Читать книгу Мастера секса. Жизнь и эпоха Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон – пары, которая учила Америку любить - Томас Майер - Страница 9

В анатомическом классе Джорджа Вашингтона Корнера человеческое тело было чудом для глаз. Корнер показывал студентам качающее кровь сердце, утонченную архитектуру позвоночника, жизненно важные функции печени, почек, кишечника и другие дивные дива мышц, костей и тканей, описанных в учебнике «Анатомия Грэя». Студентам казалось, что их профессор мог вернуть к жизни даже труп.

Преподававший в Рочестерском университете Корнер был знаменитым врачом и произвел сильное впечатление на Билла Мастерса. Тот собирался стать обычным практикующим врачом, но Корнер вдохновил его сделаться ученым, вечно бросающим вызов неисследованным областям медицины. Мастерс вспоминал, как Корнер говорил ему: «Билл, невозможно узнать слишком много».

Подобно деятелям эпохи Возрождения Корнер мог говорить не только о ремесле, но и об истории анатомии. Он пел хвалы Аристотелю как отцу биологии и со знанием дела рассуждал о практике иссечения тканей у ассирийцев, иудеев и греков. Особенно он восхищался чудесами репродуктивной системы, источника всей жизни. «Когда мир впервые узрел яйцеклетку млекопитающего в 1827 году, это открытие решило великую задачу, но в то же время поставило бесконечный ряд новых вопросов, в которых мы до сих пор разбираемся», – писал позднее Корнер в своей автобиографии.

Прежде чем основать факультет анатомии в Рочестере Корнер учился и преподавал в университете Джонса Хопкинса, исследуя гистологию и физиологию репродуктивной системы. Он понимал, до какой степени религия, культурные традиции и обыкновенное невежество тормозили человеческие знания о половом размножении. Особенно его ужасала сама медицина. «Попытки гинекологов лечить функциональные расстройства менструации и бесплодия были беспомощным барахтаньем, едва ли продвинувшимся далее процедур времен Гиппократа, – писал Корнер в 1914 году. – Как могли мы надеяться на что-то, если не понимали циклов человеческого организма?».

Автор одного учебника делил историю акушерства и гинекологии на «до-корнеровский» и «после-корнеровский» периоды. Его труды привели к фундаментальным открытиям в области контрацепции и создания противозачаточных таблеток. Корнер и его доверенный коллега из Рочестера Уиллард Аллен первыми обозначили роль прогестерона, ключевого гормона в менструальном цикле. Многие ожидали, что он получит Нобелевскую премию.

В лаборатории Корнер проводил репродуктивные исследования на обезьянах и кроликах, и его студенты видели, как эти функции устроены у млекопитающих.

– Мастерс, рад видеть вас на борту, – провозгласил Корнер, входя в свой профессорский кабинет. – Вам известно, циклично ли менструируют крольчихи?

Мастерс, казалось, потерял дар речи.

– Доктор Корнер, я понятия об этом не имею, – признался он.

Хотя Корнер был одним из самых талантливых ученых в своей сфере, он оставался этаким добродушным дедушкой, присматривающим за своими подопечными. Он решил больше не мучить Мастерса.

– Вот и я не знаю, – весело проговорил Корнер. – Когда выясните, расскажите мне.

Первые попытки Мастерса заставить крольчих менструировать не имели особого успеха. «Я потерпел неудачу, – вспоминал он. – Они не желали делать это ради меня». Но наблюдение за кроличьей любовью в лаборатории принесло свои плоды. Мастерс со временем выяснил, что у самки кролика происходит непроизвольная овуляция, когда на нее взгромождается самец.

Вскоре Корнер покинул Рочестер ради еще более престижного поста в Институте эмбриологии Карнеги в Балтиморе, где он оказал влияние на многих молодых исследователей. Примерно в то же время, после третьего курса обучения в медицинской школе, в 1942 году Мастерс получил приглашение от своего старого преподавателя из Балтимора присутствовать на его встречах с ведущими репродуктивными биологами США, которые посещали лабораторию Корнера.

Мастерс жадно впитывал их оживленные дискуссии и мечтал тоже оставить свой след в медицине. Однажды Карл Хартман, давний знакомец Корнера, который помогал создавать опытную лабораторию приматов Института Карнеги, рассказывал, как трудно ему было заставить самку обезьяны заняться сексом с самцом. В конце концов обезьяна разозлилась на Хартмана и укусила его за большой палец. Размахивая укушенным пальцем, Хартман просил помочь ему решить эту проблему и вдруг обратился к молодому студенту-медику:

– Мастерс, когда я рассказывал о том, как пытался заставить эту самку спариваться, у вас был такой мечтательный вид – о чем вы думали?

Мастерс с тем же зачарованным выражением ученого-исследователя ответил:

– Я размышлял о человеческих самках. А что, если у женщин существует невыявленный циклический паттерн желания?

За обеденным столом воцарилось гробовое молчание. Сама идея ставить эксперименты на женщине, исследовать ее физиологию и сексуальную реакцию казалась гарантированной путевкой к профессиональному фиаско и, возможно, к аресту по уголовному обвинению. Никто не отваживался зайти дальше опытов на кроликах и обезьянах.

До конца своего пребывания в Балтиморе Мастерс советовался с Корнером и остальными специалистами, пытаясь понять, чем может быть чревато исследование женской сексуальности и как его осуществить. В конечном счете они пришли к списку из четырех пунктов: исследователь секса должен быть женатым мужчиной, возрастом ближе к сорока годам, обладающим солидной внешностью. («Лысина у меня появилась уже в 23 года, так что за этим дело не стало!» – саркастически замечал потом Мастерс.) И, самое главное, этот отважный ученый должен показать себя как талантливый исследователь в родственной медицинской сфере и опираться на институциональную поддержку какого-нибудь университета, предпочтительно его медицинского факультета.

В отличие от этих маститых ученых родом из викторианской эпохи, Мастерс видел себя врачом современных взглядов. Тем не менее он собирался последовать их совету. Имея долгосрочный план, Билл вернулся в Рочестер, чтобы завершить последний год учебы в медицинской школе, гадая, где ему проходить интернатуру – на поприще психиатрии или в сфере акушерства и гинекологии.

Элизабет Эллис терпеливо ждала дня, когда она выйдет замуж за Билла Мастерса. С того вечера, когда они танцевали на вечеринке в их первый год учебы в Гамильтон-колледже, она знала, что он – ее единственный избранник. Когда Мастерс уехал в медицинскую школу в Рочестер, а Элизабет работала секретарем на фабрике в Утике, штат Нью-Йорк, более чем в сотне миль от него, молодые люди продолжали изредка встречаться. Если она и знала о его страсти к Доди Бейкер, то не давала этого понять. Элизабет не беспокоило, что ее избранник может жениться на ней «на отскоке» – чтобы преодолеть одиночество и обиду, вызванную отказом другой женщины. Умный, спортивный и трудолюбивый Билл Мастерс был мужчиной, на которого, как ей казалось, она могла рассчитывать, мужчиной, которого Элизабет Эллис искала всю свою жизнь.

Бетти Эллис – Либби или попросту Либ, как часто называл ее Билл, – любила и уважала его больше, чем любая другая женщина в его жизни. Ее нельзя было назвать красоткой от природы, но Бетти была стройной, миловидной молодой женщиной с сияющими глазами и полными губами, а ее темные кудрявые волосы всегда были тщательно уложены. Она одевалась, насколько позволял ее скромный достаток, достаточно хорошо, чтобы выглядеть так, будто она только что сошла с рекламы шикарного универмага. Либби была достойной молодой леди, которая годится в докторские жены. Аддисон Уордвелл, приятель Билла по студенческому братству в Гамильтоне, говорил, что чувство привязанности между ними было взаимным. Годы спустя Билл описывал суть своих отношений с Либби не как романтическое чувство, а, скорее, как две объединенные судьбы. «Чем больше мы виделись, тем сильнее ощущали, что нас ждет важное общее будущее».

Гамильтон-колледж строго ограничивал общение со «слабым полом», как именовали женщин образованные джентльмены. Танцы в Альфа-Дельта-Фи устраивались только дважды в год. Мужчины на втором этаже здания уступали свои комнаты юным леди, которые оставались ночевать под надзором добровольной гвардии дуэний. Несомненно, Билла привлекала идея встречаться в парке с девушкой-студенткой вроде Либби, целоваться и ласкаться в лунном свете среди цветущих деревьев, вдали от взглядов строгого воспитателя.

Задолго до того как Элизабет Эллис познакомилась с Биллом Мастерсом она испытала немало разочарований и сердечных травм. Ее мать умерла, когда Либби было около десяти лет. От этого удара Либби и оставшиеся члены семьи Эллис так и не оправились. Вскоре исчез отец семейства Гай Эллис. Без всякого предупреждения он снялся с места и пропал – как не было. Он попросту бросил Либби и двух ее сестер, Марджори и Вирджинию, и отправился во Флориду, в теплые края, столь гостеприимные для мужчины, бегущего от своих обязанностей. Так отец стал для Либби фантомом, утраченным навсегда.

Либби и ее сестры переехали жить в семью дяди Стива – богатого и доброго соседа – и его жены. Они не были девочкам родственниками, но сжалились над детьми и нашли для них место в своем доме. Еще до того как Элизабет окончила школу, Великая депрессия принесла новые трагедии ей и ее новым родителям. Значительное состояние дяди Стива рухнуло вместе с экономикой, что привело его к самоубийству. Пережив крах и родной, и приемной семей, Либби мечтала встретить мужчину, который умел бы держать удары судьбы.

После почти пяти лет ожидания, перед четвертым курсом обучения в Рочестере, Мастерс, наконец, женился на Либби. Скромная церемония прошла в Детройте, единственном месте, которое она могла называть своим домом. «Он говорил ей, не готов к серьезным отношениям, потому что ему предстоит еще немало учиться и работать, чтобы сделать себе имя, – вспоминал двоюродный брат Либби Таунсенд Фостер-младший. – Но она уже и так слишком долго ждала, и они поженились».

Молодожены сняли маленькую квартирку, от которой можно было пешком дойти до Рочестерской медицинской школы и больницы. «Денег не хватало, но мы были довольны и счастливы», – вспоминал Мастерс. Получив диплом, он решил пройти больничную подготовку в области акушерства и гинекологии, чтобы понимать анатомию и физиологию человеческой репродуктивной системы. Честно говоря, он не рассчитывал узнать что-нибудь новое о сексе в этой консервативной специальности.

И тут Мастерсу повезло. Прежний наставник, доктор Корнер, помог ему получить интернатуру у Уилларда Аллена, одного из лучших репродуктивных эндокринологов в стране. Аллен и Корнер вместе открыли гормон прогестерон, преобладающий во время овуляции и беременности, выделив его из желтого тела (временной железы, образующейся из гранулезных клеток фолликула яичника во время менструального цикла) крольчих. Доказательство того, что в организме существует не один половой гормон (ранее был известен только эстроген), подняло репутацию Аллена на недосягаемые академические высоты, где уже парил доктор Корнер. Аллен был блестящим и умелым хирургом и одним из самых молодых заведующих кафедрой.

К лету 1943 года Билл и Либби Мастерс перебрались в Сент-Луис, где молодые супруги планировали начать новую жизнь и завести детей. Корнер не просто содействовал карьере Мастерса; он дал ему «добро» на изучение неведомых закоулков человеческой сексуальности. Теперь Билл Мастерс был уверен, что убедит в ценности своих исследований весь мир.