Читать книгу Левая рука тьмы (сборник) - Урсула Ле Гуин - Страница 11

Дождь грохотал по крыше. В комнате стоял полумрак, дышать было легко.

Над его постелью склонилась женщина, чье лицо было ему хорошо знакомо – гордое, милое, темнокожее лицо в венце золотистых волос.

Он хотел сказать ей, что Могиен погиб, но слов этих произнести не мог. Он лежал, тоскуя, и все пытался решить загадку: он помнил, что Хальдре из Халлана была уже пожилой женщиной, седовласой, а эту, золотоволосую, он тоже знал, но когда-то давно, она уже умерла, да и видел он ее лишь однажды – на планете, находящейся в восьми световых годах отсюда, когда его еще звали Роканнон, а не Странник…

Он снова попытался что-то сказать.

– Ш-ш-ш, – сказала она и прибавила на «общем» языке, хотя и с легким акцентом: – Лежи спокойно, господин мой. – Она осталась рядом и сама ответила на его незаданный вопрос: – Это замок Бренья. Ты пришел сюда с еще одним человеком по снегу, с высоких гор. Ты чуть не умер и до сих пор еще очень болен. У нас еще будет время поговорить…

Да, времени было достаточно, и оно текло как бы мимо него под мирный шум дождя.

На следующий день, а может, чуть позже, пришел Яхан, очень исхудавший, прихрамывающий, с незажившими еще следами обморожения. Но еще более странным была в нем новая манера вести себя – какая-то униженная покорность. Они немного поговорили, и Роканнон спросил, сам смущаясь:

– Ты что же, Яхан, боишься меня?

– Я постараюсь не бояться, господин мой, – заикаясь, пообещал юноша.

Когда Роканнон смог встать и спуститься в парадный зал замка, тот же благоговейный ужас был написан на всех лицах, что обернулись к нему, хотя все это были смелые и великодушные лица. Золотоволосые, темнокожие, высокие люди – старинная раса, от которой впоследствии отделилось и племя ангьяр, откочевавшее на север по морскому побережью. Это были настоящие лийяр, Хозяева Земли, самые древние обитатели этих южных предгорий и холмистых равнин.

Сперва он решил, что кажется им странным из-за своей внешности – темных волос, светлой кожи, – но Яхан был таким же, а Яхана они совсем не боялись. Хотя и обращались с юношей как с равным, что необычайно радовало и смущало бывшего раба из замка Халлан. А вот с Роканноном они обращались как с верховным правителем, чуть ли не как с божеством.

Единственной, кто разговаривал с ним, как с обыкновенным человеком, была Гейн, невестка и наследница старого хозяина замка, вдовствующая уже несколько месяцев; ее светловолосый маленький сынишка бо́льшую часть дня находился при ней. Ребенок был застенчивым, однако Роканнона совсем не боялся, напротив, очень к нему привязался и вечно задавал множество вопросов о горах, о северных землях, о море. Роканнон старательно отвечал. А мать мальчика всегда внимательно прислушивалась к их разговорам, безмятежная и ласковая, как солнечный свет, и порой оборачивалась, чтобы улыбнуться Роканнону, и лицо ее было так хорошо ему знакомо, хотя здесь он увидел эту женщину впервые.

Наконец Роканнон не выдержал и спросил Гейн, что они, собственно, думают о нем в замке Бренья, и она ответила честно:

– Они думают, что ты бог.

И употребила то самое слово, которое он давно уже взял на заметку, еще в толенской деревушке: педан.

– Но я вовсе не бог! – сказал он чуть ли не сердито.

Она даже рассмеялась.

– А почему они так решили? – продолжал допытываться он. – Неужели боги лийяр все седые, со скрюченными, изуродованными руками?

Лазерный луч, которым все-таки успел поразить его вертолетчик, разворотил ему правое запястье, так что он практически не мог управлять всей рукой.

– Почему бы и нет? – снова улыбнулась Гейн и с достоинством вздернула подбородок. – Но главным образом – потому, что ты спустился с гор.

Некоторое время он переваривал эти слова.

– Скажи мне, госпожа моя, а ты знаешь о… хранителе источника?

Лицо ее тут же помрачнело.

– Нам известны об этом древнем народе только легенды, созданные очень давно. Девять поколений правителей Бреньи сменили друг друга с тех пор, как Иоллт Высокорослый ушел в горы и вернулся оттуда совсем другим человеком. Мы так и поняли: ты с ними тоже встречался, с Древнейшими…

– Как вы об этом догадались?

– Во сне ты бредил и все твердил о какой-то цене, о цене того дара, который получил, о Великой Цене. Иоллт тогда тоже заплатил… Ценой была твоя правая рука, не правда ли, господин мой? – спросила Гейн и вдруг смутилась, однако смотрела ему прямо в глаза.

– Нет. Я бы отдал обе руки, чтобы спасти то, что я потерял.

Он встал и подошел к окну. Комната располагалась в башне, и оттуда открывался вид на прекрасную холмистую равнину между далеким еще морем и горами. Сверху, с предгорий, на склонах которых высился замок Бренья, текла, извиваясь, река, становясь постепенно шире и ярко блестя среди более низких холмов на равнине, а потом исчезала в туманной дали, где лишь угадывались очертания деревень, возделанных полей и башен замков меж синих дождевых туч и проблесков ясного синего неба.

– Более прекрасной земли я в жизни не видел! – вырвалось у него. Он все еще думал о Могиене, который никогда уже не увидит своей древней родины.

– Для меня она уже не так прекрасна, как прежде.

– Почему же, госпожа моя?

– Из-за пришельцев!

– Расскажи мне о них.

– Они пришли в конце прошлой зимы; многие прилетели на больших воздушных кораблях; их оружие способно было сжечь все вокруг. Никто у нас и понятия не имел, из каких краев они сюда явились; никаких преданий о них не существовало. Теперь все земли между рекой Вьярн и морем захвачены ими. Они перебили или согнали с насиженных мест жителей целых восьми поместий. Мы, живущие в предгорьях, стали их пленниками; мы не осмеливаемся спуститься даже на наши старые пастбища, чтобы откормить скот. Мы сперва пытались сражаться с пришельцами. И моего мужа Ганинга они сожгли из своего смертоносного оружия. – Она быстро глянула на изуродованную, обожженную руку Роканнона и умолкла. Потом неуверенно продолжила: – Он… его убили во время первой оттепели, и за его смерть еще никто не отомстил. Мы склоняем головы и обходим стороной собственные владения – мы, Хозяева Земли! И нет такого человека, который смог бы отплатить проклятым пришельцам за смерть Ганинга!

«О святой гнев», – думал Роканнон, слыша в голосе Гейн отзвуки победоносного клича погибшего правителя Халлана.

– Они заплатят, госпожа моя, заплатят дорого. И за все. Ты ведь давно поняла, что никакой я не бог, но неужели ты считаешь меня обычным человеком?

– Нет, господин мой, – промолвила она. – Обычным я тебя не считаю.

Дни проходили за днями, долгие дни долгого лета. Белые вершины над замком Бренья поголубели, злаки в полях дали урожай, который убрали, а поля вспахали снова и засеяли, и вот уже тучные колосья опять наливались соком, когда однажды в полдень Роканнон сидел с Яханом во дворе замка и смотрел, как тренируют парочку молодых Крылатых.

– Знаешь, я ведь опять собираюсь на юг, – сказал Роканнон. – Но ты, Яхан, останешься здесь.

– Нет, Странник! Позволь мне пойти с тобой…

Яхан оборвал себя, вспомнив, возможно, тот туманный берег, где когда-то, горя жаждой приключений, не послушался Могиена. Роканнон усмехнулся и сказал:

– Лучше я пойду один. Так или иначе, это не займет много времени.

– Но я ведь поклялся служить тебе, Странник. Пожалуйста, позволь мне пойти с тобой!

– Все клятвы теряют силу, когда забываются имена. Ты поклялся верно служить Роканнону, но – по ту сторону гор. А в этой земле никаких рабов нет, и нет здесь человека по имени Роканнон. Прошу тебя как друга, Яхан, больше никому ничего не говори и меня ни о чем не проси, а просто оседлай завтра на заре халланского Крылатого.

Верный Яхан еще до восхода стоял во дворе, держа под уздцы Крылатого – того самого, полосатого. Зверь вскоре сам прилетел вслед за ними в замок Бренья, полузамерзший и умирающий от голода. Теперь шерсть его лоснилась, он был полон сил, урчал от нетерпения и помахивал своим полосатым хвостом.

– А ты надел свою вторую кожу, Странник? – шепотом спросил Яхан, пристегивая ноги Роканнона ремнями. – Говорят, эти пришельцы стреляют огнем по любому, кто пролетает вблизи их владений.

– Надел.

– Но меча-то не взял?..

– Нет. Меча не взял. Послушай, Яхан, если я не вернусь, найдешь в моей комнате сумку, а в ней кусок ткани, на которой… нарисовано много всяких вещей, например, изображена эта местность. Если кто-нибудь из представителей моего народа когда-нибудь прилетит сюда, отдай это им, хорошо? И ожерелье Семли тоже лежит в сумке. – Лицо Роканнона потемнело, и он на мгновение отвернулся. – Отдай его госпоже Гейн. Если, конечно, я сам не вернусь. Прощай, Яхан. Пожелай мне удачи.

– Пусть сгинут твои враги, не оставив наследников, – со свирепым видом выкрикнул Яхан, не скрывая слез, и выпустил поводья. Крылатый взмыл в теплое, почти бесцветное, будто выгоревшее летнее небо, развернулся, громко хлопая сильными крыльями, и, подхваченный северным ветром, исчез за ближними холмами. Яхан долго смотрел ему вслед. И долго еще после того, как Роканнон скрылся из виду и взошло солнце, высоко над землей в окне башни маячило смуглое милое женское лицо.

Странное то было путешествие: он летел в места, которых никогда не видел, но которые хорошо знал как бы изнутри благодаря сотням впечатлений других людей, которые «читал» теперь его мозг, так что он получил вполне адекватное представление о местности и существующих среди обитателей базы отношениях. Сто дней Роканнон провел в непрерывных тренировках, неподвижно сидя в своей комнате в замке Бренья, он учился воспринимать и анализировать полученную таким путем информацию, узнавая точное расположение каждого строения, каждого опорного пункта вражеской военной базы. И благодаря прямому воздействию чужого восприятия и собственной способности эстраполировать полученную информацию отлично знал теперь, что представляет собой эта база, зачем она там расположена, как попасть на ее территорию и где найти то, что ему нужно.

Однако оказалось удивительно трудно после стольких дней упорных занятий телепатией полностью отказаться от нее; как только он подлетел достаточно близко, ему пришлось полностью подавить в себе эту способность и пользоваться только обычными органами чувств – ушами, глазами – да собственной смекалкой. Случившееся тогда на гранитном «лбу» послужило ему суровым уроком: на близком расстоянии особо чувствительные индивиды способны ощутить твое телепатическое присутствие, хотя и неявно, скорее как тревожное предчувствие или страх. Он ведь тогда просто «притянул» вертолетчика к своей скале, точно попавшуюся на крючок рыбину, хотя сам вертолетчик, вероятнее всего, даже не понял, что заставило его лететь именно этим путем и стрелять по людям, прильнувшим к гранитному «лбу». И теперь, вступая на огромную территорию базы в одиночку, Роканнон не хотел, чтобы кто-либо обратил на него внимание; пусть его никто не замечает – ведь он явился сюда «аки тать в ночи».

На закате он привязал своего Крылатого на поляне в лесу, потом пешком спустился с холма и через несколько часов уже подходил к группе строений возле обширной забетонированной взлетной площадки для ракет. Ракета, правда, там была только одна, ею явно пользовались редко, поскольку завезены уже были все необходимые материалы и люди. Бессмысленно было бы вести войну с помощью обычных транспортных ракет, когда до ближайшей цивилизованной планеты восемь световых лет пути.

База была огромной, прямо-таки пугающих размеров, причем бо́льшая часть ее территории и построек была отведена под казармы. Восставшие теперь почти всю свою армию сосредоточили здесь. Пока Лига зря тратила время, разыскивая смутьянов на их родной планете, они готовились к войне, обосновавшись на этой безымянной планете в полной уверенности, что здесь их никто не найдет. Роканнон успел уже узнать, что некоторые из огромных казарм сейчас пусты; контингент солдат и техников был, видимо, несколько дней назад послан на соседнюю планету, которую они, возможно, уже завоевали или же просто убедили ее население стать их союзниками. Но эта группа войск не вернется еще по крайней мере лет десять. Жители планеты Фарадей всегда были чрезвычайно самоуверенными. Должно быть, в этой войне они одерживают победу за победой. Для того чтобы действительно угрожать безопасности Лиги Миров, им не хватало только такой вот хорошо засекреченной военной базы, где имелось шесть тяжелых суперсветовых бомбардировщиков.

Роканнон выбрал такую ночь, когда из всех четырех лун только маленький, некогда притянутый планетой астероид Хелики светил в небе до полуночи. Когда он приблизился к ряду ангаров, похожих на цепь черных рифов на ровной серой поверхности этого бетонного моря, его не заметили, и он не ощущал рядом ничьего присутствия. Ограды не было, практически не было и постовых. Сторожевые функции выполняли роботы, которые обшаривали космическое пространство вокруг планет системы Фомальгаут. Да и в конце концов, чего им было бояться со стороны каких-то аборигенов, живущих в бронзовом веке?

Хелики светила вовсю, когда Роканнон вышел из тени, отбрасываемой ангарами, но почти скрылась за горизонтом, когда он достиг своей цели: перед ним стояли шесть суперсветовых ракет – точно шесть угольно-черных огромных яиц, укрытых маскировочной сетью, едва различимой в темноте. Деревья рядом, на опушке Виарнского леса, казались игрушечными.

Теперь Роканнону необходимо было вновь воспользоваться своими телепатическими способностями – вне зависимости от того, опасно это или нет. Он застыл в тени деревьев, напряженный, настороженный, стараясь заставить зрение и слух работать на полную мощность, и одновременно попытался мысленно проникнуть внутрь яйцевидных кораблей, обойти их вокруг. Он знал – по рассказам обитателей замка Бренья, – что в каждой из ракет сидит наготове пилот, сидит и ночью и днем, так что в случае необходимости корабли в любую минуту могут взлететь – возможно, в сторону Фарадея.

Такая необходимость, видимо, могла возникнуть только в одном случае: если центр управления базой, расположенный в четырех милях отсюда, у восточной границы территории, будет захвачен восставшими или же подвергнется бомбардировке. В таком случае пилоты всех кораблей должны мгновенно переместить их в безопасное место, пользуясь ручным управлением, ибо эти суперсветовики, подобно всем прочим космическим кораблям, имели и ручное управление, не зависящее от внешних условий и достаточно уязвимого компьютерного центра, связанного с источником питания. Однако взлететь на таком корабле означало совершить самоубийство; такого «путешествия» не выдержало бы ни одно живое существо. Так что каждый из этих пилотов был не только одержим страстью к математике, но и являлся фанатиком, готовым пожертвовать собственной жизнью. То были действительно избранные. Но даже избранных снедала скука – приходилось вечно сидеть и ждать маловероятного мгновения, когда блеснет яркой вспышкой их слава. На одном корабле, как определил Роканнон, было в эту ночь два человека. Оба были погружены в глубокие раздумья, склонившись над расчерченной на квадраты доской. Роканнон сопоставил эти данные с тем, что уже не раз мысленно наблюдал в предыдущие ночи, и догадался: они же играют в шахматы! Но мысли его уже понеслись дальше, к другому кораблю. Сейчас тот корабль был пуст!

Он быстро перебежал по серой, окутанной ночной дымкой бетонной площадке, скрываясь за отдельными деревцами, к пятому по счету кораблю, взобрался по трапу и нырнул в незапертый люк. Внутри этот корабль не был похож ни на один из знакомых ему. Он весь, казалось, состоял из гнезд для управляемых ракет, из пусковых установок, из компьютерных устройств и реакторов – какой-то кошмарный лабиринт смерти, где коридоры были достаточно широки для прохождения ракеты, способной стереть с лица планеты огромный город. У этого корабля, поскольку он весьма необычным способом проходил сквозь время и пространство, не было ни носа, ни хвоста, да и вообще в его конструкции, с первого взгляда, не было никакой логики; к тому же Роканнон не сумел прочитать надписи на пульте управления. И рядом не было ни одного живого существа, чьи знания он мог бы мысленно использовать как руководство к действию. Двадцать минут он потратил на то, чтобы отыскать сам пульт управления, методично осматривая помещение корабля, подавляя волнение и страх, заставляя себя не «включать» свой телепатический дар, чтобы отсутствующий в корабле пилот не ощутил ни малейшего беспокойства.

Лишь на мгновение, когда он наконец обнаружил и пульт управления, и ансибль и даже уже уселся перед ним, позволил он себе мысленно покинуть этот корабль и отправиться на соседний, где неуверенная рука пилота застыла в раздумье над белым слоном. Он тут же отключился. Запомнив координаты, которые обозначены были на приборной доске ансибля, он быстро заменил их другими – координатами исследовательской базы Лиги Миров в Кергелене. Это были единственные координаты, которые он всегда помнил, так что ему не нужен был никакой справочник. Он включил ансибль, и пальцы его забегали по клавиатуре.

Действовал он довольно неуклюже, одной левой, здоровой рукой; на небольшом темном экране вспыхивали буквы, составляя слова послания, одновременно возникавшего на экранах и в далеком городе на той планете, что находилась отсюда в восьми световых годах пути:

«Лиге Всех Миров. Срочно. Военная база мятежников с планеты Фарадей находится на Фомальгауте-II, на Юго-западном континенте планеты. Координаты: 28 градусов 28 минут северной широты, 121 градус 40 минут западной долготы, до ближайшей крупной реки около 3 километров на северо-восток. База замаскирована, однако с воздуха должна быть заметна как четыре квадрата из двадцати восьми казарм и ангаров на пусковой площадке; взлетная полоса расположена с востока на запад. Шесть суперсветовых бомбардировщиков находятся не на самой базе, а на открытой площадке к юго-западу от основного ракетодрома, на опушке леса; они тщательно закамуфлированы и снабжены светопоглощающими устройствами. Прошу не наносить беспорядочных ударов по местности – жители планеты не являются союзниками мятежников. Я, Гаверел Роканнон, руководитель этнографической экспедиции на Фомальгауте-II и единственный из ее участников, уцелевший после нападения мятежников на наш корабль, передаю эти сведения с борта вражеского суперсветовика. До рассвета осталось около пяти часов».

Ему очень хотелось прибавить: «Дайте мне хотя бы часа два, чтобы выбраться отсюда», но он этого не сделал. Если фарадейцы его поймают, то обо всем сразу догадаются и, вполне возможно, перенесут свои суперсветовики в другое место. Он выключил ансибль и восстановил на его приборной доске прежние координаты. Пробираясь к выходу по огромным чудовищным коридорам, он снова мысленно проверил обстановку на соседнем корабле. Шахматисты встали из-за стола и ходили по кораблю. Он побежал – одинокая фигурка в полутемных безликих помещениях и соединяющих их коридорах. Сперва ему показалось, что он заблудился, не там свернул, однако вылетел он прямо к люку, мгновенно ссыпался по трапу и бросился сломя голову вдоль гигантского корабля, потом вдоль второго такого же и нырнул в лес.

Оказавшись в спасительной тени деревьев, Роканнон рухнул на землю, совершенно обессиленный. В груди жгло огнем, черные ветки над головой, казалось, совсем сомкнулись, и даже лунный свет не проникал сквозь них. Чуть переведя дыхание, он поспешил прочь – мимо ракетодрома, дальше, дальше, тем же путем, каким пришел сюда, по лесу, по холмам, и только свет снова взошедшей Хелики помогал ему видеть, куда он ступает, пока не взошла вторая луна, более яркая – Фени. Казалось, он не идет, а стоит на месте – время уходило с каждой секундой. Если они нанесут бомбовый удар по базе, пока он так близко от нее, ударная волна или всепожирающее пламя непременно нагонят его, и он изо всех сил продирался сквозь заросли и тьму, испытывая страх, который подавить было уже невозможно, и каждую секунду ожидая, что сзади вспыхнет чудовищный смертоносный свет. Но почему, почему же они медлят?

Еще далеко было до рассвета, когда Роканнон добрался до холма с раздвоенной вершиной, где оставил своего Крылатого. Зверь, раздраженный тем, что ему пришлось просидеть на привязи всю ночь, когда кругом полно отличной дичи, даже зарычал на Роканнона, но тот лишь обессиленно прислонился к его теплому плечу и немножко почесал Крылатого за ухом, вспоминая Кьо.

Потом он вскочил в седло и попытался заставить Крылатого взлететь, что удалось не сразу. Зверь довольно долго лежал в позе сфинкса и не желал подниматься. Наконец он встал, протестующе подвывая, и побрел по земле на север, причем со сводившей Роканнона с ума медлительностью. Холмы и поля, заброшенные деревушки и огромные деревья уже стали видны довольно отчетливо, но только когда из-за восточных холмов выполз белый краешек солнца, Крылатый наконец взлетел, отыскал подходящий поток воздуха и поплыл в бледном свете зари над землею. Роканнон то и дело оглядывался. Но позади ничего не было – только мирные земли да туман в устье реки на западе. Он мысленно прислушался к тому, что творится в стане врага, и ощутил их мысли и предутренние сны – все шло как обычно.

Он сделал все, что мог. Надо было быть полным дураком, чтобы рассчитывать, что он сможет как-то помешать неизбежному. Что может один человек против целого народа, решившего разжечь войну? Совершенно измученный, без конца пережевывая свое позорное поражение, Роканнон мчался в сторону замка Бренья. Больше ему некуда было идти. Больше он уже не удивлялся тому, почему Лига так медлит с ударом. Они вообще не станут наносить удар. Они решили, что это просто ловушка, обман, или же, что вполне возможно, он просто забыл координаты Кергелена; в конце концов, одна неверно набранная цифра – и его послание полетело в пустоту. И ради этого погибли Рахо, Иот, Могиен? Ради посланного в никуда сообщения? А он останется здесь, в вечной ссылке, бесполезный, беспомощный, чужой…

В конце концов, это-то как раз не важно. Он – всего лишь одиночка. Судьба одного-единственного человека не имеет значения…

«А что же тогда имеет?»

Невыносимо было вновь вспоминать это! Он еще раз оглянулся – просто чтобы не видеть маячившего перед ним лица Могиена – и с криком прикрыл изуродованной рукой глаза: ярчайший свет высоченным столбом вспыхнул вдруг на равнине у него за спиной.

В вое и яростных порывах поднявшегося вслед за тем ветра перепуганный Крылатый бросился было вперед, потом резко пошел вниз и рухнул на землю. Роканнон выскочил из седла и бросился рядом с ним, закрыв голову руками. Но от одного он не мог защитить себя – нет, не от этого света, а от тьмы, что ослепила вдруг его душу, принеся ему единовременное ощущение гибели тысяч людей. Смерть, смерть, смерть – всюду смерть, и все это сразу же болью отдалось в его собственном теле и душе. А потом настала тишина.

Роканнон поднял голову и прислушался. И услышал ее, эту тишину.