Читать книгу Приговоренный - Валерий Еремеев - Страница 5

В детстве, лет с шести-семи, Юлию часто снился один и тот же кошмар. Будто бы он, совсем маленький, бежит по невысокому мосту без перил. Рядом бегут другие люди и что-то кричат. Слов разобрать невозможно, но он знает – люди кричат от страха. Ему тоже страшно, он тоже орет что-то неразборчивое, и его голос сливается с голосами бегущих. На пути лежит безголовое тело – из артерий хлещет кровь, пальцы скребут по земле. На тело никто не обращает внимания, никто не пытается помочь. Юлий перепрыгивает через него, как перепрыгивают через кочку или бревно, и бежит дальше. Черный густой дым поднимается к верхушкам деревьев. Это горит автобус. Его толкают в спину, и после жалких попыток сохранить равновесие он падает в реку. Подхваченное течением хрупкое тельце несется прочь от бегущих людей, чьи голоса вдруг становятся едва слышимыми. Холодная вода обжигает кожу, ноги сводит судорога. В тот самый миг, когда его голова уже готова скрыться под водой, чьи-то сильные руки вырывают его на поверхность навстречу яркому свету. Он снова бежит, холодно, мокрая одежда липнет к телу. Но он уже не один. Рядом с ним бежит еще кто-то. Этот кто-то держит Юлия за руку, а по его ногам с другой стороны бьется чемодан с наклейкой, с которой Юлию игриво подмигивает какая-то баба с потрескавшимся лицом. На этом месте Юлий обычно просыпался. Сон был таким насыщенным, а испытанные переживания такими нереально правдоподобными, что Юлий еще долго лежал, прислушиваясь к биению собственного сердца, то содрогаясь от приснившегося кошмара, то радуясь, что это было всего лишь сновидение.

Юлий никогда не рассказывал про сон отцу, справедливо полагая, что его тут же потащат по врачам. Врачей он не любил почище ночных кошмаров. В конце концов привык к сну настолько, что даже стал думать о нем не как о кошмаре, а просто как о своем, принадлежащим только ему, сне.

Еще ему часто виделся лес. Просто лес. Снилось, как шумят под ветром ветки громадных деревьев, как трещат под ногами сучья. Он ощущал даже лесные запахи – травы, листьев, сырости и мха.

О «своем» сне он рассказал постороннему человеку, только став взрослым. Когда Юлий еще числился в ОБЭП, ему поручили проверить факты, изложенные в заявлении против некой Ольги Викторовны Басенко, занимающейся частной практикой то ли психотерапевта, то ли психоаналитика, этого для себя он так до конца и не уяснил, как не уловил и разницы между этими двумя понятиями. Заявитель утверждал, что лечился у Басенко от алкоголизма, отдал немерено денег, а пить так и не завязал, и все потому, что эта дама на самом деле никакая не психоаналитик, а мошенница, обманывающая доверчивых пациентов, что и диплом у нее поддельный, и что она ссуду взяла в кредитном обществе под липовые документы, и что зарплату своим двум ассистентам выдает, что называется, «в конверте», без соответствующих отчислений в бюджет.

Ольга Викторовна оказалась приятной особой, высокой и стройной, с очень хорошими манерами. Короткие, выкрашенные в огненно-рыжий цвет волосы и умные, слегка раскосые глаза делали ее похожей на лисичку, хитрющую, но очень обаятельную. Она была старше Юлия на пять лет, но все равно ему сразу понравилась. Не последнюю роль в этом сыграло недополученное в детстве материнское внимание, отчего Юлия тянуло к женщинам чуть постарше.

Как бы там ни было, но заявление обиженного на Ольгу Викторовну пациента он отработал тяп-ляп, ничего противозаконного в деятельности психоаналитика не установил. Тогда-то, во время их последней, как полагала Ольга Викторовна, беседы, Юлий и рассказал ей о своем сне.

Басенко слушала очень внимательно, поигрывая массивным серебряным брелоком, формами и размерами напоминающим спичечный коробок, на одной стороне которого был изображен полнощекий ребенок с луком и крыльями за спиной, на другой – скелет, как Юлий позже узнал, Эрос и Танатос – символы современной психотерапии.

– Интересно, – сказала она. – И когда впервые это с вами произошло?

– Мне кажется, этот сон я вижу, сколько себя помню. Лет с шести.

Когда Басенко выразила удивление, заметив, что обычно люди помнят себя с гораздо более раннего возраста, Юлий ответил, что в детстве ему случалось терять память, после того как, попав с отцом в небольшую аварию, он сильно ударился головой.

Ольга Викторовна прочла целую лекцию, бóльшая часть которой осталась для Юлия непонятной. Единственное, что он смог уяснить, – это то, что причины подобных снов продолжают оставаться неясными, тем более если им предшествовали ушибы головы и ретроградная амнезия.

– Как бы там ни было, сны никогда не изнуряют человеческую душу. Сны – это вечная молодость, несчастны те люди, которые не видят снов, – закончила она, как Юлий подозревал, цитатой из классика от психологии, после добавила, на этот раз от себя: – Не тревожьтесь. Все у вас хорошо.

– Да я и не тревожусь. Я знаю, что все хорошо.

– Что ж вы мне тогда голову морочите?

– Не хочу расставаться. Что вы делаете сегодня вечером?

После этих слов она в первый раз посмотрела на Юлия как на мужчину, а не как на сотрудника внутренних органов. Результат оценки оказался в его пользу.

– Не знаю, – улыбнулась она. – Но вы, я вижу, человек сообразительный. Что-нибудь придумаю, с вашей помощью.

Отношения, которые установились между ними, с полным на то основанием можно было бы назвать странными, но они устраивали обоих. Юлий и Ольга периодически встречались, могли даже жить попеременно друг у друга по нескольку дней, чтобы потом надолго потерять друг друга из виду. Прошлым летом они провели две неплохие недели в Греции, и окружающие считали их супружеской парой во время медового месяца. А вернувшись довольными и загоревшими, разъехались по домам и потом в течение трех месяцев не то что не виделись, а даже не разговаривали друг с другом по телефону. Юлий догадывался, что у Ольги есть и другие мужчины, но не испытывал по этому поводу никаких комплексов. Потому что знал: возникни у него потребность увидеть Ольгу – стоит только позвонить, и она, бросив все дела, примчится к нему.

Именно такая потребность возникла после того, как Юлий оставил на столе начальника отдела по выявлению организованных преступных группировок Руслана Петровича Сыча рапорт об увольнении и милицейское удостоверение.

Потягивая коктейль «Превед, медвед» – жуткую огненную смесь черного рома, абсента, коньяка и самбуки, – Юлий рассказал подруге о происшествии возле «Малыша и Карлсона» и о том, что последовало потом. Как всегда, она слушала его очень внимательно и полностью одобрила его поступок:

– Достойно. Мало кто отважится в наши дни пойти наперекор начальству. Да еще такому, как этот ваш Лапов. Правильно сделал, что на все забил. Не твое это. Я все собиралась тебе об этом сказать, но боялась, что ты неправильно меня поймешь. Не торопись, еще успеешь найти свое место в социуме.

Юлий отодвинул недопитый бокал:

– Какое колючее слово. Социум. Как в большом муравейнике. Не хочу колготиться в этом гребаном социуме. Хочу быть сам по себе. А еще я хочу тебя. Прямо сейчас. Поехали быстрее ко мне.

Ольга томно улыбнулась:

– Все, что пожелаешь, мой герой.

В эту ночь Юлию приснился сон. Совершенно новый, однако по яркости и насыщенности ничуть не уступающий сну, в котором он тонул в реке. Ему приснился полковник Лапов. Не такой, каким Юлий видел его в реальной жизни – в тщательно подогнанном мундире, когда спешил на коллегию к начальству, или в кожаном пиджаке, как во время их последней встречи. Во сне начальник словно сошел с портрета в кабинете: Лапов-охотник или Лапов-рыбак. В камуфляжного цвета ватнике, он, дымя сигаретой, копался в багажнике темного джипа, то ли доставал оттуда какие-то снасти, то ли наоборот – упаковывал. Это не было просто картинкой, наблюдаемой со стороны. Юлий тоже являлся действующим лицом сна. Невидимый, он находился позади теперь уже бывшего шефа и терпеливо ждал, пока тот обратит на него внимание. Лапов закрыл багажник, повернулся, заметил, что кто-то стоит за спиной, и махнул рукой с сигаретой, зажженный кончик которой воткнулся в тыльную сторону ладони Юлия. Боли он не почувствовал, сон ведь. Лапов, грозно нахмурившись, занес для удара руку. Юлий пригнулся. Кулак полковника, тяжелый как кувалда, просвистел над головой. Дальнейшие потуги ударить бывшего подчиненного не увенчались успехом. Полковник то выбрасывал прямые удары, то пытался достать его боковыми, но Юлий оставался невредимым. Даже когда в ход пошли ноги, обутые в ботинки с толстой рифленой подошвой, он без труда уклонялся от них. Вот бы ему так уметь в реальной жизни!

Вдруг в руке у Лапова появился большой слегка загнутый нож с широким лезвием. С глухим сопением он снова ринулся в атаку, а Юлий снова увернулся, потому что во сне его тело было чрезвычайно легким и проворным. Теперь и у него в руке появилось оружие – толстая, похожая на обрезок арматуры, железка. Лапов сделал еще один выпад, Юлий отбил нож и, в первый раз перейдя в контратаку, стукнул Лапова железкой по запястью. Полковник взревел, кость треснула, рука безвольно повисла, нож пропал в темноте. «Помоги…» – попытался выговорить Лапов, но Юлий, ловко поднырнув ему под левую руку, оказался сзади и со всего размаха треснул полковника арматурой по затылку.

Крик Лапова, еще не успев родиться, превратился в стон. Он упал на четвереньки. Юлий же принялся методично наносить ему сильные удары ногой по корпусу. Когда тело перестало дергаться, он взял арматурину в обе руки и с силой ударил противника по голове. Швырнул железку в сторону какого-то строения, похожего на огромную собачью будку, – последнее, что ему хорошо запомнилось.

Проснулся Юлий оттого, что кто-то сильно тряс его за плечо. Сел на кровати. Включил ночник. Осмотрелся. Рядом была Ольга.

– Ты брыкался под одеялом, – сонно произнесла она. – И кричал что-то.

– Извини, потревожил.

– Пустое. Опять в реке тонул?

– Если бы. Я Лапова завалил. Только что.

Она не поняла:

– Завалил? В смысле убил? Как? Когда?

– Да никогда! Во сне я его убил. Понимаешь?

Молча просидев какое-то время на кровати, пытаясь вникнуть в суть сказанного, Ольга встала и прошла в ванную комнату. Когда вернулась, на ее лице блестели капельки воды.

– Рассказывай, – попросила она, привычным жестом беря с прикроватной тумбочки свой любимый брелок.

Юлий рассказал. Все, что ему удалось запомнить.

– Давай рассуждать логически, – зевнув, предложила Ольга.

– Давай.

– Лапов тебе угрожал. Он сделал так, чтобы ты ушел с работы. Да?

– Да.

– Значит, он твой враг? Правильно?

– Ну, в общем правильно.

– Вот и прекрасно. Убить врага во сне всегда считалось признаком удачи и успеха в делах. А если этот враг к тому же твой начальник, то тут и психоаналитиком быть не надо, чтобы все это объяснить. У тебя прекрасная психика. Психика здорового и крепкого самца, который может за себя постоять. И ты еще кричишь, дурашка. Ты радоваться должен.

Юлий вздохнул. Ольге легко было говорить. А у него перед глазами до сих пор стоял призрак бьющегося в агонии начальника «шестерки». Ему казалось, он все еще чувствует, как ломаются под его ударами кости полковника, слышит их треск.

Если бы ему пришлось убивать Лапова в действительности, он никогда бы не допустил такого зверства. Как бы сильно его ни ненавидел. Он бы постарался сделать так, чтобы тот ничего не почувствовал.

– Да ты просто не знаешь, что я с Лаповым сделал, – сказал он. – Да я его… На нем живого места не осталось. И эта кровь. Я даже во сне слышал ее запах. Будто я на самом деле…

– Насколько же ты впечатлительный! Не забывай, что это просто сон. То есть отражение твоей психикой конфликта с начальством и сопряженных с ним переживаний. Во-первых, как выше было сказано: месть шефу за увольнение. Правда, это только первый и самый примитивный уровень твоего сновидения. А на более глубинном, фундаментальном уровне это означает твою психологическую готовность окончательно порвать с бессовестным ментовским прошлым и начать честную жизнь простого гражданина. И запомни, согласно наблюдениям Фрейда проливать во сне чью-то кровь означает, что человеку уже давно пора взять инициативу в свои руки и не оглядываться на всяких там лаповых. Новая жизнь на пороге. Впусти ее. Понял?

– Все. Обязательно впущу, обещаю.

Часы показывали четыре. Они легли снова, но долго поспать не удалось. Около шести утра в дверь сначала позвонили, а после стали громко стучать.

Юлий прошел в прихожую, глянул в глазок. Вопреки оптимистическому прогнозу Ольги, на пороге стояла не новая жизнь, а очень даже старая в лице майора Сыча. Не знай Юлий Руслана Петровича, подумал бы, что Лапов, которому показалось мало просто выжить его с работы, задумал какую-то пакость. Сычу же Юлий верил, поэтому не раздумывая открыл дверь.

– Чем обязан столь неожиданному гостю в такую рань?

– Скажи спасибо своему мобильнику, – ответил майор.

– При чем здесь мой мобильник?

– Как это при чем, если он выключен?

Верно. Юлий специально вырубил телефон, чтобы бывшие коллеги не донимали расспросами и не мешали общаться с подругой. Но Сыч, при всем своем расположении к нему, вряд ли бы заявился в шесть утра только для того, чтобы из первых уст узнать о произошедшем конфликте.

– У тебя пять минут, чтобы умыться и одеться, – сказал Сыч. – У нас с тобой есть срочное дело.

– Я уволился, Руслан Петрович.

– Не поставив меня в известность? На тебя это не похоже.

– В последнее время вас часто не бывает на месте. Мой рапорт лежит у вас на письменном столе со вчерашнего дня. Только не говорите, что вы его не заметили.

Сыч дернул головой. И это движение-паразит выдало, что майор пребывал в состоянии крайней озабоченности. Это был крепкий человек сорока пяти лет, с неправильным, худым лицом и сильным мускулистым телом. Правую сторону лба пересекал длинный шрам – след от удара коньком. В юности Руслан Петрович увлекался хоккеем, вот и заработал. Несколько лет назад, впервые увидев его, Юлий подумал о нем не как о представителе органов, а как о задержанном уголовнике, настолько к его физиономии подошел бы арестантский бушлат. И очень расстроился, узнав, что именно эта «грубая обезьяна», как он мысленно окрестил Руслана Петровича, будет его руководителем по меньшей мере в ближайшие несколько месяцев. Но очень скоро Юлий понял, что его первоначальное впечатление о Сыче было неверным. Для молодого оперативника Сыч стал не просто начальником, а старшим товарищем в прямом смысле этого слова, учителем, которому верят.

Майор протянул Юлию оставленное вместе с рапортом на столе удостоверение.

– Приказа о твоем увольнении еще нет. Твой рапорт я придержал. Так что ты пока еще сотрудник органов и мой подчиненный. У нас убийство.

Меньше всего в тот момент Юлию хотелось одеваться и куда-то идти. Тем более на дело об убийстве. Приснившегося Лапова ему было вполне достаточно. Но послать Сыча куда подальше он никак не мог. Оставалось только ворчать:

– Убийствами пусть убойный отдел УВД занимается. При чем здесь мы? Вечно чужие функции дублируем.

– Из того, что мне сообщили по телефону, там похоже на разбойное ограбление, но может случиться и так, что это как раз по нашей части. Жертва – весьма известный в городе и за его пределами предприниматель Андрей Пасечник. Надеюсь, слышал про такого?

Опираясь на стену, Юлий опустился на корточки. Вот это в самом деле новость. Пожалуй, ради этого стоило встать ни свет ни заря.

– Ничего себе!

– Вижу, слышал, – сказал Сыч, внимательно следивший за его реакцией.

– Еще бы не слышал. С сыночком его недавно познакомился. Думаю, вы уже в курсе. Теперь вот новую работу искать придется. Так что нельзя сказать, что новость про смерть его папаши меня особенно расстраивает. Есть все-таки справедливость на свете, хотя порой она и проявляется в довольно ужасных формах. Как там в Святом Писании? Мне отмщение, и аз воздам.

– Прекрати, – грубо оборвал майор. – Ты не поп и не судья, чтобы решать, что справедливо, а что нет. Не расстроился он. А я вот расстроился. Потому что сам бы с удовольствием сейчас в постели валялся бы. Выходной день все-таки.

– А что же наш уважаемый шеф сам расследованием не руководит? Вас послал? Они ведь с Пасечником кентами были, водой не разольешь.

– О преступлении сообщил дежурный по городу. А Лапов еще с ночи на охоту уехал. С ним пытались связаться, но его телефон вне зоны доступа.

– Вот так. У человека кореша завалили, а он ни сном ни духом. Бегает себе по полям с ружьем. И это при том, что весной охота запрещена. Хотя о чем я говорю!

Сопровождаемый строгим взглядом Сыча, Юлий вернулся в комнату. Собираться.

– Ты разве не уволился? – удивилась Ольга, слышавшая бóльшую часть разговора.

– Небольшой дембельский аккорд. Надо помочь товарищам. Сон-то в руку оказался. С одной лишь разницей, что убили не полковника, а его дружбана. Слушай, а может, ты меня к себе в штат возьмешь, буду твоим пациентам будущее предсказывать?

– Моя практика основывается на научных методах, а не на гадании на кофейной гуще. Все эти вещие сны – чушь собачья.

Из прихожей донесся недовольный окрик Сыча:

– Ну ты там долго чесаться будешь? Машина внизу ждет!

Юлий поцеловал Ольгу:

– Спи. Дверь захлопнешь. Я позвоню.

* * *

Семья Пасечников жила в частном секторе старой части города. Рядом с приоткрытыми темными воротами, такими огромными, что наводили на мысль о воротах в Мордор из «Властелина колец», стояло несколько авто эконом-класса, красная спортивная «хонда», длинный легковой «мерседес» с вмятиной на левом крыле и микроавтобус «Мерседес-Спринтер». «Мерседес» с вмятиной принадлежал заместителю районного прокурора. На «спринтере» обычно разъезжала опергруппа из убойного отдела УВД.

У ворот, изображая оцепление, топтался местный участковый с бледным, похожим на увядшую редьку лицом. Зеваки отсутствовали. Квартал был обжит преуспевшими в борьбе за место под солнцем людьми, которые предпочитали лишний раз не рекламировать свои лица перед представителями органов, а отсиживаться по домам, за высокими оградами, сложенными из гранитных камней, больше похожими на стены феодальных замков.

Миновав участкового, убоповцы прошли к воротам. С Сычом кроме Юлия были еще двое сотрудников: старший оперуполномоченный Николай Богомаз и Давид Качибадзе, самый молодой сотрудник отдела.

Почти посреди двора в десяти метрах от дома в луже крови лежал труп мужчины, возле которого хлопотали два криминалиста.

– Это и есть Пасечник? – недоверчиво произнес Руслан Петрович, покосившись на убитого. – Мне казалось, он старше. Чем это его?

– Это охранник особняка, – недовольно буркнул один из экспертов. – Ему перерезали горло.

– Орудие преступления нашли?

– Да. Охотничий нож. Был рядом с телом. Не топчите тут. Пройдите с той стороны.

Описав дугу, они прошли к дверям дома. Нельзя сказать, чтобы здание выглядело изящно. Двухэтажная кирпичная коробка, построенная, как казалось на первый взгляд, лет пятьдесят назад, но Юлий тем не менее понимал, возраст постройки только кажущийся. Должно быть, Пасечник хотел, чтобы его дом казался давно сложившимся фамильным гнездом, а не богатым архитектурными излишествами новостроем.

На пороге их встретил начальник убойного отдела городского УВД майор Голобобов Виталий Борисович, человек непростой и завистливый. За это Сыч его не любил, но ценил за профессионализм и умение добиваться поставленной цели.

– Ну да, конечно, кто бы сомневался, гвардейцы Лапова пожаловали. Сколько мы не виделись и зачем мы встретились? Ну, теперь мы враз убийц отыщем.

Голос у Голобобова был резкий и громкий.

– Рассказывай, – взял быка за рога Сыч. – Только не ори так. Голова болит.

– Тут не рассказывать, тут показывать надо, – криво улыбнулся Голобобов. – Одного жмурика вы уже, думаю, видели, а теперь прошу.

Тело Андрея Пасечника полулежало в кресле возле классического мраморного камина с кованой решеткой. Одет он был по-домашнему – в штаны от брэндового спортивного костюма, черную футболку навыпуск и черные кожаные шлепанцы. Из изуродованного правого глаза торчала пластиковая ручка слесарного инструмента: отвертки или напильника. Группа Сыча пришла как раз вовремя – закончив внешний осмотр и фотографирование положения тела, эксперт принялся за извлечение орудия убийства.

– Отвертка, – объявил он. – Обычная плоская отвертка. Ее даже специально не затачивали.

– Вы хотите сказать, что убийца не планировал заранее использовать ее как оружие? – спросил Голобобов.

– Поиск ответов на подобные вопросы в мою компетенцию не входит. Пока я могу сказать только то, что удар был нанесен с большой силой, так что еще немного, в голову вошла бы не только рабочая часть инструмента, но и сама ручка. Подойдите и убедитесь сами.

Желающих подойти ближе не нашлось. Голобобов с досадой махнул рукой:

– Верю вам на слово.

Целая гамма чувств переполняла Юлия, когда он смотрел на жертву. Тут была и брезгливость, словно он столкнулся с чем-то очень мерзким. И досада оттого, что он сам не приложил руку к возмездию над виновником смерти отца. И наоборот, облегчение, потому что это случилось без его участия. И безмерная грусть при мысли, что мертвый Пасечник все равно не вернет ему любимого человека. Не в силах смотреть на труп, Юлий прошел в другой конец гостиной, где в больших стеклянных шкафах хранилась коллекция вещей времен Второй мировой войны. В большинстве своем это было оружие: несколько пистолетов разных систем, карабин, противотанковый гранатомет «Панцершрек», два автомата наподобие того, каким был вооружен Пасечник-младший в момент нападения на магазин игрушек, какие-то ножи и кортики, пряжки со свастикой и надписями на немецком «С нами Бог». Но настоящей гордостью коллекции без сомнения являлся стоящий отдельно на полу на треноге пулемет МГ.

– А с каких пор у нас разрешено хранить дома огнестрельное оружие? – сказал он не то самому себе, не то стоявшему тут же незнакомому коллеге из УВД.

– Вдова убитого сказала, что это просто копии. Они не стреляют, – ответили ему.

– Да ну? Меня совсем недавно из такой вот «копии» чуть в дуршлаг не превратили.

Сыч подозвал Юлия к себе:

– Куда ты убежал? Или хочешь, чтобы тебя персонально потом информацией снабжали?

Извинившись, Юлий подошел ближе к Голобобову, который продолжал рассказывать:

– Тревогу подняла старшая дочь Пасечника – Варвара. Она вернулась в четыре часа ночи из ночного клуба. Увидела, что ворота открыты, и принялась звать охранника. Никто, понятное дело, не откликнулся, девушка заподозрила неладное, сама домой заходить побоялась, а сразу позвонила в милицию. Дежурный наряд, приехавший по вызову, обнаружил трупы хозяина дома и охранника. А также тех, кому повезло уцелеть. Супруга покойного и сын были связаны, но живы. Сынка, правда, слегка помяли. Пару зубов выбили, нос расквасили. Он сейчас в больнице, вместе с матерью.

– А дочь? – спросил Сыч.

– Наверху в кабинете. Там с ней следователь и заместитель прокурора.

– Жаль, что сыночка нет. Вот кому бы я с удовольствием в глаза посмотрел, – проворчал Юлий. – Сейчас, небось, присмирел. Его бы в наркодиспансер свозить на экспертизу. А, Руслан Петрович? Я бы не удивился, если бы оказалось, что он, обожравшись «кислоты», сам отца и укокошил. А что, неплохая версия. Вы, кстати, уже установили, как преступник или преступники попали в дом?

Руслан Петрович очень недовольно посмотрел на подчиненного.

– Слышь, умник, вместо того, чтобы языком даром чесать, пройдись по улице. Может быть, найдется кто-нибудь, страдающий от бессонницы, кто слышал, а еще лучше, видел чего-нибудь интересное.

– Бесполезно, – нахмурился Голобобов. – Мои люди уже все облазили. Им просто никто не открывает, а если и открывают, то только сторожа, заявляющие, что хозяев нет дома, а они сами ничего не видели, ничего не слышали. А насчет того, как убийца проник в дом, это он правильно вопрос ставит. Очень похоже, что в дом его просто впустили. Через ворота. Криминалисты обнаружили свежие следы шин во дворе дома. Рисунок протектора не подходит ни одному из находящихся в гараже автомобилей. Вывод?

– Он подъехал к дому на машине, и охранник открыл ему ворота, – ответил Сыч. – То есть убийца был ему хорошо знаком.

– Согласен.

– Кстати, а почему мы говорим об убийце в единственном числе?

– И вдова, и сын покойного видели только одного человека. На нем была черная трикотажная маска. Он вошел в комнату к Пасечнику-младшему, стащил его с кровати, настучал по голове и связал. Потом отправился в спальню и занялся женщиной. Она проснулась окончательно уже с кляпом во рту. С женщиной, кстати, он обошелся относительно деликатно: обездвижил, обеззвучил, но более пальцем не тронул. В отличие от ее сына.

– Значит, убийца въехал во двор на машине, вышел, устранил охранника, вошел в дом и убил хозяина, после чего нейтрализовал остальных домашних. Я правильно понял?

– Как знать, – помотал головой Голобобов. – Охранника он мог убить самым последним.

– Почему ты так решил?

– Во-первых, охранник сам открыл убийце ворота. Во-вторых, в доме полно камер наружного наблюдения, однако записей на них не оказалось. Их уничтожили, стерли, что прямо свидетельствует о том, что у него в доме был сообщник. После того как все было закончено, убийца прикончил и его. Потом уехал, а ворота закрыть было уже некому. Может, для того, чтобы не оставлять в живых единственного свидетеля, а может, потому, что не хотел делиться награбленным.

– Значит, все-таки цель убийства – ограбление.

– Да шут его знает. Взяли только деньги, сумма, правда, очень приличная. Очень. По приблизительным данным, приближается к миллиону зеленых рублей. Плюс часть драгоценностей. Заметьте, часть. Ту, что попроще. Кольца всякие безликие, цепочки. А вот дорогую, старинную брошь редкости и работы необыкновенной оставили.

– То есть преступник брал только заурядные вещи, которые можно быстро реализовать, не рискуя засветиться?

– Верно. Но меня смущает не это. Если преступник пришел только грабить, зачем убивать хозяина? Не похоже, чтобы Пасечник сопротивлялся. Физически убийца – человек сильный и спокойно мог поступить с хозяином так, как поступил с его сыном. Оглушить и связать. Тем более что на нем была маска. С другой стороны, наемные киллеры так тоже себя не ведут.

– Киллеры бывают разные, – покачал головой Сыч.

– Поживем-увидим. Сейчас наверху следователь список вхожих в дом составляет. А также всех, кто его не любил, ненавидел, завидовал или мог завидовать. Как только список будет готов, запускаем людей по адресам. Отдельно проверим всех охранников и сторожей, включая того, кто монтировал камеры наблюдения. Работы хватит. Жаль, что с тобой только трое.

– Скоро еще подтянутся.

Юлий спрашивал себя, окажется ли он в этом составляемом списке. Даже если и так, его это беспокоило мало. Забавляло скорее.

– И все-таки я бы не сбрасывал со счетов его сыночка, – посоветовал он, после чего вышел на улицу, чтобы попытать счастья в доме напротив.

Двери в воротах, стоило ему позвонить, открылись почти сразу, но дальше дело не двинулось. Это был всего лишь сторож, заявивший, что хозяева в отъезде, а без них он никого из посторонних в дом не пропустит.

– У вас ведь установлены камеры наружного наблюдения?

– Ну, допустим.

– Мне нужно просмотреть ночную запись с той камеры, которая снимает дорогу перед воротами. Это очень важно. В доме напротив произошло двойное убийство.

Выразив сожаление, сторож твердо заявил, что записи предоставит только при предъявлении ордера или любого другого официального документа. Попытки Юлия надавить на него вызывали у последнего лишь снисходительную улыбку. Видимо, его хозяин был покруче покойного Пасечника.

Юлий, однако, продолжал настаивать. В самый разгар препирательств за воротами послышался слышал властный, принадлежащий третьему лицу голос:

– Черт бы тебя побрал, Костя, сказал же не открывать никому!

Костя исчез, уступив место высокому человек с усами.

– Вы хозяин? – на всякий случай уточнил Юлий.

– Хозяин уехал. Я начальник охраны. До свидания.

Искорки в глазах усача показались Юлию знакомыми, но он никак не мог вспомнить, где мог видеть этого человека. И только тогда, когда дверь вот должна была захлопнуться, его осенило:

– Геннадий? Че Гевара, вы? Я Юлий… Юлий Тараскин. Помните меня?

Глаза бывшего служащего отца стали круглыми от удивления:

– Мать моя женщина, Юлик!

Двери тут же распахнулись настежь, пропуская Юлия внутрь. Уже через несколько минут он сидел в кабинете Че Гевары и вместе с ним просматривал сделанные ночью записи.

– Есть, – сказал Че Гевара, показывая пальцем на экран монитора, на котором был четко виден остановившийся перед воротами особняка Пасечника темный джип. Ворота почти сразу отворились, и джип въехал на территорию. Время записи соответствовало двум часам пятнадцати минутам ночи. Следующие двадцать минут ничего не происходило, потом ворота открылись снова и джип, газанув, резко вписался в улочку и исчез из поля зрения объектива. Ворота так и остались незапертыми.

Че Гевара по просьбе Юлия прокрутил запись еще несколько раз, но разобрать номер джипа не удалось.

– Шеф распорядился поставить цветные видеокамеры, чтобы не хуже, чем у соседей, – пояснил он. – Спору нет, вещь хорошая, вот только ночью они не так эффективны, как черно-белые. Картинку дают размытую. Надеюсь, ты понимаешь, что не сможешь использовать все это официально?

Юлий не ответил, думая о том, что джип, увиденный им на мониторе, сильно напоминает джип «Тойота-Прадо», на котором ездит полковник Лапов.

– Ты понял, что я тебе сказал? Эй! Ты о чем думаешь? – привлек его внимание Че Гевара.

– Да, конечно, я все понял, – рассеяно ответил Юлий.

Че Гевара хлопнул его по плечу:

– Да не пыжься ты так. Ну, убили, и хрен с ним. Знаешь небось, что это был за человек, Андрей Пасечник. Слухи ходили, что он был причастен к…

– Я в курсе.

– Ну вот. Лучше скажи, сам-то как? Как Эвелина Юрьевна? Цветет, как и раньше?

Юлию не очень хотелось ни разговаривать с Че Геварой о матери, ни пускаться в воспоминания о смерти отца, но тут, к счастью, зазвонил мобильный.

– Мне надо бежать, – сказал он, сбросив звонок. – Шеф уже ищет. Спасибо вам.

– Да пожалуйста. Рад был помочь. Ты, это, заходи, как освободишься, коньячку выпьем, поболтаем.

Руслан Петрович стоял перед воротами. Рядом находились еще несколько подтянувшихся коллег из «шестерки».

– Вы больше не звонили Ивану Семеновичу? – поинтересовался Юлий. – Он все еще на охоте?

– Соскучился?

– Нет. Просто подумал, а вдруг я уже уволен? Чего ради тогда спину гнуть?

– Без рапорта не уволит, – заверил Сыч, протягивая вырванный из записной книжки листик. – Тут название фирмы, которая предоставляла Пасечнику услуги по охране. Они же устанавливали камеры наблюдения. Отработаешь эту богадельню.

– С Богомазом или с Качибадзе?

– Один. Богомаз с Качибадзе пока «Малышом и Карлсоном» займутся.

– Зачем?

– Кто знает, что там за хозяева. Может, в самом деле кто-то крутой. Узнали, что налетчиков отпустили домой, и решили отомстить сами.

– Крутые братки не торгуют игрушками. И потом, становится непонятным, почему не убили Пасечника-младшего.

– Месть бывает разной. Может, они специально расправились с отцом, чтобы лишить их обидчика реальной опоры в жизни.

– Согласен. В качестве одной из версий «Малыш и Карлсон» очень даже ничего. Но у меня есть версия получше. Вы не знаете точное время, когда Лапов выехал из дома?

– Не знаю. Но я как-то слышал, что обычно он выезжает где-то около двух ночи. Охотиться начинают рано. Пока доберется, то да се. А тебе-то что?

Юлий рассказал про только что просмотренную запись, уточнив, что хорошо разобрал марку авто – джип «Тойота-Прадо». Точно на таком ездит приятель убитого – их шеф Лапов.

Сыч сразу забулькал, словно электрочайник:

– Ты что этим хочешь сказать, Тарас? Ты на что намекаешь?!

– Ни на что. Просто обращаю внимание на ряд совпадений: автомобиль, это раз. Пасечник и Лапов – друзья, охрана его очень хорошо знает, поэтому всегда готова распахнуть ворота. Это два. Лапов выехал из дому около двух часов ночи, а Пасечника, по предварительному заключению эксперта, убили в половину третьего. Чтобы доехать от дома Лапова до дома Пасечника по не загруженным транспортом ночным улицам, нужно от силы пятнадцать, ну двадцать минут. Это три.

– Пошел вон. Четыре, – закончил дискуссию Сыч.

Ни слова больше не говоря, Юлий отправился по адресу охранной фирмы. Обид на Сыча не было. Юлий знал: что бы ни говорил ему Руслан Петрович, информацию он услышал и принял к сведению.

А вообще было бы здорово, если бы два его недруга действительно что-то не поделили и Лапов убил своего приятеля. А он, Юлий, раскрыл бы это преступление. Вот это была бы его настоящая месть полковнику. Не то что во сне.

Пахал он весь день. Разыскивал, беседовал, уточнял, проверял. Зацепок – ноль. Охранная фирма «Витязь» имела хорошую репутацию и очень ею дорожила. Специалисты были дельные, в прошлом имеющие отношение либо к армии, либо к правоохранительным органам. Периодически Юлий связывался с Качибадзе и Богомазом. У них тоже было пусто. Хозяева «Малыша и Карлсона» – семейная пара, которой едва удавалась держать на плаву свой бизнес, не говоря о том, чтобы подсылать к недругам наемных убийц.

На протяжении дня Тараскин два раза звонил Сычу. Якобы для того, чтобы отчитаться о проведенной работе. На деле ему хотелось знать, не выходил ли на связь Лапов. По тону, каким Сыч посылал его подальше, понимал: полковник не объявлялся.

И все-таки чем больше Юлий думал над этим, тем больше убеждался, что его гипотеза о виновности полковника была верхом глупости. Даже если у полковника терки с Пасечником, а сына его от суда спасал лишь для отвода глаз, все равно – никогда такой хитрый и осторожный фрукт, как Лапов, не стал бы убивать собственноручно.

И все же заезжавшая во двор Пасечнику машина никак не выходила из его головы. А может, за рулем джипа Лапова сидел и не шеф вовсе? А кто-то другой? Если так, то где же тогда был сам Лапов?

Он вспомнил свой сон. Такой яркий, насыщенный деталями. А что, если Лапова и вправду… того?

В который раз Юлий набрал Сыча. Было бы не удивительно, если бы тот сбросил вызов. Но Сыч ответил.

– Руслан Петрович, ведь жену и сына Пасечника уже допрашивали?

– Сам-то как думаешь?

– И что они говорят по поводу того, что Пасечник не спал? Кого он ждал? Может быть, Лапова?

– Ты опять за свое? Я тебе какое поручение давал?

– Заниматься охранной фирмой «Витязь».

– Вот и занимайся. А склеивать в кучу кусочки мозаики будем позже, когда проверим все факты. Работай.

Сыч отключился. Ориентируясь на дрожащие интонации в его голосе, Юлий понимал – Руслан Петрович очень встревожен. А ведь он еще не знал про его сон.

Чертов сон никак не давал покоя. Поэтому, закончив с «Витязем», Тараскин направился прямиком к дому Лапова. Если его и убили, то сделать это могли только там, когда полковник вышел из дома и собирался сесть в машину. Было два часа ночи. Все спали. Гуляющих полуночников не было – несмотря на то что уже шел апрель, ночная температура опускалась едва ли не до нуля. Никто ничего не заметил.

Такси довезло Юлия до места. Шестнадцатиэтажное монолитно-кирпичное здание с квартирами улучшенной планировки выглядело среди окружающих его панельных хрущоб как манхэттенский Эмпайр-Стейт-Билдинг.

Осмотревшись, наискосок от дома по направлению к детской площадке Юлий обнаружил заставленный автомобилями паркинг. Возможно, именно здесь стояла машина полковника. Асфальт вокруг припаркованных машин был чистым. Тогда Юлий, присев на корточки, принялся заглядывать под днища.

– Тебе чего, парень? Потерял что? – спросил его бородатый мужчина в красном свитере.

– Можно и так сказать. Твой драндулет? – спросил Юлий, указывая на серый «Опель-Омега».

– Ну.

– Гну. Переставь машину на другое место.

– Зачем?

Юлий раскрыл удостоверение:

– Свали, прошу.

Мужчина пожал плечами и, сказав, что все равно собирается уезжать, забрался в тачку и уехал. Там, где стоял «опель», на асфальте обнаружилось жирное красно-коричневое пятно. Все это очень было похоже на кровь, но, если Лапову и вправду проломили череп, крови должно было быть больше. Хотя стоп. Что это?

Юлий заметил трещину в асфальте. Кровь, какая-то ее часть, вполне могла уйти через эту трещину и впитаться в грунт.

Что и требовалось доказать.

* * *

Когда Юлий говорил Ольге, что теперь может предсказывать будущее по снам, то думал, что шутит, однако все это оказалось слишком похожим на правду. Словно в тумане, он шел по тротуару в сторону своего дома. Он не знал, правильно ли делает, решив не ставить в известность коллег, сам будучи уверенным почти на все сто – Лапова уже нет в живых. И дело было не только в крови на асфальте. Неподалеку от дома полковника Юлий нашел тот самый металлический обрезок арматуры, которым во сне ударил полковника по затылку. Покрытая бурыми пятнами засохшей крови железка лежала в прошлогодней желтой траве в полутора метрах от деревянного домика, какие обычно ставят на детских площадках. Там, куда он зашвырнул его, правда, во сне Юлию казалось, что это большая собачья конура.

Арматурный обрезок он оставил на том же самом месте. Не рассказывать же Сычу про сон. Не поверит. А если допустить, что поверит, то тогда обязательно спросит, куда Юлий девал мертвое тело. Ведь во сне убивал именно он.

Юлий шел домой, не разбирая дороги. Задевая локтями прохожих, шипящих ему вслед ругательства. Ему было все равно. Он думал о том, что реально могло произойти прошлой ночью.

Ольга когда-то рассказывала ему о лунатиках – людях, страдающих сомнамбулизмом. От этой болезни страдают более двух процентов взрослых людей. Она так утверждала. Даже зафиксированы случаи, когда лунатики не просто вставали и ходили, а заводили автомобиль и ездили на нем, после чего как ни чем не бывало возвращались в постель и продолжали спать.

А что, если и Тараскин лунатик? Заснули они с Ольгой приблизительно около часа ночи. Во сне он поднялся, незамеченным покинул квартиру и прошел несколько кварталов до дома Лапова. Возможно, он не собирался никого убивать, но, наткнувшись на недруга, укладывающего в багажник машины снаряжение для охоты, вооружился попавшимся под руку металлическим прутом и напал. После, вернувшись как ни в чем ни бывало домой, часть пережитого за ночь увидел во сне.

Однако если его причастность к убийству Лапова чисто теоретически можно было допустить, то к смерти Пасечника он точно не имеет никакого отношения. Хотя бы потому, что еще несколько часов назад просто-напросто не знал, где тот живет. А ведь эти два преступления, Юлий был в этом убежден, необходимо было рассматривать в связке.

Прогулка на весеннем воздухе успокаивала. Мысли становились четче, уравновешеннее. Итак, кровь. Первый довод в его пользу. Убей он полковника, он бы непременно в ней перепачкался. Крови на нем не было. Второй довод – его одежда. Утром он обнаружил ее в тех же местах спальни, где разбросал накануне, и в том же самом положении. Юлий хорошо это помнил. Ну не в трусах же он рассекал по ночному холодному городу. И наконец, самое главное – труп и машина. Где они?

Нет, Лапова он не убивал. А сон? А сон – это вообще из области иррационального, и при расследовании он может только мешать. Значит, до поры до времени его надо просто выбросить из головы. Найденный кусок арматуры – обычная железка с бурыми пятнами, а никакая не улика. Уликой она станет только при наличии трупа. А пока, как говорится, нет тела – нет дела. Может, Лапов уже сидит дома и хлещет коньяк за помин души своего приятеля, а Юлий напридумывал себе черт знает что?

Юлий свернул в узкий, образованный домами проход. Вошел в свой двор и остановился как вкопанный – темно-синий джип полковника «Тойота-Прадо» с хорошо знакомыми «блатными» номерными знаками «7007» стоял в двадцати метрах от его подъезда. Сюрприз!

Описав полукруг, Юлий зашел со стороны лобового стекла. Внутри никого не было. Колеса относительно чистые. Не похоже, что они сегодня ездили по грунтовым дорогам среди полей и лесов. Не исключено: Лапов наплел супруге про охоту, а сам завис у другой женщины. А что? Ходок он известный. С другой стороны, никогда ранее Тараскин не замечал здесь его автомобиля. Перебрал в памяти всех знакомых соседок, вероятных кандидаток в любовницы Лапова. Никаких идей не было. Юлий подошел совсем близко. Стекло со стороны водителя было чуть приспущено. Он обошел машину. На заднем бампере имелись пятна, сродни тем, что были на обрезке металла. Если это кровь, то попасть в это место она могла, когда труп засовывали в багажник. Но как автомобиль нарисовался здесь?

У Юлия имелось только одно объяснение – это была подстава. Несколько секунд было потрачено на борьбу с искушением взломать дверцу и отогнать джип куда подальше. Возможно, Юлию удастся его завести. Опыт, какой-никакой, у него был. Вот только так может быть только хуже. Если это и вправду подстава, то сейчас могут раздаться звуки милицейских сирен, спешащих по его душу.

Достав сигарету, Юлий немного подождал. Пять минут, десять. Ничего не происходило. Тогда он решил позвонить матери.

– У тебя есть на примете хороший адвокат по уголовным делам?

– Один из самых лучших, – ответила она. – А что?

– Пасечника убили. Помнишь такого? И моего бывшего начальника. Меня могут заподозрить. Во-первых, есть мотив, во-вторых, тело последнего парится в багажнике автомобиля, прямо под моим домом.

Раньше он никогда не замечал у матери столь радостного возбуждения.

– А он точно мертв? Ты уверен? – уточнила она с некоторым беспокойством.

Юлий вздохнул: как всегда, судьба сына волновала ее куда меньше, чем появившаяся призрачная возможность вернуть отнятый Пасечником бизнес.

– Мертвее не бывает. Сегодня рано утром я выезжал на место преступления и видел его труп своими глазами.

– Рано утром! И ты звонишь мне только теперь!

– Твоего сына могут заподозрить в убийстве, или ты меня не услышала?

– Ну почему, услышала. Правда, мне не совсем понятно, почему это тебя напрягает. По-моему, все складывается удачно.

Ох уж эта женская логика!

– Ничего себе удачно. Повторяю: труп полковника Лапова, с которым совсем недавно я сильно поссорился, под окнами моей квартиры.

– Зато теперь тебе не придется бросать службу.

О Боже! Похоже, она просто не в состоянии понять, что, если против него откроют дело, его службе в органах – конец.

– Недавно ты утверждала обратное.

– Утверждала. Но раз теперь ты участвуешь в расследовании убийства Пасечника, думаю, тебе лучше остаться на службе. Ненадолго. Сможешь и дальше снабжать меня информацией.

– Ты не понимаешь: если меня заподозрят, то ни к какому расследованию не допустят.

Мать подумала.

– В самом деле. Это мне как-то в голову не пришло. Ладно, действуем по первоначальному плану. Забивай на службу и приезжай ко мне.

– Что мне с шефом делать?

– Ничего не делать, – сердито ответила она. – Как стемнеет, отгонишь машину в другое место, и все. Почему я должна объяснять тебе элементарные вещи?

Отогнать машину? Ну уж нет. Если он вляпается, потом точно не отмажется. Юлий набрал Сыча. В той ситуации это было самое оптимальное.

– Возле моего дома припаркован автомобиль Ивана Семеновича, – сообщил он майору.

На том конце раздался явный выдох облегчения.

– Фу, а я уж в самом деле переживать начал. И что там полковник?

– Откуда я знаю? Я говорю только про его машину.

Облегчение снова сменилось напряжением, напряжение настороженностью.

– Да. И почему ты решил позвонить мне?

– Потому что никогда раньше его автомобиля я тут не видел. Потому что его задний бампер выпачкан чем-то, что напоминает кровь. Конечно, если вы мне скажете, что минуту назад разговаривали с шефом по телефону, то мне не останется ничего другого как извиниться за причиненное беспокойство.

– Не скажу. И давно машина там стоит?

– Не могу знать. Лично я наблюдаю ее минут пятнадцать-двадцать.

– А почему сразу не позвонил?

– Да? А вдруг Иван Семенович завел себе любовницу в моем доме? А кровь осталась от зверя, которого он завалил на охоте?

– Его не было на охоте, – прохрипел Сыч. – Это уже установлено. Мне удалось связаться с приятелем шефа – Юрцышиным, первым заместителем мэра. Он тоже охотник. Юрцышин сказал, что в назначенный час Лапов не явился. На телефонные звонки не отвечал. Жди, я скоро буду.

Сыч приехал вместе с Богомазом и еще одним незнакомым молодым человеком, даже не взяв на себя труд представить его Юлию. У незнакомца был ноутбук без сумки, который он держал просто так под мышкой.

– Шеф так и не появился? – спросил майор и, услышав отрицательный ответ, кивнул спутнику: – Приступай.

Присев на корточки перед джипом, парень открыл ноутбук.

– Готово, – через несколько секунд сказал он.

– Так быстро? – удивился Сыч.

Парень пожал плечами и быстро и незаметно исчез. Как растаял.

Сначала убоповцы проверили салон, после заглянули в багажник. Чуда не случилось: перед ними предстало скрюченное в позе зародыша тело полковника. Одет Лапов был как положено охотнику. Именно так, как был одет во сне Юлия. Только теперь защитный камуфляж был перепачкан грязью и кровью.

– Мать его ети! – побелев, прошептал Богомаз. – Слушай, а это точно он?

Вопрос был не праздный. Лицо трупа представляло собой сплошное сине-красное месиво.

– А что, есть другие кандидатуры?

– Тарас, вызывай опергруппу, – приказал Сыч. – Только предупреди, чтобы не болтали лишнего. А то посмотреть на мертвого начальника УБОПа полгорода соберется.

Предостережение не помогло. В помощь опергруппе пришлось вызывать отряд омоновцев, чтобы отгонять слетевшихся на свежую кровь представителей прессы. Но журналисты – еще полбеды, если бы в дополнение к ним, в самый разгар этого праздника жизни или, вернее будет сказать, смерти не появился еще один персонаж. Одетый в дорогое кашемировое пальто, стройный, хотя и с несколько одутловатым лицом, в котором присутствовало нечто азиатское, с цепкими самоуверенными глазами. Уже упомянутый Юрцышин Вадим Мирославович. Первый заместитель мэра города. Еще один близкий друг Лапова. Да и Пасечника тоже. Как-никак именно Пасечник финансировал прошлогоднюю предвыборную кампанию в высший законодательный орган страны. Юрцышин, правда, пролетел как фанера, но так уж карта легла.

Преодолев, пользуясь своим статусом, оцепление, подав для пожатия ладошку попавшемуся на пути Николаю Богомазу, с остальными здороваться не стал и за очень короткий промежуток времени развил такую деятельность, что очень многие успели весьма быстро пожалеть, что убили только двоих из троих близких друзей. Без конца задающий вопросы, делающий, не дожидаясь ответов, выводы и раздающий ценные указания, Юрцышин и сам не представлял себе, насколько он был лишним. Исполняющей обязанности прокурора города Людмиле Даниловне Солнцевой стоило немалых трудов сдерживать его порывы.

Судмедэксперт констатировал переломы почти всех ребер, кисти правой руки, нижней челюсти, носа и, главное, несовместимую с жизнью травму затылочной части черепа. Точнее пообещал сказать после вскрытия. При трупе не обнаружили ни денег, ни документов. Охотничье ружье и патроны лежали на месте. Зато на поясном ремне висели пустые ножны. Сам нож отсутствовал.

– Переломы! Гематомы! – визгливо выкрикивал Юрцышин, потрясая кулаками. – Его словно собаки рвали. Надо же быть таким отмороженным уродом! Ничего, я этого так не оставлю! Я хочу, чтобы мне немедленно составили список всех, кто отвечает за охрану правопорядка в этом районе. Этих раздолбаев надо немедленно сместить с должностей. И я лично прослежу, чтобы в моем городе они не смогли никуда устроиться. Только ассенизаторами! Надо же так, чтобы сразу двух хороших людей, за одну ночь! Подонки!

Лицо Юрцышина было красным, как железная печка. От него пахло водкой и дорогим парфюмом.

– Надеюсь, протокол не я буду составлять, – проворчал Сыч себе под нос.

– Что ты сказал?!

– Я говорю, мне убийц искать надо.

– А я о чем! Ищи! Ищи! Надо немедленно прочесать весь район. Потрясти все злачные места и притоны. Всех подозрительных задержать. Уверен, если сделаем это быстро и грамотно, уже через пару часов мерзавцы будут в наших руках.

Солнцева заметила, что полковника убили более пятнадцати часов назад, но Юрцышин ее не услышал, всем своим видом показывая, что сам готов немедленно возглавить поиски негодяев, с правом немедленного линчевания любого, кто вызовет у него хоть малейшее подозрение.

– Хорошо, Вадим Мирославович, организуем, – кивнула Людмила Даниловна, лишь бы не спорить.

Сыч наклонился к ней и почти прошептал на ухо:

– Кажется, я знаю, как было организовано убийство.

Но у Юрцышина оказался очень хороший слух.

– Объясните, – потребовал он. – Я хочу это слышать.

Никакого права находиться на месте преступления у Юрцышина не было. Все, что здесь происходило, подпадало под тайну следствия. Но это только с юридической точки зрения. Де-факто же Вадим Мирославович входил в первую пятерку самых влиятельных людей города, с которыми лучше не спорить.

Руслан Петрович посмотрел на Солнцеву. Та чуть заметно кивнула.

– Ивана Семеновича убили не здесь, – начал майор. – Уверен, это случилось возле его дома. Преступник знал его привычки. Знал, что Иван Семенович отправляется на охоту. Подкараулил и напал. Лапов пытался отбиться. Для этой цели он, возможно, использовал свой нож. Убийца ударил Лапова по руке чем-то тяжелым и сломал кисть. Этим же орудием разбил ему затылок. Спрятав труп в багажник, он на этом же автомобиле отправился домой к Андрею Германовичу Пасечнику, который, несмотря на поздний час, не спал, потому что ждал Лапова. Охранник Пасечника был предупрежден о визите, поэтому, увидев знакомый автомобиль, открыл ворота. Тот же самый человек, который убил Ивана Семеновича, теперь расправился с его другом. Рисунок протекторов колес автомобиля Лапова совпадает со следами шин, обнаруженными у дома Пасечника. Майор Голобобов сегодня утром предположил, что убийца и охранник могли находиться в сговоре. Полагаю, что эта версия ошибочна. Убийца физически очень сильный человек и мог просто запугать охранника, чтобы тот указал ему месторасположение пульта управления камерами наблюдения, прежде чем убить его самого отобранным у Лапова ножом.

– Почему он бросил машину именно здесь? – поинтересовалась Солнцева.

– Мы выясняем это, – ответил Сыч, покосившись на Тараскина.

– Выясняйте. Про все новые детали немедленно докладывайте.

Подъехали еще две машины. Начальства стало больше. Солнцева с Юрцышиным оставили Сыча и Юлия одних.

Осмотревшись, нет ли рядом посторонних ушей, Сыч сказал:

– Поздравляю. Ты был прав утром, когда связал два убийства вместе. Так держать.

Юлия совсем не удивило то, что Сыч начал его подозревать. Удивило, что он решил, что Юлий попадется на столь незатейливую уловку.

– Ну зачем вы так, Руслан Петрович? Какие еще к черту два убийства? Я лишь предположил, что во двор к Пасечнику заезжал кто-то знакомый, потому что охранник открыл ворота. И все. О том, что Лапов убит, мы с вами узнали вместе.

Лапов внимательно посмотрел на Тараскина. Скривил лицо, хотя и без этого мог напугать кого угодно.

– Ладно, не злись. Дело в том, что сегодня днем, когда составляли списки всех тех, кто мог желать Пасечнику смерти, я кое-что выяснил. Он и твой покойный отец были конкурентами по бизнесу. Пасечник проходил свидетелем по делу об убийстве Тараскина-старшего. Доказать его причастность не удалось.

– Еще бы не удалось. С такими кентами, как Лапов. Они любые доказательства по ветру развеют.

– Ну, знаешь. Служить под началом Лапова тебя никто за уши не тянул.

– Я под вашим началом служил. А то, что Пасечник – друг полковника, узнал только вчера. Причем от самого полковника. Я в высшие сферы никогда не совался. Кто кому и кем приходится. И не об этом сейчас речь.

– Верно, не об этом. А о том, что у тебя есть мотив валить как одного, так и другого. И Пасечника, и Лапова.

– До кучи и третьего не забудьте. Щенка Пасечника. Уж его я бы точно в живых не оставил. Загасил бы вместе с батей. А что? Где два жмура, там и третий.

– Да уж, серьезный довод в твою пользу, – с грустной иронией вздохнул Сыч.

– Спасибо. Вот еще один. Неужели вы считаете, что я, совершив двойное убийство, спокойно оставил бы машину с трупом рядом с моим домом?

– А почему она тогда здесь стоит?

– Очень хочется надеяться, что это просто совпадение. Что ее просто бросили, и все. А вот если нет, то все это очень похоже на подставу. Правда, какую-то неуклюжую. Кстати, мы, когда утром уезжали, джипа вроде не видели?

– Я думал над этим. Даже если бы он был, мы не могли его видеть. Там желтый бусик стоял с левой стороны и весь обзор нам загораживал… Ладно, проехали пока. Лично я далек от того, чтобы тебя подозревать. Но делом этим ты все равно заниматься не будешь. Только не вздумай обижаться. Есть в этом и положительные стороны. Ты сейчас отдыхать пойдешь, а мы с пацанами домой к Лапову поедем.

Какие уж тут обиды. Сыч и представить себе не мог, насколько его мысли оказались созвучны желаниям самого Юлия. Хватит. Надоело. Он больше не хотел.

– Успеха. А я, наверное, вообще ничего больше расследовать не буду. Вы, это… дайте ход моему рапорту.

Сыч внимательно на него посмотрел. Понял, что это не каприз и не истерика. Это серьезно. Махнул рукой:

– Ну, твое право. Завтра еще раз обсудим. Рапорт по-любому переписывать придется. Руководить конторой теперь другой человек будет. И дела тебе надо сдать.

Юлий пошел к подъезду. Так и в самом деле лучше. Майор опять его окликнул:

– Забыл уточнить. Кажется, когда я к тебе утром заходил, у тебя дома какая-то девушка была?

– Ну, была.

– Надеюсь, всю ночь?

– Ага.

– И она, если что, сможет подтвердить, что ты ночью был дома?

– Сможет.

– Хорошо. Теперь я за тебя спокоен.