Читать книгу Рыжий кот апокалипсиса - Сергей Валерьевич Мельников - Страница 1

Переписка в телеграм:

Сергей "Мельник", [20:31]

Привет, видел?

"ВВС США подняли в небо четыре самолета системы управления коммуникациями при ядерной войне. Уже несколько дней в небе кружат сразу четыре самолета управления коммуникациями…"

Иван Директор, [20:32]

Неудобно читать, за рулём

А, в курсе

Забей

И че

Сергей "Мельник", [20:34]

Да ниче. Похоже ядерная война скоро начнётся

Иван Директор, [20:35]

%)

Я тебе позвоню, не сс.... До метро успеете добежать

Сергей "Мельник", [20:37]

Тебя Байден предупредит?

Иван Директор, [20:39]

Есть кому. Добавь меня в не беспокоить

Сергей "Мельник", [20:41]

Мы не пойдём в метро. Возьмём кота, сядем в машину и рванём на выезд из города. Сколько успеем, столько проедем

Иван Директор, [20:42]

С дуба рухнул? До мкада не доедешь. Перебирайтесь за город, тогда будет шанс

– Да дай же ты пройти! Встал на проходе.

Я сунул телефон в карман и посторонился. Дородная дама в мелких кудёрышках попыталась протолкнуться между мной и стеллажом с консервами, но тщетно. Хоть в профиль, хоть в анфас она едва влезала в проход. К огромной груди, нежно, как младенца, женщина прижимала затянутую в пластик упаковку сахара, пачек двадцать. От напряжения лицо её цветом напоминало варёную свёклу. Я сдал назад. С трясущейся от ярости губой женщина ринулась к кассам. Во втором зале толпа пенсионерок разрывала такие же упаковки, выгребая столько, сколько смогут унести. Шум стоял невозможный, пихая друг друга локтями, они костерили конкуренток на чем свет стоит.

– Куры! – Сплюнул стоящий рядом ханурик и нырнул в алкогольный отдел.

Я взял корзину, положил туда несколько банок рыбных и мясных консервов, накидал хлебцов. Набрал жену:

– Солнышко, я в Дикси, домой что-нибудь надо?

– Ничего не надо. Стой. Чай возьми себе, кончился. Что там за вопли?

– Зомби-апокалипсис. Восставшие бабки терзают труп сахарной промышленности.

– Ясно. Я скоро буду. Целую, люблю. Коту дашь?

Я улыбнулся:

– Конечно дам, я ещё жить хочу. Я тоже тебя люблю.

Отбился, посмотрел на мечущуюся по дороге к чаю толпу и передумал. Подступы к кассам тоже были перекрыты женщинами с сахарным пакетами в руках. Меня заметила Лариса, знакомый кассир. Махнула рукой и скосила глаза на вход в алкогольный отдел. Я подхватил две пятилитровые баклажки с водой и прошмыгнул туда. Выложил покупки на ленту дополнительной кассы.

– Трудный день? – спросил я у неё

Лариса тряхнула тяжёлой головой. Лицо посерело от усталости, под чёрными глазами залегли глубокие тени.

– Можете себе представить? – ответила она – Сахара на складе полно. Третий раз сегодня привозят. Стоит разгрузить, влетает эта стая. С ума посходили.

– Так ввели бы ограничение. Больше двух в одни руки не давать.

Лариса вздохнула:

– Ввели, на кассе висит. Они целый день дежурят. Одни и те же, берут по несколько раз, пока не кончится. И опять ждут. Как зомби на карусели.

Я усмехнулся. У меня происходящее вызвало схожую ассоциацию.

– Я одну видел, она целую упаковку тащила.

Лариса покосилась на проход в соседний зал, ответила негромко:

– Этой… Не всем можно отказать. Понимаете? Вам, кстати, сахар не нужен? Мы одну упаковку для своих отложили, пару пачек могу продать.

Я вызвал в памяти содержимое кухонного шкафчика и мотнул головой:

– Не, есть ещё, спасибо.

– Как знаете. 1564 рубля. Товары по акции?

Я улыбнулся:

– Скорейшего отдыха от этого дурдома.

В этот момент за стеной раздался истошный вопль:

– Ты мне лишнюю пачку пробил! Вор! Понаехали тут, совести нет совсем! Пригрели на груди…

Что-то забубнил, оправдываясь, новенький кассир, молодой пацан из Средней Азии. Женский голос продолжал вопить, к нему присоединились другие. Из подсобки выбежал директор магазина, кинулся на помощь.

Лариса подняла на меня глаза и тяжело вздохнула:

– Ещё два часа.

За углом магазина я сгрузил консервы и хлебцы в багажник машины. Домой вошёл с пустыми руками.

…

Мы лежали вдвоём, голова жены на моей руке. Я вдыхал запах её волос и рассеяно следил за тем, что происходило на экране телевизора. Потёрся носом об макушку и спросил:

– Солнышко, чисто теоретически, если бы началась ядерная война, ты предпочла бы сразу… или спрятаться и долгие годы жить в бомбоубежище?

Я пытался говорить безразлично, но голос предательски подрагивал. Лена резко подняла голову, уставилась на меня пристально:

– Ты нормальный? Почему ты спрашиваешь?

Я замялся. Я не хотел её пугать раньше времени, да и чем? Угрозы пока нет, будет ли – неизвестно.

– Есть задумка книги. Про ядерный апокалипсис. Обдумываю мотивацию героев.

Она сверлила меня взглядом ещё несколько секунд, пытаясь понять насколько я серьёзен. Успокоилась и снова умостилась на моём плече.

– Я бы предпочла, чтобы это произошло во сне. Чтобы я ничего не успела понять. Раз и всё.

Через минуту она заснула. Я поцеловал любимую макушку и осторожно высвободил руку. Лена пробормотала:

– Спокойной ночи, солнышко

и перевернулась на другой бок.

Тихонько выскользнув из-под одеяла, я вышел на кухню. Впервые за два года, как я бросил, мне нестерпимо хотелось закурить. Телефон чирикнул новым сообщением в телегу:

Иван Директор, [22:31]

Приезжайте к нам на дачу, от Москвы далеко. Побухаем

Сергей Мельник, [22:32]

Плохая идея. Наши не ладят. Весело не будет

Иван Директор, [22:32]

Да и ..й с ними. Малые будут рады. Бери Ленку и приезжайте

Сергей "Мельник", [22:33]

Не. А кота я куда дену? Как будет так будет

Иван Директор, [22:35]

Ля ты крыса. Ну и сиди в своей Москве, пока всё ....ой не накроется

Сергей "Мельник", [22:36]

Спокойной ночи, завязывай

Я не мог бы объяснить почему, но у меня появилась стойкая уверенность: этой ночью всё кончится. Может посадить Ленку и кота в машину, да рвануть подальше из Москвы? Я почти решил её разбудить. Но это было бы так глупо. А вдруг ничего не будет, а нам утром на работу? По какому поводу паника? Из-за каких-то непонятных манёвров американских ВВС? Которые они даже не скрывают?.. Я вернулся в кровать, обнял жену и заснул. В 4 утра зазвонил телефон.

Ванин голос, странно весёлый и невнятный. Он прокричал в трубку:

– Началось! Валите, куда успеете!

В фоне канючили его девчонки и доносились отрывистые реплики жены, собирающей вещи. В моей груди возникла чёрная дыра, она кружилась, и затягивала меня в свою воронку.

– Удачи нам всем – Выдавил я из себя и отбился.

…

Лена сидела в кровати с закрытыми глазами, звонок Вани поднял и её . Я бросился к жене, обхватил за плечи. Голова болтается, как у тряпичной куклы, брови над зажмуренными глазами встали домиком.

– Ну ты же… – всхлипнула она спросонья. Сонный котёнок, которого выдернули из тёплой постельки. Я порывисто сжал её в приступе нежности и, как смог твёрдо, сказал:

– Ядерная война. Лови Беню.

Лена открыла глаза наконец, посмотрела в мои. Недоверие быстро сменилось ужасом.

– Не шучу – ответил я на незаданный вопрос. – бегом! – и кинулся набивать сумку. Навьючил камеру, ноут.

С балкона вопли кота, шипение, голос Лены с паническими нотками:

– Твою мать! Беня! Не могу его в переноску запихнуть!

Распахиваю окно кухни, вырываю свободной рукой рыжую заразу, прижимаю к груди. Беня в панике, выворачивается. Полосует меня по щеке отросшими когтями. Я ору от боли, и от панического желания ускорить все процессы, вырваться из квартиры на воздух:

– Пальто! Быстро, бежим!

Лечу в прихожую, распахиваю дверь ногой, больше нечем. Дверь с треском врезается в стену. Мы опять забыли её запереть на ночь. Обвешанный сумками, прижав вырывающегося кота единственной свободной рукой, я запинаюсь в проходе. Моя полупарализованная нога спотыкается о порог, я чуть не лечу на плитку коридора, Беня вырывается, пытается зашмыгнуть в квартиру, я кидаю сумку перед его носом, но удержать равновесие уже не могу, врезаюсь в дверь квартиры напротив.

В этот момент Лена, в пальто поверх пижамы и в домашних тапочках, перепрыгивает порог, подхватывает перепуганного кота на руки. Бенька таращит глаза, уши повёрнуты назад на морде полное непонимание происходящего, но хоть верещать перестал, уже хлеб. Лена смотрит на меня:

– Господи, камера зачем?

– Не знаю, – вздыхаю, – жалко

Жена качает головой: ты безнадёжен. Мчимся по коридору, Лена распахивает железную дверь тамбура. Я останавливаюсь на пороге, кричу изо всех сил:

– Ядерная война! Спасайтесь!

Мы, через ступеньку, несёмся вниз по лестнице, к чёрту лифт, и я молюсь только о том, чтобы на этот раз не споткнуться. Над нами, на нашем этаже хлопают двери. Уже не до них.

Бежим к машине. Лена обзванивает родных, друзей. Разговаривать некогда, поэтому просто бросает в трубку:

"Ядерная война, прячьтесь, некогда объяснять, просто поверьте!"

Отбивается и звонит следующему. Спам звонки, которые впервые в истории, может, спасут чью-то жизнь. Я кидаю сумки в багажник, завожу, Лена рядом, набирает очередной номер. Я рукой закрываю телефон и задаю самый важный вопрос:

– Едем из Москвы, сколько успеем, или как крысы будем годами прятаться в вонючем подземелье?

"Я протестую, Ваша Честь, наводящий вопрос!"

"Протест отклонён! Свидетель, отвечайте!"

Я бессовестно манипулирую, я не хочу в метро.

Лена смотрит на меня, её красивые серые глаза наполняются слезами.

– Из Москвы – выдавливает она и плотину прорывает.

Я жму на газ, выкатываюсь на пустую Краснобогатырскую, налево, к Преображенке. На совершенно пустой площади впервые нарушаю правила, выворачиваю с визгом сразу на Большую Черкизовскую. Там камера, но какая теперь разница.

Я поверил Ване сразу и безоговорочно, сам не знаю почему. Что-то висело в воздухе уже не первый день. Как тревожные чёрные точки на краю зрения. Скосишь глаз – они скачком в сторону, видишь, а разглядеть не можешь. Но они есть, и от них мороз по коже.

Летим по трассе в сторону Щёлковского шоссе. В голове иррациональная мысль, что стоит только выскочить за пределы МКАДа и мы спасены. Будто МКАД не дорога, а крепостная стена, которая оставит все ужасы ядерного взрыва в своих пределах, не даст им вырваться наружу.

Москву жалко. За прошедшие семь лет я полюбил этот сумасшедший город. Людей жалко. Нас жалко. Всех жалко. Жалкая человеческая натура. Жалкое человечество, не заслужившее право быть.

"А тем кто сам, добровольно, падает в ад,

Добрые ангелы не причинят

Никакого вреда

Никогда…"

Решил меня утешить из динамиков Самойлов. Верю.

Я набираю сестру:

"Привет, Улька!"

"Эм-м привет. Ты знаешь, сколько сейчас времени?"

"Некогда. Ядерная война, Уль, беги"

"Ты что там куришь?"

"Я серьёзно. Поверь"

Тишина.

Тихий голос:

"Даже если так, куда я побегу с моими коленями?"

Да, на Новый Год я катал её по Ялте на коляске. Ходила она с большим трудом: повредила ноги в горах.

"Спустись в подвал. Ты всё ещё на Фиоленте?"

"Да… За окном море. Открою вино, всё равно не засну больше. Спасибо что позвонил, берегите себя. Целую, братик"

"Целую, сестричка. Может вас не тронут…"

"Севастополь? Базу флота? Шутишь? Ладно, давай, не отвлекайся"

Отбилась. Лучше бы она ничего не знала. Если вдуматься, начинать ядерную войну в 4 часа – это высшее проявление гуманизма. Большинство даже не успеет проснуться.

В этот момент взревела сирена впереди, со стороны стадиона "Локомотив". Сразу взвыла ещё одна, за спиной, со стороны НИИДАРа. В предрассветных сумерках начали зажигаться окна в домах. Сирены не стихали.

Мы мчались по пустой широкой улице, но я уже видел, как от высоток у дороги люди бегут к машинам. У пересечения с СВХ я бросил взгляд налево. Через автостоянку к метро спешили люди, кто-то с сумками, кто-то с пустыми руками, но все мчались на пределе сил. Их жизнь продолжится, наша скорей всего нет. Я сжал кисть жены, улыбнулся ей ободряюще:

– Впереди съезд. Можем спуститься в метро, если хочешь.

Лена прикусила губу, через секунду помотала головой:

– Едем дальше. Хорошо едем.

Она слабо улыбнулась мне в ответ. Слёзы ещё текли по щекам, но голос звучал спокойно. Я похлопал её по руке и вдавил педаль газа до упора.

…

Два часа до рассвета. Вчера вечером, когда я начал писать этот рассказ, я посмотрел, когда взойдёт солнце. Пытаясь добиться реализма, я не подозревал, что вымысел станет реальностью. За два часа до рассвета погасли фонари.

Мы мчимся так быстро, как можем. Насколько позволяет мой микроскопический водительский опыт. Секция за секцией отрубается освещение впереди, синхронно гаснут окна в домах, и трасса погружается в абсолютную тьму. Только полустертая местами разметка позволяет сохранять направление.

Касание отбойника на такой скорости смертельно опасно. А снижение скорости? Дикая гонка с неизвестными временными рамками. Главный приз – жизнь, но это не точно. Поэтому не снимаю ногу с педали и молюсь форду всеблагому, чтобы не подвёл, потому что не верю ни в каких богов. Форд пока не подводит, мчится в темноте, в вое сирен, на восток, довольно рыча мотором.

– Светомаскировка – говорит Лена негромко.

Стрелка спидометра перевалила за 200, рев движка без труда пробивает мою шумку.

– Что? – кричу я, – не понял

– Светомаскировка. – Лена тоже повышает голос. – Помнишь, в детстве в Севастополе? Ревели сирены и мы завешивали окна одеялами. Сидели при свечах, даже телевизор нельзя было включать.

Я усмехнулся:

– Да, помню. У нас во дворе говорили, что тем, кто нарушит режим светомаскировки, солдаты стреляют в окно из автоматов. Только сейчас какой в ней смысл? Ракете плевать, светло сейчас или темно.

Из глотки рвётся нервный смех, и веселья в нём ни капли. Нервное возбуждение бурлит в груди, вырываясь наружу странными звуками. Я уже готов к любому исходу, лишь бы скорее. Нервная система пошла вразнос и вопила, что долго не продержится.

Я глянул на жену: она сидит спокойно, глядя вперёд, только закушенная губа выдает ее состояние. Почувствовав мой взгляд она попыталась улыбнуться. В глазах кипят слёзы.

– Прости, ты же знаешь, что я рёва.