Читать книгу Визгины и другие - В. П. Визгин - Страница 3

Наша бабушка (Агриппина Степановна, бабушка Груня) окончила частную гимназию в Казани. Вскоре после ее окончания вышла замуж за Михаила

Сергеевича Федорова, работавшего на мельнице Оконишникова бухгалтером.

Михаил Сергеевич Федоров, наш дед, родился в 1880 г Он происходил из старообрядческой семьи, жившей в селе Имбулатово (или Ямбулатово, как пишет тетя Кава) Симбирской губернии. Семья занималась земледелием. О прадеде по линии отца матери мне ничего не известно. Знаю только, что у него было три сына – Петр, Михаил и Василий, а также дочь Анна. Младший брат Василий был на фронте во время Первой мировой войны. Вернулся домой с ампутированной ногой. И вскоре умер.

Где учился Михаил Сергеевич – неизвестно. Он перебрался в Казань к своему старшему брату Петру Сергеевичу. Петр Сергеевич первым уехал из родного Имбулатова в Казань. Видимо, и в данном случае его туда притянула возможность получить достойное место на мельнице Ивана Оконишникова. Он поступил к нему на службу, но сам жил при этом в Казани, где имел свой дом, двухэтажный с полуподвалом, на улице Первая Гора. Работал у Оконишникова заготовителем зерна и сбывал произведенную на мельнице муку[2]. Жил богато, в полном достатке. О его жене у меня сведений нет. У него в семье было четыре дочери – Ольга, Екатерина, Валентина и Матрена (Мотя). Последние три жили в Казани, а Ольга Петровна, тетя Оля, как мы ее звали (родилась в 1904 г.), работала в Москве в коллекторе библиотеки Академии наук и была частым и добрым гостем у нас в семье. Жила она одиноко. У нее была комната на улице Чайковского, а потом – на улице Кравченко. Я ее хорошо помню – несколько рябоватое лицо (рябинки, видимо от пережитой оспы, отмечали лицо и нашего деда, Михаила Сергеевича Федорова), немного полноватая, очень добрые и милые глаза и улыбка. Она жила и работала в мире книг и снабжала нас книжными новинками тогда, когда книги нелегко было доставать – страна в то время читала запоем. Запомнились подаренные ею полные серии научной фантастики, приключенческая литература и т. п. Жаль только, что это богатство пришло к нам слишком поздно – мы уже тогда стали взрослыми, чтение давно выбирали себе сами и такую литературу практически больше не читали. Мама очень любила свою двоюродную сестру Олю. Была она болезненной и рано умерла. Скончалась 23 июня 1971 г. От нее к нам перешли часть ее книг и большой книжный шкаф из настоящего дерева, который и теперь с нами и по-прежнему полон книг. Ее сестры, которые жили в Казани, тоже уже давно умерли. Мы никого больше не знаем из семьи нашего деда Михаила Сергеевича Федорова. Можно сказать, что волею судьбы с Бирюковыми мы сблизились гораздо теснее, чем с Федоровыми, и до сего дня я звоню Юрию Александровичу Бирюкову, двоюродному брату мамы, живущему в Москве и бывавшему не раз у нас в доме, включая и относительно недавние годы, когда приезжала сестра из Румынии. А вот Федоровы остались от нас достаточно далекими. Так уж сложилась жизнь.

Михаил Сергеевич Федоров, как уже было сказано, приехал из родной симбирской деревни в Казань к старшему брату Петру. Брат помог ему устроиться на мельнице в Печищах. Сначала он работал там простым рабочим. Когда же в 1908 г женился на Агриппине Степановне Бирюковой (она тогда недавно окончила гимназию, ей было 19 лет), то работал уже счетоводом, а потом дослужился и до бухгалтера. Ему была предоставлена хорошая квартира в каменном доме на территории мельницы. Квартира находилась на третьем этаже.

Истово верующий христианин-старовер, страстный рыбак и охотник, тонко чувствующий природу, – таким был наш дедушка. У нас сохранилась одна старая фотография, сделанная на охоте. Снимок этот недостаточно четкий. Но в глубине кадра видна большая река, и на берегу стоит охотник с характерной бородой. Мы с сестрой считаем, что на этой фотографии изображен наш дед. Любитель дикой природы, заботливый отец семейства и в то же время ответственно, неукоснительно четко исполняющий свои профессиональные обязанности служащий, Михаил Сергеевич Федоров олицетворял культуру и ментальность волжских старообрядцев. Видимо, многое от него передалось нашей маме, а от нее и нам: семейственность, внимание к деталям, «мелочам» (бухгалтер!), нелюбовь к «чужим», подозрительность и, быть может, чрезмерная осторожность в общении с ними – не-домашними. Ведь в православной среде староверы были замкнутой кастой:

Эту дразнилку, обращенную и к ней самой, и к ее родным, мама запомнила навсегда. Ее семью как старообрядческую отделяла от основной массы населения

России духовная грань, исторически давно сложившаяся. Старая вера поскольку была гонимой, постольку была и более строгой, более педантичной, даже «фанатичной». Правда, строгость старообрядческого уклада жизни смягчалась нашей бабушкой, происходившей из православной семьи, хотя по взглядам своим она была достаточно свободомыслящей. Ведь уже ее отец был толстовец и брат Сергей – тоже. Но сам Михаил Сергеевич Федоров неукоснительно каждое воскресенье ездил на своей лодке в Казань в старообрядческую церковь на службу. Брал ли он туда своих детей? Кажется, нет. Мама об этом не вспоминала. Но рассказывала, как он ранехонько, затемно вставал и не спеша, основательно собирался в свою церковь за Волгой. Живой интерес и симпатию к старообрядцам мама сохранила на всю жизнь. Помню, как зачитывалась она книгами Мельникова-Печерского. Потом и я с наслаждением погрузился в эту поэтически преломленную писателем стихию старой волжской жизни как во что-то очень далекое, но в то же время такое изнутри родное и близкое.

Однажды в 1915 г. вся семья Федоровых поехала в Казань фотографироваться. Возможно, это было в художественном фотоателье «Рембрандта», что находилось на Воскресенской улице. Именно в этом фотоателье на модном в начале ХХ в. альпийском горном фоне снималась наша прабабушка Мария Родионовна. От той поездки Федоровых в фотографическую мастерскую сохранился снимок. Альпийский фон здесь отсутствует. Семейство Федоровых запечатлено в обычном интерьере – гардины и окно справа, стена с овалом картины в раме слева. Отец семейства сидит у окна на стуле. Мать, как и положено матери, стоит над своими детьми – старшей Катей и младшей Клавой, рядом с которыми на игрушечной лошадке сидит совсем еще юный Сережа – тогда их единственный брат. Сестры Тони нет – еще не родилась. Но, кажется, бабушка уже носит ее «в животике». Так что – полный аншлаг, все в сборе (кроме самого младшего Пети, который родится в 1917 г.). Это еще счастливые годы – семья растет в достатке и в заботе родителей о детях. Дети ухожены, в красивых однотипных костюмчиках с отложными воротничками одного тона у всех. У маленького Сережи – новенькие кожаные ботиночки, короткие штанишки и темные чулочки. Михаил Сергеевич – в хорошей пиджачной тройке с галстуком. Аккуратная бородка клином и усы. Темно-русые, может быть, даже рыжеватые с легкими сединками волосы зачесаны назад. Агриппина Степановна стоит в белой нарядной блузке и длинной темной юбке. Прическа несколько приподнятая. Волосы отведены назад.

Мне хочется сравнить, глядя на эту фотографию, выражение лиц бабушки (урожденной Бирюковой) и дедушки (из старообрядческой семьи Федоровых). Бабушка спокойна, никакого напряжения в ней не чувствуется. А вот у Михаила Сергеевича руки сжаты в кулаки и во взгляде ощущается и большая собранность, и какое-то напряжение. Может быть, в этом и состоит различие между православными и старообрядцами? Спокойствие большинства, определяющего духовное лицо империи, и беспокойство гонимого меньшинства, вынужденного выживать в чуждой им среде («староверы – колдуны!»).

Итак, бабушка – с гимназическим образованием, дедушка – главный бухгалтер на передовой мельнице, известной не только по всему Поволжью, но и за границей. Семья может хорошо воспитывать детей, жить в достатке и правильном порядке. Это время осталось в памяти старшей дочери светлым, необыкновенно разнообразным и счастливым. Навыки к рукоделию, вышивкам, к уходу за цветами и домашними животными, а главное, привычка заботиться о младших – все это вошло в характер мамы с дореволюционного детства. Любовь к сказкам, книгам – все оттуда. Хорошая русская речь, поэтическое воображение тоже оттуда. Но потом все резко, жестко обрывается.

Преддверием к катастрофическим временам стала война германская. С нее не вернулся мамин дядя Миша. На фронте был тяжело ранен брат нашего дедушки Василий, который вскоре после этого умер. А потом смерть еще обильнее косила родных и близких. Пришла революция. Паровая мельница Ивана Оконишникова национализируется. Квартиры уплотняются. Надвигаются голод и эпидемии. В 1921 г. тиф уносит нашего дедушку, Михаила Сергеевича Федорова, и семья, оставшись без главного ее кормильца, теряет последний оплот своего благополучия. На Среднее и Нижнее Поволжье обрушивается невероятная засуха и страшный голод. Простое физическое выживание становится главной проблемой. Если до революции в семье, можно сказать, «купались» в выпечках, пирожках, крендельках и сдобах, то теперь мучное изобилие обернулось дырявыми пыльными мешками, которые мать латала при тусклом свете, портя зрение. От этой работы в пыли у нее, видимо, впоследствии и развился гайморит.

В последующие годы бабушка не раз была с нами – помогала маме в воспитании детей и домашнем хозяйстве. Ни в Киеве, ни под Хабаровском на базе Амурской флотилии, где во второй половине 30-х гг. служил папа, ее с нами не было. А вот в Заполярье она приехала – тогда родился я, и мама особенно остро нуждалась в помощи, потому что папа был очень занят на службе. Остаток жизни своей бабушка жила с нами. Умерла она 27 мая 1947 г. в Краскове, под Москвой, где мы жили после войны перед тем, как перебрались в 1948 г в Москву. Похоронена на Красковском кладбище. Сестра говорила, что, когда она с мужем в 2000 г. была в Краскове, могилу ее ей найти не удалось.