Читать книгу Возвращение. Повесть - Татьяна Чебатуркина - Страница 9

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ВОЗВРАЩЕНИЕ
Глава 8. ДОРОГА

Оглавление

Степь. Утро. Август. И я жду машину,

Стою у истока рожденья дорог.

Светлеет небо сквозь тенистую вершину —

Безжалостное солнце вышло на порог.


Там, за чертою, где-то – боль, обиды, люди,

А здесь – полынный, горький, незнакомый дух.

Тепло песка и пыли, и дорога – мне не судьи,

Ловлю лишь говор проводов на слух.


Столбы, столбы, мы землю застолбили.

Изрезали дорогами, тропинками, шоссе —

Дороги, словно из корзинки обронили,

Поспешно раскатав на солнечном ковре.


Какой-то час, и побегут машины,

Повиснет пыль, как осенью туман,

И прочно станет мир, забыв вчерашние ушибы,

И разлетится ночи таинственный дурман.


Засуетится жизнь, забьется, заторопит,

Закрутит новый день из разговоров и бумаг,

Когда ты вечно нужен всем или кому-то,

Доказываешь, споришь и, устав, – не признаешься,

Газету ешь глазами, на бегу,

Детей не видишь, телефон не отключаешь….

И вдруг – твой ранний час в степи, в лесу…

Не веришь. И молчишь. И слушаешь.

С утра – такая неземная тишина.

…Решено! Через час я за тобой заеду. Успеешь собраться?


Саша кивнула, вылезла из машины и пошла, не оглядываясь, со своими роскошными букетами через футбольное поле.

Пятиклашки в нарядных белых рубашках самозабвенно гоняли мяч, сбросив ранцы, пиджачки, куртки в большую живописную кучу возле футбольных ворот.

Сборы у Саши заняли мало времени. На три дня, значит: ночную рубашку, халат, белье, купальник, теплую куртку, кроссовки, – и так по мелочи набралась полная спортивная сумка. Оделась в дорогу по погоде: открытый сарафан, широкополая шляпа, очки. Да, деньги. Саша достала из кошелька и пересчитала купюры. Не густо. Хорошо, что дали зарплату без задержки в канун нового учебного года. Деньги – это независимость, чувство уверенности и спокойствия. Самое главное – на гостиницу и столовую хватит.

Сложила в пакет, на всякий случай, кое-что из продуктов: конфеты, печенье, яблоки.

Она срезала гроздья винограда, когда вошел Женя:

– Собралась? – он по-хозяйски забрал сумку, пакет. – Поехали.

– А мои ученики просились завтра в поход, на речку, – Саша в нерешительности остановилась у калитки.

– Никуда твои ученики не денутся. У них впереди годы, – обняв за плечи свободной рукой, Женя буквально вытащил ее со двора, тщательно закрыв калитку на железную щеколду.

Машину Женя вел классно, вовремя тормозил на побитом асфальте, объезжая опасные трещины и ямы, резко сбавлял скорость на поворотах.

Солнце слепило глаза по-летнему зло и непримиримо, пришлось надеть очки.

– Почему Эльтон? – не выдержала Саша.

– Ага, заговорила первая! – засмеялся Женя. – Вот, посмотри, пока будем ехать до Палласовки. Мой личный дневник, – и он достал из сумки общую тетрадь в черной кожаной обложке.

– Не надо, – Саша отодвинула тетрадь, та упала на коврик.

Женя, молча, протянул книжечку Муравьева «Дорогами российских провинций», положил Саше на колени. – Прочитаешь потом.

Женя иногда, отвлекаясь от дороги, смотрел на Сашу мельком, словно хотел что-то сказать, но молчал, и каждый раз от его взгляда она хотела приказать холодно: – Останови машину, но лишь независимо поворачивала голову к боковому стеклу, бездумно глядя на мелькающие столбы электропередач вдали по ровной линии горизонта, сменяющиеся картины выжженной степи и убранных прямоугольников полей, редких или наоборот заросших лесополос.

Параллельно шоссе по высокой насыпи железнодорожного полотна иногда проносились небольшие, словно игрушечные, вагоны редких пассажирских поездов, тянулись, застывая на запасных путях разъездов, длиннющие товарники.

По дороге навстречу пылили на больших скоростях груженные арбузами, томатами, дынями самосвалы с прицепами, добивая и без того изношенный асфальт.

– Ни одна машина нас пока не обогнала, – Саша подняла с коврика тетрадь, положила рядом:

– А ты шлепки или тапочки резиновые взял?

Женя посмотрел вопросительно

– Там, на озере – совершенно марсианский пейзаж: выжженная степь с небольшой возвышенностью, где-то на шестьдесят восемь метров выше уровня моря, а само озеро на пятнадцать метров ниже уровня моря. Так, называемая гора Улаган, соляной купол, покрытый песком, щебнем, вперемежку с солью. И постоянно дующий горячий ветер. И колючее от кристаллов соли скользкое дно озера. Без шлепок нельзя.

Саша рассмеялась:

– Мы были в июне. Уровень воды кое-где был сантиметров тридцать, а сейчас после засушливого лета будем бродить по щиколотку. Эльтон – начало или окончание твоего путешествия?

– Все будет зависеть от тебя, – Женя свернул на обочину. Притормозил на развилке дорог. – В Палласовку будем заезжать?

– Конечно! Давай прямо к вокзалу. Там памятник Палласу. Здесь почти все улицы идут параллельно железной дороге. Нужно еще воды купить чистой, а то после купания в озере все тело коркой соли покроется.

Напротив старинного здания вокзала, с толпившимися возле автобусов пассажирами, среди незамысловатых клумб возвышалась на высоком постаменте скульптура Палласа возле вьючной лошади с надписью: «Географическая экспедиция во главе с П. С. Палласом – академиком Российской императорской Академии в 1773 году исследовала район озер Эльтон, Баскунчак. Станция Палласовка названа именем П.С.Палласа в 1907 году».

По мосту пересекли широкий обмелевший Торгун, свернули с шоссе возле поста ГАИ на узкую асфальтированную полоску.

Дорога пошла под уклон, вскоре закончились пахотные земли с лесополосами, зной усилился, хотя в машине с кондиционером было комфортно.

Все чаще дорогу стали перебегать суслики и хомяки в пятнистых шубках, застывали на обочине, присев на задних лапках и поворачивая потешные мордочки вслед машине.

По пыльной выбитой дороге

Обоз чумацкий медленно плывет,

Озер соленых сатанинское снадобье

Чувалы полные везет


Дорога (чтобы ей издохнуть)

До края света скоро доведет,

И от жары вдруг начинаешь глохнуть,

И город сказочный у озера встает.


Танцуют девушки в причудливой одежде,

Звенит цепями верблюдов караван…

Протрешь глаза – лишь степь, как прежде,

Минута – и вновь призрачного облака обман.


И так весь день. Люди устали,

Молят:– Ну, хоть бы ветерка чуток!

Но, распластав концы горячей шали,

В полнеба машет солнца огненный платок…

Это было как наваждение.


Вдруг в голове прокручивалась строчка слов, потом другая, и начинался поиск рифмы, такой волнующий, заманчивый, тревожный и обманчиво-легкий, на первый взгляд. Она хватала ручку, листок, записывала свои стихотворные выбросы. Это случалось все чаще. Саше нравилось все, что она записывала на бумаге, пока в руки не попал томик стихотворений Фета. Эти стихи звучали музыкой: каждая строчка была объемной, посвященной именно ей, Саше, близким современным человеком. Она хотела порвать свои тетрадки, но пожалела.

Строчки приходили, напоминали о себе, особенно, когда было одиноко, безнадежно грустно, когда думала о Жене.

Женя не пришел на линейку первого сентября тогда, двадцать один год назад.

Девятиклассников из нескольких классов, целую толпу загоревших, отдохнувших за время каникул, пытались расставить на определенные места классные руководители, но все незаметно перемещались, делились новостями, откровенно игнорируя расписанный ритуал линейки. Но Жени среди них не было.

На перемене Саша сама подошла к Николаю:

– А где твой друг? Проспал, что ли?

Коля торопился в столовую:

– Здравствуйте! С Луны свалилась! Это ты у нас – спящая красавица! Женькин отец получил большой дом в совхозе, и Женька теперь будет учиться в Верхнем Еруслане. Школа у них маленькая, еще до революции построенная, бывший дом пастора. У них в девятом классе всего семь человек. Мы с парнями к Женьке на велосипедах ездили, с девчонками верхнеерусланскими познакомились.

Представляешь, у них каждый вечер на мосту, ну, этот старинный железный мост через Еруслан, так вот там танцы. Мы сегодня вечером поедем. Помчались в столовую, а то все остынет, – и Колька побежал по лестнице догонять одноклассников

Саша ушла с уроков, закрылась в доме, разделась, легла на диван. Щеки горели, наверное, кто-то ругал или вспоминал. Вскочила, оделась, выскочила за калитку:

– Ну и пожалуйста, – она вдруг поняла, что этим летом что-то изменилось в ее жизни, изменилась она сама потому, что появился Женя.

Возвращение. Повесть

Подняться наверх