Читать книгу Двери 520 - Святослав Элис - Страница 8

Я открыла глаза. Всё тело пропитано ощущением падения. В голове стучит, кожа покрыта вязким, нездоровым потом. Я села на кровати и потрясла головой, – в висках гулом отдалась занудная, тяжёлая боль. Делаю несколько глубоких вдохов. У меня такое ощущение, словно где-то внутри меня скопилось много грязи. Она в лёгких, в желудке, под кожей.

Нужно встать. На улице уже, похоже, середина дня. В комнате душно, но меня всё равно знобит. Я отыскиваю пульт, устанавливаю кондиционер на 27 градусов и иду в ванную. Здесь я долго и тщательно чищу зубы, пока белая пенка выплёвываемой пасты не становится розоватой от крови. Я промываю рот ополаскивателем и залезаю в ванну. Выкручиваю кран, чтобы вода стала горячей, почти обжигающей, потом засыпаю немного морской соли. Не удовлетворившись, я кидаю в воду ещё и пенную бомбочку, которая наполняет воздух в ванной цитрусовым ароматом.

Я скидываю пропитанную потом серую футболку и бросаю её в стиральную машину. Туда же отправляются трусы. Я плюхаюсь в обжигающе горячую пену, – тут же становится легче, яркие ночные образы путаются, отходят на второй план, обратно, в подсознание. Я снова чувствую себя собой, что бы это ни значило.

Я провожу в горячей ванне ещё, наверное, полчаса, пока у меня не начинает кружиться голова. Я трогаю себя за виски, несколько раз ударяю себя по щекам и начинаю споласкиваться под прохладным душем, который наполняет тело электрической энергией теплового перепада. Наконец я выбираюсь из ванны и насухо вытираюсь полотенцем.

На полу набралась большая лужа воды, но вытирать лень. Я провожу полотенцем по запотевшему зеркалу и вглядываюсь в отражение. Влажные волосы чёрными жгутами раскинулись по плечам, лицо раскраснелось, но тёмные разводы, въевшиеся в кожу под глазами, всё равно заметны. Несмотря на то, что мой образ жизни без выхода из дома вряд ли можно назвать здоровым, я выгляжу даже слегка посвежевшей. Лучше, чем несколько месяцев назад, – это точно.

Провожу рукой по шее, зачем-то хватаю себя за косточку ключицы, по очереди приподнимаю левую и правую грудь, оттягиваю кожу на животе. Похоже, что я в полном порядке. Из-за этого я чувствую какое-то странное чувство неудовлетворённости. Какой-то полуистлевшей сущности внутри меня хочется себя пожалеть, ей кажется, что для гармонии мне нужно быть, как минимум, больной раком. Не буду давать ей волю. Самоуничтожение мне ни к чему.

Я выхожу из ванной. Мне предстоит ещё целый день жизни. В последнее время я радуюсь этому чувству предвкушения. Оказывается, я люблю не знать, чем буду заниматься. Не одеваясь, я иду на кухню. Потоки воздуха приятно холодят влажную кожу. Я выливаю воду из фильтра в чайник и нажимаю на кнопку. Пока вода готовится вскипеть, я поднимаю руки вверх, изо всех сил вытягиваю спину, затем делаю несколько наклонов.

Припомнив уроки йоги, я пытаюсь принять позу собаки мордой вниз, уперевшись руками в плитку пола. Спина приятно похрустывает, я чувствую, как мышечные зажимы расправляются. Мне хочется довести это до конца. Я плюхаюсь на пол голым животом и принимаю позу собаки мордой вверх. Позвоночник награждает меня за этот манёвр фейерверком хруста, напоминающего массовое уничтожение залежей пупырчатого полиэтилена. Я чувствую щемящую лёгкость в спине. Закипает чай. Я всё ещё не знаю, с чего начать день.

Заглядываю в холодильник и обнаруживаю, что еды осталось негусто, однако ситуация пока не критическая. Я намазываю на хлеб масло и с удовольствием откусываю кусочек бутерброда, запивая его молочным улуном. Заглядываю в телефон – сегодня 3 августа, ровно 51 день с тех пор, как дверь не выпустила меня. 51 день дома.

И всё-таки лучше купить продуктов сейчас, не дожидаясь, пока кончится решительно всё. Я закидываю остатки бутерброда в рот, подхватываю чашку чая и возвращаюсь в комнату. В углу, на полу, валяется мой макбук. Он уже успел слегка запылиться. Теперь я редко им пользуюсь. Это может показаться странным в моей ситуации, однако во мне народилось какое-то стойкое чувство неприятия интернета, я не захожу в него без крайней необходимости.

Чуть чаще я пользуюсь большим аймаком, который стоит на столе, он не подключен к интернету, в нём не работает Wi-Fi-модуль, и этим он мне нравится. По вечерам я смотрю на нём старые фильмы, иногда слушаю музыку. Вчера я пересматривала антологию Яна Шванкмайера, а в перерывах слушала записи Джона Леннона. Я даже подпевала, к глазам почему-то подкатывали слёзы. Наверное, он, правда, очень любил свою Йоко.

А песню Imagine я вчера послушала, наверное, раз десять. Круг за кругом. Правда подпевать ей я почему-то не решалась. А теперь мне, по-моему, даже включать её нет смысла. Стоит немного сконцентрироваться, как музыка сама начинает играть в голове.

Я открываю крышку макбука, нажимаю кнопку и жду, пока он неторопливо прогрузится. Я проверяю, что он словил сеть, запускаю браузер и быстро захожу на сайт магазина – заказываю себе фруктов, гречневой лапши, 10 двухлитровых бутылок сока, замороженных овощных смесей и замороженных шампиньонов, ультрапастеризованного молока, печенья и много другой еды. Ровно столько, сколько сможет принять мой холодильник и кухонные шкафы.

Еды, которую я заказала, должно хватить на полторы-две недели, а то и дольше. Я указываю время доставки – 19:15. Теперь остаётся только подтвердить оплату по карте.

Около семи часов вечера моя соседка с завидным постоянством уходит на посиделки к своей родственнице на этаж выше, оставляя внешние двери открытыми. Тогда весь процесс получается довольно простым – я открываю курьеру домофон, он поднимается на лифте, беспрепятственно проходит через разделяющие нас внешние двери и оказывается прямо перед моей. Я приоткрываю дверь на цепочку, и он просовывает пакеты в щель. Если они не проходят, приходится сначала кидать продукты по одному. Это унизительно, но терпимо. Я думаю, курьеры уже привыкли и считают меня просто очередной полусумасшедшей. В этом городе чужие заскоки мало кого удивляют.

Однако бывает и такое, что моя соседка вдруг решает ни к кому не идти. Тогда приходится объяснять курьеру по телефону, что я не могу открыть дверь, что ему нужно позвонить в соседнюю квартиру и попросить открыть их. Всё это для меня большой стресс, мне хочется сжаться в комочек, наплевать на все продукты, выключить телефон и запереться где-нибудь в ванной. Но я держу себя в руках – терпеливо дожидаюсь, пока курьер всё-таки войдёт, забираю у него пакеты, просовываю в щель 100 рублей чаевых из оставшихся у меня запасов налички и с облегчением захлопываю дверь. Провиант пополнен. Голодная смерть мне определённо не грозит.

Несмотря на то, что мои запасы наличных денег пускай и медленно, но истощаются, на банковском счету средств становится всё больше. И это, несмотря на то, что я больше не хожу на работу и, пожалуй, являюсь типичным паразитом, присосавшимся к блестяще отлаженной системе общества.

У меня и так были довольно неплохие накопления – раньше тратить было особенно некуда. Ещё пока я работала, на жизнь уходило обычно не больше половины зарплаты. Не то чтобы я на что-то копила. Просто деньги оставались.

Когда я не вышла на работу, несколько дней мне даже никто не звонил. Только на четвёртый день начали раздаваться настойчивые звонки. Я не брала трубку, чувствуя себя маленькой нашкодившей девочкой. Один, два, три, четыре звонка за день. На следующий день – ещё два. И, наконец, на третий – последний звонок. Я успела возненавидеть мелодию на своём телефоне, так что попросту включила беззвучный режим и положила айфон на мягкий стул экраном вниз. Выключать его мне почему-то не хотелось. Мне казалось, что этим жестом я словно бы признаюсь в каком-то преступлении, подтвержу, что намеренно скрываюсь.

Звонки прекратились, но через неделю, к моему удивлению, мне пришла автоматическая СМС от «Сбербанка» – на мою карточку как ни в чём не бывало упала зарплата.

Оказывается, когда живёшь, не выходя из дома, для хорошей жизни вполне хватает 20–25 тысяч. На эти деньги можно покупать качественную еду, разные мелочи для умывания, заказывать лекарства в аптеке и даже диски с фильмами. Если просто перестать думать о том, что думают о тебе другие люди, не приходится тратить денег на товары с излишне наглой маржой. Не нужна статусная одежда, тональные кремы, которые оцениваются в несколько тысяч рублей за несколько сотен миллилитров. Не нужны чашки кофе из «Старбакс» по 250 рублей, билетики на метро по 30, не приходится ездить на такси за 500. Сейчас, когда я думаю об этом, мне кажется, что люди по большей части ходят на работу, чтобы оплачивать возможность ходить на работу. Я выскользнула из этой системы.

Украинские поселенцы, оккупировавшие квартиру моей сестры, продолжают стабильно переводить на мою карточку дань, так что я чувствую себя каким-то петербургским дворянином XIX века, который живёт за счёт доходов от крохотной губернской деревеньки. Но это так, фантазия. Связи с дворянами у меня, конечно, нет. Я хуже их. Я иждивенец этого общества, потребляющий товары и ничего не производящий, кроме мусора.

Мусор… Ох, с ним особенная история. Обычно я ловлю в коридоре соседского мальчишку. Не помню точно, как его зовут, по-моему, Боря. Я задабриваю его пятьюдесятью рублями или какой-нибудь приятной съедобной мелочью, просовываю ему наполненные мусором трёхслойные мешки и прошу выкинуть их в мусоропровод.

По-моему, он считает меня чем-то вроде привидения, но пока что ни разу не отказывал. Что ж, и на том спасибо. Если же Боря долго не показывается мне на глаза, приходится, стесняясь, просить о том же самом курьеров. Они соглашаются далеко не всегда. Один раз под покровом ночи я даже выбрасывала пакеты в окно, стараясь кидать их вбок, под чужие окна, чтобы избежать разоблачения. Пикантности ситуации придаёт тот факт, что под окнами у меня цветник с небольшими фонтанчиками и слегка потёртыми садовыми гномиками. В ту ночь я не смогла уснуть из-за стыда и беспокойства.

Удивительно, сколько же современные товары оставляют после себя мусора. Раньше я иногда фоново слышала о надвигающейся экологической катастрофе, но никогда так явно не ощущала неправильность того, что каждый кусочек еды скрывается за бесконечными слоями упаковки. Конечно, с какой-то стороны это удобно. Пластик и полиэтилен – это два основных двигателя современной экономики. Именно при помощи упаковки производители превращают свои товары из банальной съедобной субстанции в «товар-услугу». Это позволяет многократно повышать маржу. Пожалуй, большинство людей в мире подобная ситуация устраивает, однако она перестала устраивать меня в тот момент, когда я выкидывала из окна скопившиеся мусорные пакеты, а уши обжигающе горели от стыда. Боже мой, зачем я об этом опять вспоминаю?

Я захлопываю макбук и возвращаюсь на кухню, чтобы заварить себе кофе. Две чайные ложки швейцарского Bushido, полкрышечки кленового сиропа, кипяток и щепотка корицы. Пока вода в чашке остывает, я вдыхаю запах. По-моему, в мире очень мало вещей, которые лучше уютного запаха кофе с корицей. Он прогоняет любые грустные мысли, оставляя только невнятные, но приятные образы в голове.

Я делаю глоток и встаю перед окном, глядя на бегущие над домами тучи. Если подумать, то паразитов в нашей денежной системе множество, не я одна такая. Деньги – это способ обретения власти над людьми. Вся система общества выстроена так, чтобы люди радостно и беспрекословно отдавали самих себя в распоряжение других людей.

Причём власть – это абсолютно любой объём денег. Даже если у меня в кармане всего 30 рублей, я могу подойти к ларьку у метро и сказать: «Дайте мне этот пирожок». И толстая, некрасивая женщина, которая только что присела на покосившуюся табуреточку из-за боли в ноге, проклиная про себя всё на свете, встанет, возьмёт пирожок, засунет его в микроволновку, выждет тридцать секунд и достанет его оттуда, осторожно хватаясь салфеткой за надувшуюся полиэтиленовую упаковку. Женщина смахнёт три крохотные десятки в пластиковую крыночку из-под сметаны и хмуро протянет мне замотанный в броню из полиэтилена и салфеток пирожок, а после вернётся на свою покосившуюся табуретку восстанавливать душевное спокойствие. И это – власть всего лишь тридцати рублей.

Люди, которые разрушают систему, на самом деле любят её намного больше всех других, потому что она позволяет жульничать – получать деньги, играя на валютных курсах, биткойнах, перепродаже акций на биржах. Люди получают из воздуха огромное количество власти, ничего не давая взамен, аккумулируют ресурсы, отыскивая слабые места. Я тоже ворую власть над людьми, но на низшем уровне, просто сдавая ненужную мне квартиру.

Если вдуматься, то это очень странно. Только лишь потому, что у меня в распоряжении есть крохотная однушка в Коньково, люди на фабриках стоят за бесконечными конвейерами, обрабатывают и фасуют кем-то выращенную еду, потом везут её на кораблях и поездах, перетаскивают в грузовики, а оттуда – на склады. Хмурые девушки за устаревшими компьютерами обрабатывают мой заказ, замотанные курьеры тащат мне пакеты с товарами. Я потребляю труд тысяч человек и ничего не даю взамен.

Я допиваю кофе из чашки и наливаю себе ещё. И всё-таки я кофеиновая наркоманка. Иногда мне кажется, что я живу только ради этих моментов кофеинового просветления. Я делаю большой глоток ароматной жижи, ещё немного приближаясь ко входу во врата кофеинового рая. Да, наша система – это бесконечная погоня за обманом. Для большинства людей единственный шанс выйти за её рамки – заработать огромное количество денег, чтобы свободно использовать других людей, не отдавая им взамен своё время, стать царём с бесконечным количеством подданных или дворянином с неограниченным ресурсом крепостных.

Ради этой мечты, воспетой фильмами, рекламными образами, плакатами и фальшивыми статьями в модных журналах, люди всё усерднее подчиняются системе, надеясь однажды обскакать её. Реклама стимулирует работать и подчиняться усерднее, чтобы удовлетворить навязанные ей новые потребности. Противоестественная система. Мне кажется, я начинаю немного понимать коммунистов.

Что ж, я нашла для себя почти идеальный способ выйти из системы и теперь могу забирать, не отдавая. Достаточно было просто уменьшить свои потребности и жить на ренту. Вот, собственно, и способ победы над величайших монстром, созданным человечеством. Звучит просто и, честно говоря, пошло.

Много лет назад, когда американские и английские колонизаторы осваивали острова вокруг Новой Зеландии, они столкнулись с проблемой. Местные аборигены не хотели на них работать и не интересовались деньгами. Товары европейцев были им просто не нужны, а голод они легко удовлетворяли, срывая фрукты с плодоносных южных деревьев или охотясь на дичь. Европейцы были обескуражены, они не знали, как заставить дикарей работать на себя. Помогла власть христианства – после обращения дикарей в католичество прямо в церквях проводили уроки по курению табака. Каждому аборигену раздали по трубке. Теперь привыкшим к курению людям нужно было хотя бы немного денег для того, чтобы удовлетворить свою потребность в западном наркотике. Это стало первым шагом, заставившим их вступить на дорогу бесконечной работы ради европейских товаров. Когда я думаю об этом, то понимаю, что с тех пор ничего не изменилось – методы стали изощрённее, но суть всё та же.

Я гляжу на разводы в пустой чашке. Интересно, по растворимому кофе можно гадать? Вряд ли. Ополаскиваю чашку под краном и возвращаюсь в комнату. В последние дни я постоянно залипаю на разные мысли и концепции. Время от времени я словно рассказываю лекции-монологи воображаемому собеседнику. В эти минуты я чувствую духовный подъём. Наверное, мне нужно было идти в аспирантуру, а потом оставаться преподавать. Может быть, тогда моя жизнь сложилась бы по-другому.

Мне вдруг начинает казаться, что в квартире слишком тихо. В последние дни я почему-то боюсь тишины. Я иду в ванную и снова набираю в рот ополаскиватель, чтобы на зубах не отложился налёт от кофе. Смотрю на себя в зеркало. Сплёвываю.

Нужно чем-то занять своё время. Кофеин по-прежнему играет в крови, не позволяя расслабиться. У кофейного рая есть и обратная, адская сторона – два в одном по цене трёх в пяти. Может быть, просто что-нибудь посмотреть?

Мой выбор останавливается на старом голливудском фильме «Omen» – гордом детище далёкого 1976 года. С первого же взгляда на обложку я заключила, что кино определённо может похвастаться комичными кустистыми бровями Грегори Пека, олицетворявшего, должно быть, идеал красоты того времени.

Я расправляю скрученный ватман, прикреплённый к стене, закрываю жалюзи на окнах и вставляю в компьютер HDMI-кабель. Долго не получается найти пульт от проектора. Иногда вещи прячутся от меня, словно в моём доме живёт злой дух, который закидывает предметы в самые неожиданные места. Представим, что его зовут Гоги.

Я обхожу квартиру, рассеянно обводя глазами предметы. У меня слишком много разбросанной одежды, она скрывает за собой поверхности. Нужно будет прибрать. Наконец я обнаруживаю пульт завалившимся за батареей.

Спасибо, Гоги.

Я включаю проектор и погружаюсь в пугающий мир католической легенды про дьявольского ребёнка. Фильм, если честно, по-голливудски бездарный. Но в последнее время меня привлекает именно искусство низкого пошиба, – в него образы высшего уровня входят словно сами собой, помимо желания авторов. Это завораживает.

Ровно в семь раздался звонок домофона. Не поднимая трубку, я сразу нажала на клавишу с ключом, приоткрыла дверь на цепочку и выглянула наружу. Соседка добропорядочно оставила внешние двери открытыми, так что проблем возникнуть не должно. И действительно, уже через несколько минут курьер просунул в щель пакеты с заказом, торопливо забрал чаевые и удалился. Я даже не разглядела его лица. Идеально.

Я заняла себя сортировкой продуктов по полкам холодильника и шкафа, – в голове как бы сами собой переваривались картинки из фильма. Образы мальчика-дьявола причудливо сливались с полуистлевшими обрывками моего ночного сна, и я почувствовала, как по спине забегали волны холода.

Чем позже становилось, тем меньше во мне оставалось от дневной расслабленности. Где – то внутри зарождался страх. Около одиннадцати, пока я пыталась сконцентрироваться, чтобы читать историю про Мумми Тролля, пошёл дождь. Я снова почувствовала себя беззащитной.

Как же я ненавижу дождь. У меня начинается приступ клаустрофобии. Кажется, что вода подточит стены, они обрушатся на меня и придавят мне грудь. Мне вдруг сильно захотелось выкурить сигарету, жаль, что у меня дома их нет. Тлеющий огонь, подконтрольный моей власти, успокоил бы меня.

Нужно успокоиться без этого. Я представляю другую себя – сильную, уверенную, немного развязную. Я стою в шипованной кожаной куртке у андеграундного рок-клуба и лениво грызу в зубах сигарету, красную Marlboro. Я сексуально выпускаю изо рта клубы дыма, а откуда-то из-за моей спины доносятся приглушённые энергетические раскаты гитар.

Этот образ помогает. Мне немного легче. Я больше не чувствую себя маленькой беззащитной девочкой, и дождь уже почти не пугает. Какая же беспощадная вещь эти детские образы – остаются на всю жизнь, и никак, ничем, кроме, наверное, лоботомии, их не вывести. А я бы с радостью забыла половину своего детства, а может быть, и больше. Тогда бы я не дрожала сейчас вся в поту от безобидного летнего дождя. Но холодные руки по-прежнему тянутся ко мне откуда-то из-за окна. Какой-то тонкий, чуть слышный уху звук исходит от входной двери. Она злорадствует, чувствуя свою власть надо мной. И я лишь испуганная пленница, что бы я ни представляла в уме.

Я встаю и качаю головой из стороны в сторону. Нужно прийти в себя. Хватит. Дождь сейчас прекратится. Я иду к своему письменному столу и беру оттуда эту чёрную тетрадь – дневник моих размышлений. К последней странице прикреплена чёрная шариковая ручка Pilot. Она мне нравится, держа её в руке, я чувствую себя спокойнее.

Я пролистываю несколько страниц, чтобы отодвинуться подальше от других записей. Нужно просто что-то написать, придумать маленькую историю. Никаких особых идей мне в голову не приходит, поэтому я просто пишу первое предложение, надеясь, что дальше мысли польются сами собой. Пусть это будет сказка. Я уже достаточно большая девочка для этого.

Много лет назад маленький мальчик уронил в пруд зеркало, в которое он смотрелся целыми днями. Отражение мальчика смыло, и оно слилось с бесконечным отражением неба, затерянным в воде.

С тех пор мальчик больше не мог любоваться на себя ни в одном зеркале, – в отражениях он видел только зеленоватые от водорослей облака и небесную пустоту.

Однажды, во время грозы, вместо себя мальчик увидел в зеркале яркую молнию. Он закрыл глаза и через секунду ударил всем телом в пруд, пронзив его потоком электричества. В свете вспышки мальчик увидел на дне пруда свое смытое отражение.

«Пусть здесь и останется», – подумал он и поднялся в небо облаками пара из вскипевшей воды.