Читать книгу Время подонков: хроника луганской перестройки - Валерий Борисов - Страница 13

Семерчук сидел у себя в кабинете и беседовал с пришедшим к нему за советом, а точнее за помощью, доцентом из педагогического института Баранским. Это был невысокого роста, полный мужчина, лет пятидесяти. Его круглое смуглое, почти без морщин лицо, казалось накачанным мячом, а из-под припухших век поблескивали узкие щелочки глаз. Когда-то черные, а сейчас с проседью волосы придавали ему интеллигентный вид порядочного человека. А картавил он так, что любой житель Ближнего Востока мог позавидовать ему. Но он всю жизнь прожил на другом Востоке – Дальнем и даже успел поработать одно время в одной из братских азиатских стран. А привело его в обком личное дело, но прямо касающееся вопроса укрепления сплоченности партии. Романа он учил в институте основам марксистской философии и сейчас надеялся на поддержку своего бывшего студента.

Баранский уже изложил суть своего положения. Оно, вкратце, сводилось к следующему. Он уже десять лет был заведующим кафедрой марксистско-ленинской философии – два срока по пять лет. Так как он не защитил докторскую диссертацию, то согласно положению о заведовании, его освободили от этой должности и перевели работать простым доцентом. А он пишет докторскую диссертацию о философских взглядах великого анархиста Кропоткина уже пятнадцать лет и не успел ее закончить.

– Понимаешь, Роман. – Мило шепелявил Баранский, обращаясь к бывшему своему студенту на «ты». – Кропоткин такая неординарная личность, что его не изучишь и за всю жизнь. Но я стараюсь добить диссертацию и представить в скором времени ее на защиту.

Роман знал такую категорию доцентов, пишущих докторские диссертации всю свою жизнь, а точнее до смерти. Вернее, они ее не писали, но делали вид, что пишут. А за этот вид научной работы они пользовались творческими отпусками, различного рода повышением квалификации и прочими научными благами, позволяющими им занимать хорошую должность. И таких потенциальных докторов в стране было много – наверное, каждый третий из четырех таким образом двигал науку вперед, вернее расширял ее, но защищался, тоже, наверное, каждый двадцатый, а может и реже того. Баранский был типично таким ученым, извлекающий из призрачного научного тумана конкретные выгоды. Роман знал об этом, но не мог прямо сказать об этом своему бывшему педагогу. Тем более, Баранский просил о большем. Роман участливо спросил его:

– А много еще работы над вашей диссертацией?

Баранский тяжело вздохнул:

– Много. Кропоткин многогранен, и я просто тону в его материале. Монография получается большая по объему, а такую книгу никто не издаст. Сокращать жалко… – Он снова тяжело вздохнул, показывая этим, как тяжело быть ученым и перешел к главному, зачем он пришел к своему бывшему студенту. – Понимаешь, Роман. – Он сощурил свои узкие глаза до ниточки. – Мне пришлось оставить пост заведующего кафедрой по этой самой причине… – Он запнулся и через силу дальше произнес. – Ну, что нет докторской… – Признался Баранский. – Вроде бы мог жить спокойно, как доцент, без всяких волнений. – Он вздохнул еще тяжелее. – Но не могу так…

Баранский сокрушенно прикрыл ладонью глаза, показывая этим жестом, как ему тяжела спокойная жизнь. И Роман решил поддержать своего бывшего преподавателя.

– Да. Все знают вашу политическую активность, Юрий Михайлович…

Баранский встрепенулся.

– Правильно ты сказал о политической активности. Но я бы сказал еще и о политической зрелости – не могу оставаться в стороне, как простой коммунист, хочется воплощать идеи партии о перестройке общества в жизнь… – Он снова глубоко вздохнул и сказал самое главное – точнее попросил. – Роман Богданович… – Обратился он официально к своему бывшему ученику. – Как вы в обкоме знаете, у нас в пединституте освободилось место секретаря парткома. Впервые объявлены выборы парторга, на альтернативной основе. Я бы хотел, чтобы мою кандидатуру поддержал обком партии… – Осторожно закончил он.

Роман, собственно говоря, предполагал, зачем пришел к нему Баранский. Все, знавшие его, знали, что он не может жить без руководящей должности. Вот и сейчас он пришел в обком не только к нему, но и к другим прозондировать мнения о себе, заручиться поддержкой.

– Насколько я знаю, никто в обкоме партии не будет против вас. Я поговорю в отделе науки обкома, чтобы…

– Не надо. – Перебил его Баранский. – Я уже там был. Мне просто хотелось знать твое мнение по этому вопросу.

– Я не против, Юрий Михайлович, и вы всегда можете надеяться на меня…

Приоткрыв дверь, заглянул в кабинет к шефу Попов. Увидев, что у Семерчука находится посетитель, он начал прикрывать дверь, но тот махнул рукой – заходи. Роману хотелось побыстрей отделаться от Баранского и Попов бы косвенно помог ему в этом и он продолжал говорить:

– …если понадобится моя помощь, я вам никогда не откажу.

Баранский стал приподниматься со стула, собираясь уходить. Попов сел рядом и, молча, прислушивался к разговору.

– Спасибо, Роман Богданович. Я уверен был в хорошем отношении вас к нам. – При свидетеле он говорил Роману на «вы».