабильность в политике… Вон уже, сколько лет, никаких войн. Границы устоялись. Никто ни к кому не лезет, и уже не полезет впредь. Кто что имеет – то и имеет. И всем хватает, и все довольны. И школьники через сто и через двести лет на уроках истории будут изучать то, что было до нас. А больше им и изучать будет нечего. Кончилась история. Во всяком случае, в том виде, как мы ее привыкли воспринимать. История войн и насилия. История того, как кто-то, вдруг ставший сильнее других, начинает захватывать земли тех, кто рядом, а потом и тех, кто вдалеке. Не будет такого. Ну, и слава Единому! Каплями крови единиц мы потушим возможные пожары и не дадим пролиться крови миллионов.

Карета дернулась и резко встала. Раздались крики. В темноте кареты белели лица попутчиков. Ханна разглядела открывшиеся рты и распахнутые в ужасе глаза.

– Ну, вот, – сказала она себе, – началось!

Крики стали громче. Послышалось звяканье железа. Предсмертный вопль раздался совсем рядом. Кого-то проткнули мечом. Блики огня мелькнули на стекле окна. Факелы. Много факелов.

Дверца распахнулась, чья-то сильная рука ухватила Ханну за локоть и рывком выдернула из кареты. Она упала на колени, сильно ударившись. Это ничего. Синяки и ссадины были обязательными атрибутами этой разыгрываемой постановки. Придется потерпеть.

Плохо было не ей одной. Кому-то было значительно хуже. Кого-то резали, и его печальный крик рвал душу. А Ханне уже связывали за спиной руки. Потом был сильный удар по голове, и она отключилась.

6

Пока что все шло отлично. Накатанный тракт, местами даже мощенный, вел их от постоялого двора к постоялому двору. И не было нужды пока что распаковывать свои дорожные принадлежности и неприкосновенные запасы пищи, взятые с собой в дорогу. Они еще пригодятся. Наверняка. А пока что…

А пока что путешествовать Ратомиру понравилось. Дорога – то стиснутая с обоих сторон деревьями, то радующая глаз открывшимся простором, дорога летящая прямо, и дорога, все время прячущая что-то за ближайшим поворотом… И, при всем однообразии, все время что-то новое.

Приноровились как-то и к Геркуланию. На ночь его оставляли возле ворот очередного постоялого двора, вынеся ему барашка или поросенка, которыми он в темноте и перекусывал, никого не пугая. Днем же Ратомир уводил его подальше, выбирая какое-нибудь укрытое от посторонних глаз местечко. Смотреть на процесс было неприятно, но Ратомир быстро привык. Он отворачивался, слыша за спиной жалобное блеянье или истошные визги. Потом жертва замолкала, зато начинал довольно урчать Геркуланий.

В процессе первого кормления, еще там, в Миранде, Геркуланий так уделал кровью свой костюм, что пришлось его переодевать. Теперь, перед тем, как отдать ему его обед, завтрак или ужин, Ратомир надевал на него добротный кожаный мясницкий фартук, взятый у хозяина того, первого, постоялого двора. Теперь достаточно было вымыть Геркуланию лицо и снять с него этот окровавленный фартук, и он снова превращался во вполне благопристойного джентльмена, выехавшего на конную прогулку.

***

Принципия, естественно, не участвовала в этих сеансах кормления Геркулания. Но и того, что она видела изо дня в день, было достаточно, чтобы постепенно перестать отождествлять вот это дурно пахнущее существо, тупо и бессмысленно улыбающееся после кормежки, и тупо-злобно-мрачное через несколько часов после… Чтобы это существо перестало восприниматься как Геркуланий, хоть оно и отзывалось на это имя.

Тот Геркуланий, которого она любила, с которым было так хорошо и интересно, который целовал ее там, в салоне де Селявиль, и вкус губ которого она до сих пор помнила – умер. Все-таки умер. Чтобы там ни говорили все остальные, чтобы там ни думал этот злосчастный маг. Нет, не сумел он воскресить Геркулания. Да и вряд ли это вообще возможно.

И постепенно боль утраты уменьшалась, и, возможно, этот процесс шел бы быстрее, если бы перед глазами не маячил этот… это… это чучело Геркулания, даже и не пытающееся притворяться, что это – он.

***

Злосчастный же, не оправдавший надежды маг, сидел на кучерском месте, жалея о том, что так неосмотрительно выдал свое умение управляться с лошадьми. И кто его за язык тянул? Сидел бы сейчас, развалясь на удобном пассажирском сиденье, рядом с этой… Неблагодарная тварь, а он-то за нее!.. Вот и сейчас, Пафнутий буквально спиной чувствовал, как сверлят его ее злые глаза. Да где ей понять!..

Дорога не увлекала его. Насмотрелся он на эти пейзажи еще когда брел из родного Кранаха до Миранды. На всю жизнь хватит. Еще когда они шли втроем, было как-то веселее, а потом они расстались, и он совсем один брел в разваливающихся сапогах, боясь развести в темноте костер, чтобы не привлечь внимание разбойников или еще кого похуже.

Брюту тоже пришлось нелегко. Тем более, что идти ему было, в отличие от Пафнутия, некуда и не к кому. И чего он поперся с этим бен Салехом? Все равно же расстались. Кстати, он так и не написал, почему. Похоже, учитель решил отказаться от занятий магией. Может быть, поэтому? И чем он тогда собрался заниматься?

Пафнутий вспомнил письмо Брюта. Он столько раз перечитывал его, что помнил почти наизусть. Благо, оно было не длинное. Написал бы побольше, может быть это помогло бы теперь в поисках. А так…

«Привет, Паф, – писал Брют, – как ты там? Я сейчас устроился в занятном местечке, которое местные называют Караван-Талда. Язык у них похож на наш, кранахский, Единый знает, почему, так как место это очень далеко от наших родных краев. Но, так или иначе, а освоил я его без особого труда.

Добирался я сюда долго. Да, собственно, я никуда и не добирался, а так – шел себе и шел. Показывал на ярмарках фокусы, чем и кормился в дороге. Пару раз меня побили конкуренты. Есть один народец, который промышляет именно этим. Ездят большой толпой, сразу в несколько телег, с ярмарки на ярмарку. Кто фокусы показывает, кто поет, кто пляшет, кто будущее предсказывает, а в основном, конечно, живут за счет воровства. Вот с ними и были стычки. Ну, хорошо, что ноги у меня длинные, удавалось убежать.

Вот из-за них-то я и попал в эту самую Караван-Талду. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Напали на меня эти в одном городишке – я и как называется-то, не помню. Ну, вломили мне, я – ходу! И вот, иду по дороге, а местность все пустынней и пустынней. А назад нельзя. Там эти. Ну, думаю, сейчас плохие места кончатся. Иду все дальше, а они только хуже. А у меня и воды-то с собой в обрез. В общем, плохо мне пришлось. И умер бы я там, в той пустыне, если бы меня какой-то караван не подобрал. И с ним я и пришел в эту самую Караван-Талду. Причем, мне повезло, караван был последним, да и то уже запоздавшим. Там путь был через горы. Через перевал, а перевал уже закрывался. И точно, помню, шли уже по снегу, метель была жуткая. Два верблюда в пропасть свалились. Но дошли. А оттуда – уже никак. Та дорога – единственная, соединяющая Караван-Талду с внешним миром. Вокруг нее совсем уж жуткая пустыня. Туда никто не ходит.

Вот так я тут и застрял. А правят тут жрецы. Что за культ, я пока не разобрался. Главное – они все маги. И они признали во мне своего, и взяли к себе. Но к своим таинствам пока не подпускают. Я у них вроде прислуги стал. Но кормят хорошо. Одели во все свое. Голову мне побрили, так что ты бы и не узнал, наверное.

Ладно, кончаю. Это письмо отдаю караванщику. Первый караван должен вот-вот пойти, так я письмо это с ним и отправляю. Авось дойдет. Люди здесь хорошие, и жрецов очень уважают, так что есть надежда.

При оказии напишу еще. Жди. А то, при случае, заезжай. Буду рад.

Ну, пока. Всех благ.

Твой Брют.»

Пафнутий вздохнул. Вот и заеду, раз звал.

***

Куртифляс ехал молча. Куда девалось все его шутовство? В этой инвалидной команде он ощущал себя старшим, и груз ответственности давил ему на плечи. Беда была в том, что дорога, по которой они с таким комфортом пока передвигались, похоже, кончалась. И, похоже, они упирались в тупик. Путем опроса владельцев постоялых дворов – и тех, что состояли на службе барона, и прочих, Куртифляс сделал вывод, которым пока что не спешил поделиться с остальными. Вывод был такой – дальше дороги не было. Через хребет не перейти.

– Да-а… – расстроено размышлял Куртифляс. – Хорошенькая получается прогулка. Или переть наобум через горы, или пытаться обойти их – но в какую сторону? Направо? Налево? Причем, что туда, что сюда, дорога займет с полгода, наверное. И никто не знает этой проклятой Талды! Никому она не нужна. Но попал же туда этот Брют. Жаль, не пишет, как. Какой город был последним на его пути? А, впрочем, там все равно путь через горы, насколько я помню. Ладно, попробуем найти проводников у местных горцев. Не может такого быть, чтобы не было, пусть и каких угодно, пусть пешеходных, но, хоть каких, троп.

– Ночевать будем уже в Хамистополисе. – Сказал он едущему рядом Ратомиру.

Тот в ответ улыбнулся и кивнул. Еще один город. Хорошо!

***

В Хамистополисе резидентом был не хозяин постоялого двора. Тут им, разнообразия ради, являлся сапожник, сидящий себе в скромной дощатой будочке на одной из центральных площадей. Но дело свое он знал. Он, услышав пароль и прочитав записку от предыдущего своего коллеги, проникся важностью мероприятия, объяснил дорогу к гостинице, дал записку к ее хозяину и пообещал, что вечером к ним зайдет человек, ориентирующийся в горах и их окрестностях.

***

Знаток этот оказался кудлат, бородат, с темным, обветренным лицом. Говорил он с сильным акцентом. В общем, по всему было видно, что в горах он, действительно, свой человек. Куртифляс привел его в свою комнату и угостил вином, от которого тот, правда, отказался, мотивируя это тем, что его религия это запрещает. Вместо этого он насыпал себе на ладонь из кулечка каких-то зерен, которые с ладони перекочевали ему за щеку. Это было, как он объяснил, не хуже вина, но под запрет не попадало.

Куртифляс пожал плечами, глотнул из своего стакана, и они приступили к беседе.

– Да нету там никакой дороги, – упорствовал знаток местной географии, которого звали Ашан, – никто не покажет.

– А если хорошенько заплатить? – Не отставал от него Куртифляс.

Всю жизнь он придерживался той простой истины, что если нельзя, но очень хочется, то – можно. И это правило не раз выручало его. И, конечно, должно было сработать и на сей раз.

– Если хорошо заплатите, то, конечно поведут. – Согласился Ашан. – Доведут до ближайшего ущелья, и там зарежут. А деньги заберут.

– Нас не зарежут. – Возразил Куртифляс. Оптимизм его был воистину неисчерпаем. Как и терпение.

– Почему не зарежут? Всех зарежут. И вас зарежут.

– Нас – нет!

– Почему – нет?!. Вы что?!.

– Ты видел возле ворот всадника?

– Ну, видел.

– Он не даст.

– Как это?..

– Вот так! Ладно, поверь на слово. Попробовать, конечно, могут, но не зарежут. И вот тогда тем, кто захочет нас зарезать, придется выбирать – или они нас проводят на ту сторону, или их съедят.

– Как съедят?! – Вскочил с места Ашан.

– В сыром виде. И без соли.

– Да нет туда дороги. – Пошел на второй круг Ашан.

– А я слышал, что есть. Верные люди говорили.

Куртифляс блефовал. Никто ему этого не говорил. Но попробовать-то стоило.

– Ну, я не знаю, – зачесал затылок Ашан, – может, это они про старую дорогу говорили?

– Старую, новую, мне без разницы, лишь бы вела куда надо. Значит, есть-таки?..

– Говорят, есть. Только ее никто не знает.

– А чего же говорят? Дыма-то без огня не бывает.

– Да эта дорога тыщу лет назад была. А сейчас ее нет. А если и есть, то про то одни йами знают.

– Какие еще… как ты сказал?

– Йами. Это народ такой. Они тут еще до нас, до людей, жили.

– А они, что?.. не люди?

– Не-е… йами не люди.

– Интересно… – протянул Куртифляс. – А ты их видел?

– Нет.

– А знаешь того, кто видел?

– Не-е… я таких не знаю. Я знаю одного, который говорит, что знает. Но у него дырявый язык. Врать любит, – пояснил Ашан.

Они замолчали. Куртифляс обхватил голову руками и задумался. Ашан тоже сидел молча, изредка причмокивая. Видимо, зерна за щекой еще не рассосались.

– В общем, делаем так, – проговорил, наконец, Куртифляс, похоже, придя к какому-то решению. – Ты нас проводишь туда, в горы, к знатоку этих… как их? а, йами! То есть, к тому, кто знает… Ну, ты понял!

– Далеко идти придется.

– Ничего. Дойдем. Калек среди нас нет. Ну, как? Договорились? Мы заплатим. Хорошо заплатим. Сами. Не надо нас резать!

И Куртифляс рассмеялся. Ну – шут!.. Что с него возьмешь?!.

7

Они шли уже третьи сутки. Пешком. Ножками, ножками!.. – как выразился неунывающий Куртифляс. Ни о какой коляске тут и речи быть не могло. Какая коляска на карабкающейся вдоль склона тропе? Справа – склон, не отвесный, но крутой, и рядом, так, что до ближайших валунов можно было мимоходом дотронуться. Слева – а туда лучше было не смотреть. Там, где-то внизу, шумела речка, скрытая кустами. И лететь до этой речки, ежели чего, было далеко-далеко. А внизу ждали такие же валуны, только числом поболе.

Из Хамистополиса-то выехали обычным порядком. Только дорога сразу за городом стала гораздо хуже, чем была до сих пор. Это уже была дорога сугубо местная, и пригляд за ней был соответствующий. Однако добрались до крупного селения, расположившегося у самых предгорий, без приключений. Хорошая оказалась коляска, крепкая. Но там с ней и простились, так же, как и с лошадьми. Проводник, которого нашел Куртифляс, помог продать их там же, а взамен купили парочку ослов. Эти животные не в пример лучше были приспособлены к горной местности. Одну лошадь, правда, пришлось оставить. Даже речи о ее продаже не возникло. И это понятно. Если ее и можно было продать, то только заочно, то есть так, чтобы покупатель в глаза не видел свое приобретение. Ну, а дальше – дальше, это была бы уже его забота. То-то было б весело, то-то хорошо! Но лошадей заглазно покупать как-то не принято, так что Геркуланий остался в их компании единственным всадником, и теперь поглядывал на всех свысока.

В том же селении переоделись. То, что было на них до сих пор, и что, как нельзя лучше соответствовало передвижению по обжитой и цивилизованной местности, не годилось для гор категорически. Особенно это касалось Принципии, без капризов, впрочем, сменившей свое платье на повседневный наряд хамадийских женщин – шаровары, которые надо было заправлять в невысокие сапожки, вязаный шерстяной балахон, одевавшийся через голову и куртку из грубо выделанной кожи. Наряд мужчин был похож и отличался в основном деталями.

Купили и по теплому малахаю и шапке каждому, учитывая возможность того, что придется пробираться среди вечных снегов, там, еще гораздо повыше, чем сейчас.

Лишнее пришлось оставить на хранение хозяину постоялого двора, последнего, как им сказал проводник. В горах гостиниц нет. Там же остался и мешок с так пока и невостребованным магическим реквизитом Пафнутия. Как там дальше будет – неизвестно, а пока что мобильность представлялась более предпочтительной.

***

Шли не сказать, чтобы быстро. Медленно шли. А как еще, если в горах до сих пор никто, кроме проводника, не бывал. А там вам – не тут! Там каждый шаг труднее дается, чем пять таких же на равнине. Это Пафнутий почувствовал в полной мере. Несмотря на то и дело налетавший пронизывающий ветер, пот заливал глаза. Хотя и тащил-то Пафнутий в своем заплечном мешке всего ничего. Так, чуть-чуть одежды, да харчей немного. Ну, еще воды флягу. Но отвык Пафнутий за время своего сидения в дядюшкиной аптеке от пешего хождения, обленился. И вот результат… И подъем-то вроде не слишком крут, а дышит уже как загнанная лошадь. Кстати, о лошадях, хорошо этому, Геркуланию, сидит себе в седле, хотя наверняка и пешком бы не устал. Пафнутий, при всей своей нелюбви к верховой езде, сейчас бы не отказался тоже… И чего решили пешком идти, спрашивается? Вот, идет же лошадь? Правда, она, скажем так, тоже не совсем обычная лошадь, под стать своему наезднику.

Сладкая парочка!.. – ворчал про себя Пафнутий. Но только про себя, ибо помнил, кто явился первопричиной всех этих событий. И кого винить?

– Эх, – думал он, вспоминая, как вешал лапшу на уши Ратомиру насчет духа, способного перенести их во дворец. – Конечно, хорошо бы!.. Да только где такого взять? А то что?.. топал бы он пешком до самой Миранды? Ну, уж, нашли дурака!

Нет, в запасе у Пафнутия было немало приемов, которые могли пригодиться в многотрудной жизни мага. Но пока что он не находил ничего подходящего. Он вдыхал разлитую в воздухе силу, но она мало помогала в борьбе с земным притяжением, и не прибавляла сил в натруженных мышцах. Разве что делала чуть-чуть бодрее. Да и этот эффект с каждым днем ослабевал. Он мог, да хоть сейчас, на глазах изумленной публики, превратиться в… ну, скажем, горного орла. И воспарить!.. И полететь далеко-далеко, как настоящие горные орлы и летают. Но, вот беда, прилететь-то он никуда бы ни смог. А вернулся бы в то самое место, откуда вылетел, ибо только там он мог вернуться в свой истинный облик. Ибо, по правде говоря, никуда бы он не летал, а был бы там же. А это все – мираж, иллюзия. Тем качественнее сотворенная, чем опытнее и квалифицированней маг, сотворивший ее. Другое дело, что, поднявшись в облике орла высоко в небо, он мог обозреть окрестности. И увидеть то, что, скажем, вон за той горной грядой. И это было бы на полном серьезе, то есть он увидел бы вполне реальные вещи, находящиеся там.

Только пока что это никому не надо. С ними проводник, знающий эти места как свои пять пальцев. И он быстрее и точнее подскажет, что там…

***

Впереди отряда, погоняя перед собой осла, навьюченного хурджинами, шел проводник, тот самый, с которым Куртифляс имел беседу про древнюю дорогу и таинственных йами. Куртифляс шел следом. Своего осла он тащил за собой за уздечку. Идти самостоятельно, как у проводника, его осел отказывался категорически. То ли это был какой-то особо ленивый осел, то ли слишком умный.

Идти рядом с проводником Куртифлясу не позволяла ширина тропинки. Впрочем, слово «ширина» тут было неподходящим. Применительно к этой тропе можно было использовать только слово «узость». Так что разговаривать было затруднительно. Можно было крикнуть какой-нибудь вопрос в широкую спину проводника, и получить нечто неразборчивое в ответ. Да зачем? Проводник знает, куда идти, сколько идти… Знает он теперь и зачем идти. В общем, на него можно положиться.

Так думал Куртифляс. Если бы он знал, что в их последнюю ночь, проведенную в нормальных условиях, на приличных койках, этот самый человек, которого Куртифляс считал посланцем той силы, которой служил и сам, а, стало быть, заслуживающим безусловного доверия, имел тайную встречу с какими-то людьми… А если бы он еще и знал, о чем шла речь!..

***

А в ту ночь Ашану было не до сна. Да и какой тут сон – он и так уже весь извелся, ожидая этих людей. Впрочем – не так! Из людей там был только один, но зато от самого Генерала. Второй же был одним из тех самых мифических йами, о которых Ашан якобы только слышал, да и то из недостоверных источников. Одет йами был вполне по-людски, и походил на сильно раскормленного карлика. Нет, пузат он не был, но силищей от него так и перло. Кулаки были размером с его собственную голову, вполне, кстати, прилично подстриженную. Да и вел он себя отнюдь не как скрывающийся от взора людского дикарь. Чувствовалось, что общение с людьми, даже с сильными мира сего, для него не в диковинку. И говорил он вполне нормально, не ломая язык. Говорил голосом сильным, звучным, слегка хрипловатым.

Он говорил, обращаясь к Ашану:

– Значит, заведешь их в долину Саюм. Там, ты знаешь, есть вполне неплохое место, где можно встать лагерем.

Ашан кивнул. Он знал это место.

– Ночью все и сделаем. Я выманю мальца из палатки…

– Как это? – Удивился посланец Генерала.

Посланец был не местный, и ему простительно было это недоумение. Вот если бы Ашан задал такой вопрос… Но он не задал. Кто-кто, а уж он-то знал этих йами. Они-то выманят!..

– Я знаю, как. – Не удостоил ответа йами.

И Ашан поспешил покивать головой в подтверждение того, что – да!.. знает! И выманит, не извольте, мол, беспокоиться.

– Выманю, значит, – продолжал, между тем йами, – отведу его подальше, а там уж мы его примем. Спеленаем, как положено, на салазки его и протащим через заросли Живого Дерева.

– А как же?.. – Тут уже даже Ашан удивился. Уж он-то знал, о чем говорит этот…

Живое дерево, это было – да!.. Это было нечто, чего больше не было нигде. Так, во всяком случае, считал каждый хамадиец. И гордился этим! Было ли это и правда дерево, или что-то иное, только имеющее форму дерева – этого не знал никто, даже йами. Но, так или иначе, это нечто существовало, и пройти мимо него живым было невозможно. Огромное, просто невообразимое количество веток – от имеющих толщину в человеческий волос, до вполне себе солидных, в руку толщиной, опутывали неосторожного путника – будь то зверь, или человек, и в несколько минут выпивали его досуха.

Поэтому удивление Ашана было вполне понятным. Представитель же просто ничего не понял, но решил не вмешиваться. Подробности – дело исполнителей.

– Не бери в голову. – Важно проговорил йами. Но, все же снизошел, и разъяснил. – Все просто! Возьмем кого-нибудь, и прежде, чем самим соваться туда, пустим его вперед. Дерево его схватит, поднимет, как обычно, и внизу образуется проход. Нам хватит. А дерево, пока пьет, нас не заметит.

– А этот, неуязвимый, вам не помешает? – Встрял представитель. Он был серьезным, ответственным человеком, и считал, что все должно быть предусмотрено.

– А ты, – йами ткнул пальцем в Ашана, – намекни там, что тут горные козы пасутся рядом. Пусть он поохотится. Он же все равно не спит. Вот пусть и займется. А когда почует, будет уже поздно. Он прибежит к палатке, от нее пойдет по следу, да и попадет в ветки Дерева. Убить его это, конечно, не убьет – он же бессмертный, но вырваться оттуда ему не удастся. Мои предки так тигров извели. А тигр – тоже неслабое животное.

– А кого вы собираетесь вперед пустить? – Поинтересовался посланец высоких инстанций.

Оба – и йами, и Ашан посмотрели на него с укоризной. Вопрос был бестактен. Найдут кого.

Йами так и сказал:

– Найдем.

– Надеюсь, это будет не человек? – Продолжал упорствовать в глупости посланец.

– Хм-м… – отозвался Ашан.

Йами выразился конкретней:

– А кто же?..

Представитель гуманистической цивилизации оторопело посмотрел на собеседников. Душа его протестовала, разум же советовал заткнуться и помалкивать в тряпочку.

Разум победил. Посланец вздохнул, смущенно уперся глазами в стол и больше не встревал в обсуждение дальнейших деталей.

***

Подъем, наконец, закончился. Тропа вывела их на седловину, и, пройдя еще немного – уже не вверх, а вниз, они вдруг очутились на широкой поляне. Трава, цветы в траве, лес неподалеку и кусты рядом, ручей, так славно журчащий в небольшой лощинке – ах!.. это же просто рай, – подумалось Принципии.

Лечь в эту траву, и лежать, глядя в начинающее темнеть небо. Неужели они сейчас вот просто пройдут, оставив это все за спиной? И опять – через камни, мимо пропасти… Ах, как же жутко было идти по той тропе, и как же тянуло заглянуть туда, вниз. И как же она боялась, что возьмет и сделает это!..

А тут так славно!

***

– Все, – сказал проводник. – На ночь – тут.

Разбили три палатки: одну – Принципии, другую – Ратомиру с Пафнутием, в третьей должны были ночевать Куртифляс и проводник.

Разожгли костер, собрав по окрестностям валежник. Разжег проводник, опытный в таких делах. От помощи Пафнутия отказались после первого же раза. Разжигал-то он здорово, чик – и готово! Вот только еда, сваренная на таком огне была какая-то… Отдавала чем-то, не пойми чем. Съели, конечно, не выбрасывать же было, но потом долго ощущали в животах что-то похожее на то, как если бы проглотили живую лягушку, и она там, в желудке, медленно подыхала, конвульсивно дергая лапками.

Впредь решили, пока есть такая возможность, от помощи Пафнутия в разведении костров воздержаться.

8

Темнота, крутой склон, высокая трава, заросли кустарника – ничто не было помехой. Глаза Геркулания в темноте видели не хуже, чем на свету. Нос различал множество запахов и помогал ориентироваться. Ноги не знали усталости. Бежать было приятно. Ночной ветерок приятно холодил кожу обнаженного торса. Перед тем, как отпустить его на охоту, Ратомир велел снять с себя все, кроме штанов. Иначе никакой одежды не напасешься. Колючие кусты порвут ее в клочья, да и кровь отстирывать негде. Ну, а кожа у Геркулания не пострадает, и сам он не простынет, уж это точно.

Геркуланий чуял добычу, вернее, то направление, в котором нужно бежать, чтобы найти ее. И он бежал, поднимаясь вверх по склону, огибая деревья, встававшие у него на пути и проламываясь сквозь кустарник. При этом он ухитрялся издавать очень мало шума. Движения его были одновременно и быстры и осторожны, и очень грациозны, как у какого-нибудь крупного хищника из породы кошачьих.

Он чуял цель. Он шел к цели. И добыче не уйти от него.

***

Поужинав, забрались в палатки и очень быстро угомонились. Все так устали, что ни у кого и мыслей не было посидеть у костерка, наслаждаясь красотой ночи и неспешным разговором за жизнь. Спать, только спать!

А вот Ратомиру почему-то не спалось. И это несмотря на усталость. Когда ложился, казалось, что уснет сразу, но, стоило лечь и закрыть глаза, как стали одолевать всякие мысли, да и уставшее тело никак не могло найти подходящую позу, капризничало и заставляло ворочаться с боку на бок. А тут еще и Пафнутий начал храпеть. А будить его, чтобы он повернулся на бок, было как-то неловко.

Как всегда бывает, когда долго не засыпаешь, захотелось по малой нужде. Но и вставать было лень, да и выползать из-под одеяла на холод не хотелось. Ратомир сел и уставился в сторону входа в палатку. Снаружи было чуть светлее, чем внутри и щель входа была видна.

Вдруг полотно палатки в самом низу, у земли, шевельнулось. Краем глаза Ратомир увидел это движение и посмотрел внимательнее. И точно, словно кто-то трогал край этой палаточной «двери», шевелил его.

Ратомир насторожился. Страшно ему не было – это явно было что-то мелкое и безопасное. Осторожно, стараясь не делать резких движений, и не шуметь, он снял с себя и аккуратно отложил в сторону одеяло, и подобрал под себя ноги. Встал на колени. Тихонько подобрался ко входу. Теперь, чтобы выйти, или, хотя бы, выглянуть наружу, следовало расстегнуть вход. И он, начиная сверху, чтобы не испугать то существо, которое, похоже, было внизу, стал расстегивать пуговицы.

Расстегнув три, он высунул голову наружу, и посмотрел вниз. То, что он увидел, поразило его гораздо больше, чем это было бы, увидь он какое-нибудь неизвестное дикое животное. Потому что именно это он и ожидал увидеть. А тут…

Маленький, пушистый, белый котенок смотрел на него большими, пронзительно синими глазами, задрав вверх мордочку. Котенок не боялся. Ему было любопытно. Он хотел играть, и играл с уголком палаточной ткани, трогая ее лапой. Сейчас он перестал играть и удивленно уставился на Ратомира.

Когда-то, когда он был раза в два моложе, Ратомир гостил у бабушки и там, однажды, играя в довольно-таки запущенном дворцовом парке, нашел котенка. Когда его помыли, то он оказался точь-в-точь такой же, как этот. Такой же белоснежный и с голубыми, яркими глазами. Ах, как Ратомир упрашивал, чтобы ему разрешили взять его с собой. Увы, ему сказали, что котенок будет ждать его тут. Ждать его следующего приезда. Но, разумеется, в свой следующий визит Ратомир котенка не застал. Ему сказали, что котенок заблудился, потерялся, а мама его все искала, искала и, наконец, нашла, и он пошел к ней. Трогательно!.. А уж что там было на самом деле, оставалось только гадать.

И вот этот самый котенок снова смотрел на него своими невероятными глазищами, и явно не отказался бы поиграть, а потом выпить немного молочка.

Руки сами собой справились с остальными пуговицами. Ратомир раздвинул полы входа. Котенок отпрыгнул. Все так же стоя на коленях, Ратомир наклонился вперед и протянул руку. Котенок понюхал и отбежал на пару шагов. И сел, глядя на Ратомира. Он не боялся его. Да и чего бы ему бояться? Они же столько играли вместе… А потом он просто-напросто шагнул куда-то не туда, и вот, оказался тут! И он не грязный, и не голодный. Видно, что только что из дома.

Тот самый котенок!..

***

Геркуланий наслаждался. Он выследил добычу, он догнал ее, и какое-то время они бежали бок обок, и Геркуланий даже иногда дотрагивался до нее рукой, пока не убивая, а просто вдыхая запах разгоряченной плоти и смертельного страха. Предвкушение радовало и опьяняло его. Он растягивал удовольствие.

Потом он повалил ее на землю и, удерживая руками за толстые рога, перегрыз ей горло. Ну, а после он руками разорвал ей мягкое брюхо, и рукам было радостно ощущать живое тепло. Тепло снаружи, тепло внутри. Зубы рвут податливую плоть, и уходит вечно мучающий его голод. И добыча была такая большая, что останется еще много, и, что останется, он принесет Ратомиру. И это тоже радовало его, и согревало – но уже не живот и руки, а что-то другое, что тоже было в нем, и тоже нуждалось в тепле.

И вдруг что-то отвлекло его. И это был не звук, и не шевеление чего-то рядом. Это было внутри, и он, еще не понимая, разогнулся, встал, и через мгновенье уже бежал, делая гигантские прыжки вниз по склону. Он бежал туда, где был Ратомир, и где с ним что-то происходило. Что-то, что грозило ему опасностью. Он не знал, что это такое. Он не корил себя за то, что оставил его там одного. Он вообще ни о чем не думал. Он бежал, бежал как мог быстро, и был готов ко всему.

***

Ратомир выполз из палатки и с радостной улыбкой, распрямившись, шагнул к котенку. Тот подскочил и резво отпрыгнул. Ну, все, как тогда! Сейчас они поиграют. Ратомир будет ловить – котенок убегать. Шаг – котенок отпрыгнул. Еще шаг – и снова прыжок. Лови меня! И смотрит так весело. И Ратомир смотрит на котенка. И ничего нет вокруг. Только этот белый пушистик, а вокруг – тьма, и только этот комочек света, притягивающий к себе взгляд. И приглашающий – вот он я!.. лови!

Шаг за шагом, сам того не замечая, Ратомир удалялся от палатки. Он не заметил, как сгустилась тишина, и до сих пор нарушаемая только тихим шумом листвы, да стрекотом сверчков. И котенок стал как-то расплываться перед глазами, и возникло ощущение, что, на самом-то деле, он спит, и даже подушка под щекой. И стало так хорошо, уютно…

***

Геркуланий появился возле палаток спустя где-то полчаса после того, как Ратомира навестил его, потерявшийся в далеком детстве, котенок. Геркуланию не надо было заглядывать в палатку, чтобы убедиться, что Ратомира там нет. Он знал это. Знал он и то, что Ратомиру грозит опасность. Лошадь его спокойно паслась неподалеку. В отличие от своего хозяина, ей не нужны были ни мясо, ни кровь. Она спокойно обходилась травой, как и все порядочные лошади. В этом она от них не отличалась.

Геркуланий нашел свою сброшенную одежду, но взял только перевязь с мечом. Вскочил на лошадь и, ловя в воздухе след, пустил ее вскачь. Он торопился.

Геркуланий не ошибся в выборе направления движения. С каждой минутой он все явственней чуял Ратомира. Он был на верном пути. Он нагонял.

Путь его пролегал по ровному месту. Иногда лошади приходилось перепрыгивать через какие-то препятствия – она тоже хорошо видела в темноте. Иногда Геркуланию приходилось низко пригибаться, чтобы беспрепятственно миновать низко растущие ветви встречных деревьев. Он ехал молча, и только ноздри хищно раздувались у него, улавливая след.

И вдруг, словно сеть накинули на него. На него, и на лошадь, потому что она вдруг остановилась. Геркуланий почувствовал, как что-то цепкое ухватило его сразу везде. Два голых, безлиственных дерева, между которыми он направил лошадь, склонились к нему и обхватили своими гибкими и прочными ветвями. И ветви эти – толстые, тонкие, совсем почти не видные, словно щупальца опутали все тело. Он попытался достать меч, но руки оказались слабее. Они были тоже схвачены, опутаны, прижаты к телу. Геркуланий зарычал от бессильной ярости, но, как он ни дергался, все было напрасно.

Он почувствовал, что его поднимает вверх. Как ни странно, он продолжал сидеть в седле. Значит, их поднимала эта невиданная сила вместе. И его, и лошадь. Если бы Геркуланий умел удивляться, это его очень бы удивило.

***

Принципия так устала, что заснула мгновенно, и сон ее был крепок и без сновидений. Пробуждение же было кошмарным. Кто-то волок ее за ноги, и она тут же оказалась лежащей лицом в мокрой холодной траве. Голову ее прижали к земле, а руки завернули за спину, и она почувствовала, как колючей веревкой обматывают ее запястья. Она закричала, и ее тут же перевернули на спину. В рот воткнули какую-то тряпку. Рядом шла возня, слышалось кряхтенье, стоны, резкие, грубые голоса произносили какие-то фразы на незнакомом языке. И было светло. Множество факелов разогнали ночную тьму, позволяя увидеть, как темные фигуры, склонившись, упаковывают ее попутчиков.

Потом ее подняли и, как мешок, бросили животом на спину лошади. Она перестала что-либо видеть, кроме лошадиного бока и темной земли, и только чувствовала, как ее веревками привязывают к лошади, чтобы она не свалилась. Все произошло так быстро, что она даже и испугаться толком не успела.

Лошадь пошла. Висеть так было очень неудобно и больно. Рот был по прежнему заткнут, а чтобы она не выплюнула тряпку, ее примотали к голове, попутно завязав глаза. Оставалось только слушать. Но слушать было нечего. Переговоры между теми, кто на них напал, прекратились, и Принципия слышала только лошадиное дыхание, шелест травы у нее под ногами, да биение собственного сердца.

Внезапно откуда-то издалека донесся крик. Принципии показалось, что она узнала голос. Голос Геркулания. Но крик оборвался, и ничего больше не было.

Глава 2

Любое приключение, за исключением любовного, вначале всегда воспринимается как неприятность. Это потом уже, если вам удалось благополучно выпутаться из этой передряги, вы будете с удовольствием рассказывать друзьям об этом, с усмешкой вспоминая собственные переживания.

Возможно, с этим многие не согласятся, но лично мне кажется, что любовь к приключениям возможна только платоническая. То есть когда на объект любви глядишь издалека, и только мечтаешь о встрече. И хорошо тому, у кого эта встреча так и не состоялась. Впрочем, если состоялась, и ты выжил, то тоже неплохо. Есть о чем вспомнить.

И, вот ей богу, любя своих героев, и желая им только добра, я охотно оставил бы их дома. Ну, право, куда они поперлись?! Но, что делать? Они взрослые люди, и вправе поступать так, как пожелают. Мне же остается вместе с вами смотреть, как они героически преодолевают последствия собственных необдуманных поступков, вздыхать, и тихонько, про себя, говорить:

– Ну, вот… я же предупреждал!

1

Очнувшись, Ханна обнаружила себя лежащей на земле. Голова болела, связанные за спиной руки затекли. Рядом лежали ее попутчики. Справа и слева. Кто-то стонал, кто-то плакал. Сколько их – из ее положения, да еще в темноте, определить было невозможно. Судя по тем крикам, что она слышала, прежде чем ее привели в бессознательное состояние, оставшихся было меньше, чем выехало.

Они все лежали в стороне от дороги, но не далеко. Видны были многочисленные огни факелов. Частично эти огни перемещались, частично оставались на месте. Видимо, эти факелы воткнули в землю, чтобы освободить руки. Руки же были заняты перетаскиванием тюков, мешков, сумок – короче, багажа пассажиров этого несчастного каравана, и того, что везли грузовые телеги и фургоны. Все это экспроприированное добро грузилось на спины лошадей. И это означало, для тех, кто еще этого не понял, что путь дальше лежал по бездорожью. То есть – в горы.

Наконец, погрузка закончилась, и лежащих на обочине пленников стали поднимать и строить в колонну. Тех, кто не проявлял должной резвости, подбадривали пинками. Ханна встала, не дожидаясь особого приглашения. Подошедшему к ней бородатому звероподобному аборигену она шепнула: «Галамали». Тот сделал шаг назад и настороженно взглянул на нее.

Что означает произнесенное ею слово, Ханна не знала. Может быть, это было даже какое-нибудь ругательство. Не важно. По этому слову ее должны были опознать в общей толпе, чтобы дальше она могла действовать по плану. В том случае, разумеется, если она не даст убить себя в горячке захвата. Всякое же возможно!..

Но она не сделала никаких глупостей, осталась цела, если не считать шишки на голове, передала пароль, и теперь все должно было пойти так, как надо. Хотя…

Абориген схватил ее за руку и потащил куда-то в сторону. Кажется, он хотел отделить ее от остальных пленников. Возможно, ей даже дадут лошадь, чтобы она не утруждала себя пешим хождением. А вот этого как раз не надо! Ханна замотала головой, и кивнула в сторону остальных, сгоняемых в какое-то подобие строя. Она недвусмысленно давала понять этому типу, что ей надо туда. Как всем. Абориген пожал плечами, но, видимо, понял. Он пробормотал что-то и подтолкнул ее туда, где уже топтались ее братья и сестры по несчастью.

Пересчитать количество своих будущих попутчиков Ханна не смогла. На глаз – человек пятнадцать. Их выстроили в колонну по одному, в затылок друг другу. Руки так и оставались связанными за спиной. Затем хитроумно соединили одной длинной веревкой, так, что у каждого на шее оказалась петля. Дернись, попробуй выскочить из строя, и петля затянется. Причем не только у тебя, но, как минимум, у твоих соседей. Спотыкаться и падать тоже не стоило. Передний конец был привязан к седлу лошади. Еще пара человек сопровождала этот караван с живым товаром сзади. А прочие материальные ценности уже ехали впереди.

То, что произошло, отнюдь не было чем-то из ряда вон. В этих краях нападения на караваны издавна были обычным делом. Недаром их караванщиков так обеспокоила задержка, чреватая ездой в темное время. Они вполне обоснованно опасались того, что, в результате, и произошло. Они не знали, что были обречены с той самой минуты, как эта красивая девушка заплатила за место в их пассажирской карете. Еще несколько капель крови на алтарь божества по имени «равновесие». Не слишком, кстати, и кровожадного божества. Есть и куда более страшные: «власть», «честолюбие», «справедливость». А уж такое божество, вернее – демон, по имени «прогресс», способно пожирать людскую массу целыми народами. Ханна знала это. Слава Единому, просветили в Службе.

Они брели по неровному, поросшему высокой травой полю, преодолевая заметный уклон, поднимаясь вверх, туда, где рос лес, и куда нужно было успеть дойти, пока не рассвело.

Ханна знала, что ожидает их дальше. Путь их будет долог – по лесным тропам, вдоль ущелья, через перевал, где будет чертовски холодно, по камням и снегу. Потом они придут в селение. Там несколько человек останутся. Отныне это будет их дом. Кто-то будет заниматься домашним хозяйством, кого-то отправят на отдаленные пастбища, кто-то будет занят на строительстве – преимущественно на земляных работах. Рыть здешнюю землю – занятие как раз для рабов.

Это все те, кто, как говорится, родился в рубашке. Это везунчики. Еще так можно сказать про тех, кого, после тщательного осмотра, забракуют. Это старики, больные, беременные женщины – их отведут подальше и быстро, без мучений убьют. Убьют и зароют в яму, вырытую специально для этого другими рабами, из тех, что тут живут уже давно.

Оставшихся же посадят в специально для этого предназначенные ямы, где они будут сидеть до тех пор, пока этого живого товара не наберется достаточно, чтобы можно было их вести на далекую ярмарку в долине Кабахум возле селения Кабыр. Ну, а там уже – кому как повезет. Большинство попадет на рудники. Серебряные рудники, свинцовые – в провинции Кабыр-Дормон их много и туда постоянно нужны люди. Попав на такой рудник, ты можешь быть уверен в своем завтрашнем дне: его у тебя не будет. Больше полугода там не живут.

Молодые и красивые женщины имеют неплохой шанс пополнить гаремы тамошних ханов – владельцев тех самых рудников и пастбищ, куда, кстати, тоже периодически требуется пополнение, хотя жизнь там куда более здоровая, чем на рудниках.

Все это было известно, и, хоть и не приветствовалось, но и не пресекалось. Это был сложившийся веками порядок вещей. Не хочешь попасть в рабство – соблюдай осторожность. Не езди лишний раз по здешним дорогам без особой нужды. А если уж поехал, не езди в одиночку, присоединяйся к каравану, да не скупись: дешевый караван означает плохую охрану. И старайся уложиться в светлое время суток. Если ты богат, и попал в рабство, попробуй договориться со своими похитителями, возможно, они согласятся на выкуп. Хотя это и редко бывает. Эти горцы предпочитают не связываться с хитрыми жителями равнин, и лучше иметь синицу в руках, чем доверять журавлю в небе.

А, в общем, не так уж и много людей страдало от всего этого. И это вполне можно было отнести к разряду стихийных бедствий. В этих краях нередки землетрясения, от которых страдает гораздо больше народа. А ураганы? А наводнения? Засухи, с достаточной периодичностью выкашивающие целые селения? А жизнь, между тем, продолжается. Ну, и не лезь в нее неумелыми руками, не пытайся отучить волков питаться мясом.

***

Хорошая физическая подготовка, а также то, что ее не били и не водили по ночам к себе конвоиры, помогла Ханне проделать путь до селения без особого напряжения. Тем более что ее, в отличие от остальных, не мучили мысли о дальнейшем. Ей это дальнейшее было известно. Ну, до определенных пределов, конечно. А кто может похвастаться большим?

Поселок состоял из нескольких десятков домов, вернее, дворов, огороженных высокими, выше человеческого роста заборами, за которыми и скрывались невидимые снаружи дома и постройки. Дворы эти, примыкая один к другому, огораживали с обеих сторон единственную улицу поселка. Эта улица была продолжением той дороги, по которой они пришли сюда, и по которой погонят тех, кто не останется тут.

Они шли все той же печальной вереницей вдоль заборов из камня, скрепленного глиной, а за заборами, как второй эшелон, возвышались отроги ущелья, по которому текла река, вдоль которой и был проложен их путь. Они шли не торопясь, а из дворов выходили люди и смотрели на них. Смотрели без любопытства и, уж конечно, без сострадания. Сейчас пленников проведут через селение и там, на поляне, вытоптанной тысячами ног их предшественников, построят так, чтобы удобнее было разглядеть пригнанное стадо и отобрать себе то, что глянется.

Несколько человек отогнали от основной массы. Это были те, кого их конвоиры в любом случае планировали не оставлять тут, где, по традиции, пленников полагалось продавать по низким ценам. Как бы в уплату за гостеприимство. Ханна оказалась в числе этих избранных. Это никого не удивило. Эта молодая красивая девка будет украшением любого гарема, за такую заплатят не скупясь. Так не отдавать же ее за гроши?

Зрителей было много, наверное, все мужское население поселка, включая даже сопливую пацанву. Но, видимо, целью, все же, было – не людей посмотреть, а себя показать. Ходили гордо, смотрели важно – не столько на товар, сколько по сторонам: ну, как я?.. перебрасывались короткими фразами, тыкали пальцами, щупали, смотрели зубы…

В результате купили всего троих. Остальных присоединили к стоящим в стороне, и, всех вместе, погнали дальше. Дальше у них было нечто вроде базы, где и жили налетчики, и где коротали время до нового этапа большого пути пленные. База, как и все дворы в поселке, была огорожена забором. Лошадей с товаром давно уже завели туда, внутрь и, надо полагать, давно разгрузили, накормили и напоили. Лошадям было хорошо. Людям же пришлось подождать.

Вместе с Ханой сюда пришло четырнадцать человек. Шестеро женщин и восемь человек мужчин. Внутрь базы их не пустили. Они так и стояли у стены забора, под приглядом двоих охранников, вооруженных мечами. Ханна стояла спокойно, хоть ей уже давно было невтерпеж, но, что делать?.. физиологию следовало перебороть психикой, то есть просто стиснуть зубы, и терпеть. А кому тут сейчас легко?

База налетчиков располагалась посреди обширного пустого пространства. Деревьев не было. Были какие-то небольшие строения, вроде сарайчиков, в количестве шести штук. Строения эти были разбросаны по полю как попало, далеко один от другого. Что там – оставалось только догадываться.

Наконец, трое коллег тех, кто их охранял, вышли со двора, утирая рукавами халатов губы. Успели перекусить, надо полагать. Они деловито отсчитали пять человек, причем, не делая различия – мужчины, женщины, и повели их к одному из этих непонятных сарайчиков. Что там происходило, Ханна не видела, но скоро стража вернулась без пленников и тут же начала отсчет следующей группы. Скоро увели последнюю четверку. Ханна осталась одна. Один из вернувшихся разрезал ножом ее веревки, и, согнувшись в поясе, проговорил на вполне понятном, хотя и несколько искаженном акцентом, языке:

– Прошу в дом, госпожа.

2

Вот так все и кончилось. Можно сказать, не начавшись.

Их везли долго, весь остаток ночи. Когда, наконец, сгрузили с лошадей, стоять они не могли, повалились на землю. В освобожденные, наконец, от повязок глаза ударило утреннее солнце. Их подтащили к высокому каменному забору и усадили так, чтобы их спины опирались о стену.

Принципия чувствовала себя ужасно. Все болело. Руки, стянутые веревкой за спиной, потеряли чувствительность. Она огляделась: вот рядом Пафнутий, за ним Куртифляс, почему-то мотающий головой. Чего это с ним? А, впрочем, неважно, плохо ему, наверное. Как и ей самой. А где Ратомир? И проводника их не видно что-то. И нет Геркулания. Вот это странно!.. Они-то – ладно, но Геркуланий?.. Неужели с ним смогли что-то сделать? Он же…

Этот же вопрос мучил и Куртифляса, и Пафнутия. Как бы они не относились к этому существу, откликающемуся на имя Геркуланий, но они верили в то, что его присутствие рядом – да, неприятное, да, обременительное – делает их путешествие безопасным. Во всяком случае, люди-то им ничего плохого сделать не могли. С ними был Ратомир и тот, кто его защитит от чего и кого угодно. Его, а заодно с ним – и их.

А тут – ни Ратомира, ни Геркулания!

***

Солнце поднималось все выше. Светлело небо, ярче проступали на его фоне горные пики, но все так же ходил туда-сюда охранник, вооруженный кривой саблей. И все так же сидели они, прислонясь к этой стене. Видимо те, кто привез их сюда, сейчас ели и отдыхали. А эти вот, кого они привезли, могут и подождать. Не сдохнут. Да хоть бы и сдохли…

Дочь могущественного монарха, шут, приближенный к этому самому монарху, и способный повлиять на самые ответственные кадровые решения, маг, обладающий знаниями и способностями, недоступными обычному человеку – ощутили вдруг себя ничтожными комочками трепещущей плоти, чье существование целиком и полностью зависело от вот этого грязного, бородатого, одетого в немыслимое тряпье человека. И от других таких же. И ничего они не могут противопоставить простой грубой силе. Выбор был прост и очевиден – подчинение или смерть. Хотя, впрочем…

Куртифляс взглянул на Принципию. Может быть, выкуп? Грустным, конечно, будет их возвращение во дворец. Полное фиаско. Ну, да и черт с ним. В конце-концов, у него хватит средств на то, чтобы безбедно прожить до конца дней где-нибудь у ласкового синего моря. В тени пальм. С Принципией тоже ничего плохого не случится, а этот маг – да стоит ли вообще его выкупать? На кой он вообще?..

– Ваше высочество! – Громким шепотом обратился Куртифляс к Принципии.

Та услышала и повернулась к нему. Но услышала его не только она. Услышал и страж, остановивший свое движение – пять шагов туда, пять обратно. Он встал, грозно выпучил глаза и, прорычав нечто угрожающее, шагнул к Куртифлясу, кончик своей сабли приставив к его обнаженному, беззащитному горлу. Понятно стало, что в таких условиях обменяться мнениями будет затруднительно.

Ладно, – подумал Куртифляс, – выйдет же кто-то из начальства. Тогда и поговорим. И, видимо, придется взять инициативу на себя. Вряд ли наша принцесса додумается сама… Ничего!

***

Всю ночь Ханна провела в яме. На языке аборигенов яма назвалась «зиндон». Этакий номер для невольных постояльцев этой весьма оригинальной гостиницы. Яма была размером сажени две на три, и рассчитана на неопределенное количество постояльцев. От одного до… да сколько влезет. Об удобствах жильцов тут как-то не особо заботились.

Яма была глубокой. Где-то в три человеческих роста, прикинула на глаз Ханна. Она пока что была единственной обитательницей этого номера. Но долго скучать в одиночестве, как она полагала, ей не придется. Этой ночью должны были взять ее будущих друзей. Так что скоро она с ними познакомится. Ну, а пока их нет…

Ханна вздохнула и присела в уголочке. Никаких удобств тут не было предусмотрено, поэтому в яме нестерпимо воняло мочой. Ну, и прочим. А что делать? Поэтому, кстати, ночь она провела на ногах. Не садиться же было на этот загаженный пол. Но зато ее усталый вид, дополненный рваным платьем и солидным синяком, украшавшим левую половину лица, должны были вызвать как сочувствие, так и доверие.

Синяк этот по ее просьбе ей соорудили накануне. Двое суток она провела в относительно нормальных условиях. Ну, со скидкой, естественно, на обычаи и привычки этих дикарей. Ей даже удалось помыться в большой деревянной лохани, и две девушки ухаживали за ней, подливая горячую воду, растирая мочалкой и вытирая большой простыней. Сейчас, после ночи, проведенной в этом вонючем зиндоне, это казалось никчемной роскошью, но, все же, было приятно.

Вчера у нее, наконец, состоялась встреча с представителем Службы, курирующим эту операцию. Она ожидала, что это будет кто-то из своих, из Хамистополиса, но нет. Видимо этому делу придавали очень большое значение, потому что тот, кто с ней беседовал, был откуда-то с самого верха. Даже не из Миранды. Значит, он представлял собой верховное командование. Был этот господин весьма заурядной внешности, средних лет, с жидкими волосами и мелкими чертами лица. Эдакий клерк средней руки. И говорил он с заметным акцентом. А какой язык для него является родным, Ханна спросить постеснялась. Да какая разница, перед Службой все равны. Для Равновесия что миранин, что какой-нибудь эрогенец – все едино, и все едины.

***

– Вы можете называть меня Хант. – Сказал при знакомстве этот куратор.

Больше он про себя ничего не сказал, даже не уточнил, какую должность он занимает и в каком он чине. Хант, и все. Да и имя, наверняка было выдуманным.

– Давайте обсудим некоторые детали того, что вам предстоит сделать, – сказал этот Хант, – причем сделать в ближайшую же ночь. Я думаю, затягивать не стоит.

– А скажите, господин Хант, – обратилась к нему Ханна, – как вам все же удалось их…

Хант поднял руку, останавливая ее.

– Это не важно. Тем более, что еще пока ничего не удалось. Это случится этой ночью. Но мне обещали, что все будет как надо. Я вынужден довериться здешним э-э… специалистам.

Пришлось довериться и Ханне. А жаль!.. Ей было чертовски любопытно, как они сумеют одолеть препятствие в виде того неуязвимчика. Ну, может, еще и узнает.

Дальнейшие инструкции исходили из того, что все пройдет как надо, и к ней подселят всех четверых. И если все так и будет, как пока планируется, то ничего особо сложного ей не предстоит. Самое сложное будет – уговорить этих. А для этого они должны ей поверить. А значит, она, как минимум, не должна вызывать подозрений. И Ханна попросила своего собеседника:

– Господин Хант, ударьте меня, пожалуйста.

– Что?!. – воззрился на нее пораженный гость.

– Мне нужно, чтобы было видно, что я такая же пленница и рабыня, как и они. Платье я порву сама, а вот приличный синяк на лице… самой трудно. Так что, пожалуйста…

– Хм-м… – задумался Хант. – Наверное, вы правы. Сейчас…

Он вышел из комнаты, где они беседовали, и вскоре вернулся с одним из местных разбойников. Видимо, воспитание и врожденная интеллигентность не позволяли ему ударить женщину, даже в силу служебной необходимости, и он решил переложить эту процедуру на одного из этих.

– Как бы не убил. – Испугалась Ханна.

Но этот мордоворот оказался мастером своего дела, и роскошный фингал – этот своеобразный знак отличия, вскоре засинел у нее на лице.

– Сейчас уже, – думала Ханна, – сейчас их приведут.

Она дотронулась ладонями до стены. Земля была сухой, со множеством камней. Выкопать в этой земле такую ямищу – вот это труд! Бедные рабы. Она потерла ладонями лицо. Слишком сухая земля. Одна пыль на ладонях. Видно ли будет что-нибудь? Да, все равно!.. Здесь так темно.

Она почти что не волновалась. Столько раз ей уже приходилось лицедействовать. Сейчас хоть ей не предстоит вступать в любовную связь с кем-то из этих. Во всяком случае, пока. Там, дальше, видно будет. Это она будет решать по ходу этой пьесы, и решать сама.

Вот уж никогда раньше Ханна не думала, что ей придется вести такую жизнь. Ни в армии, ни потом, в академии. Как она переживала по поводу той ночи на даче, перед распределением! Чувствовала себя чуть ли не шлюхой. Теперь это просто рабочие будни. И шлюхой при этом она себя совсем не ощущает. И никто из ее сослуживцев к ней так не относится. Хотя все всё прекрасно понимают. Но не презирают, и даже не жалеют. Да и нет причин для жалости. Ничего страшного не происходит. Надо просто уметь четко различать – когда она сама, а когда – на работе. И все в порядке.

Это вот на что похоже, подумала она, это как хирурги – ведь прекрасные, добрые люди, а посмотришь, как они во время операции – по локоть в крови, с ножами… Их еще в академии заставляли присутствовать на операциях, чтобы не боялись крови. Вот там она и насмотрелась. Страшно!.. А потом с этими же хирургами распивали спирт, и болтали о всякой всячине. Милые, добрые, мухи не обидят. Вот и она так же. Недаром каждое из ее заданий так и называется – операция.

Ей понравилось сравнение. Точно!.. Она – хирург! Она вырезает – с болью, с кровью, пораженную ткань. Чтобы жило все остальное тело. Оставаясь при этом все той же – доброй, нежной, и, не смотря на столь обширный сексуальный опыт, так еще и не любившей ни разу. Не любившей, но верящей в любовь. В то, что и у нее когда-нибудь это будет. Обязательно!

Наверху залязгало железо. Ну, вот! Сейчас откроется крышка люка, сюда, вниз, спустится лестница, и… Добро пожаловать!

3

Ну почему ничто никогда не проходит так, как запланировано? Ломаешь голову, ищешь варианты, утрясаешь, согласовываешь – а как только доходит до дела, обязательно находится что-нибудь, что все ломает! И начинаются импровизации. И все висит на волоске, потому что импровизация и есть импровизация. Все тяп-ляп, на скорую руку, на живую нитку… И ведь, как правило, именно вот это-то и получается в конце-концов. А вовсе не то, что было так хорошо спланировано и продумано.

Человек, который назвал себя Хантом, тот самый посланник самого Генерала, глупо и бестолково таращил свои глаза. У забора, в ожидании того момента, когда их, наконец, поведут в приготовленный для них зиндон, сидели трое. Трое! Трое, а вовсе не четверо, как было договорено с самого начала. Не хватало… Хант присмотрелся – не хватало наследника, Ратомира.

Ни хрена себе!..

Ашан, их проводник, подтвердил, что все прошло, как было задумано, а где недостающий наследник могут сказать только йами, которые им занимались, и которые и должны были доставить его сюда еще затемно. И черт его знает, почему не доставили.

Ах, йами, йами, сидеть бы вам в яме!.. Кстати, насчет ямы, сколько эти-то еще сидеть тут будут? Хант распорядился, чтобы пленников определили в положенный им зиндон. Пусть пока и не в полном составе. А тут, кстати, и йами появился. Как всегда, неизвестно откуда.

Йами был хмур.

– Плохо дело, начальник. – Сказал он.

Хант приготовился внимать. Сейчас он, хотя бы, узнает, что произошло. Ну, а там…

– Короче, так, – йами сжал кулаки и опустил голову, – наши выкатили новые условия. Чего вы там привезли, можете забрать себе. Сейчас им нужно совсем другое.

– Что же?

– Наш башкан, ну… главный, то есть…

– Я знаю. – Хант говорил тихо и спокойно, проявляя поистине ангельское терпение.

– Наш башкан при смерти.

– Так, и…

– Ну вот, короче, это неожиданно. Никто не… Ну, в общем, у нас так заведено, что душа башкана должна перейти в другого. В младенца. Младенец подрастает и становится башканом. А пока правит семья башкана.

– Ага, – сообразил Хант, – вроде регентский совет. Понятно.

– Младенец должен быть человеческий.

– Как это? Зачем?

– Так полагается. Из него сделают йами, а сначала он должен быть человек. И самое главное, – йами пристально взглянул на Ханта, – это должен быть сын какого-нибудь короля.

– Короля?..

– Ну, короля. Или, там, царя, князя, великого хана, султана – не важно! Главное монарха. В его жилах должна течь кровь властелина.

– Ну, нормально… А скажи, вот этот башкан, который сейчас, он что, тоже королевских кровей?

– Так говорят.

– И чей же он сын?

– Я не знаю, это было триста лет назад. Я еще не родился.

– Так и что же вам надо? – Спросил Хант, догадываясь, впрочем, каков будет ответ, и холодея от этого предчувствия.

– Нам нужен такой младенец. Срочно.

– И всего лишь? А больше вам ничего не надо?

– Больше ничего. – Не захотел понимать сарказм йами. – Остальное можете забрать. Будет младенец, отдадим вашего…

Хант задумался. С этим народом ему уже приходилось иметь дело. Он их знал и, самое главное, они знали его. Поэтому и пошли на прямые переговоры. И он знал, что спорить с йами бесполезно. С ними невозможно торговаться. И затягивать нельзя. Тем более, у них в заложниках сам наследник амиранского престола. Случись с ним что, и ему, Ханту, как бы его там не звали на самом деле, головы не сносить.

– И что, у вас уже есть кандидатура?

– Нет, конечно. Я же сказал, что внезапно.

– Может, он еще поправится?

– Старики сказали, что нет. Еще дня два – и все.

– И где же я вам найду подходящего младенца? Сколько ему, кстати, должно быть?

– День, два, три – не больше. Потом – все. Душа не войдет. А где – ищи. У вас люди по всему свету. Мы знаем. Мы про вас больше знаем, чем вы про нас. А государств на свете больше сотни. Где-нибудь, да найдется.

– Ладно, – решил взять тайм-аут Хант, – надо подумать. Ты иди, отдохни пока, перекуси. Я пока помозгую тут. Сам.

***

Думать он будет, сказал Хант. Думать… Как говорится – думай-не думай, три гроша не деньги. Времени нет, возможностей нет. Эх, Диксона бы сюда, вот тот – голова!.. Разом бы что-нибудь придумал. Но где тот Диксон? И связи нет. Быстрой. Никто ж не думал…

С кем бы посоветоваться? Эх-х!..

И тут он вспомнил…

***

Наконец, про них, кажется, вспомнили. Из ворот вышли трое, похожих на их охранника как родные братья. В руках у каждого был такой же кривой клинок. Эти трое подошли к тому брату, что все утро мозолил им глаза и о чем-то коротко переговорили. Потом повернулись к пленникам и жестами велели подняться.

Когда ты сидишь, как говорится, на попе ровно, и у тебя связаны за спиной руки, то подняться не так-то легко. Сперва надо, постаравшись не упасть лицом вниз, извернуться, встать на колени, а потом уж, кряхтя… Да попробуйте сами!

Первым встал Куртифляс, и тут же обратился к стоящему рядом разбойнику:

– Слышь, друг, перетереть бы… По делу.

И тут же получил кулаком в лицо. Он стоял рядом со стеной, и удар отбросил его к ней. Голова соприкоснулась с камнем, и бывший царский шут и наперсник грузно осел на землю.

Потом все молча стояли и смотрели, как он возится, пытаясь подняться. На сей раз это у него выходило куда как не так ловко и быстро. Видимо, кружилась голова. Но он все же встал. Встал, посмотрел на ударившего его, сплюнул кровь и ничего не сказал. Попытка переговоров была сорвана в самом начале.

***

Их подвели к одному из загадочных строений и открыли дверь. Сквозь открывшийся проем видна была тьма внутри. А больше там, кажется, ничего и не было. Хлипкое сооружение внушило робкую надежду. Кажется, отсюда не так уж трудно будет убежать.

Двое подтолкнули Куртифляса к двери. Он вошел. Что там происходит, видно не было. Наконец, двое, бывших с ним там, внутри, вышли. Подошли к Пафнутию и проделали с ним ту же процедуру. Принципия осталась одна, ну, если не считать двоих конвоиров с саблями наголо.

Ее завели внутрь, но далеко пройти не дали, удержав за локоть. Она почувствовала, как сзади стали перерезать веревки. Перерезали, наконец, и она стала растирать руки, пока не почувствовала боль. Ей не дали до конца насладиться обретенной свободой и, снова схватив за, так еще и не пришедшие в себя как следует, руки, подвели к черной дыре в полу. Из дыры торчала лестница. Похоже было, что ей придется лезть вниз, в кромешную тьму.

Чтобы разрешить ее сомнения и придать дополнительный стимул, сопровождающие лица потыкали ее кончиками свих клинков, ободряя, так сказать, и направляя. Принципия осторожно, опершись ладонями о пол, нащупала ногой ступеньку, потом вторую…

А потом, убедившись в том, что она благополучно достигла дна, братья-разбойники с шумом и грохотом затащили лестницу наверх и люк захлопнулся.

***

В третьем спустившемся Ханна без труда опознала женщину. Даже несмотря на темноту и то, что та была не в платье, а во вполне мужских шароварах. Видимо, по каким-то характерным движениям. А что до шароваров, то тут их носят все. И правильно. Так гораздо удобнее. Надо будет и ей тоже озаботиться более практичной одеждой. Не в этой же хламиде, что на ней сейчас, да еще и рваной, пускаться в дальний и нелегкий путь.

Так, трое есть. Сейчас спустится еще один, и будем знакомиться, и разбираться, кто есть кто. Но тут лестница поползла наверх. Это что – все?.. А где четвертый? Спокойно, только не выдать своего удивления. Я их не знаю. Я не знаю, что их должно быть четверо. А, вообще, интересно!..

Вновь прибывшие сгрудились посреди ямы и пока молча сопели. Понятно, переживают. Еще бы, такой облом!.. А тут еще и одного из них недостает. Видно, с ним что-то случилось. Интересно, с кем?

В темноте лиц было не видно. Впрочем, с портретами персонажей ее очередного спектакля Ханну все равно не познакомили. Ничего, разберемся.

Она кашлянула, привлекая к себе внимание.

– Здравствуйте.

– Ой, кто это? – По голосу – та самая, последняя, стало быть царевна, как ее… Принципия.

– Меня зовут Ханна. И я тут уже двое суток.

Сказать, что они подошли к ней, было бы преувеличением. Они и так были рядом. Куда тут денешься? Они все просто обернулись к ней, стоящей в углу, куда она встала, чтобы не мешать их вселению на новое место жительства.

– Куртифляс.

– Принципия, очень приятно.

– Пафнутий.

Ну, вот, теперь ясно, кого не хватает. Где же это наследник потерялся? Похоже, какая-то накладка. Тогда Хант должен меня проинструктировать. В самое ближайшее время. Если, конечно, с ним самим все в порядке.

– Вот будет забавно, – продолжала рассуждать Ханна, – если вообще все к чертям поломалось. Если мы теперь просто обыкновенные пленники. Не понарошку, а всерьез. Эх, с таким синячищем не быть мне звездой гарема!..

***

– А как вы сюда попали? – Это Принципия.

– Наш караван захватили. Тут со мной были еще четверо, но их вчера куда-то забрали.

– Караван захватили? – Это, по голосу, Пафнутий, – Как это? Разве в наше время такое возможно? А что же правительство?!.

Ишь, ты!.. Какое возмущение. Сразу видно, иноземец.

– В этих краях такое случается. – Пояснила Ханна.

– И что теперь? – Продолжал любопытствовать этот Пафнутий. Остальные молчали, но и им, наверное, было интересно – что же дальше?

– Будем сидеть тут, пока не соберут достаточно народу. А как соберут, отправят на ярмарку, где и продадут.

– Не понял… Как это – продадут?

– Просто, за деньги. Как рабов. – Ханне было смешно, но голос ее был серьезен и даже печален. – Мы теперь рабы.

– Мы не рабы! – Вскричал Пафнутий.

– Ага, рабы – не мы. – Со смешком прозвучал голос другого, этого… Куртифляса. Ну и имечко. Действительно – шут!

***

Делать, кроме как разговоры разговаривать, все равно было нечего, и вскоре сокамерники знали друг о друге все. Всю неправду. Про Ханну стало известно, что она ехала с мужем, и мужа убили во время нападения. Мужа звали Пиллий, он заступился за нее и его зарубили. А ехали они из Хамистополиса, где муж закончил университет, и начал было служить в компании отца своего товарища. Вот только компания обанкротилась. Они продали дом, имущество, и поехали в Махаткам – город такой, здесь, неподалеку. Там нашлась работа для Пиллия. И вот теперь – ни мужа, ни денег, ни дома, ни родных. Впору самой на невольничий рынок идти – авось кто купит. Хоть будет где жить и чем питаться.

В свою очередь и Ханна узнала про своих товарищей по несчастью много нового и интересного.

Оказывается, – если верить словам того же Куртифляса, – его дедушка сильно занедужил, и, по словам лекаря, его мог спасти отвар из одной травки, которая произрастает как раз в этих вот горах. Вот только тут, зараза такая – и больше нигде! Ну, и собралась небольшая экспедиция, состоящая из него, его двоюродной сестренки – не хотели брать, но напросилась на свою голову! – и приятеля, приехавшего на каникулы из Кранаха. Вот этого самого Пафнутия. Взяли они проводника, да и пошли искать ту самую травку. И нашли, да много! И в последнюю ночь их и захватили спящих.

Вот такая грустная история. И что же теперь будет с дедушкой?..

Ханна невольно улыбалась, слушая бредни этого экс-шута его величества. Все равно ее улыбку в здешней тьме увидеть было невозможно. Ну, что сказать? Для экспромта неплохо. А так… Надо было им озаботиться какой-нибудь более правдоподобной историей заранее. Да что с них взять – дилетанты!

***

Наверху послышался шум. Там открывали крышку люка. Все заинтересованно подняли головы.

– Это не еду принесли? – Спросил Пафнутий.

Остальным пришла в голову мысль, что это, наконец, доставили припозднившегося Ратомира.

Оказалось, ни то, ни другое.

С грохотом сползла лестница, вслед за ней вниз опустилась рука с факелом, и грубый голос, коверкая язык, приказал:

– Эй, девка, иды суда!

Принципия, решив, что зовут ее, шагнула к лестнице.

– Не ты, дыругая!

Понятно, – сказала себе Ханна, – сейчас будет новая вводная.

И молча полезла вверх.

4

Про то, что черный кот – верный сигнал к грядущим неприятностям, знает каждый. А вот про белых котят как-то ничего такого до сих пор не было слышно. И, вот вам, пожалуйста!..

Очень нехорошо закончились ночные игры для Ратомира. Он очнулся в кромешной тьме и спеленатый, как новорожденный младенец. По рукам и ногам. Естественно, ничего не понимающий. И только милая пушистая мордочка стояла перед глазами.

– Вот же, с-сукин кот! – Выругался наследник престола. Видно общение с обслуживающим персоналом дворца не прошло бесследно.

Ему недолго пришлось лежать в темноте и безвестности. Вскоре тьму разогнали чадные факелы и его окружили странные люди. Лиц их Ратомир не разглядел. Возможно, и физиономии у них были достаточно странны, но он увидел другое, и этого было достаточно. Люди были маленькие. Цирк лилипутов – пришло ему на ум. Видел он как-то, в Миранде, такое. Но, в отличие от тех, цирковых, эти были гораздо шире, и по тому, как легко его взяли и понесли куда-то, было понятно, что силой их Единый не обделил.

Тащили его куда-то достаточно долго. Один раз он оказался под ночным небом и с удовольствием вдохнул немного свежего воздуха. Потом снова была тьма. Огни факелов позволяли видеть каменные стены, вдоль которых пробиралась их процессия. Были лестницы, неуклонно ведущие куда-то вниз. Потом послышался шум текущей воды, и слышался довольно долго, значит, дорога пролегала вдоль какого-то подземного ручья. В том, что он находится глубоко под землей, Ратомир не сомневался. Зато он терялся в догадках относительно того, что с ним будет дальше. Самые страшные мысли он гнал прочь, но они все равно с назойливостью мух лезли в голову.

Наконец, они пришли. О том, что это конец путешествия, Ратомир догадался по тому, что его, наконец, поставили вертикально, слава Единому, не перепутав верх и низ, и сняли, наконец, путы.

«Оковы тяжкие падут, – вспомнились Ратомиру слова из каких-то виршей, которые его заставляли разучивать в детстве, – темницы рухнут, и свобода…»…

– Ну, свободой пока что не пахнет, – перебил себя Ратомир. – И темница, если и рухнет, то мне же на голову.

Это была небольшая комната с невысоким сводчатым потолком. Окон, естественно, не было. Была дверь – та самая, в которую его и внесли сюда. Три стены были естественного происхождения, то есть, это был камень, грубо отесанный каким-то инструментом. Наверное, это была пещера, которую немножко расширили. Четвертая стена – та, что напротив двери, была кирпичной. Еще в комнате был стол из необструганных толстых досок, намертво врытый в пол, и скамья из такой же доски, только пошире. На столе стояла свеча в глиняной миске. Свечу зажгли и оставили его одного, не забыв закрыть за собой дверь и погреметь с той стороны щеколдой.

Ратомир сел на скамью, положил руки на стол, голову – на руки, и закрыл глаза. Ничего другого ему не оставалось. Только ждать.

***

По тому, как непроизвольно дернулись ноздри Ханта, севшего напротив, и слегка скривилось его лицо, Ханна поняла, что пахнет от нее не очень. Плевать!.. Сам бы посидел в этой яме. Она молча взглянула на куратора. Пусть разговор начинает он.

Он и начал.

– Произошла непредвиденная накладка…

Из того, что Хант поведал ей дальше, Ханне стало ясно, что ее собеседник явно страдает излишней скромностью. Какая накладка? Катастрофа, вот как это называется.

Хант замолчал. Он рассказал все. Все, что знал на данную минуту. Молчала и Ханна, переваривая услышанное. В голове был сумбур, из которого следовало, упорядочив, извлечь какую-то мелодию. Не хватало данных. Хант многого не выяснил, или почему-то утаил от нее, но это вряд ли. Не в том он сейчас положении, чтобы пренебрегать ее мозгами. Раз своих не хватает. Значит…

– А этот ваш йами, который вам все это рассказал, он далеко?

– Нет, он тут.

– А можно его? Надо кое что уточнить.

***

Кто такие йами, Ханна знала с детства. Это были персонажи сказок. Местных сказок. Полу-люди, полу-духи, живущие в пещерах под землей, скрывающие в этих пещерах сказочные же сокровища, и одаривающие героев чудо-оружием, с помощью которого означенные герои побеждали драконов, колдунов, людоедов и просто конкурентов в борьбе за трон и сердце какой-нибудь заколдованной принцессы.

Теперь же вполне реальный йами сидел напротив и сверлил ее своими весьма неприятными глазками. Ханту с трудом удалось уговорить его побеседовать с нею. У йами не принято было посвящать женщин в свои дела. То, что у людей это было в порядке вещей, говорило не в пользу людей. Так, во всяком случае, считали йами. Хант был с ними отчасти солидарен, но в данном конкретном случае просил сделать исключение.

Ладно, йами, так и быть, согласился. Ну, и что ей надо?..

– Скажите, пожалуйста, уважаемый… как, кстати, к вам обращаться?

– Называйте меня Бэр, – отозвался, подумав, йами, – на самом деле меня зовут не так, но мое имя слишком сложно для вас. Пусть будет Бэр.

Пусть будет, согласилась про себя Ханна.

– Итак, уважаемый Бэр, скажите пожалуйста, младенец, которого вам доставят… как вы определите, королевского он происхождения, или нет. Младенцы – они все одинаковы.

– Узнают. – Бэр мотнул головой. – Это запросто. Я – не узнаю, а жрецы наши – спокойно. Есть у них ритуал. Если младенец простой, он от него умрет. А королевских кровей – выживет. Вы разве не знаете, что в жилах королей течет совсем другая кровь, чем в жилах простолюдинов.

– Честно говоря, не знала. – Призналась Ханна.

– Это вы просто забыли свою историю. Ну, ладно, сейчас не время говорить об этом. В общем – узнают, и если попробуете подсунуть какого-нибудь не того… У нас не любят обманщиков.

– Понятно, – задумчиво протянула Ханна. Что ж, этот вариант отпадает. – Обманщиков никто не любит. Еще один вопрос…

Бэр взглянул на нее и кивнул. Еще один вопрос, ладно, он потерпит.

– Скажите, уважаемый Бэр, а вот если бы мы не подвернулись вам. Если бы нас не было, как бы вы и ваши уважаемые сородичи вышли из этого положения? Вот ваш башкан умирает, и… что? Младенца нет, и как тут быть?

– Не знаю. Такого еще не было. Всегда о смерти башкана знали заранее, готовились, и башкан умирал только тогда, когда все было готово. То есть было куда ему вселить свою душу.

– Так он, что, умирает обычно по собственному усмотрению? Вот все готово, он ложится и умирает?

– Ну да. Я же говорю.

– А что же сейчас-то случилось?

– Я толком не знаю, – поморщился йами. Вопросов что-то было слишком много. Эта человеческая самка лезет куда не надо. А время-то… время идет! – Это знают жрецы и ближайшие члены семьи.

– Ну, и ладно, – легко согласилась Ханна, – так вы мне не ответили. Что было бы, если бы нас тут не оказалось, и неоткуда было бы взять младенчика?

Йами задумался. Он думал долго. Хант с Ханной терпеливо ждали. Хант досадовал про себя, что этот вопрос не ему пришел в голову. Но, что ж теперь?.. И что же он ответит? Этот…

– Я думаю, в таком случае, – проговорил, наконец, Бэр, – башканом стал бы старший жрец.

– Разумно, – согласился Хант, – а не подскажете, из какой семьи этот старший жрец?

– Из Хайкатлоули-Ка.

– Так это же… это же ваша семья? – Хант изумленно посмотрел на Бэра.

– Ну, да… – нехотя, сквозь зубы, проговорил йами.

– Тогда вы сразу переходите в вайрандары?

Ханна непонимающе взглянула на Ханта.

– Вайрандары – это аристократия ихняя. – Шепотом пояснил Хант.

Ханна кивнула. Ну, да. Могла бы и сама догадаться.

– А может, и не надо никакого младенца? – Искушающим тоном проговорил Хант. – Ведь такой случай бывает раз в тысячу лет.

– Если вы его не достанете, – йами обвел собеседников тяжелым взглядом, – и башкану некуда будет излить душу, то так и будет. Но, тогда, мы убьем вашего этого…

– И что тогда будет? Вы понимаете?

– Да. Это будет плохо. Война с вами, с людьми. Этого не было тысячи лет. Вы делали вид, что не знаете про нас. И давали нам жить спокойно. Торговля, все такое… Пусть и в тайне, но…

– Вот именно! И ваша семья, перейдя в статус вайрандаров, становится острием меча в этой войне. Вы все погибнете. Или почти все… – добавил, подумав, Хант. – В общем, не долго музыка играла, не долго йами танцевал.

– Вы что-то хотите предложить? – Спросил Бэр, по очереди взглянув на собеседников. Кажется, он согласился с тем, что и от нее может быть польза, обрадовалась Ханна.

– Давайте конкретизируем задачу, – сказала она самым серьезным тоном, на какой только была способна, – правильная формулировка вопроса – половина решения. Итак, нам нужно, чтобы наследный принц Ратомир остался цел, и при этом башканом стал старший жрец.

Собеседники молча согласились с нею. Задача была сформулирована. Половина решения, таким образом, была у них в кармане. Осталась еще половина. Всего-навсего…

***

– Интересно, – думал Ратомир, – ну, и что?.. Что со мной теперь сделают? Убьют?

Умирать не хотелось. Жизнь только-только стала интересной. Геркуланий… А теперь еще это путешествие. За несколько дней он увидел столько нового. Как огромен и прекрасен, оказывается, мир вокруг. А ведь он проехал по нему совсем чуть-чуть. И все равно увидел больше, чем за всю прошлую жизнь.

Если он не умрет, то постарается увидеть как можно больше. Пока не придется сидеть во дворце, как отец. А куда деваться? Отец должен там быть всегда. Ему нельзя отлучаться. Мало ли что? Всегда ведь может что-то случиться. И случается, то и дело. То где-то пожар, то наводнение… Засуха, саранча, бунт, холера. Надо срочно успеть принять меры, распорядиться. А ему, Ратомиру, хотелось бы сплавать к далеким островам. Там живут дикари. Какие они? Говорят, да и в картинках он видал, они там голые совсем ходят. И женщины…

От этих мыслей Ратомиру стало как-то неловко, и он покраснел, будто его застукали за подглядыванием за этими самыми…

А, ничего этого не будет. Сейчас придут и убьют. А зачем его еще держат?

Подремать бы, но от этих мыслей сон не шел. Да и прохладно здесь было как-то. Неуютно. Уж скорее бы…

И тут загрохотал отодвигаемый засов, дверь распахнулась, и в комнату вошел один из тех коротышек, что принесли его сюда. В руках коротышка нес что-то, закрытое тряпкой, а на локте у него висело ведро.

Коротышка поставил ношу на стол и сдернул тряпку. Это оказалась кастрюлька, закрытая крышкой. Пришелец достал из кармана ложку и положил ее рядом с кастрюлей. Похоже, он принес еду, обрадовался Ратомир. Голода он не чувствовал, но то, что его решили покормить, говорило о том, что смерть на время откладывается. Уже хорошо.

А коротышка поставил ведро в угол и, тронув Ратомира за плечо, чтобы обратить его внимание, жестами показал, для чего это ведро предназначено.

Ратомир кивнул.

Закончив с делами, коротышка подошел к столу, который доставал ему почти до подбородка и уставился на Ратомира. Ратомир, в свою очередь, посмотрел ему в лицо. Лицо все заросло волосами, и ничего интересного из себя не представляло, а вот глаза… Глаза были жуткие. Сплошь красные и словно бы светящиеся изнутри.

Вытянув правую руку в направлении Ратомира, и указательным пальцем почти что упершись ему в грудь, коротышка что-то проговорил-прорычал, после чего распрямился, гордо вскинул голову, и вышел, не оборачиваясь.

Опять прогрохотал засов, и шаги смолкли.

– Это он показал мне, кто тут главный. – Понял Ратомир.

5

Половина решения, это все же не решение. Но главное было достигнуто. Мысли этого сказочного персонажа потекли в нужном направлении. Если изначально йами был настроен только на одно – заставить этих людей побыстрее заняться поисками нужного младенца, то теперь он, похоже, сам отказался от этой бредовой затеи.

Не знаю, – думала Ханна, – на что они рассчитывали. Неужели и правда думали, что это возможно? В таком случае, они сильно преувеличивают наш потенциал. У нас с Хантом сейчас и связи-то никакой нет, даже самой обыкновенной, не говоря уже о быстрой. Да и вообще, задачка!.. Был бы хотя бы месяц, да и то… Ну, можно найти какую-нибудь царевну-королевну на сносях. Дождаться родов, а потом?.. Как-то выкрасть этого младенца? Легко сказать! Ну, ладно, кажется, про этот бред забыли, слава Единому. Будем думать о другом.

Давай, Бэр, за тобой слово!

Но слово взял не Бэр.

– А где держат принца? – Спросил Хант.

Вот, правильный вопрос. Ханна взглянула на йами. Неужели сейчас скажет: – Не знаю?

– Я знаю, где его держат, – сказал Бэр, – только как вам это объяснить?

– Ничего, – быстро отозвался Хант. – у меня с собой подробная карта этих мест. На карте покажешь?

Йами кивнул.

– Попробую.

Хант почти бегом выскочил из комнаты, и вскоре вернулся со сложенной картой, занявшей весь стол.

– Смотри, – сказал Хант, обращаясь к Бэру, – вот здесь мы сейчас. Вот тропа. Вот селение. Так, – он замолчал, внимательно вглядываясь в значки и надписи, – ага!.. Вот, смотри, это долина Саюм. Посмотри, тут у них был лагерь, тут их всех захватили. Сориентировался?

Йами ничего не ответил. Он молча смотрел на карту, возил по ней своим большим корявым пальцем с грязным ногтем, сопел, хмыкал…

– А-га… – Наконец протянул он задумчиво. – Ну-у… Яс-с-сно!..

Он откинулся на спинку стула и удовлетворенно сказал:

– Хорошая карта!

Кивнул головой, как в подтверждение собственных слов, и продолжил:

– А то я, было, испугался. Ничего на ней нашего не обозначено. А то бы, я не знаю…

– Ну, так что? Нашел то место, где прячут?..

– А чего искать? Я и так знаю. А вам знать незачем. Вы же туда не пойдете. Это наша забота. А карту я смотрел – вдруг там чего ненужное нарисовано.

– Так где же его прячут?

– В одном месте, специально оборудованном для такого… Там все под ваш рост – стол, лавка. Это пещера, – пояснил йами, – громадная пещера, вернее целая система пещер, которые объединили в одно целое. Вот там он и сидит.

– Его охраняют?

– А как же!

– Ваши? – С надеждой спросила Ханна.

– Нет, там воины из семьи башкана. Их нельзя трогать. Придется зайти туда с другой стороны.

– Как это?

– Да так… Там, неподалеку, есть другая, тоже большая, пещера. Она с этой не соединяется. И выход у нее далеко. Вот, через нее.

– А как же?..

– Просто надо будет прорыть ход из одной пещеры в другую.

– Ничего себе! – Воскликнул пораженный Хант. – Это сколько же вы рыть будете?

– Да это быстро, – утешил его Бэр, – мы ничего рыть не будем. Пустим хочумару.

– Кого?

– Хочумару. Это такой зверь. Он большой и роет быстро. Если бы не хочумару, нам не удалось бы так хорошо прятаться. Мы их издавна используем. За ними только подчистить остается, и туннель готов.

– А как вы ими управляете? – В голове Ханны возникла картинка, как некий зверь роет куда-то свой туннель, роет… И промахивается мимо той пещеры, где сидит сейчас Ратомир.

– А мы не управляем. Они роют, куда хотят. Они лучше чуют – где пустоты, где вода.

– А тогда, – Ханна была в полном недоумении, – как же он попадет сейчас туда, куда надо?

– А-а!.. – Махнул рукой йами. – Попадет. Мы его только в нужном направлении пустим. Там есть огромное озеро. Он туда пойдет. К воде. А мы за ним – озеро-то уже в той пещере. В той, что нам надо, – пояснил он.

– Так что, придут за вашим… А его там нет! Куда делся? А это хочумару дыру прогрызла, он и ушел. Пусть ищут. И никто не виноват! А то, если на охрану напасть – ох, что будет! Сразу все всё поймут. Кому выгодно? Хайкатлоули-Ка выгодно, чтобы их человек башканом стал, а они вайрандарами. А так…

И йами расхохотался, отчего у Ханны побежали мурашки по спине.

***

В кастрюле оказалась какая-то полужидкая каша. Непонятно, из чего, на вкус – гадость. Да еще и остывшая. Напрасно ее этот тряпкой прикрывал.

Но Ратомир все-таки поел. Заставил себя. Мало ли, как там, дальше. Больше половины съесть все равно не получилось. Съел бы больше – наверняка бы стошнило. А так… А вот попить принести не догадались. Это жаль, он бы сейчас выпил чего-нибудь. Для того, хотя бы, чтобы запить оставшийся мерзкий вкус во рту. Ну, ладно, еще придут. А пока…

Что же все-таки произошло? И что это за странные существа? Людьми их Ратомир не назвал бы. Не люди это были. А кто? Вот уже второй раз за короткое время он сталкивается с чем-то, что, будучи похоже на человека, человеком все-таки не является. Как тот же Геркуланий.

Сколько ни бился с ним Ратомир, прежних черт, качеств, да той же памяти, хотя бы, в подопечном не проявлялось. Все оставалось на одном и том же уровне. Ум – где-то как у взрослой собаки, помнит только то, что было после воскрешения, инстинкты хищника и явное отвращение ко всем прочим людям и животным. Впрочем, это отвращение не мешало ему перегрызать глотку очередному барашку. Запросто перегрыз бы и человеку, но Ратомир строго-настрого запретил ему трогать людей без особого разрешения. И, пока что, Геркуланий этот запрет не преступал.

Где-то он сейчас? Что с ним? Как так получилось, что он не спас его? – Эти вопросы все время лезли в голову. – А что с остальными? Если их тоже схватили, почему держат где-то отдельно?

Ратомиру надоело ходить по комнате. Он сел, отодвинул подальше кастрюлю с остатками каши, снова устроил голову на руках, и незаметно задремал.

***

Вроде обо всем договорились. Йами ушел, пообещав, что все будет проделано в течение предстоящей ночи. К утру Ратомира должны будут доставить сюда, где он, наконец, займет свое законное место в яме.

Ну, а уж на следующую ночь, можно надеяться, что все пойдет по плану. А пока Ханна поела, раз уж представилась такая возможность, да и пошла обратно, туда, где темно и воняет.

***

К ней подошла Принципия.

– А зачем вас вызывали?

Эх, бедная девочка. Ну, зачем ее могли вызывать? Ну, если не считать того, что было на самом деле? И Ханна, постаравшись говорить так, как если бы с ней действительно делали то, на что она намекала, сказала:

– Ох, не спрашивайте.

И от нее отстали. И даже между собой перестали разговаривать. И не потому, наверняка, что боялись, что она подслушает, а из сочувствия. Чтобы дать ей возможность отдохнуть и прийти в себя.

Ханна почувствовала, как ее тронули за руку. Легонько так, нежно. Наверняка та же Принципия. Ханна обернулась и схватила эту маленькую руку, сжала, прижала к груди и сказала:

– Спасибо. Все нормально.

Типа утешила. Не надо, мол, переживать. И все такое…

***

Где-то через месяц после начала службы Ханне устроили проверку. Как ей сказал Клим, где-то возникла утечка контрабанды опия. Так-то контрабанда шла, шла регулярно, через одни и те же каналы и в одних и тех же количествах. О ней знали и не мешали. Часть опия шла в притоны, часть – на лекарства и снадобья. И вдруг – где-то прорвало. Ханну сориентировали на одного типа, которого подозревали в том, что он имеет выходы на покупателей этой сверхплановой контрабанды. Она познакомилась с ним, закрутила роман, и он взял ее с собой, на встречу. Потому, якобы, что ему нужен человек, которому он может доверять, и который мог бы подменять его в случае нужды. И она, радостно развесив уши, пошла, в надежде раскрыть нечто серьезное, и разом доказать всем, что она тоже чего-то стоит.

А ее схватили, связали, увезли куда-то, кинули в яму – еще похуже этой, а потом пытали. Ох, как пытали!.. Теперь, слыша шутку про иголки под ногти, Ханна непроизвольно морщилась, потому что помнила, что это такое. И иголки, и кое-что похуже. Насиловали толпой – как выжила? Непонятно… И все допытывались, на кого она работает. Причем, подозревали ее не в работе на государство, а в том, что она представляет интересы каких-то их конкурентов.

А потом ее освободили. И только много времени спустя, уже будучи посвященной во многие секреты Службы, Ханна поняла, что это была проверка. Ее нарочно оставили в лапах ее мучителей, чтобы посмотреть, как она будет себя вести. Если бы она начала там рассказывать что-нибудь, ее руководители просто дали бы ей там же и умереть. А так – не дали. За что им большое спасибо. А догадалась Ханна об этом тогда, когда сама же, в свою очередь, организовывала такую проверку для новичка. Которая, как раз, и закончилась смертью от пыток. А не надо распускать язык. Нестойким не место в ССР.

Так что то, на что Ханна намекала, она испытала на своей шкуре, пусть и не сейчас, и прекрасно представляла, как она должна себя чувствовать и вести.

Ну, а пробыть еще одну ночь в этой яме – это такие пустяки, о которых и говорить-то не стоит.