Читать книгу Почти книжка (сборник) - Сергей Узун - Страница 6

Во сне меня преследовал продавец куриных сосисок, увиденный вечером в магазине. Он смотрел на меня с ужасом и шипел:

– Как? Почему вы не хотите брать диск, где записано как умерщвляют этих курей? Как вы сможете есть эти сосиски, не будучи полностью увереным, что курей убивают безболезненно?

– Я не собираюсь смотреть, как убивают курей! – кипятился я. – Я хочу хлеба, а не зрелищ! Мне нужны сосиски!

– Последний указ… – бубнил он. – Зеленые… Защитники животных в 2011 году… Обязательный просмотр!

– Тебя нет! – орал я. – И закона нет такого! Это глупость! Ты выдуман!

– Диииисккк!!! – протягивал он мне диск с изображенной на нем счастливой курочкой. – Это гумаааннно!!! С точки зрения гуманизма…

На точке зрения гуманизма я избавился от кошмара и вернулся в реальность. В привычную, нескучную реальность. У кровати стоял Мюллер, в исполнении артиста Броневого, и орал «Хальт! Аусвайс битте» и «А вас, Штирлиц, я попрошу пойти умыться!» нам с женой.

Жена вскочила и хлопнула Мюллера по макушке.

– Партизанен!! – взвыл Мюллер.

– Ухо покрути ему, – посоветовал я жене.

– Доннерветтер! – взвыл Мюллер через секунду.

– А если так… – задумчиво произнесла жена и раздался звук пощечины.

– Коммунистише швайне! – не унимался Мюллер.

Я вскочил и отвесил Мюллеру пендаля. Мюллер пробормотал «Гутен морген» и втянулся в собственные ботинки, как медленно сдувающийся воздушный шарик.

– Как ты все время угадываешь, а? – восхитилась жена.

– Я ж тоже там был. Я помню, как тогда думали, – пожал плечами я. – А этот будильничек был очень даже и ничего.

– Да-а… – протянула супруга. – После надувной женщины и ее методов я ничему уже не удивляюсь.

– О да-а-а! – протянул я и хихикнул. – Если бы ты не проснулась, я бы, может, и нашел, где у нее кнопка.

– Ты неспособен найти кнопку даже у надувной женщины-будильника, – отрезала жена и побрела на кухню.

Я направился было в ванную и вдруг вспомнил:

– Родная!!! Сегодня последний День! Последний! Понимаешь?!

И заплясал в коридоре.

– Ой. А что же будет? – испугалась она.

– Ничего! Сегодня последний День! Больше никаких изменений! Понимаешь? Ни борманов-будильников, ни восстания октябрят, ни президентов-инопланетян – ничего! Понимаешь? Сегодня они подведут Итоги!

– Прискорбно, – заявил наш кот Шнуффий, получивший способность разговаривать в далеком 2013 году. – Было нескучно. Один только кошачий туалет видоизменяется раз двадцать в день. А тут все вдруг кончится?

– Шнуффий, если в числе призовых рассказов не будет ничего о говорящих котах, ты опять будешь просто мяукать, – поддел я животное за манеру вмешиваться в разговоры. – Как мяукал пару недель назад.

– Я разговариваю с 2013-го! – открестился от бессловесного прошлого Шнуффий. – А сейчас 2017-й.

– Сейчас – да. А две недели назад этого еще не случилось и ты просто мяукал. И гадил, между прочим, бессовестным образом в зале. Потом кто-то придумал и…

– А почему я помню себя только говорящим? Где гарантия, что ты не врешь? – кинулся в спор кот.

– Изменение коснулось лично тебя. А для всех остальных – слишком резкий перелом реальностей. Один пишет, что коты разговаривают, второй – что нет, третий – что разговаривают, но говорят какую-то фигню. Вероятности подразумевают слишком резкий перелом, а не последовательную эволюцию, появились одновременно и сравнительно недавно. Потому глюки с реальностью в эти три недели. Понимаешь…

– Я разговариваю с 2013-го! Вот что я понимаю. А все эти инсинуации насчет гадить в зале – бред особи, стоящей на вершине пищевой цепочки! – зашипел кот и ушел обижаться, валяясь на нашей кровати.

– Мир сошел с ума, – вздохнула жена. – Мой муж в трусах читает лекции коту, а тот аргументированно спорит. Кто придумал этот конкурс, а…

– Брось. Они ж предсказать будущее пытались. Они не знали, что изменяют его.

Я прошел в ванную и сказал: «Вода! 36 градусов!», Вода почему-то не потекла. Я хлопнул в ладоши. Тот же результат.

– Дотронься до крана, – подсказала из кухни жена.

– Спасибо! – Я подставил ладоши под тоненькую струйку воды. – Сегодня напора нет совсем почему-то.

– Вспомни! С 2009 года – повсеместная экономия воды, – напомнила супруга. – Кто-то придумал же… Ой… Или не было такого?

Вода тугой струей ударила по ладоням, забрызгав стены и меня.

– Автор передумал, наверное, – пожал я плечами и попытался найти бритву среди кучи незнакомых мне предметов на ванной полке.

Мутации бритвы меня особенно сильно раздражали. Каждое утро бритвой оказывалось что-то неудобное, острое, либо это оказывалась какая-то мазь, которая снимала щетину с моего подбородка. Я вздохнул и провел рукой по подбородку. Оп-па! А щетины-то и не оказалось на положенном ей месте.

– Ура-а! – гаркнул я. – Отменили бритье! Ничего не растет – нечего брить!

– Какой-то мужик креативит, – обиженно сказала жена.

– Откуда ты знаешь, что мужик? Может, женщина какая-то устала от небритого мужа?

– Эта женщина живет с тобой! – отрезала супруга. – А чтоб щетина не росла – придумал мужик какой-то, уставший от ежедневного бритья. Таблетки. В 2010-м появились.

– Да с чего ты взяла, что их придумал мужик?

Ну почему никто из них не придумал женской логики, а?

– Я потрогала свои ноги! Женщина бы обязательно подумала и об этом.

Ан нет… кажется, кто-то все-таки придумал и женскую логику.

За завтраком я подумал, что единственное, что не изменялось все три Зыбкие Недели, – это кофе. Лучшие зерна кофе по-прежнему отбирались у кого-то, где-то, и утренний кофе был всегда. Изменялись этикетки банок с кофе и кофеварки, но кофе оставался всегда вкусным. Не изменялась одежда, но тем не менее я всегда опасался, что по приходу на работу обнаружу сотрудниц бухгалтерии голыми и моментально вспомню закон от 2014 года, регламентирующий хождение в голом виде, придуманный каким-нибудь эротоманом в 2007 году.

– Ну что? Я побежал, – сытый и одетый, я стоял у дверей.

– Осторожней там, – сказала жена. – Последний день конкурса, все-таки. Сегодня чего хочешь впопыхах нафантазируют.

– Угу. Я постараюсь, – чмокнул я подставленную щеку.

– Пешком иди. Вчера вечером вместо лифта какой-то портал образовался. Зинаида Семеновна говорит, что так и не смогла разобраться. А сосед ее смог, по-видимому. Потому что исчез куда-то в тапочках, халате и с сигаретой в зубах.

– Жуть что делается, – согласился я. – Ну ничего. Сегодня – последний День.

У подъезда стоял слесарь Семеныч, с тоской поглядывая на небо.

– Молишься, Семеныч? – протянул я руку.

– Молюсь, блин! – пробурчал Семеныч. – Вчера выходил из дому – глобальное потепление было. Вышел в майке и шортах. На дачу надо было. До вечера – бах! Ядерная зима. Помидоры померзли, наверное. Напрочь. Я ж только полил – ударило минус пятнадцать и снег. А я в шортах помидоры поливаю.

– Ну да. С погодой чаще всего креативят, – кивнул я.

– Знал бы кто эти фантасты… – жестко сказал Семеныч. – Ты, часом, не баловался тогда?

– Да ты что… – сказал я чистую правду. – Какой из меня фантаст-то? Я ж пьющий. Как ты не замерз-то?

– Ерунда вопрос. Ядерная зима – за одну помидорину 2 шубы дают. Витаминов не было. А ты точно не писал? Нет? Ну и ладно, – помиловал меня Семеныч. – Гляди-ка… Андрюха выходит. Сейчас спектакль будет.

Андрюха помахал нам рукой и обреченно шагнул к своей машине. Или мотоциклу. Вообще черт его знает, что это было на сегодняшний день. Вчера Андрюха сел в какую-то фигню, схватился за руль и резко стартовал в небесную высь с громким ревом двигателя и не менее громким матом Андрюхи.

– Привет, астронавт! – ехидно поприветствовал автомотолюбителя Семеныч. – Я – Земля, я своих провожаю питомцев.

– Отстань, – стиснул зубы Андрюха и уселся во что-то, напоминающее помесь внедорожника и комбайна «Дон-1500».

– Приготовились, – прокомментировал Семеныч. – Уберите от экранов детей, беременных женщин и людей с филологическим образованием. Сейчас состоится отрыв. Отрыв башки у Андрюхи.

Андрюха взревел почище стартующего Су-34, выскочил из машины и начал орать что-то нецензурное по поводу гуманизма и фантастики.

– Что случилось, Гагарин? – невинно спросил Семеныч. – Забыли залить керосину в кофеварку?

– Это веломобиль!!! – заорал Андрюха. – В нем педалики крутить надо! Проклятые фантасты-экологи! Мне ехать 150 километров!

– Не ори, – посоветовал я. – Иди покури с нами, обожди. Сегодня ж последний День. Сегодня твоя сноповязалка будет меняться чаще, чем тебе хочется.

– Да мне некогда ждать. Времени у меня… – сделал было шаг к нам Андрюха.

Он бы пришел покурить с нами, но тут его ботинки чихнули и довольно мощным рыком двигателей оповестили, что готовы к дороге. Андрюха вспомнил, как сдавал в 2009-м на права управления ботинками, как разбил папины ботинки, пригнул корпус и лихо вырулил со двора.

– Нанотехнологии победят, – не к месту процитировал кого-то из официальных лиц Семеныч.

– Несомненно, – кивнул я. – Ты на дачу-то едешь?

– Не поеду, – отмахнулся Семеныч. – Последний День ведь. Мало ли чего придумают… Может, у меня на дачу метеорит упадет. Или опять нити из космоса все выжгут, как на прошлой неделе. Обожду до завтра.

– Как думаешь, Семеныч? – закурил я сигарету. – Кто победит? А вдруг кто-то, кто про победившую Эпидемию написал? Ну или о Третьей мировой? Оно ведь так и останется.

– Не думаю, – возразил Семеныч. – Кто-то разумный должен победить. Всего ж 10 лет прошло. Что за 10 лет измениться может? Это ж всего два с половиной президента пройдет. Не посходили ж они с ума там… Ну квартиру человек сменит, ну мобильников пару-тройку. Они ж отдают себе отчет.

– Так ты думаешь, все обойдется? – проводил я взглядом женщину, выгуливающую носорога во дворе.

– Конечно, – хлопнул меня по плечу Семеныч. – Что может измениться за десять лет?

Он улыбнулся мне ободряюще, пошевелил на прощанье острыми ушами и облизал пересохшие губы. Длинным раздвоенным языком.