Читать книгу Альянс - Валерий Горшков - Страница 17

Эпизод первый: Вертиго[3]
12

Оглавление

Впервые за две недели осмелился настолько близко подойти к собственному дому. Пёстрые полицейские ленты, огораживающие двор, виднелись и отсюда, через дорогу из-под раскидистого вяза, на суку которого когда-то давно мы с Ним подвесили старую автомобильную покрышку вместо качелей. Глядя на желтеющие печати, облепившие входную дверь, я гадал: хватило бы у меня решимости войти внутрь, не будь дом под охраной полиции? Скорее всего, нет. Да и незачем туда идти. После всего, что произошло, это место уже никак нельзя было назвать домом. Однако что-то в нём притягивало, как иногда воспоминания возвращают тебя в те упущенные моменты, когда тебе стоило сказать лишь слово или, наоборот, о чём-то умолчать, чтобы всё случилось иначе.

Я провёл пальцами по шелушащемуся ожогу от шнурка на шее. Нет, всё же была одна вещь, из-за которой стоило попытаться пробраться в дом. Любым способом. Мне был нужен мой сейф. Но проблема в том, что ключ остался где-то внутри, и скорее всего, полицейские его либо забрали как улику, либо зашвырнули так далеко, что найти его будет невозможно.

Очередной порыв ветра принёс знакомый персиковый запах духов, и я понял, кому они принадлежат, раньше, чем обернулся. Кэтти. Она подошла незаметно, и неизвестно, как долго была здесь. Наверное, с самого начала. Прислонившись к стволу дерева, она смотрела на меня так, будто совсем не хотела, чтобы я её заметил.

– Джейсон… – Она подступила на шаг и остановилась, не решаясь подходить ближе.

Ещё вчера я был уверен, что без неё мне будет легче, что будет лучше, если она вообще забудет о моём существовании, если оставит меня в покое, но теперь эта уверенность вдруг куда-то исчезла. Мне стало всё равно. Не играло роли, будет она и дальше меня преследовать или нет. В любом случае я скоро всё это закончу. Найти бы только способ открыть сейф.

– Привет… – Кэтти шагнула ещё немного, заслонив солнце. Её лица не было видно – лишь силуэт с развевающимися на ветру волосами. – Я просто… Хотела тебя увидеть.

Она нерешительно присела рядом.

– Догадывалась, что ты придёшь сюда, и хотела тебя как-то поддержать, но… Теперь даже не знаю, что должна говорить.

Ей ничего не нужно было говорить. Ничто уже не имело значения. Ни она, ни Лютер, ни Анджела с детективом, ни даже я сам. Всё, что происходило вокруг с того самого дня, утратило существенность, стало зыбким. Действительность предстала в виде неустойчивого нагромождения запрограммированных на самоуничтожение элементов. Достаточно было всего одной детали, чтобы она развеялась без следа. И эта деталь лежала в сейфе. Хотелось поскорее отделаться от Кэтти и продумать дальнейшие действия.

– Лютер говорил, ты совсем не выходишь из комнаты. – Она словно намеренно оттягивала начало разговора, в необходимости которого сама сомневалась. – Он переживает…

– Ты хотела поговорить о Лютере? – перебил я.

– Не только. – Она облегчённо выдохнула и расслабилась. – Ты как?

Я пожал плечом. Не было желания говорить о родителях, и пока Кэтти не затрагивала так явно эту тему, её общество не вызывало сильного раздражения. Теперь же разговор начинал досаждать. Нужно было скорее от неё избавиться.

– Мне неинтересно, что у вас с ним.

– Зачем ты себя так ведёшь? – пробормотала Кэтти, приобнимая собственные колени.

– Как именно?

– Будто ничего не происходит.

– А разве не так?

Она попыталась что-то сказать, но осеклась на полуслове и отвернулась. Кэтти не могла собраться с духом, а может, и вовсе пыталась заговорить о том, что ещё сама толком не успела обдумать. В любом случае ей была нужна помощь, чтобы продолжить разговор, но я по-прежнему молчал. В конце концов, в нём не было никакого смысла.

– После того, что с тобой случилось, Лютер меня избегает, – наконец сказала она.

– Он выходит к тебе каждый день.

– Да, но… Он просто отсылает меня домой. Совсем ничего не рассказывает. Я не знаю, что у вас происходит. У вас обоих. Вы оба закрываетесь. Такое ощущение, что Лютер снова потерял семью. Прости, что говорю такое, но он ведёт себя точно так же, как и тогда…

– Чёрт, а я ведь так до сих пор и не признался ему, что видел в тот день его отца. Должен сказать, но не хочу… – Я не договорил, но для себя отметил, что не хочу его лишний раз ранить. Кэтти незачем было это слышать.

– Меня до сих пор дрожь берёт, как вспомню, что стояла рядом с человеком буквально за минуту до его смерти. Всё настолько внезапно, я не знаю…

– Ему нравились мои родители, – сказал я, надеясь, что на этом откровении беседа закончится. – Его отец на работе постоянно пропадал, а мать… В общем, он почти вырос в нашем доме. Вся эта ситуация для него кажется невозможной.

– А для тебя разве…

– Мы говорим о Лютере, – оборвал я.

Кэтти не стала продолжать и посмотрела на небо. По дороге медленно проехал старый пикап. Водитель-толстяк неотрывно глядел на нас и, перед тем как свернуть на соседнюю улицу, смачно плюнул в окно.

– Облака бегут так быстро, – сказала она, – будто хотят поскорее пройти это место.

– Ветрено, – сказал я. – Ничего мистического.

– Я в этом не уверена. В последнее время здесь стало происходить столько всего ужасного. Сначала отец Лютера, теперь твои родители. Я не могу отделаться от ощущения, что грядёт что-то по-настоящему опасное. Ну, знаешь, для всех нас, для всех-всех.

– Дурь. И хватит уже о моих родителях. У тебя всё?

– Прости, Джейсон, не хотела тебя задеть, но ты сам ведёшь себя как козёл. Я пытаюсь помочь, а ты продолжаешь сидеть с хмурым лицом и источать злобу, вместо того чтобы как следует выговориться. Окружающие не виноваты в том, что случилось с твоей мамой. Можешь продолжать всех ненавидеть, но лучше тебе от этого не станет.

– Тебе-то откуда знать, что значит потерять родителей?

– Ниоткуда! – бросила она. – Так же, как и тебе не известно, что значит не иметь родителей, а только… – Её глаза заблестели, голос надломился. – Только эти идиотские фальшивые улыбочки на обложках. Ты не знаешь, каково видеть родителей только на официальных встречах в окружении лицемеров и обслуги… Что значит впервые остаться дома с мамой, когда она уже не твоя мама… – Кэтти старалась не плакать. У неё это плохо получалось. – Когда мы познакомились, ты говорил, что поездки в капсулах могут постепенно менять пассажира. Ты сказал, что человек, который садится в капсулу, и человек, который выходит из неё, – это разные люди. Это было так похоже на то, что случилось с моей мамой. Мне показалось, ты способен понять, что я чувствовала, когда у неё начались изменения… А ты оказался обыкновенным невежей.

– Я не набивался к тебе в друзья, да и родителей твоих не знаю.

– Я и сама их толком не знаю. – Она теребила в руках ремешок своей сумочки, проводя большим пальцем по золотистой застёжке с выгравированной фамилией «Де’Нёв». – Два года назад мы узнали, что она больна. Мама. У неё наследственное заболевание, хорея Хантингтона. Обычно у больных сначала проявляются физические симптомы, проблемы с координацией, ну ты понимаешь, судороги. Но у мамы всё началось иначе, болезнь затронула когнитивные функции. Она менялась буквально на глазах, сначала начала себя странно вести, не могла работать, не знала, что делать в какой последовательности, потом стала вести себя неадекватно, как-то даже въехала на машине в торговый центр прямо через витрину, закрыла дверцу и пошла за покупками. Перестала узнавать нас, считала, что мы силой её держим дома, наверное, из-за этого у неё появилась навязчивая идея уехать. Она не говорила, куда, может, и сама этого не осознавала, для неё важен был сам факт отъезда. В общем, это был настоящий кошмар.

– А потом? – спросил я, изумлённый внезапной догадкой. Мне хотелось ошибиться, но всё же произошедшее с её мамой наталкивало на мысль о неприкрытой закономерности в судьбах наших родителей, точно для них существовал какой-то общий, заранее прописанный сценарий.

– Начали проявляться физические симптомы, причём очень стремительно. Судороги разбили её буквально за недели. Она не могла ни ходить, ни говорить, ни даже есть.

– Да уж, – скривился я, вспомнив Его с неподвижным лицом мертвеца, сидящего на похоронах в инвалидном кресле. Ведь с Ним произошло что-то подобное, только гораздо быстрее – всего за пару мгновений. Мама Кэтти и Он. Спусковые пружины для каждого из них были свои, но приводили в действие один и тот же механизм. Такие изменения не случайны – они служили определённой цели, вот только какой? В этот момент мне искренне стало жаль Кэтти. – Хреново.

– Нет, это было даже к лучшему. Хорея не лечится, а так нам хотя бы больше не нужно было искать её по всему городу. Она же выходила по ночам на автобусную остановку, пыталась пешком выбраться из города… Хорошо, что тогда ещё не было транспортных капсул, и она не успевала далеко уйти. Самое ужасное, что всё это происходило постепенно, день за днём она становилась чуточку другой, ещё чуточку другой, пока однажды этих изменений не накопилось столько, что она уже перестала быть собой. Всё, как ты сказал тогда.

– И что с ней теперь?

– Она всё ещё жива, я иногда её навещаю, правда, она об этом не знает. Маму держат на каких-то парализующих препаратах, она лежит в кровати, подключённая к аппарату искусственного дыхания. – Голос Кэтти задрожал ещё сильнее, и она разрыдалась уже по-настоящему. – Врачи говорят, что живо только тело, а мозг уже настолько сильно повреждён, что…

– Кэт, извини, я не знал. Давай не будем об этом…

– Отец забрал её из клиники, нанял целую кучу врачей, дом превратился в настоящую больницу, – продолжила она, будто совсем не замечая, что я сказал. – Когда у мамы начались гримасы и проблемы со сном, он настоял, чтобы я переехала к сестре. Так что для меня было шоком однажды прийти домой и застать маму неподвижной, обвешанной всей этой аппаратурой… А отец, он совсем ушёл в себя, передал бизнес совету, чтобы быть с ней. Они оба жили своими работами, папа ездил в одни страны, расширял сеть, мама возила коллекции в другие. Они годами растворялись в своих детищах, совсем не видя друг друга. От семьи было одно название. Меган они некоторое время ещё растили самостоятельно, а я всего пару раз видела их вместе. Сиделки были моей роднёй, но не мама с папой. Больнее всего для меня, что только болезнь мамы их заставила остановиться. Они жертвовали семьёй, чтобы обеспечить её уже давно не нужными средствами. Чем больше они зарабатывали, тем дальше становились друг от друга, и снова оказались рядом, только когда это уже стало бессмысленно, когда мама исчезла. Но знаешь, я надеюсь, что где-то в глубине она всё ещё жива. А вдруг Дети Альфреда правы? Джейсон? Ты же сам говорил, ты сказал, вдруг душа и вправду существует? Я об этом постоянно думала, даже в тот момент, когда ты это сказал, ты точно мысли мои прочитал. Если так, то мама ведь всё ещё с нами, правда?

– Уверен, что это так.

– Прости, Джейсон, я самая настоящая дура. Разревелась тут о своём. Прости. Просто пойми, когда вы закрываетесь от меня, я начинаю вновь себя чувствовать той девчонкой, которая наблюдала, как её мама закрывается от всего мира. Я боюсь вновь пережить что-то подобное… У меня ведь нет никого. Я тут никого не знаю. Обещаешь не пропадать?

– Постараюсь. – Я смотрел на неё, точно в зеркало, в котором видел себя. Видел Лютера. Видел нас обоих. Она одна пережила то же, что и мы по отдельности, но продолжала верить в лучшее, в свою мечту. Казалось, из нас троих только она с самого начала всё понимала, видела настоящего Лютера, видела в его притворстве ещё незнакомого меня. Она была нужна нам обоим и чувствовала это. Не будь мы такими идиотами, Кэтти сумела бы нам как-то помочь. Она и пыталась. Теперь же вся надежда только на шестое июня, и я вернусь туда, чего бы мне это ни стоило. – Кэт, пообещай и ты кое-что. Что бы ни случилось, не оставляй Лютера.

Альянс

Подняться наверх