Читать книгу Полет в неизвестность - Сергей Трифонов - Страница 9

Глава 8

Оглавление

Баур написал заявление на имя начальника лагеря военнопленных с просьбой назначить ему ординарцем штурмфюрера СС Миша на время, пока Баур сам не сможет себя обслуживать. Каково же было его удивление, когда однажды в палату вошли капитан НКВД и улыбавшийся Миш. Капитан достал из папки листок бумаги и по-немецки зачитал Бауру приказ начальника лагеря № 173 ГУПВИ НКВД СССР о временном прикомандировании военнопленного штурмфюрера СС Миша в качестве ординарца к тяжелобольному военнопленному группенфюреру СС и генерал-лейтенанту полиции Бауру на период послеоперационной реабилитации последнего. Закончив чтение, капитан строго произнес:

– Военнопленный Баур, в соответствии с правилами содержания военнопленных вам запрещено вести с ординарцем разговоры на политические и военные темы, обсуждать лагерный режим, хранить колющие и режущие предметы и просить ординарца о доставке их вам, передавать через ординарца письма и записки, использовать ординарца в качестве посредника для организации встреч с другими военнопленными, получать от ординарца любые фармацевтические средства, не санкционированные лечащим врачом лагерного лазарета. Военнопленному Мишу зачитаны его обязанности и права. Вам все понятно?

– Да, господин капитан, мне все понятно. Благодарю вас за удовлетворение моей просьбы. Полагаю, обслуживающему персоналу лазарета будет гораздо легче при присмотре надо мной Миша.

Баур расписался на приказе, и капитан покинул палату. Миш потер от удовольствия руки, присел на койку Баура и заговорил шепотом:

– Полагаю, господин группенфюрер, мы с вами теперь надолго.

– Дай Бог, Миш, дай Бог.

– Докладываю. Группенфюрер Раттенхубер действительно недолго находился в этом лазарете. Он тяжело ранен в ноги, его прооперировали, но неделю назад за ним из Москвы прилетел самолет с офицерами военной контрразведки. Говорят, его доставили в какой-то центральный госпиталь при одной из главных тюрем НКВД.

– Его допрашивали здесь?

– Не могу знать точно, господин группенфюрер, но полагаю, что да. Они всех допрашивают.

– Главное, чтобы Раттенхубер не проболтался ни о ком, кого он видел из наших здесь, в лазарете.

– Думаю, вряд ли кого он мог видеть. Говорят, он был в тяжелом состоянии.

– Хорошо, Миш. Что еще удалось узнать?

– Сведения о том, что в лазарете после пленения ранеными находятся инспекторы Хофбек и Хеншель, подтвердились. Они в сносном состоянии, поэтому их каждый день таскают на долгие допросы.

– Бьют?

– Похоже, нет, господин группенфюрер. Они в порядке. Хуже со штурмбаннфюрером СС Линге, он тоже здесь. Вот ему, похоже, крепко достается. Ранен-то он легко, но с допросов его каждый раз тащат два солдата. И лицо его, я вам скажу, очень даже изменилось, опухло сильно, все в кровоподтеках. Жаль Линге.

– Да, Миш, жаль. Зная Линге, думаю, он долго не выдержит. Человек, избалованный высшим светом, старший камердинер фюрера все же, очень эмоциональный, натура, как говорится, тонкая. Может сломаться и наговорить всякой ерунды про фюрера, про нас, а русским только это и надо. Бергмюллера, Хеншеля и Хофбека я плохо знаю. Думаю, они меня тоже. Если, конечно, во время допросов не насочиняют чего-либо. Скажите, Миш, а вас допрашивали?

– Конечно, допрашивали, раз пять, наверное, или шесть. Вежливо, правда, но строго. Потом давали подписаться, но я ничего не понял.

– А зачем же подписывали? Может быть, вы себя оговорили?

– Так ведь страшно было, господин группенфюрер. Видели бы вы, какие кулачища у конвойных, прямо трехлитровые пивные кружки, что из «Байришер-Бир» на Петерплац в Мюнхене!

– Вы там бывали?

– Один раз всего. Я под Мюнхеном в школе связистов СС учился, так вот однажды в сороковом году в увольнении решил заглянуть туда. Ну, я вам скажу, и цены там были! Месячное денежное довольствие оставил за литр пива и порцию белых баварских сосисок!

– Да, вы правы, это дорогой пивной ресторан, не для бедных. Кстати, фюрер никогда туда не захаживал из-за дороговизны, считая, что такое же пиво и такие же сосиски можно было отведать в любой мюнхенской пивной. Миш, а о чем вас русские спрашивали во время допросов?

Миш потер пальцами виски, долго не отвечал, уставясь взглядом в одну точку пола.

– Разное спрашивали, господин группенфюрер. Про семью, работу до войны, где воевал, какие имею награды, как попал в рейхсканцелярию, в фюрербункер. Заставляли несколько раз рисовать его план, указывая помещения, которые занимали фюрер, госпожа Браун, рейхсминистр Геббельс и его семья, группенфюреры Раттенхубер и Мюллер, рейхсляйтер Борман, рейхсюгендфюрер Аксман, бригаденфюрер Монке, адмирал Фосс, генерал Бургдорф, доктор Штумпфеггер и вы, господин группенфюрер.

– Что спрашивали про фюрера?

– Да много чего, я уже и не помню. Когда, мол, видел его в последний раз, да где, да с кем. Спрашивали, видел ли я, как эсэсовцы из охраны фюрера несли его тело и тело госпожи Браун во двор рейхсканцелярии, кто нес, когда, видел ли костер, на котором сжигали их трупы.

– Ну а вы что?

– А что я, господин группенфюрер? Я фюрера в бункере и видел-то всего два раза. Один раз – двадцать пятого апреля, а другой – двадцать восьмого. Да и то со спины, когда он с кем-то шел по коридору. А кто его выносил, когда и куда, понятия не имею.

– А что они спрашивали про Мюллера, Бормана, Раттенхубера, Аксмана, Монке?

– Да все то же. Где, когда, с кем, при каких обстоятельствах? Я честно им рассказал, что ко мне в рубку заглядывали многие послушать эфир. Но чаще других группенфюрер Раттенхубер и бригаденфюрер Монке. Они же вели радиопереговоры с генералами Вейдлингом и Хейнрици. А о чем, я не помню уже.

– Что спрашивали обо мне?

– Да все то же. Кто вы такой, когда появились в фюрербункере, с кем общались, когда виделись с фюрером, когда и с кем пошли на прорыв?

– Ну и что вы?

– Я ответил, что вы – личный пилот фюрера, и больше ничего. Они это и без меня уже знали. Так и спросили: «Что можете сказать о личном пилоте Гитлера Гансе Бауре?» А я-то про вас, господин группенфюрер, слава богу, и так не знаю ничего. Ничего про вас в бункере не слышал, не видел, когда и с кем уходили. Так им и сказал. Думается мне, что они больше не будут меня допрашивать. Что с меня, простого солдата, взять можно? Ах, да, забыл совсем. Спрашивали меня, не желаю ли я вступить в какой-то антифашистский фронт, возглавляемый генерал-фельдмаршалом Паулюсом? Ну, я ответил, что ничего не знаю про такой фронт и после войны ни на каких фронтах воевать не желаю. А один из офицеров обругал меня идиотом, не желающим занять в новой Германии достойное место. Например, должность какого-нибудь полицейского начальника, работника бургомистрата или управляющего телефонной станцией.

– Молодец, Миш. Они ведь вас таким образом подкупали. Держитесь и дальше такой же линии поведения: никого и ничего не знаю, ничего не слышал. Хотя, кажется, вы не правы. Допрашивать они вас еще будут, и не один раз. И сладкие пилюли вновь предлагать будут. Смотрите не сломайтесь. Еще ничего не потеряно. Германия, Миш, удивительно живучая страна, а народ наш могуч, талантлив и терпелив.

– Слушаюсь, господин группенфюрер. Во мне можете не сомневаться. Не хотел вам сразу говорить неприятную вещь. Ваш заместитель, штандартенфюрер СС Бетц умер здесь, в лазарете.

– Как? Что с ним случилось? Я ведь его видел в последний раз второго мая, накануне прорыва. Он уходил с Науманом[15] и доктором Штумпфеггером в одной группе.

– Говорят, что прорваться удалось одному Науману. Доктор Штумпфеггер погиб неподалеку от рейхсляйтера Бормана. Это вы и сами видели. Штандартенфюрер Бетц получил осколочное ранение в голову и скончался на операционном столе здесь, в лазарете.

Баур отвернулся к стене, чтобы никто не видел слез на его впалых и небритых щеках. Миш вытащил из-под кровати утку и на цыпочках вышел из палаты.

15

Науман Вернер (1909–1945) – нацистский журналист. Член НСДАП с 1928 г., в составе войск СС участвовал в сражениях под Москвой, был ранен и обморожен, служил в центральном аппарате СС; с октября 1941 г. – управляющий делами имперского министерства пропаганды, с апреля 1944 г. – статс-секретарь министерства, ближайший сотрудник Геббельса; прорвался из Берлина 2 мая 1945 г.; в правительстве адмирала К. Деница занял пост министра просвещения и пропаганды, был арестован американцами вместе с другими министрами кабинета Деница, более 5 лет находился под следствием, но к суду не привлечен; был освобожден в 1950 г.

Полет в неизвестность

Подняться наверх