Читать книгу Ничего общего. От космических пахарей - Вадим Юрятин, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 4

Воздушные змеи

Антон погиб пять дней назад. 24 декабря Нина, Петр и Васо ехали с похорон. Петр полудремал на заднем сидении автомобиля, когда Нина предложила ему половину папиросы. Она сидела рядом с водительским местом, смотрела на дорогу и протянула руку, не оборачиваясь. Движения ее были осторожны, сигарета крепко зажата между большим и указательным пальцами. Петр взял, затянулся глубоко.

– На фига еще травка? И так джетлаг, – со школьных лет в их компании тучный Васо правил, как ему казалось, бал и при всех обстоятельствах за рулем неизменно сидел сам. – Устала ты после перелета, – Васо подался вперед, выискивая Нинины глаза. – Не плачь.

– Нормально. Выплакала уже, – Нина провела ладонями по скулам – «разогнать кровь и успокоить глаза».

Они дружили с детства, со школы. Правильный Петр, громоздкий Васо, живчик Антон и любвеобильная Нина. Дружба казалась настоящей, без всяких, как бывает, человеческих проявлений двух противоположных начал. Был еще Миша, Нинин будущий муж. Он вошел в их компанию позже, им было уже по семнадцать. Миша с первых же дней знакомства назвал Васо Василисом и сдружился с ним крепче всех остальных.

– Миша говнюк, конечно же, – подытожил Васо.

– Василис, не планировал он сюда на Рождество, – Нина отвернула голову к окну. – А потом… эта нелепость. Миша не смог сорваться с работы. В последнюю минуту. Сложно в Штатах, ты знаешь же.

– Петька вот смог.

Кроме Васо, все уже давно разъехались. Большой Васо никуда не уезжал из родного города, много пил и работал тоже много – когда не пил. В конце декабря Антон неизменно приезжал из Швейцарии сам и старался собрать по возможности всех разлетевшихся. Пять дней назад вернулся. И нелепость произошла.

– Не могу поверить. Самый жизнелюбивый из нас… – голос дрогнул. Опустила окно. Город приволок гудки автомобилей. Из проезжающей машины обдала музыка – «сколько же здесь попсы, во всем».

– Все еще кашляю. Все, блин, как раньше, – Петр закашлял неестественно громко – он боялся женских слез и эмоций в целом.

– Все как раньше. Без Антона только, – Васо проглотил все буквы «о». – Нина, а поехали на твою дачу? Запасные ключи все там же, у соседей, правильно? Там и напьемся. Не хочу никого видеть.

– Гениально это, – прозвучало без особого энтузиазма. – Сколько мы там уже не были? – Нина обернулась, улыбнулась Петру: – Перестань уже, задохнешься. Поехали, да? Вечером обратно в город.

Снег монотонно валил. Петр отвечал на бесконечные телефонные звонки коллег. Васо бурчал: «24 декабря короткий день, нет? Или немцам по фиг?», боролся с ослепляющим глаза заходящим солнцем, тихо ругался, что забыл очки, и много курил. А Нина уснула под знакомое с детства постоянное недовольство большого Васо. Открыла глаза – уже подъезжали к даче.

– Алебастровые горы. С желтизной, – Нина прищурилась на кипенный горный хребет. «Монумент, а не горы», – каждый раз подчеркивал Миша. И даже в ту первую их ночь – в самой незрелой юности, на самом удобном в мире диване – он вспомнил горы.

– Вот сегодня попрошу без алебастровых. Даже гор. Тем более блондинок, – Васо, тяжело дыша, парковался задним ходом. – Сегодня напьемся без твоих соплей по мужу Мишке и его былой любви на стороне к алебастровым. Усекла?

Нина ловко спрыгнула с высокого порога внедорожника – никаких пятидесяти лет.

– Окей. Но если Петр вспомнит все наши истории, будет весело, – Нина захлопнула за собой дверцу.

– Даже не думай, – Васо придержал Петра. – Не все истории, Петя. Я сказал, ты понял. Это в Германии своей ты шеф. Здесь я вас всех по-прежнему строю.

– Вах ме! Большой Васо дрейфит, с чего бы?

Петр бродил по дому в поисках стабильной сотовой связи – голос его звучал из самых неожиданных углов. Нина долго курила у окна в гостиной, выдыхая дым прямо на стекло. Густая белая струя расползалась в кружевной овал на долю секунд и оставляла поцелуй-испарину на стекле. За такие «целованные» стекла ее ругали мама, бабушка, а потом еще и Миша.

– Ну же, так и буду пить в одиночестве? – и Нина, и Петр точно знали, Васо обратился к каждому из них.

Нина посмотрела в его сторону. На пыльном столике выделялись темные следы от бутылок. Пустая бутылка виски, и еще одна – полупустая. И непочатая водки. Васо добивал очередной бокал виски, сидя на краю дивана. Диван, задетый временем серыми островками на изначальном горчичном, был полноценной частью этого дома. Огромный, он всегда стоял в центре гостиной, на нем всегда лежали книги и альбомы. Теперь на нем сидел Васо, не особо жалующий книги. И Васо было неудобно. Он ерзал, расставлял широко ноги – дать пространство животу, съезжал на край или, наоборот, вваливался глубже. Диван его явно не принимал. «А Мишу, помнится, сразу».

– На похоронах сына отсутствовать. Как тетя Аня смогла… Я понимаю, верующая она, но все же… – Нина перевела взгляд обратно на окно. – Антон любил жену. Я это знаю сейчас. Все эти его похождения на стороне. Это все ни о чем. Я тоже не понимала, зачем он на ней женился, этой никакой прыщавой. Когда вокруг… все за него цеплялись. Всю жизнь, – Нина хотела прикурить, но передумала. – Но недавно я поняла. Их отношения с женой, эти постоянные перебранки, они гармоничны были для них. Понимаете? Это – их масштаб и пространство. Куда мы лезли? Двадцать лет. Как же не пара?

– Не пара. Это факт, – включился Петр, выходя из глубины комнаты.

– И тетя Аня… Тоже не должна была, – прикурила-таки. – Отсюда и срыв в Швейцарию.

– Швейцария это не наказание, – Петр подошел к Нине, заправил ей за ухо упавшие на лицо волосы. Поцеловал в лоб. – Рыба ты наша.

Нина отстранила Петра слишком поспешно, будто ждала его приближения.

– Я должна как-нибудь выбить из тети Ани согласие впустить меня к ней.

– Пронесло, – улыбка каждый раз делала Васо на несколько лет младше своего возраста, – хорошо, что плач не об алебастровом горе.

– Васо нализался.

– Васо хоть по врачам тетю Аню возил. Я ни разу ей даже не позвонила. И с Антоном тему его отношений с мамой не поднимала. Мол, жена твоя – не наш человек. А мать, мать – да. А сейчас его нет. Назло матери. И нам.

– Ты глупости не говори. Назло матери… – Васо наконец отлипнул от неудобного дивана и пересел в кресло. – Причем тут мать?

– Ну хорошо, не из-за матери, конечно. Но ему было тревожно, может, больно… – Нина поспешно подошла к освобожденному дивану. – Не может, а точно. – Влезла с ногами и устроилась удобно. – А мы чем помогли? «И что такое наша дружба? – подумала Нина, выпуская дым сигареты. – Только времяпровождение и пересказ историй прежних лет».

– Любил Антон свою жену или нет, это не наше дело, – Васо кивком подтвердил самому себе правильность своих слов. – Я ее не любил. Вы тоже.

– Гениальный, наш самый-самый Антон женился на никакой ней. А мы все вокруг такие тоже полугениальные. Как минимум. Снобами как и были, так и… – Нина была благодарна Америке, которая ей помогла, как она думала, разобраться в главных ценностях, – так и остались. Антона это мучило.

– Мучило или нет, не знаю, – Петр примерял перед старым пыльным трюмо найденные здесь же солнечные очки, – но примирить его с матерью стоило, согласен.

– Хорош совать нос в чужую жизнь. Мы тут поскромнее вас, получается. Не лезем с советами.

– Василис, рыба моя, ведь врешь, – Нина затушила сигарету в пачке. – Ко мне ты лез, то есть рядом был. Звонил все время дохлой мне. И Петя старался как мог, когда не на конференциях. Антон само собой. Всегда рядом. Перманентный проксимальный фейерверк. Для всех и всегда.

– Воздушные змеи, – произнес осторожно Петр. – Четыре змея в небе. Помните? Потом добавил и пятого, для Миши. И мы этим жили. Набирали энергию.

– Вампиры мы, получается. Всего высосали. Гадко как-то. Я должна позвонить тете Ане.

– Я звонил вчера. Не хочет нас видеть. Никого. Кроме Василиса.

Васо долил виски в свой бокал, быстро его опустошил.

– Миша плачет все время, – Нина сбилась на полуслове. – Как, говорит, без Антона дальше жить.

– А приехать не смог. Говнюк, – Васо налил еще виски.

Петр перевел взгляд на Нину. Она помотала головой.

– Ой, да пусть нажрется, раз ему надо! Взрослый уже. Я-то причем?

– Ты у нас, Нин, везде и во всем. Только вот потрахаться ни у кого из нас с тобой не получилось. Пришел Миша и взял тебя. Цепью огородил. И из страны вывез в срочном порядке.

– Кому она нужна была! Рыба моя, не обижайся, – Васо попытался положить ногу на ногу, но мешал живот, – я тебя люблю. Друг. Ты есть друг. Бесполый.

– Я себя виню. Это не от водки. Я виню себя, что…

– Бабские какие-то разговоры пошли.

– Это по твоей части, Василис, – Петр чеканил слова. – Бегал к Мише, советовал. Не пара она тебе, не пара.

– Кто не пара? – удивилась Нина.

– Ты. Мише. Мучила его семь лет. Вот Василис и посчитал своим долгом вмешаться и объяснить, что ты с ним поступаешь подло.

– Это когда?

– И что нового ты сейчас сказал, Петька? – Васо умел поставить голос, сейчас голос его играл в безразличие.

– Еще скажу. Нина, и тогда. И после. И недавно.

– Ну тогда, да. Я с тремя вместе встречалась. Параллельно. По молодости. А после и недавно – это что? В чем подлость-то моя?

– Ты не поняла. «И тогда, и после, и недавно» – это Василис советовал Мише. От тебя избавиться. Вот Мишу и потянуло, наконец, на алебастровых.

– Хуйню несешь, – в голосе Васо звучало сожаление.

– Ага, – улыбнулась, – Миша только и делает, что слушает Василиса по жизни. Прям.

– Значит, совпадение, – удивился Петр своей болтливости.

– Значит, ты, Петр, говнюк и сплетник, – сказал Васо.

– Ссоритесь. Блин. Серьезные дяди. Друзья детства. Оплакивают друга.

– Будешь ведь? – Петр налил Нине водку. – Чего-то я… Извини, если что не так. Травка, может, подействовала.

– Нин, а хочешь правду? – Васо встал с кресла, оставив за собой глубокую вмятину, подтянул брюки. – Да, я твердил Мише. Всю жизнь. Не любишь ты его. Так думаю. И что? Вы с Мишей вместе тридцать лет. И Антону, на хуй, надо было жить не с этой женой.

– Ведь я не позвоню тете Ане, – Нина, казалось, не слышала Васо. – То есть позвоню, она откажется от встречи, и я ничего больше не сделаю.

– И вот что из всего этого вышло, – Васо поморщился. – Он сделал это. На паркинге.

– Антона нет. И получается, держаться больше не за что. Надо ехать, – решил Петр.

– Травка еще есть? – Нина после паузы.

– Оставил на столе, – Васо проглотил все гласные.

– Ага. И Антон письма на столе жене оставил. И матери.

– Не за что, – недовольно пробурчал Васо.

– Держаться не за что. Ты прав, – Нина закрыла глаза.

– По домам? – предложил Петр.

– Я остаюсь. Утром вызову такси. Мне так удобнее, – вжалась в диван.

– Я, как Миша, не знаю, как без Антона жить… – Васо стоял посреди гостиной и походил на обиженного ребенка.

– Пошли уже, – велел Петр. – Прощай, – кивок Нине.

Нина лежала на диване. Ей было уютно. И было это важнее всего. Одиночество радовало. И знала, завтра утром обведет глазами декабрьское небо и увидит двух упущенных воздушных змеев. «И сколько их в небе? Два, три или все четыре?» – была мысль, уже перед тем как уснуть.