Читать книгу Преодоление (сборник) - священник Александр Дьяченко - Страница 10

Положение обязывает

Оглавление

Весной автомобиль моего друга, отца Виктора, вылетел на встречку и чудеснейшим образом, никого не задев, остановился в кювете, уткнувшись в пень. Первым же делом, придя в себя, батюшка позвонил друзьям в Москву. Через два часа его машину уже везли в ремонтную мастерскую, а он заехал ко мне.

Батюшка представил мне своих друзей:

– Знакомься, это – Игорь.

Выше меня на голову, классический квадратный подбородок и на глазах солнцезащитные очки. Игорь – полковник МВД, большую часть службы проводит на Кавказе, в настоящее время в отпуске.

– Игорь, возьми благословение у отца Александра, хорошо, теперь поцелуй ему руку, как я тебя учил.

Игорь, стараясь не ошибаться, складывает руки под благословение. Чувствуется, что это действие ему еще в новинку.

– А это Андрюша, мой старый друг.

Андрея не нужно ничему учить и ничего напоминать. Он, в отличие от мощного Игоря, привычно и быстро укладывает руки для благословения. Под свитером и легкой курточкой до пояса угадывается тренированное гибкое тело. Внешне он походит на пантеру грациозностью и легкостью движений. Потом уже отец Виктор сказал мне, что Андрей – Герой России, а Игорь ведет ответственнейший участок работы.

Я удивился:

– Ты потревожил таких людей, и они, оставив все дела, немедленно приехали к тебе?

– А что же здесь удивительного? Мы воевали вместе, ходили на задания и служить начинали в одном отряде. Мы и сейчас не забываем друг друга. Если нужна помощь, любой из нас может звонить хоть ночью, и друзья обязательно приедут.

Отец Виктор рассказал мне трогательную историю про двух бывших высокопоставленных спецназовцев, которые поссорились самым что ни на есть жесточайшим образом, занимаясь бизнесом уже в наше время. Не то что здороваться, слышать друг о друге не могли. Через какое-то время в семье одного из них случилась беда, и он вынужден был просить помощи у того, с кем уже долгое время не общался. А тот, кого попросили помочь, отбросил, словно ненужную пену, все, что разделило бывших боевых друзей, и не раздумывая пришел на выручку.

Кстати, именно друзья собрали деньги и помогли моему товарищу приобрести новый автомобиль взамен попавшего в аварию. Но и сам он постоянно озабочен сбором средств на какой-нибудь немецкий протез для подорвавшегося на мине военнослужащего или на лечение тяжелобольного, никому не нужного ребенка. А то вдруг ночью по звонку может собраться и уехать за несколько сотен километров от дома. И тогда просит меня послужить за него.

Не так давно приезжает батюшка ко мне пообщаться. За столом в трапезной он занимает много места, но не довлеет над собеседником. Вроде внешне, как обычно, весел, подвижен, многословен. Только замечаю, что в глазах у него время от времени появляется беспокойство. Будучи человеком бесхитростным и прямым, он не умеет прикидываться и врать. И в этом очень напоминает ребенка – такой большой добрый ребенок.

– Что случилось, отец? Может, я что посоветую?

Батюшка шумно и продолжительно вздохнул, словно размышляя, стоит ли меня посвящать в его дела.

– Вчера вечером друг позвонил. Хороший мужик, но, как это говорят, человек со сложной судьбой. Он в конце восьмидесятых, перед самым выводом наших войск из Афгана, попал в плен. Потом, через несколько лет, не помню уж каким образом, но ему удалось вернуться домой. Пришел, а его уже заочно отпели. Девчонка давно за другого вышла, да и домашние на него смотрели, как на привидение. Замкнулся парень в себе, стал людей избегать и, как это у нас водится, начал пить. Прошло время, история его уже стала забываться, а тут недавно орден его нашел, еще советский. Решили вручить прилюдно, поздравить человека. Вот подросшее поколение про него и узнало. Только вместо уважения начались насмешки, а потом и вовсе издеваться стали. Проходу не дают. Как увидят его, так и начинают подкалывать, мол, как там, в плену, тебя моджахеды, часом, не обрезали, может, ты мусульманином стал? И это еще самые невинные шутки. Про другое и говорить неудобно. Он, пьяный, жалкий, кричит им что-то в ответ. Выждали пацаны момент, окружили да давай с него штаны стягивать. Хохочут. Им забава, а другу моему обидно. Вот и звонит он мне, совета просит. Говорит: «Или я их перестреляю, или себя порешу, затравили, не могу больше».

– Так, может, нужно поговорить с теми ребятами, объяснить им, чтобы оставили человека в покое?

– Ты плохо представляешь ситуацию. Эти ребятки, им лет по двадцать, а уже живут криминально. В их среде силу уважают, и слушать они будут только тех, кого будут бояться. Раньше мне проще было. Я на такие «разборки» поездил. На самом деле там все просто. Берешь кого-нибудь из друзей, чтобы тот сзади стоял. Приезжаешь, а тебя встречают человек восемь. Мне уже было достаточно один раз посмотреть, чтобы понять, кто передо мной. Чаще всего соберется шпана гурьбой, думают, числом напугают. Попробуй напугай, если у меня в кармане граната, но это так, на всякий случай. Подойдешь, вежливо спросишь: «С кем говорить будем?» Выйдет кто-нибудь такой важный, думает, что дружки его в обиду не дадут.

Задаю вопрос: «Ты, когда человеку по телефону угрожал, деньги с него требовал, каким пальчиком на трубке номер набирал?» «Вот этим», – показывает. «Ну, раз этим, вот пусть он и отвечает». И ломаешь ему палец на глазах у всех остальных. Потом стоишь спокойно и ждешь, что будет дальше. Как правило, один орет, а толпа в кусты – и бегом.

Но сейчас что делать? Сейчас-то я уже священник. Не могу я, как раньше, людям пальцы ломать. А только словом не пронять этих ребятишек, они уже в слово без силы не верят. Вот такая у меня появилась проблема, батюшка.


Месяца через два после того нашего разговора встречаемся с отцом Виктором в областном центре на ежегодном общеепархиальном крестном ходу. Разговорились.

– Кстати, – спрашиваю, – чем закончилась та история про твоего приятеля-афганца?

Отец Виктор улыбнулся:

– Там все, слава Богу, уладилось. А ребятки оказались на самом деле очень милыми и слушали меня внимательно. На днях они мне звонили, доложились, что в церковь заходить стали, батюшке тамошнему помогают.

Сказать честно, меня его слова просто потрясли. Как такое может быть? Как из хулиганов вдруг в какую-то пару месяцев люди превращаются в верующих прихожан? Здесь бьешься-бьешься годами, чтобы человека в Церковь привести, а тут… Чудеса, да и только.

– Батя, ты, наверное, волшебное слово знаешь. Поделись опытом. Как тебе это удалось?

Батюшка засмущался, но чувствовалось, что ему приятно вспомнить его недавнюю миссионерскую поездку.


– Приехал я к другу, и тот указал мне на автомастерскую. Она вожаку местной шпаны принадлежит, той самой, что третировала его. Вызвал я того на улицу, поговорить, мол, нужно. Он, как моего приятеля увидел, так все сразу и понял. Вечером уговорились встретиться. Ладно, подождал я до вечера. Заезжаю в мастерскую, там этот самый парень и с ним еще трое. Подошел к ним: «Может, поедем за городом пообщаемся?» Они ухмыляются, чудно им с попом говорить, тем более я их как бы на разборку приглашаю. Поехали. Я на своей машине, они вчетвером – на своей. Отъехали от города километров пять, остановились в лесочке. Удобное место, тихое.

Смотрю на них, а они перемигиваются друг с другом и руки прячут кто за спиной, кто за пазухой. Понятно, скорее всего, кастеты, а может, и монтировки приготовили. И все это на одного смиренного попа. Нет, думаю, так дело не пойдет, и разговора у меня с вами не получится. Ну что же, придется брать инициативу в свои руки. Подошел к машине, открыл багажник, достал свою «Сайгу», она у меня именная, мне ее ребята мои, когда я на пенсию из отряда уходил, на память вместе с разрешением на ношение подарили. Внешне она вылитый автомат, хотя оружие это охотничье. Передернул затвор, смотрю, не ожидали они такого. Наглые ухмылки с лиц исчезли, а после того, как выстрелил в землю у них перед ногами, они и вовсе на колени попадали и игрушки свои побросали. В глазах страх. Ладно, думаю, напугать я вас напугал, дальше-то что? Что им сказать? Жалко мне их стало, ведь совсем еще мальчишки, только-только жизнь начинают, а уже заблудились.

И не знаю, откуда мне пришла эта мысль? Только стал я им про сына рассказывать, про моего Андрюшку. Я тебе-то самому про него рассказывал, нет? Ведь он же нам с матушкой Богом данный. Мы же после дочек, что в самом начале нашей семейной жизни родились, все мальчика хотели. А закрыл Бог чрево у моей половинки, и никак. И по врачам ходили, операцию жене делали, а все не получается. А когда я в Церковь пришел, священником стал, помню, прошу духовника своего: «Помолись, батюшка, мы уже с супругой в возраст входим, а мальчика все нет». А он мне: «Ты вот что, попроси святейшего Алексия помолиться о вас с матушкой. Есть у него такой дар, насчет ребятишек, это я точно знаю». – «Ничего себе, – думаю, – как же я простой священник буду просить самого патриарха о моем семейном деле молиться? Мне же к нему еще пробиться нужно». И вот подгадал момент. Привозят в Москву мощи апостола Андрея Первозванного. Узнаю, где святейший будет молебен служить, беру матушку и едем. Смелость, как ты знаешь, города берет.

Знакомый батюшка провел меня в алтарь. Дождался конца службы. А когда все священство подходило к предстоятелю под благословение, подошел и я. Набрался смелости и обратился к нему со своей просьбой. Патриарх выслушал меня и спрашивает: «А где матушка? Позови ее». Я чуть ли не бегом побежал. Следом из алтаря вышел патриарх. Он по-простому, с такой любовью поговорил с нами, потом возложил нам на головы руки и попросил у Неба для нас мальчика. Хочешь – верь, хочешь – нет, но через месяц матушка понесла. И я уже тогда знал, что это будет мальчик. Назвали в честь святого апостола Андрея.

Эту историю я и рассказал им, о своей жизни рассказал, о мужской дружбе, о войне. Ведь сейчас у меня наступило время страданий, стали болеть раны, переломы, все, что в молодости, казалось, прошло, не оставив следа. Порой так тяжело, жить не хочется, а мой Андрюшка самим фактом своего бытия словно требует: «Держись, отец, ты мне еще очень нужен».


Поначалу в разговоре с молодежью батюшка, словно дирижер палочкой, размахивал ружьем перед носами своих собеседников, потом за ненадобностью бросил его в багажник.

– Хорошо мы тогда поговорили, долго сидели. Услышали они меня.

Потом уже, как домой ехал, представил. Подогнать так вот вечерком к тебе в поселок самоходную гаубицу, хорошая это вещь, да как дать из нее разок холостым. Чтобы повыскакивал народ в страхе из своих домов, оторвался бы от телевизора, пустой болтовни, водки. А мы их уже ждем и говорим: «Люди, очнитесь. Жизнь так коротка, нельзя ее транжирить по пустякам. Спешите жить, спешите творить добро». Может, хоть тогда услышат? Как тебе мое, новое миссионерское ноу-хау? Дарю.

Недели через две пригласили нас с ним в соседний городок на концерт классической музыки. Давали его верующие музыканты из Москвы. Собралось множество слушателей. Мы с отцом Виктором были среди почетных гостей. Поначалу, пока играли известных композиторов, слушать было интересно, но потом молодые музыканты стали представлять свои собственные сочинения. Смотрю, мой друг начинает потихоньку клевать носом. Я, опасаясь, что среди музыкальных тем слушатели услышат пробившийся молодецкий храп, периодически толкал его в бок.

Помню, знакомый батюшка из соседней с нами епархии рассказывал про одного священника, который страдал избыточным весом. Очень хороший, духовный был батюшка, но больной. Так он засыпал даже на поклонах во время Великого поста. Стоит на коленях, и такой храп. В самом начале девяностых он в составе делегации от их епархии по приглашению англикан присутствовал где-то там, в Лондоне, на службе в их главном храме, ну и, понятное дело, заснул. Представьте, какое там эхо. После концерта говорю отцу Виктору:

– Все-таки, батя, какие мы с тобой серые люди, – намекая ему на тот факт, что ничего не смыслим в классической музыке.

На что мой товарищ ответил:

– Нет, отче. Мы с тобой не серые. – И, выдержав паузу, добавил: – Мы с тобой добрые.

Обескураженный его логикой, я только и нашелся что спросить:

– Это с чего ты взял, что мы с тобой добрые?

– Потому, что мы священники. Мы по положению с тобой люди добрые. А разве это не так? – И, подмигнув мне, снова повторил: – Положение обязывает.

Преодоление (сборник)

Подняться наверх