Читать книгу Третий Рим - Валерий Николаевич Ковалев - Страница 10

Над Полярным, завывая, несся ледяной ветер. Он рябил свинцовую воду залива, гремел железом на крышах обшарпанных казарм и струнами натягивал швартовы застывших у пирса подводных лодок.

Перед одной, со спущенным флагом и бортовым номером «210», молча стояли два офицера.

– Ну, все Сань, лавочка закрыта, пошли на хрен отсюда, – зло бросил первый, с погонами капитана 3 ранга на шинели и, смачно харкнув на ржавый пирс, широко пошагал к берегу.

– Пошли, – ответил рослый капитан-лейтенант и, тяжело вздохнув, направился вслед за ним.

Капитан 3 ранга Виктор Туровер, был командиром «210-й», а капитан-лейтенант Александр Майский, его помощником. Точнее бывшими. На дворе стоял конец века, в России торжествовала демократии и флот разоружался. Корабли резали на металл, а офицеров и мичманов пачками увольняли в запас с пожеланиями успехов в новой жизни.

Выйдя в город и пройдя несколько заснеженных улиц, с разбитыми тротуарами и бегающими по ним тощими собаками, офицеры зашли в мрачный, с пустыми полками магазин и купили две бутылки импортного «Рояла».

– Крепкий гад, слышал американцы им негров травят, – взболтнул одну помощник.

– Плевать, – процедил Туровер и, запихав бутылки в карманы, приятели вышли наружу.

По дороге они закурили, взобрались по скрипучему деревянному трапу на пологую сопку и, миновав захламленный двор, с роящимися в мусорных баках солдатами из стройбата, направились к одной из облезлых пятиэтажек.

Войдя в темный провал подъезда, офицеры поднялись на третий этаж, и Туровер зазвенел ключами.

– Проходи, – толкнул он обитую клеенкой дверь и щелкнул выключателем.

Голая лампочка тускло высветила двухкомнатную малогабаритную квартиру с казенной «омисовской»* мебелью, кожаным продавленным диваном и допотопным телевизором у окна.

Чуть позже Туровер с Майским сидели за столом крошечной кухни, пили разбавленный водой спирт и закусывали пайковой тушенкой «Великая стена».

– А Юлия, что, так и не пишет? – наполнил в очередной раз стаканы Майский.

Туровер отрицательно покачал головой, не чокаясь, вытянул свой до дна и извлек из мятой пачки беломорину.

Несколько месяцев назад, одуревшая от нищеты и полярной ночи, его жена потребовала развод и, собрав вещи, уехала с пятилетним сыном в Крым к родителям

– Да, мне холостяку легче, – поморщился от выпитого спирта капитан-лейтенант, с трудом выдохнул и тоже закурил.

– Так что будем делать, а, командир? – выдул он вверх густую струю дыма. – Может пойдем в бандиты?

– Да какие из нас бандиты, Санек – криво усмехнулся Туровер. – Так, разве кому морду набить.

– Я б президенту набил, – сжал громадный кулак помощник. – Пьяная курва. Слышь, Вить, а давай позвоним Альке, – наклонился к приятелю. – Он теперь в Питере большая шишка, да и у родителя бизнес будь здоров.

Алька, он же Альберт Павлович Львов, их однокашник и близкий друг, командовал лодкой в Западной лице и как только началась ваучеризация*, убыл с Севера к папаше -адмиралу в Северную Пальмиру*.

Изредка друзья созванивались, один раз Алька прилетал по делам в Мурманск, и они тогда душевно посидели в любимом моряками «Эрбээне»*.

– А что мы ему скажем? Здравствуй Алька, нас со службы выперли? – кривя губы, сказал Туровер.

– Ну да, – снова набулькал стаканы Майский. – Может устроит нас к папаше.

Туровер отрицательно помахал пальцем, и офицеры начали спорить.

После словесной перепалки и таскания друг друга за лацканы тужурок, командир наконец сдался и кивнул на висящий над столом телефон, – звони.

Помощник выщелкнул и штатива трубку, нашарил в кармане записную книжку и стал набирать номер.

– Связь, твою мать – недовольно бурчал он, когда набор срывался, а потом весело заорал, – Алька, здорово черт, это я, Сашка! Откуда, откуда, из Полярного! – подмигнул приятелю. – Как у нас дела?! Отлично! Сидим с Витькой и пьем спирт! Ну да, повод есть – нас турнули с флота! Лодку на иголки, нас в запас! Во-во, и я Витьке говорю, давай позвоним, а он кобенится! Щас, передаю! – и тыкнул трубку Туроверу.

– Привет Альберт, – прижал тот ее к уху. – Да какой розыгрыш, нет, – пожевал потухшую беломорину. – Бригаду сокращают наполовину. Шесть экипажей расформированы, в том числе и наш. Завтра идем за расчетом. Куда думаем ехать? Саня к себе в Петрозаводск, ну а я в Донецк. У меня там старики, полезу в шахту. Чтоб обязательно заехали? Ну что ж, по пути заедем. Щас, запишу, дай стило*, – кивнул помощнику.

Тот извлек ручку, сунул ее Туроверу и подвинул к тому записную книжку.

– Есть, записал, – размашисто чиркнул в ней капитан 3 ранга. – Перед выездом, позвоним, бывай – и, приподнявшись, вщелкнул трубку на место.

– Дал свой мобильный, черт – обозрев в книжке записанный номер, – засопел Майский. – Думает, они у нас есть, засранец, – и взял в руку граненый стакан.

– Твою мать! И это мы, советские офицеры, а Вить! – вскинул он побелевшие глаза на командира – и стакан хрупнул как яйцо.

– Кончай истерику, – нахмурился тот, – на вот, утри кровь и передал помощнику носовой платок. – А теперь спать, – выплеснул свой стакан в раковину умывальника, – завтра трудный день.

Ровно в шесть приятели встали, привели себя в порядок и, выпив по чашке суррогатного кофе, отправились в штаб бригады.

Там, в зале совещаний, уже сидели их друзья по несчастью, и между рядами угрюмо прохаживается помощник дежурного, с синей – белой повязкой РЦЫ* на рукаве кителя и болтающейся у бедра тяжелой кобурой.

Накануне всех ознакомили с приказом Министра обороны, и теперь командир соединения желал попрощаться.

– Товарищи офицеры! – вытянувшись, рявкнул дежурный, зал вразнобой хлопнул крышками сидений и все встали.

– Вольно, – бодро кивнул хлыщеватый адмирал и в сопровождении начальника штаба с финансистом, проскрипел штиблетами к стоящему в начале зала на возвышении, столу. Он был молод, недавно назначен из Москвы и являлся зятем известного политика.

Рассевшись по мягким стульям, начальники значительно оглядели зал, потом адмирал встал, кашлянул в кулак и толкнул речь.

Из нее следовало, что демократия в России набирает обороты, ее Вооруженные силы нуждаются в реформировании, и увольняемые в запас должны принять самое активное участие в построении нового общества.

– Во, сука, как поет, – наклонился к Туроверу сидящий рядом командир. – Интересно, сколько он огребет за списанные лодки?

– Да уж огребет, не сомневайся, – жестко ответил тот. – Эти своего не упустят

… и, как говорят на флоте, семь футов вам под киль! – с пафосом закончил свою речь новоиспеченный стратег.

В зале наступила гробовая тишина, и стало слышно, как жужжат плафоны освещения.

Потом адмирал о чем-то пошептался с сидящими за столом, встал и покинул зал, через боковую дверь.

– А теперь слово предоставляется начальнику финансовой части, – тяжело заворочал шеей начальник штаба.

– Значит так, – поднялся из-за стола толстый полковник. – После совещания, в финчасти всем будут выданы причитающиеся суммы, за исключением задержанной зарплаты.

– А зарплата?! – громко раздалось из зала, – за целых пять месяцев!

– Пока нету, – развел тот руками. – Обещают в конце месяца.

– Так что ж, нам тут ждать у моря погоды?! – встал из первого ряда седой капитан 2 ранга.

– Зачем вы так, Николай Иванович? – промокнул платком вспотевшую лысину полковник. – Как только получим, выдадим. В крайнем случае, вышлем по почте.

– Крутите наши деньги суки! – заорал кто-то сзади, и в зале начал нарастать шум.

– Отставить базар! – монолитно навис над столом начальник штаба, и шум понемногу стих.

Капитана 1 ранга в соединении уважали, как настоящего профессионала и служаку, но в последнее время он был на ножах с начальством и сильно закладывал за воротник.

– Отставить, – еще раз повторил начштаба. – Деньги для увольняемых в запас мы выбьем, я займусь этим лично. Ну а что с вами так обошлись, простите. Сегодня вы, а завтра мы. Флот и армия как я понимаю, этой стране больше не нужны. На этом пока все. У кого что-то личное, прошу зайти ко мне.

Несколько часов спустя, потные и злые, Туровер с Майским и другие офицеры его лодки, вышли из штаба, к ним присоединилась небольшая группа мичманов, и все направились в

сторону недалеких казарм. Было решено проститься с матросами, которых списав с лодки, перевели на берег.

В казарме царили холод, тишина и общее уныние. Большинство моряков в одежде валялись на койках, некоторые бесцельно болтались по кубрикам, в углу трое лениво метали карты.

– Построить команду! – приказал старпом стоящему у тумбочки дневальному.

– Команда, подъем, в две шеренги становись! – оглушительно заорал тот, и через минуту вдоль коек замер сине-полосатый строй.

Офицеры с мичманами встали напротив, Туровер прошел вдоль него, пристально вглядываясь в молодые лица и неспешно вернулся к центру.

– Ну что ж парни,– обратился он к матросам, – служили вы достойно, не раз бывали в море, а теперь пришло время расстаться. Прошу помнить флот, наш корабль и желаю успехов на гражданке. Спасибо Вам, – и приложил руку к фуражке.

Строй обреченно молчал, лишь кто-то шмыгнул носом.

– Лебедев, ко мне, – сделал командир знак, и из первой шеренги вышел приземистый старшина.

– Вот, подкормишь ребят, – протянул ему Туровер небольшую пачку купюр.

– Да мы… – начал тот.

– Выполнять! – чуть повысил голос капитан 3 ранга. – Второй месяц пшено жуете.

– Слушаюсь, – наклонил голову Лебедев и неохотно принял деньги.

Затем офицеры и мичманы обошли строй и попрощались с каждым за руку, после чего хлопнула тугая дверь, и у многих подозрительно заблестели глаза.

Выйдя из казармы, вся группа направилась к КПП*, и, миновав его, остановилась.

– Слышишь, командир, – обратился к Туроверу старпом, – тут ребята хотят организовать стол, как ты на это смотришь?

– Положительно, – ответил тот и, сняв перчатку, полез рукой за обшлаг шинели.

– Брось, – поморщился старпом. – Ты что, Крез?* Вон матросам сколько отвалил.

– Ладно, Глеб, проехали, – сказал Туровер и, прикрываясь от ветра, закурил.

Вечером в трехкомнатной квартире многодетного механика, семья которого была отправлена на относительно сытый юг, все тесно сидели за двумя сдвинутыми столами, и пили корабельный спирт с водкой.

Общего разговора не получалось, спирт не брал, всем было тоскливо.

– Да что мы, в самом деле, как на поминках? – рассердился старпом, – а ну-ка, док, тащи свой инструмент!

Корабельный врач молча кивнул, исчез на несколько минут и вернулся с гитарой.

– Давай нашу! – присел рядом старпом и в воздухе зазвенели первые аккорды.

Лодка диким давлением сжата,

Дан приказ, дифферент на корму,

Это значит, что скоро ребята,

Перископ наш увидит волну

мягким баритоном начал старпом и вслед за ним песню подхватили сразу несколько голосов.

Хорошо из далекого моря,

Возвращаться к родным берегам,

Даже к нашим неласковым зорям,

К нашим вечным полярных снегам!

наполнила она квартиру и лица присутствующих посветлели.

На пирсе тихо в час ночной,

Тебе известно лишь одной,

Когда усталая подлодка,

Из глубины идет домой,

продолжил соло капитан-лейтенант, и один из мичманов начал хлюпать носом.

– Ты чего, Петрович? – наклонился к нему сидящий рядом старший лейтенант.

– Лодку жалко, – утер тот рукавом глаза. – Очень.

– Так то ж песня, тундра, – ласково приобнял его старлей.

– Сам ты тундра, – обиделся мичман, – я про нашу.

Когда песня затихла, все с минуту сидели молча, затем командир взял в руку наполненный на треть стакан и поднялся.

– За нас! – коротко произнес он, все встали и звякнули еще двадцать.

Потом все сели, закусывая нехитрой снедью, над столами поплыл сигаретный дым, и начались разговоры.

Одни вспоминали службу и походы, а вторые строили планы на будущее.

– Вот так-то лучше, – довольно хмыкнул старпом и покосился на Туровера. – Чего задумался, командир, думаешь куда податься?

– И про это, – пожевал тот по привычке мундштук погасшей папиросы.

– Говорил же я тебе в день путча, что надо поддержать ГК ЧП* и выйти в море.

– Один такой на ТОФе* вышел, ну и где он теперь? – последовал неторопливый ответ.

– Там был дешевый популизм и выгружено оружие. А у нас на борту имелись торпеды и в том числе ядерные.

– Ладно, после драки кулаками не машут, – поморщился Туровер и ткнул папиросу в блюдце.

– То-то и оно, – горько усмехнулся старпом, – теперь нас выкинули как использованные гондоны и поделом.

В первом часу ночи все попрощались, вышли на улицу и группами побрели в разные стороны.

На небе рассыпалась палитра северного сияния.