Читать книгу Дом у озера - Сьюзен Виггс - Страница 4

Порт-Анджелес, Вашингтон. Лето

– Истина – и это общепризнано – заключается в том, что одинокой женщине с сыном-подростком нужен муж. – Щурясь через свои древние очки, Мейбл Клэр Ньюман посмотрела на Кейт Ливингстон с некоторым даже вызовом, словно ожидая, что подруга посмеет подвергнуть сомнению ее решительное заявление.

– Очень интересно, – сказала Кейт. – Ты говоришь мне это каждый год.

– Потому что каждое лето ты неизменно приезжаешь сюда одна.

– Может быть, мне просто нравится быть одной. Мейбл Клэр выглянула из окна офиса – в джипе, на котором приехала Кейт, мальчик и щенок увлеченно сражались за носок.

– Ты хотя бы встречаешься с кем-нибудь? Ходишь на свидания?

– Сходить на свидание не так уж трудно. Проблема в том, чтобы затянуть их на второе. – Кейт невесело, с наигранной беспечностью усмехнулась. Обычно мужчины терялись, узнавая, что она уже мать. – Кейт родила Аарона в двадцать и всегда выглядела моложе своих лет.

Познакомившись же с ее сыном и узнав о его проблемах, они чаще всего поворачивали обратно.

– Тогда они просто дураки. Просто ты еще не встретила подходящего парня. – Мейбл Клэр лукаво подмигнула. – У Шредеров остановился один их приятель. Думаю, тебе нужно с ним познакомиться.

Кейт демонстративно поежилась:

– Вот уж нет.

– Подожди, ты его еще не видела. А как увидишь, сразу передумаешь. – Мейбл Клэр открыла шкафчик, в котором висели снабженные бирками ключи, и быстро отыскала тот, на котором значилось имя подруги. – Я ждала тебя только завтра.

– А мы решили приехать на день раньше, – сказала Кейт, торопливо беря ключ с надеждой избежать дальнейших расспросов. Хотя она и знала Мейбл Клэр уже несколько лет, поскольку приезжала сюда каждое лето, обсуждать случившееся ей не хотелось. – Надеюсь, все в порядке?

– А что плохого может быть в том, чтобы начать лето на день раньше? В доме и во дворе все убрано. А разве занятия уже закончились? – Мейбл Клэр вытянула шею, чтобы лучше рассмотреть Аарона. – Я почему-то думала, что у ребят еще одна неделя.

– Нет. Последний звонок прозвучал вчера в три пятнадцать, так что третий класс остался для Аарона всего лишь еще одним неприятным воспоминанием. – Кейт порылась в сумочке – цепочка для ключа опять куда-то завалилась. В сумочке скопился целый ворох записочек, которые она, не полагаясь на память, писала для себя. К тому же с записками Кейт чувствовала себя человеком организованным и способным держать все под контролем. Получалось ли – это уже дело другое. На лето у нее было запланировано сразу несколько проектов. Прежде всего нужно переложить кафельную плитку в ванной. Покрасить коттедж снаружи. А еще наладить отношения с сыном, наметить новую карьеру и наконец-то в чем-то найти себя.

Именно в таком порядке? Пожалуй, о приоритетах еще стоит подумать и, может быть, расставить их по-другому.

– Итак, тебе ничего больше не надо? – спросила Мейбл Клэр. – Вдвоем в таком большом доме… тебя это устраивает?

– Нам ничего больше и не требуется, – сказала Кейт, ловя себя на мысли, что, когда из всей семьи к озеру летом приезжает только кто-то один, это действительно немного странно. Раньше было не так. Летний отпуск на озере Кресент считался чем-то вроде непременного паломничества, и Ливингстоны прикатывали сюда всей семьей. Но в последнее время кое-что изменилось. Брат Кейт, Фил, его жена и трое детей перебрались на Восточное побережье. Их мать, овдовевшая пять лет назад, вышла замуж на Валентинов день и уехала во Флориду. В доме в западном Сиэтле остались только Кейт и Аарон. Иногда казалось, что какая-то неведомая сила распутала тесные семейные узы и разбросала близких по разным углам континента.

Этим летом в большом, с шестью спальнями, коттедже их будет только двое – она и сын.

Хватит ныть, напомнила себе Кейт и старательно улыбнулась Мейбл Клэр:

– Ну а ты как поживаешь?

– Принимая во внимание все обстоятельства, можно сказать, хорошо. – Два года назад Мейбл Клэр потеряла мужа. – Иногда бывает такое чувство, будто я все еще замужем, а Уилбур просто вышел куда-то. А порой кажется, что он так же далек, как звезды. Но я в порядке. Люк, это мой внук, проводит лето здесь же, со мной. Спасибо.

Кейт проставила даты в формуляре – в эти дни у них будут забирать мусор. Впереди целое лето, восхитительно долгое, чудесное, целая цепочка пустых дней, заполнить которые можно всем, чем только пожелаешь. Целое лето. Лето для себя самой. Можно определиться со своей жизнью, с будущим, с сыном.

– По-моему, ты выглядишь усталой, – заметила Мейбл Клэр.

– Немножко вымоталась, вот и все.

– Лето на озере многое может поправить.

Кейт снова натянуто улыбнулась:

– Верно. – Откуда-то взялось вдруг чувство, что одного лета может и не хватить.

– Муж, видите ли, нужен. Еще чего, – пробормотала Кейт, запирая джип и опуская стекло ровно настолько, чтобы их щенок Бандит получал свою порцию свежего воздуха. Аарон уже побежал к магазину. «Черта с два, – подумала она, поглядывая на проходящего мимо парня. – Найти кого-нибудь на одну ночь всегда можно, а больше мне сейчас и не надо».

Клетчатая рубашка, грубоватые рабочие брюки, тяжелые ботинки, бейсболка с эмблемой «Джон Дир» – так одевались здесь многие. Высокий, широкоплечий. Походка твердая, решительная, как у военного. Волосы, пожалуй, длинноваты. Очки «Страйк кинг». А что это под бейсболкой? Маллет?[2] Определить с такого расстояния было трудно. Нет, просто волосы длинноваты. Ничего такого, что нельзя поправить, щелкнув пару раз ножницами.

– Мам? – вторгся в ее мысли детский голос. – Мам? – Аарон уже катил тележку, найденную где-то на стоянке.

– Ведешь себя как нетерпеливый горожанин.

– Я и есть нетерпеливый горожанин.

Они прошли под вывеской с изображением смеющегося розового поросенка, уже много лет охранявшего вход в бакалейный магазин. Рекламный щит призывал покупать «нежный бекон Мейпл» – всего по 99 долларов за фунт.

«И чему ты так радуешься», – мысленно спросила Кейт, обращаясь к счастливому поросенку. В магазин они приехали запастись съестным – с прошлого года в коттедже не осталось ни крошки. Кейт нравилось приходить сюда именно в первый день – ты как будто начинаешь все с нуля, заново. К тому же на этот раз выбор продуктов зависел исключительно от нее самой. Рядом не было ни матери, ни старшего брата, и она чувствовала себя по-настоящему взрослым, серьезным, ответственным человеком. Подумать только.

– Мам? – Аарон обиженно смотрел на нее снизу вверх. – Ты даже не слушаешь.

– Извини, дружок. – Она набрала в пакет слив и положила в тележку. – Немножко задумалась.

– О чем? Расскажи. Тебя уволили с работы или просто сократили? – спросил он, катясь рядом на подножке тележки. Кейт повернула к следующему проходу. Сын смотрел на нее из-за горки коробок с крупами и пакетов с сухофруктами. Смотрел выжидающе и строго.

Аарону было всего только девять, но его не по-детски серьезный вопрос застал ее врасплох.

– Может быть, я сама ушла. Ты об этом не подумал?

– Ты бы никогда сама не ушла. – Он прихватил с полки пакетик «Джолли ранчерс» и бросил в тележку.

Кейт тут же вернула конфеты на место. «Джолли ранчерс» вредили зубам больше самого плохого дантиста.

– Почему ты говоришь, что я бы никогда не ушла? – растерянно спросила она. Подрастая, Аарон все чаще выражал собственное, отличное от ее, мнение и нередко говорил вещи, которые не только удивляли, но даже пугали.

– Потому что это правда. Сама ты ушла бы только в одном случае, если бы подвернулось что-то получше, а я точно знаю, что это не так. У тебя так не бывает.

Кейт побарабанила по потертой пластиковой ручке старенькой тележки и свернула в проход с консервами.

– Неужели? А почему ты так уверен?

– Потому что ты заходишься.

– Я не захожусь.

Но, конечно, сын был прав. Она и впрямь заходилась. Вечерами бродила по комнатам, подолгу стояла у окна и нередко ложилась, когда на паромных терминалах уже гасли огни. Именно в это время ей становилось невыносимо одиноко и страшно. Именно в это время Кейт-оптимистка проваливалась в бездну отчаяния. Будь у нее влечение к спиртному, именно в это время она тянулась бы к бутылке. L'heure bleue[3], так называют французы этот час между тьмой и рассветом. В этот час маска бодрости, веселости, жизнерадостности спадала, и Кейт уступала тому, что сама ненавидела, – депрессии. То был час раздумий, размышлений о том, где она и куда пойдет дальше. То был час, когда главная задача – вырастить Аарона – представлялась слишком трудной, почти невыполнимой. И каждое утро, к рассвету, она выползала из ямы отчаяния и встречала день, готовая идти дальше.

– Покупать надо продукты, помеченные стакером «ЖД», – посоветовал Аарон, указывая на черно-зеленый ярлычок под полкой с консервированным тунцом.

Кейт поспешно, словно банка с альбакором[4] тяпнула ее за палец, вернула консервы на место.

– Почему, скажи на милость, ты так говоришь?

– Чандлер рассказывал, что у его мамы тонны продуктов с этой этикеткой – «Для женщин и детей», – объяснил Аарон. – Это фи… феде… в общем, какая-то программа для бедняков.

– Мы не бедняки, – отрезала Кейт, даже не заметив, что повысила голос.

Какой-то мужчина в конце прохода обернулся и посмотрел на нее. Нет, не какой-то, а тот самый, которого она видела чуть раньше на парковочной стоянке. Только теперь он был ближе. Густая щетина не помешала рассмотреть четкую линию волевого подбородка. Солнцезащитные очки уступили место обычным, в роговой оправе, с обмотанной скотчем дужкой. В то мгновение, когда их взгляды встретились, Кейт успела заметить, что глаза у него цвета выдержанного виски. Он что же, лузер? Компьютерный фанат?

Кейт отвернулась, пряча вспыхнувшее лицо, и покатила тележку в другом направлении.

– Видишь? Вот почему ты никогда сама работу не бросишь. Ты слишком смущаешься из-за того, что мы бедные.

– Мы не… – Она осеклась, медленно и глубоко вдохнула. Надо успокоиться. – Послушай, дружок. У нас все нормально. Даже лучше чем нормально. В газете у меня не было никаких надежд на продвижение, так что в любом случае подошло время что-то менять.

– Так мы бедные или нет? Мог бы и потише говорить.

– Нет, нет, – заверила его Кейт.

Вообще-то ее зарплаты в газете едва хватало на жизнь, и большую часть дохода она получала от сдачи в аренду доставшейся от отца недвижимости. И все же работа значила для нее многое. Кейт была обозревателем, колумнистом и теперь, когда ее сократили, чувствовала себя так, словно из-под ног выдернули коврик.

– Просто нам придется провести все лето вместе, вдвоем. – Она посмотрела на сына и, прежде чем выражение на его лице стало совсем уж несчастным, спросила: – У тебя с этим какие-то проблемы?

– Да. – Он лукаво улыбнулся. – Может быть.

– Какой хитрец. – Она натянула ему на глаза козырек бейсболки и подтолкнула вперед. Господи, оглянуться не успеешь, как твой рыженький, с конопушками малыш станет одного с тобой роста.

Настроение у него сменилось совершенно неожиданно, без какой-либо видимой причины.

– Тупое лето! – взорвался он, и глаза вдруг превратились в узенькие щелочки, а щеки побледнели. – Еще одно тупое, скучное лето! И зачем я только поехал!

– Аарон, не начинай…

– Я и не начинаю. – Он сорвал бейсболку и бросил на пол посреди прохода.

– Вот и хорошо. – Ей стоило немалых усилий не сорваться. – Мне нужно сделать покупки. Чем скорее мы закончим, тем быстрее попадем к озеру.

– Ненавижу озеро.

Надеясь, что они не привлекли к себе ненужного внимания, Кейт объехала сына и торопливо покатила тележку дальше. Ее только что не трясло. Главное – не сдаться, не уступить, не позволить, чтобы его неспособность контролировать свое поведение управляла ею. Когда же это кончится? Она консультировалась с докторами и психологами, прочла сотни книг и статей на эту тему, но никто так и не смог помочь ей решить эту проблему. Пока что самым эффективным представлялось время. Минуты растягивались до бесконечности, пока Кейт ходила туда-сюда по рядам, совершенно не обращая внимания на сына. Порой она отчаянно жалела, что не может забраться к нему в голову, найти источник боли и как-то все поправить. Но для тех невидимых ран, что он носил в себе, не было ни лейкопластыря, ни мази. Люди, исполненные самых благих намерений, желающие ей только добра, в один голос говорили, что мальчику нужен отец. Еще бы! Голос у нее за спиной прозвучал тихо, покаянно.

– Мам, прости. Я больше не буду. Не буду беситься и кричать.

– Надеюсь. – Сердце ее разрывалось, как случалось всякий раз, когда они ссорились. – Когда ты выходишь из себя и кричишь, это ужасно неловко и горько.

– Знаю. Прости, – повторил он.

В запасе у нее была по меньшей мере дюжина стратегий дальнейшего поведения. Но они провели целых три часа в дороге, добираясь сюда из Сиэтла, и теперь Кейт не терпелось как можно скорее вернуться в коттедж.

– Нам нужна маршмеллоу[5].

Сын облегченно выдохнул, лицо его смягчилось, и он снова стал самим собой, покладистым, добродушным Аароном, таким, каким его слишком редко видели учителя в школе. Гроза налетела, но быстро прошла, не оставив горького послевкусия.

– Пойду поохочусь, – сказал он.

За те годы, что они приезжали сюда, у них выработались некоторые традиционные ритуалы, уходившие корнями в древние, мистические знания. Некоторые вещи всегда делались с соблюдением определенных правил. Приготовление маршмеллоу было одним из таких ритуалов. Так, крекеры полагалось брать только медовые и уж никак не коричные, а пастилу следовало закатывать в миниатюрные конфетки М & M's. Никакие другие варианты не проходили. В тот вечер, когда готовили маршмеллоу, все обязательно разгадывали шарады на берегу. Кейт попыталась мысленно составить список прочих традиционных развлечений и вздохнула – как бы чего не упустить. К ужину непременно созывали ударом в висящий над крыльцом старый корабельный колокол. В начале июле в скособоченном придорожном киоске покупались фейерверки для празднования Четвертого июля. В день летнего солнцестояния из чулана доставали покрытый паутиной набор для крокета и играли ровно до заката, до десяти вечера, причем с таким азартом, словно на кону стояла чья-то жизнь. Если шел дождь, на свет божий извлекалась доска для скрэббла, что не мешало страстям бушевать с не меньшей силой. Этим летом подросшему Аарону предстояло освоить искусство «хартс» и виста, хотя Кейт и сомневалась, что при наличии всего двух игроков у них что-то получится.

Все эти традиции были изобретены еще до появления Кейт на свет и передавались из поколения в поколение со всей торжественностью, подобающей древнему обряду. Она давно заметила, что и Аарон, и дети Фила приняли эти обычаи как нечто важное и стали горячими их приверженцами.

Аарон вернулся с пакетиком М & M's, пастилой и крекерами.

– Спасибо, – сказала Кейт, бросая их в тележку. – Думаю, на первое время хватит. – Двигаясь по последнему проходу, она снова заметила парня в зеленовато-желтой бейсболке с эмблемой «Джон Дир» у отдела с рыболовными принадлежностями. На этот раз на него обратил внимание и Аарон. Несколько секунд мальчик смотрел на незнакомца не отрывая глаз. Когда тот сунул большой палец в задний карман джинсов, Аарон машинально сделал то же самое. Чем старше, тем больше он идентифицировал себя с мужчинами, даже чужими, как этот незнакомец в магазине.

Кейт вдруг поймала себя на том, что и сама исподтишка присматривается к незнакомцу. Самым поразительным в нем было странное сочетание откровенной мужской сексуальности и грубоватости, характерной для обитателя захолустья. Интересно, не слышал ли он их с Аароном перепалку?

«Стоп, – приказала себе Кейт, направляя тележку к кассе. – Остановись. Тебе нет никакого дела до того, что думает о вас этот мужлан с маллетом. У такого, наверно, и свидетельства о рождении нет».

– Аарон, нам пора. – Она отвернулась, чтобы не встретиться с незнакомцем взглядом, и притворилась, что рассматривает журналы. Вообще-то этим ее интерес к средствам массовой информации и исчерпывался. Порой Кейт становилось стыдно перед собой – считая себя журналисткой, она не смотрела телевизор, не читала газет и вообще вела себя совсем не так, как принято у большинства представителей вышеназванной профессии. В результате ее работа в газете свелась к редким обзорам скромного мира моды Сиэтла.

Журнал «Пипл» объявлял ретроспективу: «Звезды реалити-ТВ – где они теперь?»

– Для меня уж точно самый животрепещущий вопрос, – пробормотала под нос Кейт.

– Давай возьмем вот этот, про двухголового младенца. – Аарон ткнул пальцем в какой-то таблоид. Она покачала головой, успев скользнуть взглядом по небольшой фотографии парня с чеканными чертами лица, пронзительными глазами, короткой, в армейском стиле, прической и лихими усиками. «Герой Америки захвачен приверженцами культа террора» – гласил заголовок.

– Тогда «ТВ-гид», – предложил Аарон.

– У нас нет телевизора.

– Я хотя бы буду знать, что пропускаю и… Постой, мам… Посмотри-ка, твоя! – Он схватил со стойки газету и протянул ей.

Руки вдруг похолодели, сердце заколотилось где-то у самого горла, пальцы задрожали. В такие моменты Кейт ненавидела себя за слабость – это ведь всего лишь газета! – но ничего не могла с собой поделать. Газета называлась «Сиэтл ньюс», выходила раз в неделю и обычно содержала заметки о местных группах, стихотворные подборки, обзоры фильмов и прочие материалы на культурные темы. Сама Кейт, в дополнение к чисто производственной работе, в последнее время писала о моде и извела море чернил, описывая характерную для жителей Сиэтла тенденцию носить носки с сандалиями или сравнивая достоинства и недостатки таких явлений моды, как пирсинг и тату.

Но, по мнению ее редактора Сильвии, этого было недостаточно. И вместо признания за безупречную пятилетнюю службу Кейт получила «розовый листок»[6].

Она развернула газету. Взгляд сам скользнул в верхнюю половину второй страницы, где долгое время, с самого начала, помещалась ее колонка. Теперь над кричащим заголовком новой рубрики красовалась хитро усмехающаяся физиономия «Стильной девчонки». «Стильная девчонка», называвшая себя Венди Норвич, звалась в реальной жизни Элси Крамп и до самого последнего времени обрабатывала корреспонденцию. Повысили Элси, вероятно, за огромное самомнение – от ее речей у Кейт неизменно начинали ныть зубы. Сегодняшняя тема была посвящена обзору местных салонов красоты.

В самом низу страницы скрывалось скромное, набранное мелким шрифтом извещение: «Модный приговор» Кейт временно закрыт».

Вот так. Вся ее профессиональная жизнь уложилась в пять слов.

– Мам, а что значит «временно закрыт»? – спросил Аарон.

– Это значит, что я как бы в отпуске, – объяснила Кейт, чувствуя, как к горлу подступает комок, и презирая себя за это. Она закрыла газету и сунула на место. Отпуск. Только я из него уже не вернусь.

– А жевательную резинку можно? – спросил Аарон, не подозревая о ее душевных терзаниях. – Без сахара. – Он повертел пакетиком, количество вкладышей в котором намного превышало количество пластинок собственно продукта.

– Конечно, можно. – Она наклонилась, чтобы переложить покупки на конвейерную ленту.

За спиной у нее стояла пожилая пара. С первого взгляда было ясно, что эти двое вместе всю жизнь. В их манере держаться присутствовала та легкая непринужденность, что приходит после долгих лет близости и заботы друг о друге; их соединяла та особая связь, что позволяла общаться взглядом или жестом.

Глядя на них, Кейт ощутила в себе ужасную пустоту. Ей было уже двадцать девять, а она до сих пор так и не испытала одной из самых главных радостей жизни. Ни один мужчина не признавался ей в любви. Она не представляла, каково это – чувствовать, что с тобой рядом верный, надежный спутник жизни, человек, на которого можно положиться, тот, кто вопреки всему останется с тобой до конца. Да, у нее есть сын, которого она обожает, родные, которые всегда и во всем помогают и поддерживают. Кейт была благодарна судьбе за все это и иногда чуть ли не стыдилась того, что жаждет большего, мечтает о чем-то еще.

И все же порой, когда Кейт видела счастливую, обнимающуюся, забывшую обо всем на свете пару, она чувствовала глубокую, щемящую боль пустоты. Любить – со стороны это выглядело так просто. Но с ней этого почему-то не случалось. Жизнь обделила ее.

Когда-то, уже давно, Кейт всем сердцем верила, что они с Натаном любят друг друга. Потом, слишком поздно, выяснилось, что никакого надежного основания под тем, что у них было, нет, а их отношения, не выдержав серьезного испытания ее беременностью, рассыпались, словно льдина, на кусочки, постепенно разнесенные течением в разные стороны.

Разгружая тележку, Кейт ощутила на себе взгляд парня в бейсболке «Джон Дир». В том, что он наблюдает за ней, не было ни малейших сомнений, хотя его глаза и прятались за стеклами очков. Их разделяло два ряда, и Кейт, повернувшись, увидела только его спину, но она могла бы поклясться, что еще секунду назад он смотрел на нее. Может, хотел проверить, пользуется ли она продовольственными талонами.

А вот это уж не твое дело, подумала Кейт. Тоже мне, еще и с маллетом. Ее взгляд скользнул по широким плечам под клетчатой рубашкой.

Счет превысил ее ожидания, но Кейт успокоила себя той мудрой мыслью, что начиная с нуля человек всегда тратит вначале чуть больше. Она провела платежной картой по автомату и с удивлением увидела сообщение об ошибке. Отлично! Она повторила попытку, и на этот раз машина дала другой ответ: «Пожалуйста, подождите кассира».

– Похоже, моя карточка не работает. – Кейт протянула карточку кассирше.

Та набрала код вручную.

– Извините, мэм. Запрос отклонен.

Отклонен. У нее засосало под ложечкой.

– Я выпишу чек. – Кейт принужденно улыбнулась и достала из сумочки чековую книжку.

– Мы принимаем только местные чеки, – извиняющимся тоном предупредила кассирша.

Кейт оглянулась на стоящую за спиной пожилую пару.

– Хорошо, я расплачусь наличными, – пробормотала она. – Вы ведь принимаете наличные?

– А у тебя хватит? – спросил Аарон, и его пронзительный голосок наверняка долетел до парня в бейсболке.

Молча поджав губы, Кейт пересчитала наличные – четыре двадцатки, десятку, две бумажки по доллару и тридцать три цента мелочью – и взглянула на дисплей кассового аппарата.

– Пошарь по карманам, Аарон. Мне не хватает двух долларов и девяти центов.

Сын запустил руку в карман «ливайсов», а Кейт изо всех сил старалась удержать улыбку, стиснув зубы и избегая встречаться глазами как с кассиршей, так и с пожилой парой.

Какой позор. Какой позор. Только эта мысль и билась в голове, отгоняя все прочие. Ненавижу.

– У меня четвертак и пенни, – сказал, сосчитав мелочь, Аарон. – И больше ничего. – Он положил монетки ей на ладонь.

– Ладно, придется положить что-нибудь на место. – Кейт с удовольствием провалилась бы в этот миг сквозь землю. – Извините, – сказала она стоявшим за ней старичкам и потянулась за пакетом «Читос», их любимым лакомством.

– Только не «Читос». Что угодно, кроме «Читос», – процедил сквозь стиснутые зубы Аарон.

– Оставьте все как есть, – произнес рядом густой спокойный голос. – Я доплачу.

Еще не обернувшись, Кейт уже поняла, кто пришел на помощь. Разумеется, спасителем был он, парень с маллетом. Она перевела дыхание и обернулась. Уходи. Мне никто не нужен. Я справлюсь сама. Все эти слова так и остались при ней. Вслух же прозвучало лишь скромное:

– В этом вовсе нет такой уж необходимости…

– Никаких проблем. – Он протянул кассирше два доллара и, подхватив пакет с покупками, направился к выходу.

– Спасибо! – крикнул ему в спину Аарон. Незнакомец не обернулся, а лишь козырнул по-военному и вышел.

Смущенная и растерянная, Кейт переложила продукты в тележку и поспешила к выходу, надеясь перехватить спасителя до того, как он уедет, но опоздала – зеленый пикап уже выезжал со стоянки.

– Какой любезный, да? – заметил Аарон. 

– Да.

– А ты даже забыла поблагодарить.

– Не забыла. Просто растерялась в первую секунду, а потом он так быстро ушел, что я не успела ничего сказать.

– Ты не растерялась, – поправил Аарон. – Ты смутилась, и тебе было стыдно.

Кейт уже открыла рот, чтобы возразить сыну, но лишь беспомощно пожала плечами.

– Я чувствовала себя совершенно униженной. – Ей удалось собраться с силами, чтобы улыбнуться сыну. – Мне не следовало так говорить. Я должна напомнить, что доброта чужих людей – явление редкое и удивительное.

– Редкое, удивительное и унизительное.

– Ладно, умник, помоги-ка перенести все побыстрее в машину. Посмотрим, удастся ли нам добраться до озера до того, как растает мороженое.