Читать книгу Казанова. Правдивая история несчастного любовника - Сергей Нечаев - Страница 1

«Ни один человек в истории не оставил, возможно, столь искреннего документа о своей жизни… Никто не раскрыл правду о себе и своей эпохе так глубоко, как сделал он. В то время как другие надевают маску… он говорит нам все, или почти все. Этот беспрецедентный подход оказался нестерпимым для мира, который привык обманывать».

■ ■ ■

«Почти все сказанное этим курьезным человеком было потом оспорено. Некоторые критики называли его самым бесстыдным лжецом мировой литературы. Его существование отрицали. Его воспоминания объявляли наглой фальшивкой».

■ ■ ■

«Он никогда не отрицал, что он авантюрист; напротив, он, надув щеки, хвастался, что всегда предпочитал ловить дураков и не оставаться в дураках, стричь овец и не давать обстричь себя в этом мире, который, как знали уже римляне, всегда хочет быть обманутым».

■ ■ ■

«Если он изредка и дурачил простаков, выманивал деньги у мужчин и женщин, то делал это, дабы составить счастье близких ему людей. В беспутствах бурной юности, в похождениях весьма сомнительных выказывал он себя человеком порядочным, утонченным и отважным».

■ ■ ■

«Его не привлекает надолго ни хорошо оплачиваемая должность заведующего лотереями его христианнейшего величества, ни профессия фабриканта, ни скрипача, ни писаки… Он чувствует, что его истинная профессия – не иметь никакой профессии, слегка коснуться всех ремесел и наук и снова, подобно актеру, менять костюмы и роли. Зачем же прочно устраиваться: ведь он не хочет что-нибудь иметь и хранить, кем-то прослыть или чем-то владеть, ибо он хочет прожить не одну жизнь, а вместить в своем существовании сотню жизней, – этого требует его бешеная страстность».

■ ■ ■

«Вокруг него роились влюбленные мужчины и влюбленные женщины».

■ ■ ■

«Был ли он энциклопедистом чувственной любви? Сексуальным атлетом? Были ли уловки и хитрости его техники соблазнения столь неотразимы? Или у него были совершенно новые идеи в той области, где неустанный исследовательский дух человечества так плачевно пасует?»

■ ■ ■

«Он был неутомимым любителем, но не профессиональным любовником или соблазнителем. Он не так экстравагантен, как Сафо или некоторые друзья Сократа. Его методы не столь ударны, как у маркиза де Сада. Он менее утончен, чем Шодерло де Лакло в романе «Опасные связи». Несмотря на мгновенно возникающие и быстро высыхающие слезы, которые он проливает в своих мемуарах по каждому поводу, состязаясь с литературными потоками слез своих подруг и друзей, он менее чувствителен, чем Жан-Жак Руссо. Вероятно, типичным делает его как раз та взволнованная банальность, с которой он понимает и проводит любовь. Как упрямый спортсмен, он настойчиво занимается, если так можно выразиться, голым повторением одного и того же акта с постоянно меняющимся объектом».

■ ■ ■

«Перед современниками и потомками, его читателями, он представал как человек воистину разносторонний, энциклопедически образованный: поэт, прозаик, драматург, переводчик, филолог, химик, математик, историк, финансист, юрист, дипломат, музыкант. А еще картежник, распутник, дуэлянт, тайный агент, розенкрейцер, алхимик, проникший в тайну философского камня, умеющий изготовлять золото, врачевать, предсказывать будущее, советоваться с духами стихий».

■ ■ ■

«Он во всем почти: поэт – но не совсем, вор – и все же не профессионал. Он почти достигает духовных вершин и недалек от каторги; ни одного дарования, ни одного призвания он не развивает до совершенства. Как самый законченный, самый универсальный дилетант, он знает много во всех отраслях искусства и науки, даже непостижимо много, и лишь немногого ему недостает для подлинной продуктивности: воли, решимости и терпения. Год, проведенный за книгами, сделал бы его необыкновенным юристом, гениальным историком: он мог бы стать профессором любой науки, так ясно и быстро работает этот великолепный мозг; но он никогда не думает о том, чтобы сделать что-нибудь основательно, его натуре игрока претит всякая серьезность и его опьянению жизнью – всякая сухая объективность. Он не хочет быть кем-нибудь и предпочитает казаться всем: кажущееся – обманывает, а обманывать – для него приятнейшее занятие. Он знает, что искусство надувания глупцов не требует глубокой учености; если он обладает в какой-нибудь области хотя бы крупицей знания, к нему сейчас же подскакивает великолепный помощник – его колоссальная наглость, его бесстыдная, мошенническая храбрость».

■ ■ ■

«Он обладал удивительным телом, он подчинялся ему, вслушивался в него, расточал его, обдумывал. По сути, именно это и ставит ему в вину неувядаемый дух ханжества».

■ ■ ■

«Он был бы очень хорош, если бы не был так безобразен».

■ ■ ■

«Он был более деятельным, более живым, чем дюжина обывателей. Он был любителем с сотней интересов, дилетант в пятидесяти областях».

«Так что же, он – шарлатан? Если угодно, да, когда приходится, но шарлатан, признающийся в своем шарлатанстве, чего не случалось ни до, ни после него, и при этом каждый раз уточняющий истинную – сексуальную – причину всех суеверий. По сути, он похож на Фрейда, но с добавлением комизма».

■ ■ ■

«Неудивительно, что при таком основательном аппетите и неутомимом потреблении качество женщин не всегда на высоте. Когда чувственность обладает таким верблюжьим желудком, приходится быть не изысканным гастрономом, а обыкновенным обжорой».

■ ■ ■

«Женщины, его соратницы, часто как бы волею случая связаны между собой узами родства или близости – это сестры, подруги или даже мать с дочерью. Протрем глаза и прочтем: «Мой дух и моя плоть – единая субстанция»… Благодаря этой субстанции и благодаря неотъемлемому от нее презрению к рабству и смерти, стены раздвигаются, враги исчезают, счастливые случаи множатся, выход из тюрьмы становится возможным, игра оборачивается выигрышем, самоубийство откладывается, из побежденного безумия извлекается польза, и разум (во всяком случае, некий высший разум) торжествует победу».

■ ■ ■

«Его система состояла в том, чтобы не иметь никакой системы. Его причудой была попытка продлить сладострастие».

■ ■ ■

«Свои приключения он немедленно обращал в увлекательные истории, которыми занимал общество».

■ ■ ■

«Своей безудержной откровенностью и безмерной самовлюбленностью он из авантюрной жизни очаровательного плута создал сюрреально громадную историю о неотразимом соблазнителе. Так он стал легендой».

■ ■ ■

«Что истинно в мифе, который он творил о самом себе?»

«Его превратили в циркового медведя. Ожесточенно искажают его образ… представили его куклой, любовной машиной, более или менее старческой или смешной марионеткой».

■ ■ ■

«Он был естественным сыном жизнерадостного восемнадцатого века, венецианским бастардом и космополитом. Везде он любил и везде был любим».

■ ■ ■

«Он вторгался всюду и не принадлежал никому, король паразитов, вечный жених, вечно налегке».

■ ■ ■

«Он с быстротой молнии перелетает от княжеской трапезы к тюрьме, от мотовства к ломбарду, от роли соблазнителя женщин к роли сводника и, собрав все силы, направляет их в единый поток и вновь подымается на поверхность, высокомерный в счастье, спокойный в несчастье, всегда и всюду полный мужества и уверенности. Ибо мужество – это подлинное зерно его жизненного искусства, его основное дарование: он не бережет своей жизни, он рискует ею; он единственный из многих и осторожных решается рисковать, рисковать всем – собой, каждым шансом и случаем».

■ ■ ■

«Он пришел из ничего и хотел иметь все, всем наслаждаться и быть любимцем богов и людей. Он так сильно прославлял свои успехи, как если бы сам в них сомневался. Он постоянно жаждал новых приключений, знакомств с новыми людьми и овладения новыми женщинами. У него всегда было лишь одно побуждение – духовное и чувственное удовольствие, по любой цене, без раскаянья или моральных сомнений. Самый светлый герой рококо, желающий лишь развлекать себя и других, не оставлял после себя груды жертв, как древние соблазнители, но напротив – радостных счастливиц, которым он богато отплатил равным наслаждением. Вместо того чтобы рушить сердца и клятвы, красть девственность и приданое, обманывать супругов и женихов и вводить в отчаянье целые семейства, он почти всегда делал своих возлюбленных счастливыми, как мы слышим из его собственных уст и читаем в сохранившихся и опубликованных подлинных письмах его подруг. Многие женщины продолжали любить его, хотя он давно их покинул. С ним они побывали в волшебной стране счастья».

■ ■ ■

«Он всегда алчет новой добычи, его вожделения непрерывно стремятся навстречу неизвестному. Город без приключений для него не город, мир без женщин – не мир; так же, как в кислороде, сне и движении, это мужское тело постоянно нуждается в нежносладострастной ночной пище, это чувство – в мелькающем напряжении авантюры. Месяц, неделю, вряд ли даже один день, нигде и никогда не может он хорошо чувствовать себя без женщин. В его словаре слово «воздержание» значит тупость и скука».

■ ■ ■

«Способный в один день со свежим пылом влюбиться сразу во многих, он всегда верил новому, верил, что на этот раз он будет любить как никогда прежде, и заражал возлюбленную трогательной верой в чудо».

■ ■ ■

«Он устраивает себе праздник из каждого мгновения, он не знает длительных помех, ничто его не гнетет, его развлекают и занимают даже собственные болезни и неудачи; и, конечно, всегда и всюду неожиданно возникают женщины, вовлекаемые в его магнетическую круговерть».

■ ■ ■

«Старый соблазнитель видел в каждом свежем соблазнении наслаждение для себя и для своей жертвы».

■ ■ ■

«Возвышенное чувство и плотская страсть, искренние порывы и денежные расчеты связаны у него воедино».

■ ■ ■

«Тонкий эгоист, знавший бесчисленные технические приемы и трюки, как добиться женщины, был, как он уверяет, в блаженстве, когда делал ее счастливой. Его главным прекрасным и сильным оружием были мотовство и счастье. Он растрачивал колоссально много и особенно свое время».

■ ■ ■

«Он хочет только свободы, так как деньги, удовольствия и женщины ему нужны лишь на ближайший час. Так как он не нуждается в длительности и постоянстве, он может, смеясь, проходить мимо домашнего очага и собственности, всегда связывающей».

■ ■ ■

«Легендарный герой массовой любви, любовник целого полка женщин, называл себя их жертвой, la dupe des femmes. Это дитя театра жило всегда как бы на сцене. Он всегда хотел быть первым героем. Он всегда хотел играть: в карты, чужой судьбой, собственным счастьем. Он хотел играть сотни ролей и выступать в сотнях масок».

■ ■ ■

«Экстраверт без тайны и застенчивости, претенциозный, педантичный, громоздкий. Громоздкий, как лошадь в доме. У него лошадиное здоровье, это жеребец… Он объехал весь свет, а словно никогда и не выходил из своей спальни».

■ ■ ■

«Изрядно пустой, без душевного содержания, абсолютное безвоздушное пространство, он должен, чтобы не попасть в лапы внутренней гибели, постоянно и беспрерывно пополнять себя внешними событиями; чтобы не умереть с голоду, ему необходим кислород авантюр; вот причина этой горячей, судорожной жажды всего небывалого и нового, вот откуда неутомимо ищущее, пламенными взорами высматривающее любопытство этого вечно алчущего событий человека».

■ ■ ■

«Он любил в любом месте: в постели, в карете, на лестнице, в бане, на природе. Он ухитрялся любить во всех положениях: стоя, сидя, лежа, с одной женщиной, с двумя, двое мужчин с одной женщиной, с мнимым евнухом, со своей племянницей, со своей собственной дочерью, со старыми подругами, встреченными тридцать лет спустя, с десятилетней, с семидесятилетней, одновременно с матерью и дочерью, с проститутками и девственницами, которых он же и лишал их девственности. Он любил со смехом, он любил со слезами, он любил с клятвами и с фальшивыми обещаниями, с искренними обетами и с правдивыми словесными каскадами, на свету и в темноте, с деньгами, без денег, для денег, а когда он не любил, он говорил о любви, и вспоминал о любви, и желал любви, и был полон любовью, полон единственной в своем роде и по-настоящему земной священной песнью любви, звучным гимном всему женскому роду».

■ ■ ■

«Вечно изменчивый, он остается неизменным в своей страсти к женщинам».

■ ■ ■

«Главная задача Дон Жуана, цель его обольщения – сдернуть с женщины лживый покров невинности, доказать ей самой, что под ним – одно сладострастие, одна жажда греха. И, завоевывая женщину и разоблачая ее похоть, Дон Жуан повергает ее в отчаяние и раскаяние. А он – это совсем другое. Это приглашение к галантному приключению, к плотской радости: «Четыре пятых наслаждения заключались для меня в том, чтобы дать счастье женщине». Он может с полным правом повторить слова принца Филиппа Орлеанского: «Запрещено все, что мешает наслаждению!»

■ ■ ■

«Лишь самые яркие герои истории и легенды – Нерон и Наполеон, Фауст и Дон Жуан – получали такую поразительно широкую славу».

■ ■ ■

Подобный калейдоскоп мнений можно было бы продолжать до бесконечности. Но самое потрясающее заключается в том, что все это – мнения об одном и том же человеке. О Джакомо Казанове.

Так кто же он? Величайший любовник всех времен и народов или совокупляющаяся марионетка? Галантный первый герой, вовлекавший в свою магнетическую круговерть сотни женщин, или одинокий, страшно закомплексованный мужчина, чувствующий, что никому, по сути, не нужен? Человек-праздник или шарлатан? Дитя фортуны или неудачник, так ничего в жизни и не добившийся? Неповторимый любимец женщин или их жертва? Выдающаяся личность или мыльный пузырь?..

Ответов на эти и многие другие вопросы столько же, сколько и людей, пытающихся на них ответить. Единственное, что является бесспорным, – это то, что Казанова был и есть фигура неоднозначная и противоречивая, достойная внимания именно благодаря этой своей неординарности.

В своих «Мемуарах» Казанова утверждает, что за свою жизнь обладал несколькими сотнями женщин. Естественно, не всех он смог упомянуть. Исследователь жизни Казановы испанец Хуанчо Крус называет цифру 132. Среди них было восемнадцать аристократок, двадцать четыре служанки, семь актрис, шесть танцовщиц, три монахини и множество проституток.

Французская исследовательница Сюзанна Рот насчитала примерно столько же – 144 женщины, из которых итальянок было сорок семь, француженок – девятнадцать, немок – восемь, англичанок – пять, две испанки и т. д.

Герман Кестен утверждает, что за сорок лет, описанных в «Мемуарах» Казановы, он называет имена всего 116 своих любовниц. Это в среднем по три женщины в год, что не так уж и много «для холостяка, непрестанно разъезжающего по Европе, знающего тысячи и знакомого тысячам людей всех классов и национальностей, сознающего себя рожденным для прекрасного пола».

Некоторый разнобой в цифрах связан с разными принципами подсчета, но это не меняет сути дела. А суть состоит в том, что «величайший соблазнитель всех времен» очень многих женщин увлекал, как следует из его же рассказов, лишь с огромными усилиями, что он был малоразборчив и не останавливался ни перед возрастом, ни перед положением, ни перед приносимыми ради этого жертвами. Суть состоит в том, что очень многих женщин Казанова банально покупал за деньги, причем не за свои, а за деньги, взятые у других людей (в том числе и у других женщин), многих – особенно совсем юных и неопытных – взял дерзкими уловками или отработанным годами искусством осады, многих – изощренно-точными психологическими приемчиками старого труженика секса. Но вот многих ли он любил на самом деле? И была ли среди всех этих женщин хоть одна, которая по-настоящему любила его?

Настоящая книга представляет собой попытку показать Казанову без прикрас, таким, каким он был, со всеми его недостатками, слабостями и комплексами. В конце концов, он был живым человеком, а человек, как известно, изначально ничего собой не представляет и становится таким, каким создал себя сам. У каждого читателя есть право самому судить о том, что он в результате увидит.