Читать книгу Последний викинг. Великий город - Сергей Степанов - Страница 1

Конунг Харальд Суровый, сын Сигурда, свершил немало подвигов в Грикланде – Земле Греков. Пришло время поведать о них. В возрасте пятнадцати зим Харальд принял участие в кровопролитном сражении при Стикластадире. На поле боя пал его старший брат конунг Олав Толстый, вскоре причисленный к лику святых. После гибели брата Харальд нашел убежище в Гардарике – Стране Городов. Он поступил на службу к могущественному конунгу Ярицлейву, коего славяне именуют Ярославом. Его имя звучит по-разному, но прозвище у него одно – Мудрый.

Конунг Ярицлейв правил в Хольмгарде, или Новгороде, торговом городе, который многолюднее и богаче Лундуна. Харальд запомнился новгородцам своей силой и удалью. До сих пор один из причалов на Волхове называют Харальдов вымол. Доблестный норманн ходил в походы и собирал дань в стране Бьярмов, лежащей далеко на севере. Конунг часто оказывал ему честь, приглашая в свои палаты. Там он повстречал младшую дочь повелителя Эллисив, или княжну Елизавету Ярославну. Ей было всего десять зим от роду, имела бойкий нрав, отличалась острым разумом и обещала вырасти красавицей. Не будет скрывать, что Харальду льстила мысль породниться с могущественным повелителем Гардов. Он надеялся, что тесть даст ему дружину и поможет вернуть власть над Норвегией.

Многие конунги и ярлы искали дружбы Ярицлейва Мудрого. К его дочерям сватались владыки Валланда, Ункараланда и иных славных земель. Когда Харальд попросил руку Эллисив, повелитель Гардов поставил условие. Харальд должен был отправиться в Миклагард, или Царьград, самый большой и самый богатый город на свете. Ярицлейв просил Харальда выведать тайну греческого огня, который также называют морским и ладейным. От морского огня нет спасения, и всякий, кого коснется его жаркое пламя, становится добычей валькирии Хель. Этим огнем греки спалили ладьи конунга Ингвара, прадеда Ярицлейва. Вернувшиеся из неудачного похода дружинники Ингвара поведали о ладейном огне: «Будто молнию небесную имеют у себя греки и, пуская её, пожгли нас; оттого и не одолели их».

Харальд отправлялся в Страну Греков. Проводить его на берег Волхова пришел конунг Ярицлейв Мудрый вместе с женой Ингигерд и сыновьями. Жена конунга не взяла с собой только пятого, самого младшего из сыновей, находившегося на попечении кормилиц и мамок. Князя сопровождали его ближние люди, среди которых выделялся боярин Вышата, сын новгородского посадника Остромира. Более никого на вымоле не было. Харальд поискал глазами златовласую Эллисив и с горечью убедился, что она осталась в княжеских палатах. Ярицлейв Мудрый обнял Харальда и произнес поучение, обращаясь одновременно к норманну и к своим сыновьям:

– Тебя, княже, от роду Инглингов, напутствую. Дети же мои, от роду Рюрика, также внимайте! Сечи не бойся, твори свое мужеское дело смело. Чего умеючи, того не забывай! А чего же не умеючи, тому учись прилежно, ибо лень мати всех грехов!

Ингигерд, супруга князя, облобызала Харальда и шепнула ему: «Будь достоин славы своего брата Олава Святого!» В это время ее сыновья игрались с кистенями. Скажем об этом оружии. Оно представляет собой увесистый груз на крепком ремне. Кистень летучий наматывается на кулак и утяжеляет удар, а когда его раскручивают над головой, то к бойцу нет рукопашного приступа. Хольти, резвый мальчик четырех зим от роду, увлеченно вращал над головой детский кистень, выточенный из лосиной кости. Юный князь довольно чувствительно врезал норманну по колену, а потом обхватил ручонками его ногу и потребовал, чтобы Харальд завтра же пришел поиграть с ним в палаты. Харальд шутливо ответил:

– Повинуюсь, юный конунг! Загляну скоро – через три или четыре зимы, а ты за это время подрастешь!

Сыновья Ярослава и их друг и сверстник Ян Вышатич, сын ближнего боярина, попрощались с норманном и поблагодарили его за то, что он обучил их навыкам ратного дела. Последним подошел Вальдемар, старший из сыновей князя. Ему уже исполнилось тринадцать зим. Обняв отрока, норманн вдруг почувствовал, что тот скрытно сунул ему за пояс какую-то вещь. Харальд не подал вида, что произошло нечто необычное, и обратился к сыновьям конунга с кратким наставлением. Он говорил на северном языке:

– Помните, как я учил вас правильно стрелять из лука и биться на мечах? Всегда держите оружие наготове и нещадно секите врагов! Чем больше голов вы заставите склониться в траву, тем громче будет слава, коей вы удостоитесь в чертогах Вальхаллы!

С этими словами он шагнул в чердачный струг, лениво покачивавшийся у причала. За веслами сидели холопы боярина Вышаты. Струг тоже был боярским, любезно предоставленным знатному норманну. Харальда сопровождал его верный спутник исландец Халльдор, отличавшийся могучим сложением и немногословностью. Если он отверзал сомкнутые уста, то лишь для того, чтобы вкусить пива или изречь нечто важное. Исландца можно было уподобить Видару, молчаливому асу, обладавшему почти такой же силой, какую имел Тор.

Когда гребцы отплыли от Харальдова вымола на середину Волхова, исландец буркнул себе под нос:

– Хромца следовало прозвать не Мудрым, а Хитрым.

Харальд догадался, к чему клонит его верный товарищ. Исландец заподозрил, что повелитель Гардов придумал хитрый способ избавиться от невыгодного жениха, послав его искать ветра в поле. Чтобы прогнать мрачные мысли, Харальд погладил туго набитый кожаный мешок с серебром, подаренным ему Ярицлейвом Мудрым. Денег должно было хватить на безбедную жизнь в Греческой земле. Дождавшись, когда вымол с Ярицлейвом и его свитой скрылся из вида, норманн вытащил из-за пояса свернутую в трубочку бересту, тайно переданную ему старшим сыном конунга. Развернув берестяное послание, Харальд увидел выцарапанные на белой поверхности строки. Он узнал руку Эллисив. Она старательно начертила для норманна руны. Они наполнили норманна ликованием. Руна «Лагуз» – вода или долгое путешествие по воде. Руна «Перт» – камень или тайна. Руна «Гебо» – дар или удача. Харальд облобызал бересту и бережно спрятал ее у самого сердца. Дева из Гардов верит, что он удачно выведает тайну, за которой он отправился в дальний путь. Это самое важное! Каким бы трудным ни оказалось повеление конунга, он надеялся исполнить все в точности и вернуться за наградой. Самой дорогой из всех наград – за дочерью конунга Эллисив!

Положив руку на сердце, норманн наслаждался свежим ветром и волнами. Гребцы, выгребая против течения, вывели струг в Волхов и подняли парус. Плоскодонный струг потому и назывался стругом, что был крепко сколочен из тонких оструганных досок. Был он чердачным, то есть имел посередине крытое помещение, или чердак, позволявший укрыться от непогоды. Разгулявшиеся по Ильмень-озеру волны швыряли струг из стороны в сторону, заставляя крениться и черпать бортами воду. На исходе дня они пересекли буйный Ильмень и вошли в реку Ловать. При впадении в озеро река была широка, весеннее половодье сделало ее еще шире, чем в обычное время. Низкие берега покрывала вода. Деревья и кусты стояли наполовину затопленными, под мутной водой таились коварные коряги и упавшие стволы. Здесь обнаружилось преимущество плоскодонного струга. Он был неустойчив на крутых волнах, зато легко скользил поверх затопленных бревен. За веслами сидели шесть боярских холопов, дюжие молодцы, сытые и гладкие. Боярин не жалел денег для своей челяди. Достаточно сказать, что холопы были обуты в кожаные сапоги, подороже высоких козлиных сапог, которые Сигурд Свинья, отец Харальда, натягивал на ноги только по праздничным дням.

Нарядные холопы лениво шевелили веслами. Харальду надоела их медлительность, он сказал, что сам сядет на скамью и будет грести. Норманн не видел в этом ничего зазорного. Его старший брат Олав, отправившись в свой первый морской поход, занял место на скамье для простых гребцов. Но люди боярина Вышаты испуганно замахали руками.

– Негоже, князь, тебе грести! Не дай Бог, боярин про сие проведает!

После этого они начали грести по-настоящему, хотя надолго их усердия не хватило. Вскоре они присмотрели высокий сухой островок, пригодный для отдыха и ночлега. Пристав к острову, они собрали хворост и развели жаркий костер. Боярин Вышата строго настрого наказал, чтобы знатный урманн ни в чем не знал недостатка. Струг был нагружен самой разнообразной снедью. Кроме того, холопы наловили рыбы. Сварив ухи, гребцы расстелили на земле полотно, выложили снедь и пригласили Харальда и его спутника отведать угощение. Пока они ели, холопы смирно стояли в сторонке и переминались с ноги на ногу, а когда норманн завершил трапезу и отошел, жадно набросились на остатки боярских яств.

Харальд вытянулся у костра и вступил в разговор с гребцами. Мало чести было разговаривать с рабами, но достойных собеседников на привале не предвиделось, кроме исландца Халльдора, который редко нарушал молчание. Заведя беседу, Харальд выяснил, что новгородцы весьма гордятся принадлежностью к «огнищу», то есть ко двору Вышаты, первого из бояр Ярицлейва Мудрого. Отцы и деды их тоже были холопами. Норманн невзначай обронил:

– Мой отец имел рабов. Если они исправно трудились, то по прошествии некоторого времени получали от отца свободу и участок земли.

– Видать, у твоего отца были рядовичи, посему их гнали с княжеского двора, как срок вышел, – пренебрежительно заметил кто-то из холопов.

Он ударил себя в грудь и спесиво воскликнул: