Читать книгу Маленькие и неприметные. Заказ на заказчицу - Сергей Семипядный - Страница 6

В глазах Бояркиной вспыхнули гневные огоньки, и Подлесный, готовый к обороне, сжал зубы и прищурился. Невозможно сжимать пружину до бесконечности. Так и с ним. Он слишком многое позволял ей в отношении себя. Однако – хватит, пора бы уже и положить конец этому безобразию. Сколько, в конце-то концов, можно! Будь сейчас на дворе даже и не патриархат или равенство, а самый что ни на есть суровый матриархат – всё равно. Он, в конце-то концов, свободный человек!

Однако Марина, видя его решительный настрой (Дмитрий стоял сжав кулаки и набычившись, ноги на ширине плеч), не стала обострять ситуацию.

– Разувайся, проходи. Сейчас ужинать будем, – произнесла она приветливым голосом и ушла на кухню.

Дмитрий хотел отказаться, но не успел – Марины уже не было, а кричать не хотелось. Ладно, он поест. Он будет вести себя как обычно, но будет твёрд. Хватит вить из него верёвки. Нет и нет. Он будет немногословен, но непреклонен. Никаких дискуссий. А поесть он поест. Так как проголодался. И пусть даже с ложечки начала бы она кормить его – без разницы, она ничего не добьётся. Говорят, в кормлении неизбежно присутствует элемент приручения. Объявить бы голодовку, а то и вообще домой не являться – вот беспроигрышное решение. На все сто процентов. Но он припёрся. И не отказался от приёма пищи. Из этих реалий и надо исходить.

– Всё ещё не разулся? Диман, что с тобой? – удивилась вновь объявившаяся в коридоре Марина. – Мой ручки и на кухоньку. Давай-давай!

«Ручки», «кухонька» – вконец обнаглела. Дмитрий злился и с удовлетворением отмечал у себя признаки данного состояния. Главное – не удариться в благодушие. И эти её «ручки» и «кухонька» – это она зря, совсем нюх потеряла. Нельзя же держать его за полного-то идиота.

Подлесный явился к ужину с каменным лицом и в полном молчании приступил к трапезе. Огромный бифштекс, предварительно вывалянный в специях, был безупречно прожарен. Картофель также выглядел превосходно. Очищенная головка чеснока, горчица и перец. И блюдце с мелко порезанным лучком. Дмитрий понял, что ему придётся очень трудно, ибо Маринка просто так не отступит, она пойдёт до конца. Ему бы отойти на заранее подготовленные позиции и закрепиться. Однако таковых нет, не подготовил он заранее-то. Остаётся бежать в никуда. Просто – в никуда. От бифштекса с картошечкой. От стопарика с алмазно поблёскивающей жидкостью.

Дмитрий решил остаться. Он поужинал и переместился к телевизору. Расслабленный организм вяло отметил – ошибка. Следовало сразу завалиться спать. Не приняв душа и не раздеваясь. Он же улёгся на диван, подложив под голову две подушки, и принялся шарить по телевизионным каналам в поисках чего-нибудь такого, что соответствовало бы его теперешнему состоянию.

А необходимо было нечто бодрящее. Рано было успокаиваться.

– Тебе кофейку не сделать? – спросила Марина. Она уже минут пять была в поле периферийного зрения Дмитрия. Она то протирала подоконник, то рылась в шкафу, то зачем-то перемещала торшер.

– Нет, спасибо, – отказался Дмитрий, подумав, что это как раз то, чего бы ему сейчас действительно хотелось.

Но он обойдётся и без кофейку. Как и без кое-чего другого. И напрасно она надела этот свой халат, который правильнее было бы назвать пеньюаром. Когда Марина была в нём в присутствии посторонних мужчин, Дмитрий жутко бесился. Порой это приводило даже к скандалам, один из которых, кстати, закончился тем, что они подрались. Во время того мордобойного инцидента Марина разбила ему голову в области темечка, а Дмитрий поставил ей синяк и провёл на вокзале ночь да две – у Коротковых.

А у халата этого был провокационный характер, и когда Марина садилась, на стул, на диван, в кресло ли – всё равно, одна нога оставалась открытой практически полностью. Марина, конечно, обычно брала пальчиками подол халата и прикрывала ногу, но происходило это уже после того, как бдительный взгляд постороннего мужчины успевал увидеть то, что ему видеть вовсе не следовало. Да и в области груди этот халат-пеньюар… В общем, в присутствии гостей мужского пола Дмитрию оставалось только мучительно переживать, не вывалится ли правая либо левая грудь наружу и не поставит ли под угрозу их семейное благополучие.

– Я всё же решила приготовить тебе кофе, – сообщила Марина, и Дмитрий увидел рядом с диваном столик-консоль на металлических ножках.

Подлесный недовольно сморщился, но кофе принял. А когда Марина уронила салфетку и нагнулась за нею, то не смог удержать своего взгляда, метнувшегося непроизвольно к вырезу на груди женщины. Кстати, не напрасно – он на мгновение увидел сразу обе груди, что его ощутимо встряхнуло и насторожило. Специально уронила салфетку, решил Дмитрий. Но зря старается. Хоть голышом пускай бегает по квартире, он не затрепещет и не запылает. И когда Марина расположилась в кресле, Дмитрий даже не посмотрел в её сторону. Ни когда она только устраивалась в кресле, ни когда уже сидела и попивала кофе. Он словно бы не замечал её присутствия, как бы захваченный льющимися из телевизора новостями в стране и мире.

– А что ты думаешь по поводу этого кризиса, Дима? – поинтересовалась Марина. Голосом, обращённым к внутренней необходимости его не быть одному на фоне известий о финансовом кризисе, как бы и далёком, заэкранном, но всё равно нежелательном.

– О каком ещё кризисе? – неприязненно буркнул Дмитрий. – Плевать я хотел на него.

– Ты хочешь сказать, что думаешь о другом? – нежным голосом спросила Марина.

– О чём это ещё о другом? – покосился на неё Дмитрий.

– Да знаю я, о чём уж.

– О чём? Что ты знаешь?

– Да уж знаю. Смотреть на меня боишься – вижу ведь. Опасаешься неконтролируемых поступков. Решил дуться на меня до бесконечности? И вовсе зря. Я же вижу, как ты мучаешься.

– И не мучаюсь, и не опасаюсь, – сурово отрезал он.

– Ты просто сходишь с ума, – продолжала гнуть своё Марина.

– От чего это я с ума-то схожу?

– От неутолённого желания.

– Многократное «ха-ха» – прямо тебе в лицо, – съязвил Дмитрий.

Марина многозначительно улыбнулась и поправила на груди халат.

– Вот и врёшь. У тебя в глазах тот же огонь, что и в тот вечер, когда мы познакомились.

– У меня в тот вечер был огонь в глазах? – усмехнулся Дмитрий.

– Ну да, – подтвердила Марина.

– Да виной тому бодяга, которую мы жрали тогда. Да и нравилась-то мне больше твоя подруга. Но этот Сомов вцепился в неё, как клещами. Я пытался подловить её у дверей ванны, туалета или на кухне, но Сомов всегда был начеку. Он даже пить перестал. Как сторожевой пёс нюхал квартиру.

– Да ты от меня не отходил. Вспомни-ка! Ты предупреждал каждое моё желание. Ты не видел никого, кроме меня. Ты на следующий день не помнил имя той моей подруги! – Марина говорила уверенным голосом, однако нотки обиды, тем не менее, сквозили.

– И тогда помнил, и сейчас помню прекрасно. И её родинку на шее помню. Я только собрался… Сомов псом рыскал по квартире!

– Но ты же весь вечер возле меня крутился! – возопила Марина. – И был сама галантность. Рассыпался весь…

– Ерунда! – перебил Дмитрий. – И имя её не помнил, в кавычках, чтобы тебе удовольствие доставить. Воспитание у меня такое – всегда говорить собеседнику в юбке только приятное.

Они спорили, кричали ещё минуты три, потом Марина, вся в слезах, сбросила с себя халат и прыгнула на диван, точнее, на Дмитрия, и, придавив его тяжёлыми грудями, уткнулась мокрым лицом в его шею. И разрыдалась со свежевдовьей выразительностью.

– Ну-ну-ну! – с раздражением сказал Дмитрий и принялся успокаивающе похлопывать Марину по голым ягодицам.

И допохлопывался.

***

Приближение этого человека Подлесный почувствовал минуты за две до того, как тот сел рядом. Дмитрию не то чтобы стало плохо или неуютно, холодно или жарко, но что-то всё-таки вокруг или в нём самом изменилось. И Дмитрий понял, что встреча состоится, что вот сейчас тот человек, о котором говорила Бояркина, окажется около него. И состоится разговор. И Подлесный должен будет сказать «да». А иначе ему не следовало и приходить на эту встречу.

Рядом с Дмитрием сел мужчина. Он как-то неожиданно отделился от шумной компании молодёжи, проходившей мимо, и опустился на скамью справа от Подлесного. Дмитрий повернул голову в сторону мужчины, однако тот быстро произнёс:

– Не будем друг друга рассматривать. Николай Николаич? – и прикрыл рукою лицо.

– Да, я Николай Николаевич. – Подлесный вернул голову в прежнее положение. Он успел лишь заметить, что мужчина, как и он сам, в тёмных очках, что ему от сорока до пятидесяти, он темноволос и усат, поджар и широкоплеч. – Но, между прочим, вы, в отличие от меня, имели возможность рассмотреть меня досконально, во всех деталях, – прибавил Дмитрий не без раздражения.

– Но я этого не делал, – возразил усатый.

– А вот этого я и не знаю.

– Мы должны доверять друг другу, – положив руку на колено Дмитрию, сказал мужчина.

Подлесный усмехнулся.

– Хм, чья бы корова мычала…

– Не будем ссориться. Вы подтверждаете своё согласие?

– Да, – сказал Дмитрий, произнеся это слово таким тоном, каким естественнее было бы заявить прямо противоположное.

– Ну и ладненько. Я ни о чём не спрашиваю, но надеюсь, что у вас достаточный опыт, что вы профессионал, что не подведёте. И это хорошо, что вы не юнец двадцатилетний с ковбойскими замашками, а зрелый мужчина с житейским опытом, серьёзный и основательный.

Подлесный готов был взбеситься, однако молчал, глядя прямо перед собою, и даже зубами старался не скрипеть. А его собеседник продолжал вещать в ритме задушевного разговора и касаться рукою ноги Дмитрия.

– По противопожарной безопасности инструктаж будет? – не выдержал Подлесный.

– Да, вы правы, я действительно что-то не того. Мне передали, что берётесь за дело с нулевого цикла, но кое-какими сведениями мы всё же располагаем. Это – женщина, предпринимательница. Человек она, говорят, мерзкий и непорядочный, людям много зла сделала. Ездит она в сопровождении сожителя. Он же и водитель, он же и охранник. А теперь… – сменил тон усатый. – А теперь я должен передать вам деньги. Вот. Пересчитайте, пожалуйста.

Подлесный взял протянутые ему деньги и принялся считать. Закончив, положил их во внутренний карман ветровки, которую сегодня надел специально для этой цели.

– Всё верно?

– Да.

– Отлично. А вот здесь её фио и адрес. Вам надо прочесть это, запомнить и вернуть бумажку мне. Только не спешите, так как это наша первая и последняя встреча.

Усатый протянул Подлесному листок бумаги. Дмитрий глянул и обомлел. Что за шутки? Дмитрий поднял голову и повернулся к усатому.

– Давайте останемся полузнакомыми. Я же просил! – отворачиваясь, недовольно проговорил собеседник. – Запоминайте всё, что там написано, и расстанемся. Давайте-давайте!

Подлесный сидел с вытаращенными глазами и не находил слов.

– Если всё запомнили, то верните мне записку, – поторопил мужчина.

Дмитрий ещё раз глянул на бумажку и молча протянул её усатому. Он ждал, что сейчас последуют ответы на мечущиеся в голове вопросы, но мужчина вдруг поднялся на ноги, попрощался и ушёл.

Дмитрий сунул руку за пазуху и пощупал деньги. Он всё ещё ничего не понимал. Дурдом какой-то! Но деньги-то настоящие! Если всё организовала сама Маринка, то это значит, что деньги принадлежат ей и, следовательно, она их сейчас у него изымет. Но какой во всём этом смысл? Неужели всё тут без дураков? Однако почему тогда именно Маринка является посредником между ним и этим поджарым типом? Может статься, конечно, что тут в наличии ещё несколько звеньев, что нелепейшее стечение обстоятельств… И тем не менее, будучи человеком в высшей степени здравомыслящим, разве ж он поверит в нечто подобное? Но почему в таком случае всё выглядело так взаправдешно? И сердце щемило по-настоящему, и дурнота накатывала откуда-то из нутряных глубин, и голову обносило.

Ощущение тупика. Словно упёрся мордой в глухую стену непроницаемого мрака. Дмитрий сморгнул и увидел стоящую напротив скамью с голубыми урнами по сторонам. А на скамье сидел пьяный мужик и покачивался. Он, как можно было догадаться, пытался отыскать устойчивое положение, но ничего у него не выходило по той причине, что голова его заваливалась то вправо, то влево, а то вдруг на грудь падала или назад запрокидывалась, всякий раз лишая тело вожделенной устойчивости. Всё верно, необходимо срочно напиться. Принять сто граммов и спокойно поразмыслить. Если не получится – ещё сто. Или двести. У этого, который напротив, одна проблема – сохранить вертикальное положение. А какое-то время тому назад у него, возможно, проблем этих было как собак нерезаных, до чёртовой матери и выше головы.

Впрочем, вряд ли у кого-либо положение могло быть более ошарашивающим, чем у него сейчас. Деньги вот только убрать бы куда подальше. Деньги, которые принадлежат неизвестно кому. Хотя и лежат в его кармане.