Читать книгу Хоровод воды - Сергей Кузнецов - Страница 28

Что-то выплывает из зыбкой полутьмы, из алкогольного забытья, какие-то очертания, контуры, силуэты… Маленькая кухня, тесноватая, но аккуратная. Покрытый клеенкой стол, чайник на плите, приправы в баночках, округлый холодильник… две девушки сидят друг напротив друга, чайные чашки в руках, легкие облачка над чашками.

У одной – азиатское лицо, широкие скулы, узкие глаза… мой недавний ангел-хранитель с бутылкой «Туборга»? Нет, с чего это я взял, конечно, нет. Это Аня, она же – Эльвира, моя сводная сестра.

Это – ее кухня, напротив – Вика, ее подруга, Гоша спит в комнате, девушки пьют чай.

Я представляю себе Вику – высокую, рыжеволосую, большегрудую, с крупными руками, с тонкими пальцами в серебряных кольцах. Она старше Ани лет на пять или, может быть, на десять – Аня никогда не спрашивала.

Они познакомились полгода назад, тоже в магазине, как с Андреем. Вика покупала туфли, а через несколько дней зашла поблагодарить и почему-то предложила подвезти Аню до метро, а тут выяснилось, что они живут рядом, и они вместе поехали за Гошей в детский сад, а потом вместе поднялись к Ане.

И все это – абсолютно трезвые, вот что удивительно!

Потом Аня спрашивала: ты что, со всеми продавщицами знакомишься? Вика отвечала каждый раз по-новому, но всегда загадочно: «Я знала – это будет правильно», «Мне показалось, я должна это сделать», и даже «Наша встреча – это часть какой-то большой и важной истории».

Наверное, это профессиональный навык – напускать туману. Потому что Вика занимается колдовством, викканством. Она даже имя сменила с Марины – на Вику, точь-в-точь как Аня отказалась быть Эльвирой.

И вот они сидят на кухне, пьют чай, Аня рассказывает, как она живет, про разговоры с Зинкой, кино с Андреем, кофе с Мариком, – и Вика говорит:

– А я бы не могла так спать с начальником, ради работы. Для меня секс – сакральный акт, абы с кем нельзя.

– Секс – это просто секс, – отвечает Аня. – Иногда приятно, иногда не очень. Как водки выпить. От человека зависит. А тут – что я могла поделать? Не увольняться же мне. Да и на новой работе вряд ли лучше будет.

– Ты очень сильная, – говорит Вика задумчиво.

– Никакая я не сильная, – отвечает Аня, – я просто пловец. Всю жизнь выплываю.

– Женщины всегда выплывают, – говорит Вика. – Мы, женщины, в родстве с океаном.

– Нет, – качает головой Аня, – я выплываю не в океане, а в грязной луже. В лучшем случае – в нечищеном хлорированном бассейне. Знаешь, таком грязном, что при каждом вдохе чужие волосы в рот лезут. Такой уж мне, видать, достался океан.

– Знаешь сказку про лягушку, которая сбивала молоко в сметану?

Аня кивает, и Вика говорит:

– Мне кажется, ты как раз такая лягушка.

Аня хочет сказать, что ей попалось недостаточно жирное молоко: тонуть она не тонет, но и сметана никак не взбивается. Вообще не молоко, грязная лужа с хлорированной водой и чужими волосами. Аня хочет об этом сказать, но вместо этого говорит: Хочешь еще чаю? – и Вика все понимает, берет чашку, отпивает и рассказывает, что недавно была на специальном семинаре, посвященном московскому метро.

– Ты же занимаешься всякой мистикой, – удивляется Аня, – зачем тебе метро?

Московское метро, объясняет Вика, – мистическая вещь. Вот в парижском, лондонском или нью-йоркском метро вообще нет кольцевой линии. А круг – это древнейший сакральный символ. Отсюда все деревенские хороводы, круглый стол на спиритическом сеансе или пионеры вокруг костра. Неслучайно во всех этих практиках главный запрет – размыкание круга.

– Ну и при чем тут метро?

– Кольцевая линия, – говорит Вика. – Двенадцать станций, по числу знаков зодиака. И тоже идут по кругу, за Рыбами опять Овен и так далее.

– А тут обещают на кольце еще одну станцию, – говорит Аня, – и где будет твой зодиак?

– Это специальный знак, Змееносец, – отвечает Вика, – я тебе сейчас объясню.

Она достает ручку и блокнот из сумочки (настоящая кожа, не хочется даже гадать, сколько стоит), рисует какие-то линии, символы, числа.

– Для меня здесь слишком много цифр, – улыбается Аня.

Ей просто не слишком интересно про метро, знаки зодиака и астрологию. Она дружит с Викой, но считает, что та занимается ерундой.

Правда, ерундой можно заработать куда больше, чем стоя за прилавком. Но к этому, выходит, нужно иметь призвание.

– Это мужской миф, что женщины ничего не понимают в цифрах, – отвечает Вика. – Наша жизнь подчинена цифрам. Девять месяцев – беременность, двадцать восемь дней – месячный цикл. Наша жизнь подчинена цифрам – и боли. Месячной боли, дефлорационной, боли при родах.

– Моя жизнь, – отвечает Аня, – подчинена другим цифрам. Триста за квартиру. Двести пятьдесят на еду. Пятьдесят или там сто – на все остальное. Вот и вся арифметика. А никакой де-флора-ционной боли я не помню. И месячные у меня вполне безболезненные.

Анины цифры вряд ли впечатлят Вику: наверное, столько она зарабатывает за неделю, если не за три дня. Аня знает: когда-то, в девяностые, у Вики даже был свой бизнес – она говорит, консалтинговый. В девяносто восьмом все рухнуло, остались только старые связи. Их, судя по всему, Вике хватает до сих пор.

Занималась Вика магией: принимала на дому клиентов, предсказывала будущее, объясняла прошлое.

Напускала туману, наводила тень на плетень, гадала на кофейной гуще – и вот за это брала деньги.

Странная, наверное, работа: разговаривать с незнакомыми людьми и находить в каждом что-то интересное – от этого интересного, говорила Вика, и выстраивается узор предсказания.

Находить интересное – это не для Ани. С женщинами она бы еще справилась, а вот мужчины по большому счету все на одно лицо.

Да и не верит Аня в магию и колдовство.

– Вот скажи, – говорит она, – а ты можешь не предсказать будущее, а его изменить?

– Предсказать как раз и значит изменить, – отвечает Вика. – Древние говорили: предупрежден – значит, вооружен.

– Да нет, – пожимает плечами Аня, – я вот часто наперед знаю, что случится. Когда из «ИКЕИ» увольнялась, я же понимала, что опять придется на работе под кого-нибудь ложиться, но все равно уволилась, и вот теперь этот… Марик.

Теперь каждый раз, когда она произносит это имя, ей становится противно – будто взяла в руки слизняка.

– Может, если бы ты понимала что-нибудь другое, никакого Марика бы и не было. Был бы он по-прежнему Марк Борисович, без всякого кофе и прочего.

– Не верю я в это, – качает головой Аня. – Ты лучше скажи: ты можешь сделать, чтобы он исчез?

– Зачем? – говорит Вика. – Вместо него кто-нибудь другой появится. Ты же сама говорила, что мужчины в твоей жизни полностью взаимозаменяемы. Не будет Марика – будет еще кто-то, с кем тебе придется спать.

– Может, он не такой противный будет, – вздыхает Аня. – Ты же знаешь, я вообще-то к этому делу спокойно отношусь. Надо спать с начальством – ну, значит, надо. Ты мне Марика убери, а кто другой будет – ну, там и посмотрим.

– Послушай, – серьезно говорит Вика, – я не люблю лезть в дела своих друзей. Я не очень умею вмешиваться по мелочам – магические воздействия всегда приводят к большим изменениям.

– Понятно даже каким, – хмыкает Аня, – выгонят с работы.

– Нет, с работы не выгонят, – отвечает Вика, – тут история не про работу, а про мужчин. Ты мне скажи, у вас в роду сколько поколений девочки без отца росли?

– Ну, про меня ты знаешь, а мама своего отца вовсе не знала. Только отчество Олеговна от него и осталось, бабушка почти ничего про него не рассказывала. А прадед… прадед, кажется, умер рано, в начале тридцатых. А почему ты спросила?

– Чтобы понять, – отвечает Вика.

Она сидит молча, задумчиво глядя на струйки пара над остывающим чаем. Гоша в соседней комнате шумно вздыхает во сне, и у Ани сжимается сердце.

Она уверена: у нее лучший сын на свете. Даже икейную затычку из розетки два года назад вынул за полчаса! И в детском саду он громче всех: Аня еще на лестнице слышит знакомый голос.

Все-таки повезло ей с сыном.

– Ты знаешь, – вдруг говорит Вика, – в книгах записано: девка родит девку, эта вторая принесет третью, а родившейся от третьей мальчик сделается по возрасту колдуном. Так вот это – про твоего Гошу.

Аня качает головой, смотрит так, словно Вика – это Гоша, сказавший какую-то уморительную чушь.

– Вика, – говорит она, улыбаясь, – ты хоть поняла, что сказала? У любого мальчика маму родила другая мама, а ту – третья. Тебя послушать, все мужчины – колдуны. Раньше ты говорила, что все женщины – ведьмы.

Вика вздыхает:

– Девка – это незамужняя женщина.

– Ну, у мамы-то муж был, – отвечает Аня, и в этот момент – звонок в дверь.

Между прочим, полдвенадцатого, кого это принесло? Говорят: милиция, откройте.

Ну вот же, думает Аня, опять старая карга ментов вызвала, ну что ты будешь делать? Если они мне Гошу разбудили – убью суку!

Щелкает замок, на пороге – два молодых мента с автоматами, в полной выкладке.

– И что? – говорит Аня.

– Был сигнал, – говорит один, щуплый и белобрысый. – Вы, типа, шумите.

– И громко шумим? – спрашивает Аня. – На улице, видать, слышно? Даже автомобильную сигнализацию заглушаем, да?

– Девушка, – говорит второй, красивый широкоплечий брюнет, – с автомобильной сигнализацией мы ничего поделать не можем. Не машину же нам эвакуировать. А на вас сигнал поступил, нам реагировать положено. Документы на квартиру предъявите, пожалуйста.

Документов на квартиру у Ани, разумеется, нет, никакого договора она с хозяйкой не подписывала, слава богу, московская прописка у нее есть.

– С сигнализацией не можете, а со мной можете? – Аня расходится все больше. – Ну, сейчас посмотрим! Если вы мне ребенка разбудили – всё!

Аня еще не успела придумать, что – всё, но тут выходит Вика, улыбается и глубоким грудным голосом говорит:

– Здравствуйте, мальчики.

Менты сразу кивают, улыбаются смущенно.

– Вы, мальчики, сейчас вниз спу́ститесь, позвоните в квартиру пятнадцать и объясните, что́ бывает за ложный вызов милиции. После этого вернетесь к себе в отделение и напишете рапорт о том, что на сигналы из квартиры пятнадцать не следует обращать внимания. Там живет больная женщина, она в самом деле слышит шум, но к нашему миру этот шум не имеет отношения. А тебе я еще скажу, – кивает Вика брюнету, – ты с подружкой своей поаккуратней, а то где-то через год младенца нянчить будешь.

– Откуда вы знаете? – потерянно спрашивает мент.

Вика улыбается:

– Какая разница – откуда? Просто знаю.

Когда шаги ментов стихают, Аня садится на пол прямо тут, в прихожей, и начинает смеяться:

– Ну ты даешь! Как ты про подругу-то ему вставила! Он теперь два гондона надевать будет! А если бы у него подруги не было? Что тогда?

– Ну, – отвечает Вика, – как ее могло не быть, если она есть? Не смеши меня, честное слово.

Девушки возвращаются на кухню, Гоша по-прежнему посапывает в кроватке.

– Черт с ним, с Мариком, – говорит Аня. – Ты вот мне лучше эту старую перечницу убери куда подальше.

– Ну знаешь, – смеется в ответ Вика, – я думаю, это ты вполне сама можешь. Нужно только сильно захотеть.

– Я ее разве что пристрелить могу, – отвечает Аня, – жалко, не из чего. А то бы я пиф-паф – и нет старой ведьмы.

– Никакая она не ведьма, – обижается Вика. – Обычная шизофреничка, ничего особенного.

– Конечно, не ведьма, – усмехается Аня, – чтобы родиться ведьмой, надо чтобы парень зачал парня, этот второй зачал третьего, а вот девочка, зачатая третьим!.. – И Аня многозначительно поднимает указательный палец.

– Тебе все шуточки, – улыбается Вика. – На самом деле ведьмой становятся по-другому. Есть несколько способов. Во-первых, можно родиться в правильной семье, в семье колдунов.

– Тех, которые от трех девок?

– Неважно. Но родиться – недостаточно. Нужно, чтобы колдун перед смертью отдал тебе свою силу.

– А колдун отдаст?

– Колдун хочет отдать свою силу, – говорит Вика. – Если не отдаст до смерти – он страшно мучается. А если его дети силу не возьмут, на них будет проклятие. И на них, и на их детях, пока эта сила в кого-нибудь снова не войдет.

– Если бы я во все это верила, – говорит Аня, – я бы за Гошиных детей испугалась. А какой другой способ?

– Другой способ – традиционный. Инициация. Тяжелые испытания. Внутреннее пробуждение.

– О, – смеется Аня, – тогда я готова. Тяжелых испытаний в моей жизни было достаточно. Постой как-нибудь две зимы на оптовом рынке.

Вика смеется. Золотой кулон подпрыгивает у нее на груди: солнце в зодиакальном круге, рыжее, как Викины волосы.