Читать книгу Серёжки с топазами. Рассказы участников курса писательского мастерства - Светлана Локтыш - Страница 4

Он сидел на складном стульчике рядом со своими картинами на бульваре. Напротив расположилась миловидная девушка, в тёмно-ультрамариновом1 платье, удивительно оттенявшем её оливковые глаза. Постепенно на шероховатой поверхности акварельного листа вырисовывался портрет, который художник исполнял углём.

Мимо сновали люди, гудели машины. Голуби топтались невдалеке, ожидая окончания работы художника. Знали, что он непременно поделится булочкой, которую купит на обед.

Изредка прохожие останавливались посмотреть на рождение портрета. Некоторые с улыбкой кивали, одобряя сходство изображения с оригиналом.

Закончив рисовать, художник отошёл в сторону. Легонько сдул крупные угольные частицы с поверхности бумаги и обработал её фиксирующим составом.

Счастливая девушка, щедро оплатив работу, упорхнула, а в кармане художника поселилась надежда на два горячих ужина.

В эту минуту перед ним появился плотный мужчина в дышащем дороговизной и статусом костюме цвета шунгита2. Художник приветливо улыбнулся, как улыбался всем клиентам. Приглашая присесть, показал на стул.

– Слушай, – широко раскинулся на сидении мужчина, – давно наблюдаю за тобой, есть деловое предложение.

Художник отложил клипборд3 с бумагой и внимательно посмотрел в янтарно-тёмные глаза собеседника.

– Анатолий, – протянул руку мужчине.

– Алексей Романович, – ответил тот и, пожав ладонь, провёл ею по колену. – Друзья зовут меня Романов, но я этого не люблю. Ладно, к делу.

Мужчина поставил ногу на носок и принялся ею потряхивать, отбивая быстрый такт пяткой.

– Я держу небольшой ресторанчик и решил сделать ребрендинг. Мой дизайнер предложил украсить залы чёрно-белыми портретами. Конечно, можно распечатать всем известные фэйсы, но это не статусно, понимаешь, Толик?

Художник кивнул.

– Я хорошо заплачу, кроме того, разрешу поставить подписи.

– Кого рисовать? – Анатолий то вертел кисточку между пальцами, то засовывал её между зубами.

Алексей Романович стушевался и, оглянувшись по сторонам, приглушенно сообщил:

– Тут задача такая… Нужно взять меня, – он хлопнул себя по груди, – потом управляющего, шеф-повара… Ну, там ещё кого… И нарисовать меня – князем, остальных – дворянами…

Алексей Романович внимательно смотрел на художника, но тот и бровью не повёл, слушая заказчика.

– Сколько всего портретов?

Ресторатор принялся прикидывать, загибая пальцы, потом махнул рукой и быстрым движением достал из внутреннего кармана пиджака сотовый:

– Яся, сколько там этих картинок надо?

Отключившись, продолжая отбивать пяткой по брусчатке, произнёс скороговоркой:

– Тринадцать портретов, формата А1, вертикально. Семь пейзажей, горизонтально.

– Сроки?

Лицо художника по-прежнему не выражало эмоций, и Алексея Романовича это радовало.

– Десять дней. Толик, так возьмёшься?

– Я могу подумать?

– Да что там думать! От дум голова болеть будет! – растянул улыбочку от собственной остроумности Алексей Романович, но тут же осёкся: взгляд художника пронзал холодом. – У тебя два часа. Сейчас я иду на встречу в от торговый центр, – он показал на крайний в конце улицы ярко-оранжевый павильон, – на обратном пути подойду.

Художник кивнул. Ресторатор, тряхнув ногой, расправил штанину и удалился.

Анатолий зачехлил работы, сложил их в сторонке. Попросил соседку, которая торговала горячей кукурузой, приглядеть за вещами, и отправился в ближайшую столовую.

Выбрал порцию борща, рис с кусочком рыбы и компот. Расположился у большого окна, из которого виднелся сизый прямоугольник картин в чехле. Не спеша отхлёбывал борщ и размышлял.

Мысленно разделив тарелку на две части, стал выкладывать на ободок с одной стороны кусочки капусты, а с другой – моркови. Давняя привычка, за которую мама не раз выгоняла из-за стола…

Работы много, вероятно, придётся отложить цикл картин, которые задумывал нарисовать, – кусочек капусты лег на левую часть тарелки. Можно стать известным, ведь авторские знаки будут на всех портретах – выловил кусочек моркови и расположил на правой части ободка. Но кто узнает неизвестного художника по подписи? Да и вообще неприятный тип, этот «Алексей Романович», – два кусочка капусты присоединились к первому. Возможность работать вне зависимости от погоды – морковка получила соседку. Приукрашивать – дело привычное, но чтобы вот так, из грязи в князи… – капуста. Количество картин потянет на персональную выставку, которая продолжится до очередного взбрендинга ресторатора – морковь. Решение денежного вопроса – опять морковь. Подумав, добавил ещё кусочек, потому что с финансами было совсем не так густо, как с овощами в борще.

По всему выходило – стоит согласиться, но душу обжигало неосознаваемое сопротивление.

Перейдя к рису с рыбой, художник попытался откопать в глубинах ума или сердца, что именно вызывало сомнения. Но мысль ускользала.

Перед глазами появился седовласый преподаватель худграфа Ефим Михайлович. Согнув морщинистый палец, перепачканный сиеной жжёной4 и кобальтом синим5, хриплым голосом он вещал: «Вы – свободные Художники! Запомните: если вы ставите деньги выше свободы, ваши картины никогда не станут произведениями искусства!»

Конечно, ему хорошо говорить. Член Союза художников, известный живописец в третьем поколении, с оплачиваемой работой в институте. Он мог позволить себе «не продаваться» и писать по велению души, отправляя работы на аукционы. Его картины хранились в государственных музеях и частных коллекциях, периодически выставлялись на известнейших выставках.

Но Анатолию нужно на что-то жить. И бесконечные портреты, которые он рисует изо дня в день, продаются лучше пейзажей и натюрмортов. Вон они, по полгода не могут найти покупателя.

Художник вздохнул. Вышел из столовой. Вернувшись на своё место, сунул пару монет продавщице кукурузы в благодарность за присмотр. Достал картины и, присев на корточки, принялся расставлять, укрепляя с обратной стороны самодельными подпорками. Решение так и не созрело.

Группа иностранных туристов остановилась перед небольшой экспозицией. Переводчик отделился от толпы:

– Сколько стоят?

– По пятьсот каждая, – ответил художник, даже не надеясь, что купят. Так бывало не раз за последние несколько месяцев.

И тут перед глазами зависли две бумажки. Он удивлённо вскочил и с улыбкой принял деньги. Две картины перекочевали в руки иностранцев.

«Вот так денёк, – подумал Анатолий. – Как воспринимать это послание судьбы? То ли согласиться на работу в ресторане, то ли, наоборот, это знак, что и остальные пейзажи смогу быстро продать?»

Мысли никак не хотели выстраиваться в ряд. Поэтому, когда Алексей Романович вновь предстал перед ним, художник вздрогнул.

– Ты чего, Толик? – хохотнул ресторатор. – Совесть не чиста?

– Задумался, – без тени улыбки ответил художник, вынимая изо рта деревянный кончик кисточки.

– И как? – Алексей Романович вальяжно приземлился на стул. – Чего надумал?

– Не знаю, – честно ответил Анатолий.

– У-у-у, – протянул Алексей Романович, – я-то думал, ты толковый мужик…

Художник молчал.

– Слушай, – нетерпеливо бросил ресторатор, потряхивая ногой, – ты давай решай уже. Может, о сумме беспокоишься? Так вот, – он протянул конверт. – Это аванс. Закончишь картинки как положено, заплачу в два раза больше, плюс расходные, само собой.

Анатолий с ровным выражением лица открыл конверт, но руки дрогнули: в нём лежало двадцать тысяч.

– Обедами-ужинами накормлю, – напирал Алексей Романович.

Голос его теперь слышался художнику словно издалека: никогда прежде Анатолий не получал такие деньги за свою работу. А когда ресторатор заплатит остаток, можно будет организовать выставку, давно хотел…

– Согласен, – кивнул, наконец, художник и убрал конверт во внутренний карман жилетки.