Читать книгу Трамвай «Желание» - Теннесси Уильямс, Теннесси Уильямс - Страница 6

Трамвай «Желание»
Картина четвертая

Оглавление

Раннее утро. В уличной многоголосице есть что-то сродни церковному хоралу. Стелла в спальне, еще не вставала, лежит, нежась на солнышке. Лицо у нее просветленное, ясное. Одна рука покоится на округлившемся животе, из другой свисает буклет цветных комиксов. Глаза и губы ее одурманены и безразличны ко всему окружающему, как на ликах восточных идолов. На столе – словно хлев: остатки завтрака, следы прошедшей ночи. На пороге ванной валяется пестрая пижама Стэнли. В чуть приоткрытую входную дверь сияет летнее небо. На пороге – Бланш. Бессонная ночь не прошла даром, и вид у нее совсем не тот, что у Стеллы. Нервно прижимает к губам костяшки пальцев; заглянула, осматривается, прежде чем войти.


Бланш. Стелла.

Стелла (лениво повернувшись). М-м-м-м?

Бланш (сдавленно вскрикнув, метнулась в спальню и в порыве исступленной нежности падает на колени у кровати сестры). Маленькая моя, сестренка!

Стелла (отстраняясь). Что с тобой, Бланш?

Бланш (медленно поднимается и стоит возле кровати, крепко прижимая костяшки пальцев к губам и не спуская глаз с сестры). Ушел?

Стелла. Стэн?.. Да.

Бланш. Но вернется?

Стелла. Да он только получить машину из мастерской. А в чем дело?

Бланш. В чем дело! Да я просто голову потеряла, когда убедилась, что с тебя станет – от большого ума! – вернуться после всего случившегося к нему. Я кинулась было за тобой…

Стелла. Хорошо, что не кинулась.

Бланш. О чем ты думала!


Стелла пожимает плечами.


Ну! О чем? О чем?

Стелла. Ну, полно, Бланш! Сядь и прекрати эти вопли.

Бланш. Хорошо, Стелла. Спрашиваю без воплей. Как же можно было тут же и вернуться к нему?.. Да еще и спала с ним, конечно!

Стелла (встает с постели, спокойная, ленивая). Я забыла, какая ты у нас экзальтированная – чуть что… Но есть из-за чего поднимать такой крик!

Бланш. Не из-за чего?

Стелла. Да, не из-за чего, Бланш. Я понимаю твои чувства, твое возмущение и ужасно огорчена, что так вышло, но все совсем не так страшно, как тебе мерещится. Во-первых, когда мужчины пьют и играют в покер, добром вообще редко кончается. Это всегда пороховая бочка. Да, он себя не помнил!.. А когда я вернулась, стал тише воды ниже травы, и сейчас ему действительно очень стыдно.

Бланш. И, стало быть, все прекрасно?

Стелла. Да нет. Ничего нет прекрасного в таких дебошах, но ведь в жизни – чего не бывает… Стэнли всегда устраивает разгром. Да вот… в нашу первую брачную ночь… только мы прибыли сюда, схватил мою туфлю и давай бить ею лампочки.

Бланш. Что-о-о?

Стелла. Переколотил каблуком моей туфли все лампочки в квартире! (Смеется.)

Бланш. И ты стояла и смотрела? Не бежала от него тут же, не закричала?

Стелла. Да мне… ну, скорее, было даже весело. (Помолчав.) Вы с Юнис завтракали?

Бланш. До завтрака мне было!

Стелла. Кофе – на плите.

Бланш. Ты принимаешь все это как само собой разумеющееся.

Стелла. А почему бы и нет? Приемник сдан в ремонт. До мостовой он не долетел: одна лампа разбита – только и всего.

Бланш. И ты еще улыбаешься!

Стелла. А чего ты от меня хочешь?

Бланш. Имей мужество взглянуть правде в глаза.

Стелла. В чем же она, твоя правда?

Бланш. Моя? Ты вышла замуж за сумасшед-шего!

Стелла. Нет.

Бланш. Да! Ты в омуте еще почище моего. Только ты закрываешь на это глаза. А я не стану сидеть сложа руки. Я еще соберусь с силами и начну новую жизнь!

Стелла. Да?

Бланш. А ты со всем примирилась. И это никуда не годится. Ведь ты же еще молода. Ты еще можешь выкарабкаться.

Стелла (медленно и с ударением). Нет нужды!

Бланш (не веря ушам своим). То есть как, Стелла?

Стелла. Я сказала: незачем мне выкарабкиваться, мне и так неплохо. Посмотри на эту конюшню в комнате. На пустые бутылки! Они распили вчера два ящика пива! Сегодня утром он обещал не затевать больше дома игры в покер, но кто же не знает, чего стоят такие зароки. Ну и что же! Раз для него это такое же развлечение, как для меня кино и бридж. Так что убеждена – все мы нуждаемся в снисходительности.

Бланш. Я не понимаю тебя.


Стелла поворачивается к ней.


Не понимаю твоей апатии. Что за китайскую философию ты исповедуешь?

Стелла. Что?

Бланш. А все эти оговорки, этот твой лепет… «всего одна лампа… пивные бутылки… конюшня на кухне…» – как будто все так и надо.


Стелла неуверенно смеется и, подняв веник, вертит его в руках.


Ты что, нарочно трясешь его мне в лицо?

Стелла. Нет.

Бланш. Перестань. Оставь веник в покое. Я не хочу, чтобы ты прибирала за ним!

Стелла. А кто же приберет? Ты?

Бланш. Я? Я?!

Стелла. Нет, конечно. Я и не говорю.

Бланш. Постой, сейчас мы пораскинем умом… если только я еще что-то соображаю… Нам с тобой надо раздобыть денег, вот он – выход!

Стелла. Что ж, деньги, конечно, никогда не помешают.

Бланш. Слушай. У меня мысль. (Дрожащей рукой вставляет сигарету в мундштук.) Помнишь Шепа Хантли?


Стелла отрицательно качает головой.


Ну, как не помнишь! Шепа Хантли! Я с ним училась в колледже, мы всюду бывали вместе; считали, что он за мной ухаживает. Ну, так вот…

Стелла. Да?..

Бланш. Зимой мы с ним встретились. Ты знаешь, ведь на рождественские каникулы я ездила в Майами.

Стелла. Нет, не знала.

Бланш. Ездила. Я решила, что, тратясь на эту поездку, пускаю средства в оборот и что предприятие мое тут же окупит себя – должна же я встретить там хоть кого-нибудь с миллионом долларов!

Стелла. И встретила?

Бланш. Да. Шепа Хантли. Я видела его на Бискайском бульваре в сочельник, в сумерки… он садился в машину – «кадиллак» с откидным верхом, в целый квартал длиной…

Стелла. В городе такой и не развернешь, пожалуй.

Бланш. Ты слышала о нефтяных скважинах?

Стелла. Да… вроде есть такие.

Бланш. У него нефтяные скважины по всему Техасу. Техас буквально льет золото ему в карман.

Стелла. Ну и ну…

Бланш. Ты знаешь, как я равнодушна к деньгам. Сами по себе они меня не интересуют – лишь постольку-поскольку… Но он мог бы… да ему ничего не стоит!..

Стелла. Что именно, Бланш?

Бланш. Ну, открыть для нас с тобой дело… оборудовать магазинчик, что ли.

Стелла. Какой еще магазинчик!

Бланш. Ну, какой… а не все равно? Да ему это не будет стоить и половины тех денег, которые его жена просаживает на скачках.

Стелла. Так у него жена?

Бланш. Милая моя, да разве я очутилась бы здесь, не будь этот парень женат?


Стелла смеется.


(Вскочила, подбегает к телефону. В трубку, резко.) Телефонистка! Дайте телеграф.

Стелла. Здесь автоматическая линия, милая.

Бланш. Я не знаю, как набрать, я…

Стелла. Набирай «Д».

Бланш. «Д»?

Стелла. Да – дежурный.

Бланш (поразмыслив с минутку, кладет трубку). Дай карандаш. Где бумага? Лучше сначала написать… отправим письмо. (Подходит к туалетному столику, отрывает листок из книжечки косметических салфеток, взяла карандаш для бровей – вот она и во всеоружии.) Так, дай только соберусь с мыслями… (Кусает карандаш.) «Дорогой Шеп. Мы с сестрой в отчаянном положении».

Стелла. Ну уж извини!

Бланш. «…Мы с сестрой в отчаянном положении. Подробности – потом. Что бы вы сказали, если…» (Бросила карандаш на стол, встает.) Нет, попросишь так, в простоте – ничего не выйдет.

Стелла (со смехом). Какая ты смешная, милая.

Бланш. Ну, еще придумаю, надо придумать что-нибудь во что бы то ни стало. Только не смейся, Стелла! Пожалуйста, прошу тебя не… – да ты взгляни, что у меня в кошельке! Вон сколько! (Раскрывает кошелек.) Шестьдесят пять центов звонкой монетой!

Стелла (подходит к бюро). Стэнли не выдает мне на хозяйство, любит оплачивать счета сам, но сегодня дал десять долларов – задабривает. Бери пять, остальные – мои.

Бланш. Нет, нет, Стелла. Не надо.

Стелла (настаивая). Я знаю, как поднимает дух, когда в кармане есть что на расходы.

Бланш. Нет, нет, спасибо, но я – скорее уж на панель!

Стелла. Что за чушь! Но как же ты очутилась на такой мели?

Бланш. Да деньги как-то не держатся… то на одно, то на другое. (Потирая лоб.) Нужно будет, пожалуй, сегодня же приняться за бром…

Стелла. Сейчас приготовлю.

Бланш. Попозже. Сейчас мне надо подумать.

Стелла. Послушай меня и предоставь событиям идти своей чередой… Хотя бы недолго.

Бланш. Но, Стелла, не могу же я оставаться с ним под одной крышей. Ты можешь – муж. А я… после нынешней ночи. Защищенная только этой вот занавеской!

Стелла. Бланш, он показал себя вчера в самом невыгодном свете.

Бланш. Напротив. Во всей красе!!! Таким, как он, нечем похвалиться перед людьми, кроме грубой силы, и он раз доказал это всем на удивление! Но чтобы ужиться с таким человеком, надо спать с ним – только так! А это – твоя забота, не моя.

Стелла. Ничего, отдохнешь, сама увидишь – все образуется. Пока ты у нас, у тебя ни забот, ни хлопот – живи себе на всем готовом.

Бланш. Нет, надо придумать, как нам с тобой выкарабкаться.

Стелла. Ты все еще убеждена, что дело мое дрянь и я хочу выкарабкаться?

Бланш. Я убеждена, что ты еще не настолько забыла «Мечту», чтобы тебе не были постылы этот дом, эти игроки в покер…

Стелла. А не слишком ли во многом ты убеждена?

Бланш. Неужели ты всерьез?.. Да нет, не верю.

Стелла. Вот как?

Бланш. Я понимаю отчасти, как было дело. Он был в форме, офицер, и встретились вы не здесь, а…

Стелла. А какая разница, где я его увидела, – что это меняло?

Бланш. Только не пой мне про необъяснимые магнетические токи, внезапно пробегающие между людьми. А то я рассмеюсь тебе прямо в лицо.

Стелла. А я вообще не хочу больше об этом.

Бланш. Что ж, не будем.

Стелла. Но есть у мужчины с женщиной свои тайны, тайны двоих в темноте, и после все остальное не столь уж важно.

Бланш. Это называется грубой похотью… да, да, именно: «Желание»! – название того самого дребезжащего трамвая, громыхающего в вашем квартале с одной тесной улочки на другую…

Стелла. Будто бы тебе самой так ни разу и не случалось прокатиться в этом трамвае!

Бланш. Он-то и завез меня сюда… Где я – незваная гостья, где оставаться – позор.

Стелла. Но тогда ведь этот твой тон превосходства, пожалуй, не совсем уместен, ты не находишь?

Бланш. Нет, Стелла, я не заношусь и не считаю себя лучше других. Можешь мне верить. Но вот как я представляю себе: да, с такими сходятся – на день, на два, на три… пока дьявол сидит в тебе. Но жить с таким! Иметь от него ребенка!..

Стелла. Я тебе уже говорила, что люблю его.

Бланш. Тогда я просто трепещу. Мне страшно за тебя.

Стелла. Что поделаешь – трепещи, раз ты так уперлась на своем.

Молчание.

Бланш. С тобой можно говорить… по душам?

Стелла. Да говори, пожалуйста, кто тебе мешает? Можешь не стесняться.


Грохот приближающегося поезда. Обе умолкли, пережидая, пока стихнет шум. Женщины все время остаются в спальне. Неслышный за шумом поезда, с улицы вошел Стэнли. В руках у него несколько пакетов. Не замечаемый женщинами, стоит, прислушиваясь к разговору. На нем нижняя рубаха и перепачканные машинным маслом брюки.


Бланш. Так вот, с позволения сказать, – он вульгарен!

Стелла. Ну и что ж… допустим.

Бланш. Допустим! Неужто ты забыла все, чему тебя учили, на чем мы взросли? Разве ты не видишь, что в нем нет и проблеска благородства? О если б он был всего лишь простым! Совсем немудрящим, но добрым, цельным, – так нет же! Есть в нем это хамство – что-то откровенно скотское!.. Ты ненавидишь меня за эти слова?

Стелла (холодно). Ничего, не смущайся – выскажись до конца.

Бланш. Ведет себя как скотина, а повадки – зверя! Ест как животное, ходит как животное, изъясняется как животное! Есть в нем даже что-то еще недочеловеческое – существо, еще не достигшее той ступени, на которой стоит современный человек. Да, человек-обезьяна, вроде тех, что я видела на картинках на лекциях по антропологии. Тысячи и тысячи лет прошли мимо него, и вот он, Стэнли Ковальский – живая реликвия каменного века! Приносящий домой сырое мясо после того, как убивал в джунглях. А ты – здесь, поджидаешь: прибьет?.. а вдруг – хрюкнет и поцелует! Если, конечно, поцелуи уже были известны в ту пору. И вот наступает ночь, собираются обезьяны! Перед этой вот пещерой… и все, как он, хрюкают, жадно лакают воду, гложут кости, неуклюжие, не посторонись – задавят. «Вечерок за покером»… называешь ты это игрище обезьян! Одна зарычит, другая схватила что под руку подвернулось – и вот уже сцепились. Господи! Да, как далеко нам до того, чтобы считать себя созданными по образу и подобию Божию… Стелла, сестра моя!.. Ведь был же с тех пор все-таки хоть какой-то прогресс! Ведь с такими чудесами, как искусство, поэзия, музыка, пришел же в мир какой-то новый свет. Ведь зародились же в ком-то более высокие чувства! И наш долг – растить их. Не поступаться ими, нести их, как знамя, в нашем походе сквозь тьму, чем бы он ни закончился, куда бы ни завел нас… Так не предайся же зверю, не живи по-звериному!


Проходит еще один поезд. Стэнли в нерешительности облизывает губы. Затем повернулся и бесшумно выходит. Женщины так и не заметили его. Когда поезд стихает вдали, кричит за дверью: «Эй!

Эй! Стелла!»


Стелла (до сих пор внимательно слушала Бланш). Стэнли!

Бланш. Стелла, я…


Но та уже у входной двери.


Стэнли (как ни в чем не бывало входит со своими покупками). Привет, Стелла, а Бланш уже вернулась?

Стелла. Дома, дома.

Стэнли. Привет, Бланш. (Ухмыляется ей.)

Стелла. Ты что, полазил под машиной?

Стэнли. Да эти портачи, механики у Фрица, ничего не смыслят – им что задница, что… Эй!


Стелла крепко обняла его обеими руками, прильнула – прямо на виду у Бланш, не стесняясь. Он смеется, прижимает Стеллу лицом к себе. Поверх ее головы ухмыляется стоящей в спальне, у портьеры, Бланш.

Сцена темнеет, остаются лишь две ярко освещенные застывшие в крепком объятии фигуры.

«Синее пианино», труба, ударные…

Трамвай «Желание»

Подняться наверх