Читать книгу Детство золотое. Повесть - Сергей К. Данилов - Страница 4

3. Когда поспела смородина

Оглавление

В июле поспела самая главная их садовая ягода – смородина, урожай которой оказался настолько большим, что мама только и делала, что собирала ягоду круглыми днями напролёт, пребывая в зарослях обширной смородиновой плантации, поэтому вечером ей приходилось тащить к автобусу или два больших эмалированных ведра, или даже ведро и двухведёрную корзину впридачу.

Иной раз выпадала удача: ягоду покупали прямо у ворот садоводства. Эти сообразительные люди приезжали сюда со своими пустыми вёдрами. Стоила ягода в этом случае гораздо дешевле, зато маме не надо было везти её в город на базар в переполненном автобусе да потом еще стоять на базаре.

Хотя и на базаре мама отдавала ягоду по более низкой цене, чем другие торговки. Когда те начинали ругаться, что мама им сбивает цену, она отвечала: «Некогда мне тут с вами долго стоять, в саду ягода с веток сыплется».

«Слава богу, – говорила мама всем знакомым без исключения, с которыми встречалась по пути, – что Дмитрий Данилыч присматривает за Митей, пока я вожусь с ягодой».

Сам Митя считал, что Данилыч тем и хорош, что даже не думает за ним присматривать, это просто не в его характере.

Когда старый садовод не отдыхал в своём гамаке, они или кормили голубей, или разговаривали про них, гуляя по зеленым тропинкам вдоль садовых участков. Другие садоводы выходили поздороваться, начинались длинные неспешные беседы о погоде, видах на урожай и о том, как надо ухаживать за стелющимися яблонями, чтобы те не выпревали зимой, не получали солнечные ожоги весной, и тому подобных страшно интересных вещах.

Весь день Митя не видел маму, даже когда она находилась совсем рядом, в густых зарослях смородины, куда очень трудно пробраться: сидела там под кустом на низенькой скамеечке и рвала ягоду. Мите не разрешалось заходить на плантацию, так как поспевшая ягода легко осыпалась с веток.

Когда он начинал сильно скучать, то кричал громко: «Мама, ты где?». Из моря зелени поднималась мамина рука. Нет, руки недостаточно. «Покажись!» Мама вставала со скамейки, делаясь видимой. Митя кивал и уходил, понимая, что на беседу у неё совершенно нет времени, ягода переспевает, она даже обеда на костре «с дымком» не готовит нынче. На примусе Данилыча та же похлебка с бараниной получается гораздо быстрее.

Как-то гуляя по узеньким аккуратным тропинкам сада Данилыча, где на каждом шагу имелись различные приспособления для облегчения жизни садовода, обильно цвели клумбы и вовсе отсутствовали грядки с овощами, Митя спросил:

– Дмитрий Данилыч, почему сад у тебя красивый, а ягоды на кустах мало?

– Потому что кусты состарились, их, по-хорошему, менять надо, только сил уже нет. Да и куда мне ту ягоду девать, если много наспеет? Съел пригоршню – и довольно. Варенье я не варю. Зато погляди, какие чудесные розы! Здесь совершенно новые сорта, зимой я их выписал почтой из Прибалтики.

Старик присел в тенёк на лавочку. Что-то говорит, а сам вдруг на половине слова начал закрывать глаза.

– Данилыч, не спи, – будит его Митя.

– А? Что? Ничего, ничего, на чём остановился? А да, ну конечно… – но тут же опять клюнул носом.

– Данилыч, тебе пора идти в гамак.

– Что? Да, да, ты прав, надо немного вздремнуть.

Осторожно укладывается, дёргает за верёвочку и смыкает веки. Гамак усыпляюще поскрипывает.

Вздохнув, Митя возвращается к своему домику.

В один из дней его разыскали те самые девочки, что ловили дафний в ржавом баке. Они нашли его специально, чтобы подарить банку с рыбками гуппи.

Митя не поверил собственным глазам. Настоящие очень красивые рыбки плавали в банке и были теперь его собственными! Совершенно бесплатно! Какая удивительная щедрость! Не девочки, а волшебные феи!

Младшая сразу принялась объяснять:

– Самочки – это которые толстые и бесцветные, те, что разноцветные, с пёстрыми хвостами – это самцы. У нас есть и другие рыбки, ещё красивее, но гуппёшек больше всего, они быстро плодятся, их просто девать некуда.

– Надо купить им в зоомагазине сухой корм и кормить раз в день, лучше в одно и то же время, сыпать чуть-чуть, чтобы все съедали, не то вода испортится, – назидательно пояснила старшая.

– Пошей из марли сачок и лови дафний, – подмигнула младшая.

Еще надо было срочно покупать аквариум, в банке рыбки долго не живут, насыпать на дно аквариума камешки, ракушки, посадить водоросли и ни в коем случае не ставить на окно – вода зацветёт и превратится в болото.

Митя пришёл в восторг от чудесной жизни, ожидавшей его впереди с аквариумом и рыбками, на лице прочно обосновалась благодарная улыбка. Мама хотела угостить сестёр клубникой, те отказались – «У нас самих полно», – зато пригласили его пойти играть. Старшую сестру звали Маша, младшую – Ира. Играли очень весело: в прятки, в мячик и просто бегали наперегонки по длинным садовым дорожкам.

В один из таких забегов с ним произошёл удивительный казус, связанный с потерей носка. Обут Митя в летние сандалии, еще коротенькие носочки светло-бежевого цвета, почти незаметные на загорелых ногах. Носки – это вам не чулки, которые вечно спадают, носки надел и позабыл о них.

Так вот, мчится он во всю прыть по мягкой зеленой травке в прекрасном настроении, уже здорово обогнав своих компаньонок, как вдруг замечает на траве, как раз посреди тропинки идеальный круг серого цвета – пепел от старого костра, который пришёлся ему под правую ногу. Наступив на пепел, чувствует, как нога мгновенно проваливается в невесомый пух по щиколотку, но уже несётся дальше, с непонятным ощущением.

Остановившись, разглядел ступню и очень удивился: носка – как не бывало! На левой ноге и сандалет есть, и носок имеется, а на правой сандалет есть, причём застёгнутый, а носка нет, исчез бесследно, лишь резинка на лодыжке осталась. Значит, хоть пепел сверху серый, внутри его притаился малиновый жар, и совершенно удивительно, что ноге даже ни капельки не больно, просто одно мгновение было горячо.

В небе появились самолёты, которые сбросили множество парашютистов с разноцветными куполами. Некоторых отнесло в сторону, один вообще завис над садами. Поняв, что парашютист приземлится где-то неподалёку, Митя завопил от радости и, совершенно забыв про носок, бросился к тому месту, куда должен упасть парашютист – встречать небесного гостя. Он поспел вовремя, но Маша с Ирой оказались там еще раньше.

Парашютист плавно опускался неподалёку от водокачки, прямо на чей-то сад, накрыв его сверху почти весь разноцветным куполом: и ранетки, и кусты смородины, и грядки, себя самого и даже хозяйку.

Если бы приземлился на общую дорогу, они бы, конечно, сразу подбежали к парашютисту, помогли выбраться из-под купола, но в чужие сады родителями строго-настрого запрещено проходить, даже шага нельзя ступить по чужой земле, хотя никаких заборов нет, все свято блюдут эту заповедь – главный закон местной жизни.

Митя с Ирой и Машей остановились у кромки сада на общей дороге, откуда могли только наблюдать за развитием событий: как быстро для будущего лётчика начались неприятности.

Ладно бы, скажем, если хозяйка сада была молодая весёлая девушка. Или ещё лучше, чтобы вообще никого не было в саду на тот момент, хорошо бы также, если он упал немного пораньше, хоть на неделю-две, когда ягода не поспела, висела на ветках зелёная и не отваливалась от самого лёгкого прикосновения. А тут, как назло, всё-всё наоборот получилось.

До его падения бабушка – хозяйка сада сидела на стульчике в кустах смородины, брала ягоду, радуясь, что поспел наконец её главный подножный корм, и не обращала внимания, что с мирного голубого неба прямо на сады неудачно валится молодой курсантик: бац! – и накрыл бабулю куполом! Мало того, запнулся в кустах, не устоял на ногах, упал, и протащило его парашютом несколько метров по смородиновой плантации.

«Ах, что же это? Откуда ты взялся на мою голову? Чуть не убил, урожай весь угробил!»

Курсант глухо оправдывался из-под парашюта, что он здесь вовсе ни причём, его ветром от цели сдуло. «Я тебе сейчас такое покажу, что тебя навсегда отсюда сдует, чёрт окаянный! Вот пожалуюсь командирам, тогда узнаешь, как урожай мне гробить!»

Оба стояли недалеко друг от друга под огромной шёлковой простынёй, и, похоже, бабка от расстройства действительно была готова побить курсанта ведром прямо под парашютом. Видя такое дело, Маша, Ира с Митей не сговариваясь кинулись в чужой сад, ухватили край парашюта и совместными усилиями стащили полотнище с плантации на дорожку меж садовыми участками, где собрали в большую белую кучу. А курсант тоже выскочил из сада следом за ними, подхватил парашют в охапку и неуклюже побежал прочь. «Стой! Я милицию вызову!» – кричала бабушка ему вслед.

Соседи пытались её успокоить, говорили, что нужно же будущим лётчикам где-то тренироваться, а если не будут летать да с парашютом прыгать, как смогут потом воевать? Как Родину защитят? «А пусть тренируется на вашем участке! Пусть вашу смородину обивает, вы посмотрите, кусты голые стоят, вся ягода на земле!»

С земли ягоду брать нельзя, о том мичуринцам хорошо известно, она скоро портится. Соседи, покачав сочувственно головами, ушли на свои участки.

Бабка села на лавочку возле дома и расплакалась. Может, тоже собиралась с той ягоды уголь купить с дровами – зимой топиться, или шаль у неё старая – насквозь видно. Мало ли какие расходы у старух, живущих самостоятельно, на летнем подножном корму, экономя пенсию.

Маша с Ирой собрались идти за водой на водокачку. Чтобы вода текла из трубы, надо изо всех сил качать большой железный рычаг, и они пригласили с собой за компанию Митю. Подпрыгивая и повисая на рычаге, тот накачал воды, потом нёс ведёрко до их сада, за что Маша назвала его настоящим мужчиной, а Ира – кавалером.

Митя на кавалера рассердился, вернулся к своему домику, где его уже потеряла мама. Он ей рассказал про парашютиста, водокачку, огромный разноцветный купол, похожий на скатерть-самобранку, накрывший сад, и, в конце концов, когда она стала глядеть на него восхищёнными глазами, что он везде побывал, всё повидал и страшно много узнал за истекший час времени, покаянно предъявил резинку от носка, до сих пор сидящую на лодыжке.

Мама крайне удивилась, внимательно разглядывала резинку, сказала, что синтетика расплавилась бесследно, но Митю ругать не стала. Рада была, что нога не пострадала, а лишь бедный носок расплавился в секунду пребывания в раскаленной золе и тем кожу спас. Только, по обыкновению, удивилась: «И почему ты во всякие приключения всегда попадаешь? Вот с садом разделаюсь, устроюсь куда-нибудь в детский сад работать – и ты будешь сыт и присмотрен, и я рядом. Иначе ничего хорошего ждать не приходится».

Трудно понять, как ей удалось за день-два достать всё необходимое для рыбок. У каких-то знакомых был приобретен настоящий двухведёрный аквариум, самодельный, но очень хороший, и ракушки на дне скоро лежали, и водоросли они с мамой высадили. Кормил рыбок Митя самостоятельно. Через некоторое время они вздумали размножаться: их стало так много в аквариуме, что со счёту можно сбиться, договорились называть их «несчётным количеством».

Несмотря на все ухищрения, вода в аквариуме быстро зацветала зелёным цветом, приходилось то и дело менять её, что было очень непросто, а маме и так не хватало времени. Понимая это, Митя вызвался помогать, а через год замену воды производил практически самостоятельно. Этот сложный длительный процесс занимал у него весь день.

Однажды он выловил из аквариума сачком всех рыбок, пересадив их в большой таз, стоявший на полу. Аквариумным шлангом слил грязную воду, почистил дно, камешки и ракушки, отмыл стенки и так устал, что решил сходить погулять, пока чистая вода, принесённая матерью с утра, как следует отстоится – ведь из неё должен выйти весь газ хлор, которым обеззараживают водопроводную воду. Рыбки хлора не переносят, а человек пьёт – и ничего.

По возвращению через несколько часов в дом, Митя застал поистине ужасающую картину: таз стоял на своем месте, но все рыбки из него повыпрыгивали, веером валялись вокруг на полу. Некоторые были ещё живы, дёргали хвостами. Он скинул их обратно в таз, они еле-еле двигались, но потом одна за другой всплыли кверху брюшками на поверхность. Оставалось смотреть на происходящее выпученными, как у рыбок, глазами – удар был ужасающим, связанный с лишением живых существ жизни. Получилось, что Митя собственными руками погубил своих несчастных гуппи. Прощения за это нет и быть не могло, ибо нельзя вдохнуть жизнь в умершую рыбку.

Мама уговаривала его не переживать, предлагала снова взять у знакомых парочку гуппи, они, конечно же, расплодятся в таком замечательно чистом аквариуме – девать будет некуда, самим раздаривать придется. Но Митя, плача, отказался и от других рыбок, и от аквариума. Его рыбки умерли, у него нет права на других. И, главное, он не хочет снова зайти в комнату и увидеть, что там… все умерли.

Пришлось отдать чудесный подводный мир вместе с водорослями, галькой и ракушками, который ужасающим образом напоминал о несчастных серебристых тельцах, во множестве рассыпанных по полу вокруг таза.

Но это случилось позже, а пока Митя был настолько счастлив с рыбками, что мечта о голубях сама собой угасла. Он слишком маленький, чтобы держать голубей самостоятельно. И у него нет ни отца, ни старшего брата, которые бы помогли. Он даже свистеть, заложив пальцы в рот, не умеет. Правда, Данилыч уверял, что совершенно необязательно голубятнику свистеть, он, к примеру, не свистит, ибо на самом деле голуби свиста не любят. Что с того? Голубятни-то у него все равно нет, и вряд ли Митя сможет её сделать.

А потом Данилыч исчез.

Земля в его саду скоро сделалась сухой, как асфальт. На светло-серой поверхности еле заметны зелёные ниточки молодой травы. Обычно Данилыч рыхлил почву, чтобы она не пересыхала и не раскалывалась трещинами, лёгкой, узенькой, очень удобной тяпкой на длинной ручке. Нынче тяпка который день стоит, прислонённая к веранде, но ни гамака, ни голубей, ни Дмитрия Данилыча не видно.

Митя несколько раз наведался к домику, заставая там только замок на дверях. Находиться без хозяев в чужом саду не полагалось, и он уходил опечаленный.

На его вопросы, куда девался Данилыч, мать отвечала довольно сухо, что уехал домой. Потом не сдержалась, рассказала Мите, что Дмитрия Данилыча побил внук, и он теперь лежит в больнице. Она была очень сердита на внука и почему-то даже на Митю.

Вечером рассказала ему свою сказку, не из книжек, а из деревни, которую ей самой прадед давным-давно рассказывал, когда мама была маленькая, как Митя.

Жили-были муж с женой и ребенком маленьким. Ещё жил с ними старенький дедушка, который работать уже не мог, только на лавке за печкой сидел-посиживал, чтобы никому не видно было, какой он старый да беззубый. Муж с женой и ребенком за столом обедали, а ему за печку корки хлебные кидали, что от обеда оставались.

Однажды как-то видят родители: сынок что-то из щепочек мастерит.

«Что ты там мастеришь, умница наша?» – спрашивают. – «Мисочку». – «Вот молодец! А для чего?» – «Вырасту я, женюсь, а вы состаритесь, останетесь без зубов, как дедушка. Посажу вас за печку, буду корки кидать, а вы в этой мисочке их размачивать станете и есть».

С той поры родители дедушку садят за стол на почетное место, вместе стали жить, припеваючи.

– Понял, Митя?

– Понял.

Верно, внук очень сильно побил Дмитрия Данилыча, раз тот оказался в больнице. Вопрос «За что?» не возникал, в свои четыре года Мите прекрасно известно, что побить могут ни за что, в его собственной жизни тому имелся свежий пример.

Как-то мама носила воду с колонки в огород, а он стоял возле распахнутой калитки, карауля её от бродячих собак. В это время из соседского дома вышла компания весёлого празднично одетого народа. Они смеялись, громко прощаясь с дядей Геной и его женой.

Митя потихоньку приблизился к ним, чтобы разглядеть всех лучше. От компании отделился мальчик с длинной чёлкой, в вельветовой коричневой курточке, чёрных сатиновых шароварах, Митиного возраста и роста, и направился к нему навстречу. При виде таких замечательно весёлых гостей дяди Гены, а особенно мальчика, Митя приветливо всем разулыбался в надежде познакомиться, подружиться и, возможно, прямо сейчас поиграть в какую-нибудь игру, раз компания остановилась у ворот, уходить не торопится.

Мальчик быстро подошёл к Мите и вдруг ударил его с широкого размаха в нос, отпрыгнул и стал разглядывать, заложив руки за спину, будто Митя – некая зверушка.

В носу что-то хлюпнуло, брызнули слёзы.

– О, рёва-корова, – сказал дядя Гена задорным голосом, – а ну, не трусь, поддай ему тоже!

– Нет, – возмущённо закричал Митя, – не буду драться!

– Трусишка! – хихикнула жена дяди Гены. – Не бойся, поддай Витюхе, как следует и будете в расчёте.

Мальчик стоял на прежнем месте, смотрел с интересом, но играть с ним Мите уже совершенно не хотелось.

– Нельзя драться! Нельзя! – воскликнул он, оглашая на всю округу заповедь, внушаемую матерью чаще прочих.

Убежать было невозможно, тогда бы все подумали, что он струсил, и смеялись ещё больше, но и драться из-за ничего, чужой потехи ради, не желал. Поэтому закричал ещё громче:

– Нельзя драться!

На его рёв вышла из калитки мама с вёдрами.

В одну секунду оценив ситуацию, она, к величайшему Митиному удивлению, потребовала сердито, будто он в чём-то виноват:

– Дай ему сдачи!

– Нет! Не буду никого бить, нельзя драться!

– Ладно, ударь, – разрешил мальчик Витя.

Но Митя расплакался ещё больше от такой снисходительности, вызвав своим поведением окончательное всеобщее разочарование и насмешки взрослых.

Его увели умываться. Он переживал ужасное поражение, не мог успокоиться, долго нервно всхлипывал, однако где-то внутри ясней ясного понимал, что если бы согласился драться для развлечения веселых гостей дяди Гены, при любом исходе сражения потом ему было бы ещё хуже, чем сейчас.

– Ладно, будет расстраиваться, – утешала мама, вытирая ему лицо полотенцем, – до свадьбы заживёт. Драться нельзя, а сдачу давать нужно обязательно, чтобы неповадно было.

И она его не понимала, а объяснить свои чувства даже ей Митя не смог.

Выходит, некоторые люди могут подойти и ударить в лицо ни за что ни про что. Таких людей, по-видимому, немало как среди маленьких, так и среди взрослых. Одним из них был внук Дмитрия Данилыча.

Глядя на оставленную старым садоводом тяпку, Митя болезненно остро предчувствовал, что никогда больше не увидит своего тёзку и друга.

Но только спустя несколько лет мама однажды сообщила, что прежний сосед по саду Дмитрий Данилыч недавно умер. «Помнишь Данилыча?» Митя поразился, считая его давно умершим. «Он жил в доме престарелых, там и скончался».

Помнит ли он добрейшей души старичка, мирно спящего в гамаке на веранде, вокруг которого сидят белые голуби и даже не воркуют, оберегая его сон? Да это одно из самых чудесных, необыкновенных воспоминаний детства, а может, и всей жизни. Оказывается, всё это долгое время он жил в доме престарелых. Но почему они никогда не навестили Данилыча?

Митя уже успел осознать, что на самом деле люди очень призрачны и слабы, легко исчезают из его жизни, никогда впоследствии не объявляясь, и в отношении исчезнувшего Дмитрия Данилыча тоже полагал, что того давным-давно нет на белом свете. Какая ужасная, непоправимая случилась ошибка!

А Данилыч, оказывается, всё это время жил в неведомом доме престарелых без своего сада, голубей, домика с верандой, гамака. Для Мити они изначально существовали вместе: голуби, гамак, Данилыч. Исчезли тоже одновременно, как единое целое, – раз и навсегда.

Детство золотое. Повесть

Подняться наверх