Читать книгу Фарцовщик - Валерий Владимирович Гаевский - Страница 1

Года полтора тому назад Дмитрий Петрович с женой решили посетить очередной антикварный салон, который по традиции уже который год проводится около Крымского моста в залах филиала Третьяковской галереи. Была осень. Теплая московская осень. Большое количество желтых листьев на деревьях придавали городу, который вечно занят и вечно спешит, беззаботное и радостное настроение. Припарковав машину, Дмитрий Петрович под ручку с женой не спеша пошёл к входу на выставку.

– Дусик, – сказала жена, – какая замечательная погода… Может, ну его, этот салон? Пойдем лучше в парк. Последнее время ты совсем не бываешь на свежем воздухе.

– Дорогая, – прервал жену Дмитрий Петрович, – ты знаешь, что салон завтра уже закроется, а следующий будет только через полгода. Прикосновение к прекрасному даёт энергии и вдохновения ничуть не меньше, а наверняка даже и больше, чем природа…

Супруги купили билеты, сдали верхнюю одежду в гардероб и начали обходить залы антикварного салона. Залов было много, и в них были выставлены великолепные вещи русских и западноевропейских художников. Вот зал, где эксклюзивно выставлен малоизвестный художник Пичугин, картины двадцатых и тридцатых годов прошлого века. Взгляд Дмитрия Петровича упал на картину «Крымские горы поздним вечером» – она была выполнена в интересной манере с использованием фиолетовых и желтых красок. Вот ещё одна картина Пичугина – опять преобладает фиолетовый цвет.

Жена Дмитрия Петровича сказала:

– Пойдем дальше, что ты прилип к этому Пичугину? Он что, тебе нравится?

Дмитрий Петрович снял очки, протер их платком, снова надел их, и ответил:

– Да, нравится. В нем что-то есть.

– Ты на цену посмотри… Двадцать семь тысяч долларов за эту небольшую работу, – начала причитать жена.

Дмитрий Петрович промолчал, однако, про себя отметил: «Были бы деньги, всё бы купил».

Пара перешла в другой зал, который был заполнен фарфором и бронзой. В углу зала, за низким столиком сидела красивая девушка и пила чай.

– Вам помочь? – спросила она Дмитрия Петровича, который вошёл в зал и сразу нагнулся, для того чтобы рассмотреть картину художника Соломаткина «Постоялый двор».

– Нет, нет, не волнуйтесь, – ответил Дмитрий Петрович, – пейте свой чай дальше…

Однако секунду спустя он неожиданно задал красивой девушке вопрос:

– А сколько стоит эта картина?

– Сейчас посмотрю… – ответила девушка.

В это время жена Дмитрия Петровича, которая отстала от него, засмотревшись на какие-то старинные украшения из черного жемчуга, нашла своего мужа:

– А-а-а, вот ты где… Как всегда, любезничаешь с девушками.

– Этот Соломатин стоит сто двадцать тысяч долларов, – не обращая никакого внимания на жену Дмитрия Петровича, ответила девушка. – И здесь приписка хозяина о том, что если кто-то реально захочет купить картину, то можно торговаться. Вот его телефон.

Жена немедленно отреагировала на информацию о цене:

– Ты что, Дусик, сдурел? У нас не на что дачу достраивать, а ты собираешься покупать этот «Постоялый двор»…

И супруги, оставив в недоумении девушку, перешли в другой зал. В нём Дмитрия Петровича привлекла большая картина художника Вельца «Голубые дали».

– Посмотри, – обратился Дмитрий Петрович к своей жене, – какой простор, какие дали… Посмотри, как просматривается дорога, идущая через лес и поле, какая великолепная перспектива, а небо-то, небо… Погляди, какое небо!

– Простите, – обратился Дмитрий Петрович к молодому мужчине, вяло листавшему журнал «Караван историй», – сколько стоит это полотно?

– Эта картина стоит… – молодой человек посмотрел в какую-то тетрадь, – она стоит триста долларов.

Дмитрий Петрович присвистнул и недоуменно спросил:

– А что так мало?

– То много, то мало, народ какой-то пошёл странный, – молодой человек нервно бросил журнал на стол.

Падая, журнал зацепил чашку с недопитым кофе. Она завертелась на столе и через несколько секунд упала с печальным звоном на пол и раскололась, вылив содержимое в ноги Дмитрию Петровичу. Он сразу покраснел и уже хотел резко отчитать нерадивого и, видимо, не любящего свою работу молодого человека, как около места происшествия внезапно появилась красивая женщина средних лет с великолепно ухоженным лицом.

– Сергей, – она повернула свою грациозную голову в сторону молодого человека, – немедленно извинись перед нашими гостями и всё убери.

Сергей что-то пробормотал себе под нос, затем резко нагнулся и мгновенно всё убрал с пола.

– Извините, извините ради Бога, – сказала красивая дама, – нынешняя молодежь ничего не хочет. Только деньги хочет получать. Вам кофе? Чай? Шампанское? Коньяка не желаете? Да садитесь, пожалуйста.

У нее в руке уже была бутылка коньяка. На протесты Дмитрия Петровича она не среагировала, плавно начав разливать коньяк в маленькие рюмочки:

– Вы, конечно, за рулём… Но, поверьте мне, что двадцать грамм отменного коньяка прольются на ваш организм, как утренняя роса на распускающуюся розу.

Дмитрий Петрович чокнулся маленькой рюмочкой с красивой дамой и со своей женой, а затем пригубил коньяк. Коньяк был действительно отменный.

– Чистая Франция, – улыбнувшись, сказала дама.

Она наблюдала, как Дмитрий Петрович пьет свой коньяк в объеме двадцати грамм. А он его не пил, а лизал языком и причмокивал.

– Так, – после того, как рюмки были поставлены на стол, сказала красивая дама, – значит, вас заинтересовала вот эта картина?

Своей изящной рукой дама указала на «Голубые дали».

– Картина, действительно отличная. И стоит она недорого… Всего пятьсот тысяч долларов.

Дмитрий Петрович сразу подавился слюной, которая у него собралась во рту после коньяка. Он сильно закашлял, и на глазах у него появились слёзы, а его жена нервно встала со стула, показывая своим видом, что разговор закончен. Дмитрий Петрович тоже начал подниматься, но красивая женщина наклонилась к нему, сексуально прошептала:

– Можно немного поторговаться…

В этом месте разговора Дмитрий Петрович почему-то задал дурацкий вопрос:

– А сколько вы готовы уступить?

«Можно подумать, – подумала про себя в это время жена Дмитрия Петровича, выходя из зала, – что у моего мужа есть сумма, хотя бы близкая к десяти тысячам долларов». В последнее время дела Дмитрия Петровича шли не очень хорошо.

– Я готова вам уступить, – сказала красивая женщина, усиливая свой натиск на Дмитрия Петровича, – ну, скажем, десять процентов. Притом легко.

Она заметила, что жена потенциального покупателя вышла из зала.

– Это, конечно, хорошая скидка… Но, признайтесь себе, что спрашивать за Вельца четыреста пятьдесят тысяч «зелёных»… – Дмитрий Петрович специально назвал доллары «зелёными», произнеся эту фразу нарочито пренебрежительным тоном, хотя его самого от этих слов начало мутить. – Вы хотите сказать, что Вельц по рейтингу приравнен к Репину или к Сурикову?

– Но, позвольте… Извините… Как Вас зовут? – спросила красивая женщина.

– Дмитрий Петрович.

– А меня Екатерина Владимировна.

– Очень приятно, – сказал Дмитрий Петрович и тоскливо подумал: «На хрен я полез в это бессмысленное обсуждение? Жена, наверное, уже ждёт меня и нервничает».

– Дмитрий Петрович, если картина вам действительно нравится, то я сделаю беспрецедентную скидку в размере двадцати пяти процентов.

– Это сколько же получается?

– Это получается… – красивая дама быстро взяла калькулятор в руку, – это получается триста семьдесят пять тысяч.

– Дорого, Екатерина Владимировна, – поначалу смущённый напором красивой дамы и чудовищной ценой за картину художника Вельца, Дмитрий Петрович начал приходить в себя, – очень дорого… Картина хорошая, но художник второразрядный.

– Хорошо, Дмитрий Петрович. Последняя цена… – и красивая женщина сделала длинную паузу, – триста тысяч долларов. Но это только для вас!

– Хорошо, Екатерина… Ивановна, – чтобы выиграть время и перехватить инициативу Дмитрий Петрович специально исказил отчество собеседницы, ведь это ему в случае заключения сделки пришлось бы платить деньги.

– Владимировна… И, между нами, Дмитрий… Э-э-э, Петрович, я продам вам картину за такую цену, но только в течение трёх дней. Потому что, честно говоря, у меня под нее уже есть покупатель, и он заплатит больше чем триста тысяч.

«Блефует, тётка, ох блефует, – пошла мысль в голове у Дмитрия Петровича, – мы таких разговоров по своей жизни во время продаж и покупок ох как наслышались. Ты, деточка, ещё под стол пешком ходила, когда я уже вовсю торговал картинами и иконами».

Вслух же Дмитрий Петрович произнёс вот что:

– Екатерина Владимировна, давайте обменяемся визитками. На днях я приму окончательное решение и вам позвоню.

– Я, конечно, дам вам визитку со своими телефонами, но вы всё же огорчили меня… Вы отказываетесь от такого дисконта в цене на эту картину! Я уступаю вам сорок процентов от первоначальной цены. Побойтесь Бога, Дмитрий Петрович, кто это вам даст в наше время такую скидку?

– Екатерина Владимировна, – Дмитрий Петрович включил всё свое обаяние, – я бесконечно признателен вам за вашу доброту ко мне. Сорок процентов – это замечательная скидка.

Дмитрий Петрович потихоньку уже начал подтрунивать над красивой дамой, которая, по всей видимости, являлась хозяйкой художественного салона. Конечно, он не собирался покупать картину, а она, скорее всего, не собиралась её продавать, очень хорошо представляя себе, какого уровня покупатель перед ней находится. Ей просто было скучно, и она решила разыграть маленький спектакль. И этот спектакль, как ей казалось, удался. Она молча подала Дмитрию Петровичу визитку, и когда он протянул за визиткой руку, внезапно посмотрела ему в глаза и сказала:

– Наверное, я не дождусь вашего звонка, но впечатление от вас у меня сохранится надолго.

Краем глаза хозяйка салона заметила, что жена Дмитрия Петровича возвращается в зал.

– Такое удивительное восприятие прекрасного встречается сейчас крайне редко.

Она сказала так потому, что ей захотелось продолжить спектакль и немного подурачить этого странного интеллигента. Про таких мужиков в народе говорят: «Больно умный».

– Дусик, ты скоро освободишься? Я без тебя уже половину выставки обошла, а ты всё не можешь определиться с ценой, – сказала супруга Дмитрия Петровича.

«Жена начала мне подыгрывать», – заметил про себя Дмитрий Петрович. Он решил попрощаться с Екатериной Владимировной:

– Хорошо, я непременно вам позвоню.

С этими словами Дмитрий Петрович, наконец-то, покинул зал, аккуратно пряча визитку в нагрудный карман. «Тётка, конечно, класс, непременно надо будет ей позвонить», – крутилось у него в голове. Чтобы как-то отвлечься от этой мысли, ибо рядом находилась жена, он неожиданно сказал ей:

– Дорогая, давай выпьем в буфете по чашечке кофе.

Они спустились вниз, отстояли небольшую очередь, и через короткий промежуток времени наслаждались бутербродами и «непротивным» кофе.

После этого перерыва они опять пошли бродить по залам. Народу стало меньше, и они уверенно обходили один зал за другим. В одном из залов Дмитрий Петрович залюбовался великолепной картиной художника Крачковского «Летний пейзаж с рекой». Опять ему назвали цену, и опять эта цена, как ему показалась, была сильно завышена. Настроение его начало портиться. Он отчётливо начинал понимать, что произведения искусства, которые были представлены на антикварном салоне, великолепны, но продавцы этих произведений ставят цены в расчете на дремучих лохов, видимо, надеясь «впендюрить» картину неискушенному покупателю по такой жуткой цене, чтобы он всю оставшуюся жизнь молился на своё приобретение.

Вот новый зал – галерея «Три века». Опять хороший фарфор, опять великолепная бронза, и в углу огромная картина художника Рубо «Казачий офицер на тройке». Дмитрий Петрович уже не спрашивал цену: он хорошо себе представлял, что хозяева заломят слишком много.

Супруги походили еще с полчаса по залам антикварного салона. Здесь жена сказала:

– Дорогой, давай уже пойдем с этой выставки, что-то ножки мои устали. Всё равно мы с тобой ничего здесь не купим. Так чего же попусту надрывать душу? Картины здесь великолепные, но и цены жуткие. Поехали домой, дорогой. Этот мир картин нам не по карману.

Дмитрий Петрович согласился с женой: «Хорошо она сказала, ходить здесь – только душу надрывать». Они пошли к выходу, и уже перед самым спуском вниз по лестнице Дмитрий Петрович опять увидел Екатерину Владимировну. Она стояла при входе в свой зал – красиво и грациозно, как и подобает хозяйке богатого магазина, внимательно рассматривая потенциальных покупателей, проходящих мимо. Она заметила Дмитрия Петровича, идущего с женой под ручку:

– Ну как, Дмитрий Петрович, вы готовы купить Вельца с такой скидкой?

Дмитрий Петрович сразу покраснел и хотел даже нагрубить ей, но потом взял себя в руки и интеллигентно ответил:

– Екатерина Владимировна, ваш Вельц очень хорош, но я всё же не готов его покупать по такой цене, даже с учетом фантастической скидки, которую вы мне предложили.

И Дмитрий Петрович приложил руку к своей голове, показывая свое почтение и одновременно заканчивая разговор. Они с женой пытались пройти мимо Екатерины Владимировны, когда она пылко схватила руку Дмитрия Петровича:

– Может, вы хотите взглянуть на великолепные вещи в другом зале?

Дмитрий Петрович взглянул на жену и не увидел в её лице знака недовольства. Он ответил:

– Да, можно взглянуть…

Все трое прошли в другую часть здания, где в конце коридора Екатерина Владимировна ключом открыла небольшую комнату, которая вся была заставлена картинами, бронзой и медью. Чего здесь только не было: и картины в рамах, и картины без рам, картины на холсте, и картины, написанные на картоне… Этюды и рисунки, акварели и гравюры, бронзовые мальчики в пыли, бронзовые пастушки, тоже в пыли, пузатые медные самовары, и даже медный шлем водолаза. Все это висело, лежало и стояло в углах, у стен и даже на подоконнике.

Поначалу Дмитрий Петрович пожалел, что пришел сюда. Он слишком тонко чувствовал и высоко ценил произведения искусств, но в таком виде… Эта комната напоминала скорее склад, чем выставочный зал. Она покоробила его эстетические чувства. Екатерина Владимировна в его глазах моментально превратилась в старую бабку с дурной наследственностью. И он, не говоря ни слова, развернулся, подхватил жену под руку и пошёл на выход. Однако покидая этот склад, почти что в дверях, он увидел пыльную икону, которая стояла, прислоненная к стене. Перед ней он замер. Его сердце бешено забилось в груди. Рукой он начал стирать пыль с лика Христа, изображённого на этой иконе.

Ни Екатерина Владимировна, ни жена нашего героя ничего не понимали. Они молча смотрели на Дмитрия Петровича, который почти упал перед иконой на колени и гладил, гладил лицо Спасителя. Прошло пять, десять минут… Дмитрий Петрович уже стер всю пыль и теперь со слезами на глазах рассматривал заднюю часть иконы, трогая своими тонкими пальцами все трещинки и изъяны. Ещё он что-то шептал… Женщины прислушались:

– Неужели это ты… Неужели это ты… Не думал я, что мы с тобой опять встретимся… Не думал…

Женщинам казалось, что Дмитрий Петрович сошел с ума.

Это была храмовая икона семнадцатого века «Спас в силах». Дмитрий Петрович обнял икону и прислонил её к своей груди. Мысль и душа его улетели в середину семидесятых годов прошлого века.

* * *

И вот он, вихрастый и крепкий парень, с красивой загорелой девушкой стоят на платформе вокзала города Адлер. Жарким летним вечером садятся они в вагон фирменного поезда Адлер–Москва. Пассажиров очень много. В связи с приближающимся первым сентября все одновременно решили покинуть жаркий Кавказ, причём, как и полагается, – с детьми, с кошечками и с собачками. Толпа была разогрета не только жарой, но и отсутствием билетов. Она кинулась штурмовать поезд. Димка с подругой, как опытный боец, уже не раз попадавший в такие ситуации, и знающий что при таких посадках на одно место могут быть «двойники», особо не церемонясь с рядом стоящими тётками, первый нахально влез в вагон, таща за собой подругу с её огромной спортивной сумкой.

– Куда прёшь, нахал? – кричала толстая тетка, держа на руках противную, облезлую кошку с дикими глазами.

– Тихо, тихо мамаша, – успокаивал её Дима, а сам уже просачивался в вагон мимо тетки и мимо проводницы.

Он быстро нашел своё место и место своей подруги и тут же разложил вещи по всему купе.

– Дим, что с тобой? Ты что, перегрелся что ли, зачем такая спешка? – вопрошала нашего героя шикарная подруга.

– Сейчас поймешь, – ответил Дима.

Вагон быстро заполнялся, и через десять минут свободных мест почти уже не было, а пассажиры всё прибывали и прибывали. То в одном месте вагона, то в другом вспыхивали яростные споры:

– Это место мое!

– Нет, мое!

– А покажите билет?

– Пожалуйста.

– Но ваше место двадцать третье, а вы где сидите? Это же место двадцать пятое, а на него у меня билет. Освободите его, пожалуйста.

– Нет, не освобожу.

– Проводник! Проводник!

И проводник кидался к спорящим, как пожарная команда. В купе кроме Димы и его подруги расположилась престарелая семейная пара. Он – крепкий старик лет шестидесяти и она – тонкая старушечка неопределенного возраста. Дима сидел на своем месте очень сосредоточенно и напряжённо.

– Долго ты будешь?.. – спросила его подруга.

– Тсс, – прислонил Дима к её губам свой палец.

И тут же в купе влетел огромный, потный детина с двумя чемоданами, а за ним нервная женщина, держащая за руку девочку лет десяти.

– Так, – мрачно начал детина, – кто-то в купе лишний.

Все напряглись и уставились на него, кроме Димы. Он нарочно стал смотреть в окно, всем своим видом показывая, что его эта ситуация не волнует.

– Места шестнадцатое и семнадцатое, – еще более мрачно выдавил из себя детина, – быстро освобождаем!

Подруга Димы дернулась встать со своего места, но Дима резко её остановил:

– Сидеть!

– Молодые люди, вы что, глухие? Я же русским языком сказал, быстро освобождаем места.

И детина, бросив чемоданы на пол, попытался схватить яркую подругу Димы за руку. Она громко завизжала и отпрыгнула на колени к Диме.

– Как вам не стыдно! – неожиданно вступилась за Димину подругу тонкая старушка. – Вроде на вид интеллигентный мужчина, а так себя ведёте…

– А ты молчи, старая мымра! – здесь все заметили, что детина пьян. – Молчи… сука, и не лезь, пока я тебе шмазь не сотворил.

– Как вы смеете так разговаривать с моей женой? – резко вмешался крепкий старик.

– Еще один козёл, – недобро усмехнулся детина. – Во, смотри, жена, сколько пидоров в этом купе!

Дима отметил, что ситуация начинает приобретать характер начала военных действий. Он быстро пересадил подругу, поднялся с полки и сунул детине под нос свои билеты.

– Наши места – шестнадцатое и семнадцатое, а если что не нравится, то обращайтесь к проводнику, а не к нам, понятно!

– И ты, пидор, в рожу захотел?

И детина сгреб своей волосатой рукой на груди Димки яркую футболку. Теперь в купе визжали все: димина шикарная подруга, тонкая старушка, крепкий старик, и даже Дима, кажется, тоже что-то кричал. А в коридоре к орущим присоединились жена детины и его дочь. Через секунду перед купе стояли двое: проводник вагона и бригадир поезда.

– В чём дело? – грозно спросил бригадир поезда, мужичок «метр на коньках». – В милицию захотели? Это мы быстро сейчас вам устроим.

Детина отпустил Димку. Его пыл куда-то улетучился, и он что-то мямлил насчет своих мест.

– Тихо, – обратился к Диме «метр на коньках», – ваши билеты?

Дима показал ему свой билет и билет своей подруги.

– И ваши, – обратился бригадир поезда к пьяному мужику.

Бригадир поезда быстро посмотрел билеты пьяного пассажира и, обращаясь к проводникам, сказал:

– Разместить этих, – указывая на детину с семьей, – в соседнем вагоне.

– Но мы не хотим в соседнем… – начал было детина.

На что «метр на коньках» ему строго сказал, что на железной дороге есть положение, согласно которому, если объявляется «двойник», то те пассажиры, которые пришли вторыми, размещаются в вагонах, где есть свободные места.

И пьяный мужик со своей семьёй ушёл размещаться в другой вагон. Димка наконец расслабился. Он с красивой подругой вышел в коридор. Поезд неспешно полз по чудному побережью Кавказа, и перед их глазами расстилалось ласковое Черное море.

– Теперь поняла, почему я дёргался? – прижимая к себе подругу, спросил Дима.

– Ничего я не поняла… Но, чувствую, ты знал, что у нас «двойник».

– А как ты думаешь? Можно ли в Москве за две недели до отъезда купить обратный билет из Адлера на конец августа? И я тебе отвечу, что нельзя. Это невозможно, поэтому я и сделал «двойник». Ехать ведь нам с тобой в Москву-то надо? Надо! У тебя же отпуск заканчивается…

Девушка неодобрительно и подозрительно посмотрела на Диму.

– Ну чего ты так на меня смотришь? – сказал Дима. – Сама же просила, давай, Дим, рванем на юг дней на десять, у меня отгулы есть… А потом, помнишь, что ты сказала? Мне обязательно надо быть в Москве первого сентября. Вот я и старался.

Дима попробовал обнять свою подругу, но она, сама не зная, почему, продолжала дуться на него и отстраняла его руки. Ей, наверное, во всей этой истории было жалко девочку, которая во время ссоры жалась к матери и испуганно смотрела на всех своими большими зелеными глазами.

Поезд подходил к вокзалу города Сочи.

– Стоянка пятнадцать минут! – почему-то закричала проводница на весь вагон.

Оставив свою красивую попутчицу в купе, Дима вышел из вагона на перрон. В голове продолжали крутиться мысли по поводу произошедшего инцидента. «Странно как-то, – думал он, – берёшь девушку с собой на юг, развлекаешь её, опекаешь её, делаешь всё, что она захочет, выполняешь все её капризы, по десять раз на дню занимаешься с ней сексом, и раз, на тебе, ей не понравилось, что я сделал «двойник». Нет, лучше бы мы сейчас стояли в Адлере, в страшной очереди за билетами без перспектив вообще уехать в Москву. Если бы я не подсуетился…»

Ход Диминых мыслей был прерван грубым разговором двух молодых людей недалеко от входа в его вагон. Один был наглым, самоуверенным и сухожилистым кавказцем, другой – молодым интеллигентным человеком, одетым в модные джинсы фирмы Wrangler, с небольшой рыжей бородкой и лицом, отдалённо напоминающим лицо Христа. Они яростно хватали друг друга за руки и за одежду. Казалось, что драка неминуема. На ступеньках вагона стояла проводница и растерянно смотрела на всё это безобразие. Дмитрий быстро направился к ним, интуитивно принимая сторону молодого человека, отдалённо похожего на Христа:

– В чем дело, пацаны?

– Отвали, – заорал сухожилистый кавказец, тем самым окончательно убедив Диму принять сторону «отдалённо похожего».

– В чём тут дело? – теперь Дима задал этот вопрос проводнице.

– Этот, – она нервно указала своим свёрнутым желтым флажком на кавказца, – нагло лезет в вагон без билета, а этот, в джинсах…

Она не успела договорить, кавказец кулаком ударил в лицо «отдалённо похожего» и у того сразу же из носа пошла кровь. В этот же момент локомотив дернул вагоны, и поезд тронулся. «Отдалённо похожий» с разбитым лицом протянул руки к поручню вагона, ему мешала его спортивная сумка, и еще кавказец не давал ему зайти в вагон. Проводница закричала в ухо Димы:

– Помоги парню, который в крови, а этому…

А «этот» уже почти влез в вагон и готов был перенести левую ногу в тамбур. Дмитрий мгновенно оценил ситуацию и тяжелым ударом своей ноги в грудь сбросил кавказца обратно на платформу. Кавказец упал. За ним на платформу выскочил Дмитрий и помог «отдалённо похожему», бежавшему из последних сил, подняться в вагон.

Примерно через два часа, на стоянке в Туапсе, Дима со своей красивой подругой, которая прижималась к нему всем телом, но, не отрываясь, смотрела в рот «отдалённо похожему», прогуливались вместе по платформе. Их новый приятель рассказывал какую-то весёлую историю. Потом, когда поезд тронулся, все трое уже сидели в служебном купе. «Отдалённо похожий», которого звали Андреем, вытащил из своей сумки бутылку шотландского виски Hankey Bannister, банку черной икры и анчоусы по-португальски. Проводница поставила на стол баночку солёных огурчиков, нарезала сальца, достала копчёных лещей и большую буханку черного хлеба. Ляля (а так звали Димину подругу) и Дима тоже достали продукты, которые были у них с собой: помидоры, варёную курицу и бутылку водки.

Сначала выпили за Диму. Этот тост предложил Андрей. Затем – за красивую девушку Лялю. Этот тост тоже предложил Андрей. Потом выпили за проводницу Машу. Потом опять за Диму, потом за Лялю, потом второй раз за проводницу. За Андрея никто не пил, но он не обижался: смешил всех анекдотами и всё время улыбался Ляле. Бутылка водки была выпита; бутылка шотландского виски была опорожнена наполовину.

Дима заплетающим языком спросил у нового приятеля:

– А скажи-ка, Андрей… Ох, как же я набрался… Ты ва-а-ще кто? Вот Ляля, моя пад… друга… Она моя под… друга, она работает в журнале, а ты где работаешь? Я смотрю, ты парень не пра-а-стой, вон, у тебя виски там… Икра…

– У меня просто всё в порядке, – ответил на этот вопрос Андрей, не прекращая улыбаться Ляле. – Просто я работаю в таком месте, где очень хорошо платят. Вот ты, сколько получаешь?

– Я ста… рик, зара… баты… ваю, тоже хо-ро-шо… Я работаю в институте, я па-а-чти кандидат, блин, наук.

– Ладно, кандидат наук… Какая у тебя зарплата?

– У меня зар-пла-та очень, хо-ро-шая. Давай лучше ма-ха-нём еще…

– Старик, я очень тебе благодарен, – продолжил Андрей, – ты меня очень сильно выручил в непростой ситуации, поэтому пей, ешь. Если будет мало, ещё купим. Главное то, что ты хороший человек.

Андрей хоть и не пил, как Дмитрий и Ляля, но всё же тоже начал «косеть». Троица маханула ещё по одной, и Дмитрия совсем развезло.

– Так, на чём мы остановились? – вопрошал он Андрея.

Но Андрей уже подсел к Ляле и стал что-то ей нашёптывать на ухо. Проводница давно куда-то ушла по служебным делам, а Дмитрий, как говорят у нас на Руси, был уже «ни ухом ни рылом». Он ничего не понимал: ни где он, ни кто он.

Очнулся он в своем купе, когда поезд стоял на какой-то станции. Привстал с полки, он шёпотом позвал свою подругу:

– Ляля, Ля-леч-ка, ты спишь?

Ответа не последовало. Совершив над собой страшное усилие, Дима встал и посмотрел на верхнюю полку, где по его определению должна была находиться Ляля. На верхней полке (его подруга любила только верхние полки) её не было. Покачиваясь, наш герой вышел из купе и мутным взглядом посмотрел вдоль коридора: сначала налево, потом… Потом его сильно качнуло, и он решил выйти на перрон и погулять, чтобы немного прийти в себя.

На слабо освещённом перроне ходили какие-то тётки и предлагали немногочисленным пассажирам пиво, минеральную воду, водку, горячую картошку, жареные пирожки и, конечно, кур: отварных, печёных, варёных, «солёных» и «ядрёных». У вагона Дмитрий Лялю и Андрея не нашёл. «Наверное, в тамбуре курят», – почему-то решил он и поднялся обратно в вагон. Но в тамбуре их тоже не было. Он заглянул в служебное купе, но и там никого не было: «Где же все? И что это за станция, и сколько здесь стоит поезд?» В коридоре он нашел расписание и понял, что это Армавир, и что стоянка здесь двадцать минут, и что время два часа ночи. «Так, а где же Ляля, где Андрей?»

Спьяну Дима никак не мог сообразить, где его подруга и где его новый друг. Он опять вышел на платформу. Над ним раскинулась тёплая южная ночь с роскошным звёздным небом. Он потихоньку успокоился, начав медленно прогуливаться вдоль вагона. Впереди он видел маневровые светофоры железнодорожных путей; синие огни манили его своей таинственностью, и ему захотелось подойти к ним поближе. И он пошёл вперед, вдыхая ночной освежающий воздух. Вдруг в окне какого-то вагона он неожиданно увидел свою девушку и Андрея. Они сидели довольно близко друг к другу и мило беседовали. Дмитрий сразу полез в тамбур этого вагона, но дверь была закрыта, и на стук никто не открывал. Он начал агрессивно колотить по двери. Наконец, дверь открылась, и в тамбуре появилась толстая, сисястая баба:

– Чего надо? Не видишь, ресторан закрыт! Завтра приходи. Мы в восемь часов открываемся.

И она попыталась закрыть дверь вагона, но Дмитрий уже залез на площадку и начал оттеснять толстуху. Та сразу завопила громким голосом:

– Куда лезешь, наглец?! Тебе русским языком сказали, что ресторан закрыт. Водки что ли надо? Да тебе уже достаточно, вон как от тебя несёт!

– Мне надо в вагон, пустите, там моя девушка, – Дима попытался что-то объяснить, но толстуха схватила какую-то кочергу и, размахивая ею перед носом Дмитрия, пошла на него в атаку. На шум выскочили еще какие-то тетки…

Через несколько минут он сидел за столом рядом с Лялей и Андреем:

– Ну что же вы ушли? Вы меня бросили пьяного, а сами здесь… – с обидой в голосе начал он наезжать на своих приятелей, в основном на Лялю.

– Ой, слушай, Дим, – не обращая на его стенанья никакого внимания, начала говорить Ляля, – Андрей такой интересный… Ты знаешь, где он работает?

– Не работаю, а служу, – перебил её Андрей.

Видно было, что он был раздражён оттого, что в вагоне-ресторане появился Дима.

– Неважно, служишь ты или работаешь, – Дима заметил, что его подруга была изрядно «датая» (так говорила молодежь того времени).

Ляля продолжила:

– Представляешь, он служит в церкви!

– Не в церкви, – опять перебил её Андрей, – а в Московской епархии, при Питириме.

Дмитрий слушал всё это вполуха. Ему было приятно, что он нашел своих друзей. К тому же Ляля опять прижималась к нему, правда, только коленкой:

– Представляешь, Димон, он у нас священник.

– Ляля, я не священник, а служу у Питирима!

– А кто такой Питирим? – спросил Дмитрий, не опасаясь того, что Андрей осудит его за невежество.

– Чего-нибудь выпьешь? – неожиданно спросил Андрей. – А то давай… Я тебе водки или коньяка возьму.

– Нет, на сегодня уже хватит. Хотя… Можно грамм сто водочки с солёным огурцом и бутербродом с колбаской, – ответил Дима на предложение своего приятеля.

Андрей быстро встал и отошёл к барной стойке, где стояла всё та же толстуха, которая изо всех сил боролась со сном. Ляля в отсутствие Андрея, как кошка, начала тереться о Диму и норовила даже залезть ему в брюки своей рукой. Через пару минут вернулся Андрей, сопровождаемый толстухой, которая поставила на стол бутылку водки, бутылку сухого вина, минералку и положила шесть бутербродов с красной икрой.

– Но зачем так много? – спросил Дима. – Уже ночь, куда столько?

– Дают – бери, бьют – беги, – пропела Ляля, наливая себе в стакан для минералки сухого вина.

– Ляля, может, хватит, а? – пытался её остановить Дима, но девушка уже выпила и пыталась налить еще.

Поезд уже давно отошёл от Армавира и набирал скорость. Постукивали колеса, и в окне мелькали нереальные картины южной ночи. С приходом Димы течение беседы нарушилось. Дима начал понимать, что он «обломал фишку» Андрею, который хотел охмурить его девушку. Беседа не клеилась. Ляля была уже достаточно пьяна, и они вскоре потихоньку покинули вагон-ресторан.

Утром, часов в одиннадцать, к ним в купе заглянул Андрей.

– Как дела, друзья мои? – непринужденно заулыбался он, бросив взгляд на Лялю. – Всё спите? Давайте вставайте и подтягиваетесь в моё купе.

Как вы, наверное, уже догадались, Андрей ехал без билета в служебном купе проводников. Там уже был накрыт стол. Минут через двадцать компания была в полном сборе, присутствовала даже проводница. Она оставила свои рабочие обязанности без внимания. На замечание Андрея: «Как же ты сидишь с нами и пьёшь водку, а вдруг ревизоры пойдут?», – она небрежно ответила: «Перегон длинный, успею протрезветь, давай лучше наливай, дядя, и не пизди».

Андрей опять поставил на стол бутылку виски. Теперь это был Teacher’s. Новый знакомый Димы и Ляли открыл банку с черной икрой и сделал всем бутерброды. Опять пошла гульба. Дима болезненно заметил про себя, что Андрей изо всех сил хочет понравиться Ляле. И он не знал что делать – то ли противиться этому, то ли не замечать это. Решил выждать время и присмотреться, как будет развиваться ситуация. Дима спросил Андрея:

– Так ты говоришь, что работаешь в епархии?

– Не работаю, а служу.

– А кем?

Андрей внезапно налил себе в стакан вискаря и, жмурясь, как кот, сказал:

– Давайте выпьем за нашего патриарха, это гениальный человек… – затем вдруг он прослезился и продолжил. – Я так его люблю, так люблю…

С этими словами Андрей резко выпил содержимое стакана, бросив косой взгляд на Лялю. Все остальные тоже выпили, не очень, правда, понимая, почему при нынешних обстоятельствах надо было пить за патриарха всея Руси, тем более, что Дима знал, что его звали Пимен, а не Питирим. Но если на столе есть выпивка, да еще заморская, да ещё на халяву, то русский народ не очень «въезжает» в тему. Затем ещё выпили за Христа, затем ещё за освобождение от монгольского ига, затем…

Дима опять задал свой вопрос:

– Андрей, вот ты работаешь у Питирима, а что ты там делаешь?

– Я, старик, не делаю, а служу. Питирим – это министр иностранных дел русской православной церкви.

Теперь Дима понял, что его новый знакомый не ошибался и не врал. Андрей продолжил:

– И я при Питириме нахожусь на службе… Ладно, старик, давай выпьем за красивых дам.

Они опять налили в стаканы огненной воды под названием «Учительская самогонка» (так Андрей называл виски Teacher’s). Все выпили. В купе вдруг повисла тишина. Дима понял, что Андрей непростой человек, и что надо бы с ним поплотней задружиться. Ляля тоже поняла, что парень, сидящий напротив неё и отдалённо похожий на Христа, очень интересен во всех отношениях: и красив, и умен; самое главное, он при деньгах, не то, что Димка. Проводница же поняла, что здесь она лишняя. Она пошла заниматься своими прямыми обязанностями. А вот Андрей понял, что он взорвал «бомбу», и этой «бомбой» произвел нужный эффект, особенно на Лялю.

Через час бутылка «Учительской самогонки» была выпита, а Андрей всё говорил, говорил и говорил, искоса посматривая на Лялю. По правде сказать, он смотрел не на саму Лялю, а на её роскошные загорелые ножки, которые были перед его глазами. Ляля клала одну ногу на другую, время от времени перебрасывая их с места на место. Димка же всё видел, но позволял своей подруге куражиться. Внутри себя он решил, что с этим парнем надо задружиться – потому-то и терпел выходки Ляли. Андрей рассказывал, как он любит службу в епархии, как он готовится поступить в аспирантуру при епархии, какие там экзамены, например, по русскому языку.

– Представляете, ребята, – говорил он в запале, – надо написать сочинение на тему «Какие чувства проникают к вам в сердце, когда, проходя по лесу или по полю, вы слышите в отдалении звон монастырского колокола…». Представляешь, Дмитрий, как надо тонко чувствовать природу и в ней этот звук… Как всё это прекрасно, как всё это великолепно! Тишина… Природа вокруг, и вдруг «Бам! Бам! Бам!». И в этих звуках ты ощущаешь присутствия Бога… Да, Бога!

Андрей все больше и больше расходился. А Ляля уже любила Андрея. Андрей же продолжал:

– Бога, тишину, природу… Ребята, наша жизнь – это чудо… Это такое чудо, и везде Бог. Он везде, Он везде…

Диме показалось, что, говоря эти слова, Андрей сам превратится в Бога, в голубой свет. И поток Божественного Света льется на него, на Лялю, и Ляля скоро родит прекрасное дитя, которое возвеличит Творца на новые чудесные деяния.

Из транса Диму вывел голос проводницы:

– Внимание, Харьков. Стоянка – двенадцать минут, платформа с правой стороны.

Почти все пассажиры вагона потянулись на выход, Андрей же зашёл к проводникам по какому-то вопросу, и поэтому на платформу вокзала Дима с Лялей вышли без Андрея. Лялю всю трясло. Её глаза горели, лицо пылало. Из-под тонкой кофточки торчали, как крупнокалиберные пулеметы, соски грудей. Она схватила Диму за руку и начала шептать:

– Какой парень, какой парень…

Дима прекрасно понимал, что если бы его не было рядом, то Ляля «со свистом» отдалась бы Андрею.

– Спокойно, деточка, спокойно, – твёрдым голосом сказал Дима, – парень он действительно замечательный, и по приезду в Москву мы непременно пригласим его в гости.

– «В гости…» – передразнила его Ляля, – а куда его приглашать? В съёмную, убогую квартиру или к твоей матери? Лучше не позорься. Дима, ты видишь кто он? А кто ты? Он работает с самим патриархом, знает Питирима…

Тут к ним подошел Андрей:

– Прогуливаемся? Замечательно!

Потом он полной грудью набрал воздух и сказал:

– Да, Харьков… Бывал здесь, бывал… В тот год, когда американцы высадились на луну. Был молод, беспечен… В центре города, около университета, «закадрил» одну студентку. Её звали Ромеллой. Поехал её провожать на край города. Поздний вечер, незнакомый город… И что вы думаете? Чуть не убили… Еле ноги унес. Целый час бежал через какой-то лес… Пришёл в гостиницу весь в грязи и крови. Администрация не хотела меня даже в номер пускать, вот как. Давно это всё было…

После Харькова Ляля почему-то пошла в купе и легла к себе на верхнюю полку, а Дима и Андрей взяли у проводников шахматы и начали играть. Через пару партий Дима убедился, что Андрей играет в шахматы очень плохо. Сам Дима играл в шахматы не Бог весть как, однако, Андрей делал ходы, как человек, второй раз севший за доску. Вот здесь-то у Димы первый раз и вкралось в голову отдалённое подозрение насчет Андрея и его образования: «Служит в епархии, имеет, как он говорил, богословское образование, а в шахматы играть не умеет, странно это. Люди с таким образованием, как правило…». Но потом Дима отбросил эту мысль как никчемную: «Завидую я ему. Вот отсюда и мысли такие».

Наступало обеденное время, поезд приближался к очередной крупной станции. Это был город Орёл. На перроне Дима и Андрей прогуливались, как старые, добрые товарищи. Дмитрий интуитивно понимал, что в виде Андрея жизнь ему подбросила шанс. Дима встретил человека, который по своему образованию, по своим годам и по своему восприятию мира настолько органически подходил ему в друзья, что Дима понял, что это промысел Божий.

– Вот ты говоришь, что церковь сделала для русских людей очень много, – с жёсткостью в голосе Дима наседал на Андрея, – и русские очень сильно верили в Бога и были верными и набожными людьми. Так почему же тогда эти твои в Бога верившие уже в первые дни Октябрьской революции предали церковь? Почему убивали священников, крушили и обсирали храмы Божьи, почему жгли иконы и позволяли комиссарам глумиться над верой, а? А не взяли вместо этого вилы и не воткнули им в бок? Да потому, что твои русские – убогие, они очень сильны за глаза говорить, а как надо дать отпор тирании, так они хвост и поджали.

– Я думаю, – отвечал Андрей, – что причина здесь кроется в поистине бесконечном терпении русского народа и в его послушании. Также на Руси очень сильны были языческие корни, ведь крещение было насильственное и проходило не так давно, всего каких-то тысячу лет тому назад.

– Я что-то тебя, Андрей, не понимаю. Ты считаешь, что тысяча лет – это не срок?

– Срок, но маленький. Притом крещение Руси проходило, в основном, в крупных городах: в Киеве, Чернигове и во Владимире, а большинство населения жило в сельской местности. Что, тогда было радио? Телевидение? Дали приказ, и пошло крещение… Так что ли? Да нет, конечно… Страна принимала эту религию очень долго – несколько сотен лет.

Тут проводница замахала руками:

– Молодые люди, заходим в вагон, стоянка окончена!

Дима и Андрей поднялись в вагон.

– Чай пить будете? – спросила у них проводница.

– Чай можно, – согласился Андрей. – Нам два стакана чая и печенья какого-нибудь… Принесите, пожалуйста, всё это в моё купе.

Проводница принесла чай, но он был очень горячий, и Андрей начал медленно помешивать сахар в стакане. Димин приятель тихо сказал сам себе:

– В Москве полно работы. Питирим меня отпускал всего на десять дней, а я отсутствовал две недели. Теперь придется навёрстывать… Дим, а ты где работаешь?

– В институте Африки Академии наук СССР, младшим научным сотрудником.

– И сколько тебе платят?

– Немного, всего сто тридцать рублей. Правда, работа не пыльная, есть, например, библиотечные дни… Это когда можно на работу не ходить, потому что, вроде, работаешь в библиотеке. На самом деле спишь дома до обеда, а потом вот таких девушек, как Ляля…

– Это понятно… – перебил Диму Андрей, – но как в наше время можно прожить на такие деньги? Я вот, например, в епархии получаю триста пятьдесят рублей в месяц, и то не хватает. Поэтому приходится выполнять мелкие поручения. У меня есть личная машина, и канцелярия Питирима иногда предлагает мне в неурочное время съездить туда-сюда, отвезти то-то и то-то. Конечно, за это платят, и на бензин денег дают. В месяц получается рублей четыреста, но мне всё равно мало. А жена работает танцовщицей в ансамбле Моисеева. Она часто уезжает за границу с гастролями, модные шмотки привозит, чеки для магазина «Берёзка»… Вот, благодаря её поездкам и живем, а так просто труба была бы.

– Наверное, у вас очень большие расходы?

Андрей хитро улыбнулся и отхлебнул чай из стакана:

– Да нет, небольшие… Много денег уходит на наряды жены, на ювелирку… Понимаешь, танцовщица должна быть красиво одета и украшена ювелирными изделиями. Потом, знаешь, я ещё люблю книги покупать… Слушай, давай в шахматы ещё сыграем…

Дмитрий неохотно согласился: «Что толку играть с человеком, который на шестом ходу остаётся без ферзя»? Тем не менее приятели сели играть в шахматы. Через десять ходов Андрей получил мат. Он спросил у Дмитрия:

– Здорово ты в шахматы играешь! Небось, первый разряд имеешь?

– Какой там разряд… Так, немного понимаю… В детстве увлекался, а сейчас этим заниматься некогда.

В следующей партии Андрей опять получил мат. Теперь, правда, на двенадцатом ходу. «О, мой друг прогрессирует», – съехидничал про себя Дмитрий.

– А Ляля тоже с тобой работает? – неожиданно спросил Андрей.

– Нет. Ляля работает в журнале «Здоровье» корректором.

– Красивая она у тебя… От мужиков, небось, отбоя нет? Вот у меня в Москве тоже подруга есть. Она из мира кино. Актриса… Слышал такую фамилию – Горюнова?

– Горюнова, Горюнова… В «Освобождении» медсестру играет, правильно?

– Молодец, в кино ходишь, современных артистов знаешь, – заулыбался Андрей, нагло «сожрав» при этом димкину ладью на f4.

«Ах, ты, сучок, – беззлобно подумал Дима, – заговорил, отвлек и “сожрал” ладью. Ну да ладно, я с тобой и без ладьи управлюсь». И действительно, через пятнадцать ходов Андрей опять получил мат. Димин приятель сказал:

– Ну ты силен в шахматной игре. Предлагаю тебе стать моим тренером по шахматам. Идёт?

– Идёт, – как-то неуверенно ответил Дима. – А как это будет выглядеть?

– А очень просто. По своим библиотечным дням ты будешь время от времени приезжать ко мне домой. И Ляля от тебя отдохнет, а то, небось, уже на ней живого места нет, – и в этом месте Андрей громко засмеялся.

Дмитрий вышел в туалет. По дороге туда он подумал про себя: «Парень, конечно, нагловатый, но Бог с ним… Главное, с ним сдружиться, а это вроде получается… А что, действительно, подниму его уровень игры в шахматы, а там посмотрим…»

Поезд пришел в Москву на Курский вокзал в семь часов утра. В Москве было холодно и сыро. Шёл дождь. Андрей, Дима и Ляля вышли на перрон, поёживаясь от холода и дождя.

– Ну, давайте, ребята! Пока, рад был с вами познакомиться, – быстро сказал Андрей, поднимая на плечо свою спортивную сумку, – мне надо ехать домой, там я позавтракаю, и на работу.

Ляля и Дима были немного ошеломлены от такой поспешности Андрея. Дима попытался ему что-то сказать, но Андрей опередил его, протянув ему свёрнутый листок бумаги:

– Вот мой домашний телефон, звони и приходи ко мне в гости с Лялей, буду очень рад. Ну всё, пока, – и он дружески обнял Диму, чмокнул в щёку Лялю и быстро скрылся в толпе пассажиров.

– Какой потрясающий парень! – только и могла сказать Ляля, глядя со слезами на глазах вслед быстро уходящему Андрею.

* * *

Через неделю Дима решил позвонить Андрею. Первоначально наш герой хотел связаться со своим новым знакомым на следующий же день после приезда с юга, но быстро уяснил для самого себя, что эта поспешность выдаст его желание видеть Андрея немедленно и скорее навредит, нежели поможет наладить дружеские отношения с ним. «Все приятные знакомства в поездах обычно кончаются не начавшись», – думал Дима.

Выждав неделю, он набрал номер, записанный на бумажке. Телефон ответил приятным женским голосом:

– Вам кого?

– Мне Ан… Андрея, – Дима почему-то начал заикаться.

– Андрея? – переспросил приятный женский голос. – Вы знаете… А кто его спрашивает?

– Это Дмитрий. Мы познакомились в поезде, когда ехали с юга.

– А, в поезде… Андрея сейчас нет дома, он будет завтра… Завтра звоните.

Прежде чем Дмитрий успел переспросить, телефонная трубка была повешена. Этот разговор несколько обескуражил его: «Наверное, это была его жена… Но почему его нет дома? Завтра будет… Видимо, в епархии очень много работы, и Андрей остаётся на сверхурочную. Он же говорил, что денег не хватает».

И на следующий день Дима не дозвонился до Андрея. И ещё через день тоже не дозвонился, и ещё через день Андрея опять не было дома. Так прошла неделя, потом другая. Андрей не объявлялся: «Вот незадача, – переживал Дмитрий, – может, он бросил свою жену и живет теперь с другой женщиной, он же мне говорил, что у него есть подружка – актриса кино Горюнова».

Позвонив Андрею в очередной раз, Дмитрий не выдержал и сказал своей собеседнице:

– А вы не могли бы передать ему мой номер телефона?

– Могла бы, – ответил приятный женский голос, – диктуйте.

Только через месяц, холодным, мерзким и слякотным днем, Дмитрия позвали к телефону в институте Африки:

– Привет, Дим! Это Андрей. Узнал?

«Как не узнать?! Узнал, узнал, конечно, узнал!» – Дмитрию хотелось кричать, но он вяло ответил:

– Кто? Андрей? Какой Андрей? А… Мы в поезде ехали… Да, Андрей, я слушаю.

– Давай, старик, приходи сегодня ко мне в гости. Записывай адрес… Метро Павелецкая, – дальше шел адрес. – Что принести, спрашиваешь? Да ничего не надо… Но если принесёшь торт… Жена подсказывает… Да, и Лялю не забудь принести! Это я тебе подсказываю… Ха-ха, ха-ха. Всё, жду.

Когда Дмитрий аккуратно складывал бумажку с адресом Андрея, у него начало учащённо биться сердце: «Так, всё получается просто отлично. Он идет в гости к самому Андрею, который работает… Нет, что он говорит? Служит у Питирима в епархии русской православной церкви. Что дальше? Торт он купит, а вот Ляля… Ляля сегодня поздним вечером улетает к себе в Донецк. Её мать заболела… Вчера позвонили родственники и срочно попросили Лялю прилететь… Там какие-то сложности со здоровьем её матери. Это, конечно, минус. Андрей, наверное, расстроится. И Ляля, наверное, тоже расстроится, потому что вместо того, чтобы идти в гости, ей нужно лететь домой к матери в Донецк, да и он не сможет её проводить в аэропорт. Ляля, конечно, всё поймет, но настроение это ей не улучшит. Что же делать?».

Дмитрий изо всех сил напрягал свою голову, когда при входе на лестницу второго этажа института Африки мелькнули стройные ножки Галины Ивановны – сотрудницы его отдела. Она давно нравилась Димке, однако, в своих пристрастиях он был не одинок: в институте она нравилась и остальным представителям рода мужского. Очаровательная хрупкая блондинка с ямочками на щеках, вечно улыбающаяся всем мужчинам, которые от этой улыбки тихо сходили с ума, полагая, что Галина Ивановна тайно любит их и только их… Ким Бессинджер института Африки Академии наук СССР.

Увидев Галину Ивановну, Димка решил действовать незамедлительно. Он рванул за ней на второй этаж, и на выходе с лестницы подхватил её под ручку:

– Галочка, аккуратней на крутых ступеньках. Это здание строили давно, и строители не предусмотрели, что по этим лестницам будут ходить такие прелестные ножки.

– Дима! – заулыбалась во весь рот Галина Ивановна.

Почему её все называли Галиной Ивановной, и как это к ней прилепилось в её тридцать лет, никто не знал. Она продолжила:

– Ты, как всегда, со своими тонкими комплиментами…

– Галочка, вы сегодня вечером, конечно, домой не идете?

Дима знал, что она разведена.

– А почему вы так решили? – спросила Галина Ивановна.

– Ну, мне показалось, что сегодня вечером вы не очень будете спешить домой, не так ли?

– С чего это вы взяли?

– Просто мы с вами работаем давно, и я стал замечать, что когда вы спешите домой или по каким-то своим делам, то уходите немного пораньше, и весь отдел знает, куда вы идете, а сегодня вы спокойны и не суетливы, и отдел ничего не знает, не так ли?

– Ну, вы, Дима, просто как Пинкертон! Да, сегодня вечером я не спешу домой, а вы мне хотели что-то предложить?

– Да, вы правы! Я хотел вам предложить со мной пойти в гости к одному очень интересному человеку…

– И кто он, этот ваш интересный человек?

– Он… Ну, как вам сказать… Очень приятный молодой человек тридцати пяти лет, работающий в епархии русской православной церкви… Пойдёмте, не пожалеете… Он очень интересный человек!

Галина Ивановна остановилась у главной лестницы института, улыбнулась во весь свой сексуальный рот и промяукала:

– Вы меня, Дима, интригуете… Ну хорошо, я подумаю.

Под конец рабочего дня Дима зашёл в комнату, где работала Галина Ивановна. Она возглавляла спецхран. При коммунистах вся научная литература делилась на открытую, которую могли читать все, и закрытую, которой могли пользоваться только те сотрудники института, которых проверил Первый отдел.

Кроме одного старенького доктора исторических наук в комнате никого не было. Дима с ходу пошел в атаку на Галину Ивановну:

– Ну, Галочка, собирайтесь! Я пришёл за вами.

– Видите ли, Дима, наверное, мне сегодня не удастся пойти с вами к интересному человеку… Позвонила бывшая свекровь и попросила меня подъехать к ней за продуктами к шести часам.

– Галина Ивановна, ну как же так, – печально сказал Дима, – мы же с вами договорились!

– Димочка, мы с вами ни о чём не договаривались, я вам сказала, что подумаю.

– Куда надо ехать за продуктами? – наш герой был настроен решительно.

– Димочка, ехать надо на Земляной Вал. Это рядом с Курским вокзалом, а потом эти продукты надо будет отвезти ко мне домой в Чертаново.

– Хорошо, собирайся, – продолжил Дима, переходя на «ты», он понимал, что ситуацию нужно держать в руках. – Сейчас время – начало шестого. Я тебе помогу забрать эти продукты. Потом мы пойдём в гости к интересному человеку, и я тебя вместе с продуктами на такси отвезу домой.

– Ну а этого куда? – и она глазами показала на старенького доктора наук, который заснул за «секретными» материалами спецхрана.

Дмитрий бесцеремонно подошел к спящему доктору наук и потряс его за плечо:

– Виктор Сергеевич! Спецхран закрывается. Сегодня пятница, короткий рабочий день.

Старичок открыл глаза, не очень понимая, где он. Затем он посидел молча одну минуту и начал собираться. Через десять минут он покинул спецхран.

– Вы гений, Дима, – захлопала в ладоши Галина Ивановна, – а то я не знала, как его разбудить и выпроводить. Эти научные сотрудники всегда сидят в спецхране до упора, как будто их дома никто не ждет. Сегодня хорошо – один Виктор Сергеевич сидел, а то, бывает, и Петр Андреевич обычно засиживается до закрытия. Вот занудливый старикан! Всё норовит меня в консерваторию пригласить, а самому лет восемьдесят. А тут, представляешь, Дим, приноровился в спецхран ходить сам Дан Борисович! Пристаёт ко мне с глупыми вопросами, мол, не хотите ли вы, Галина Ивановна, к моим друзьям съездить на дачу и в баньке попариться, вот старый козел…

– Он заместитель директора института Африки, поэтому ему все позволено. И давай побыстрей собирайся. – В этот день Дима был довольно резок. – И хватит тебе накрашиваться, и так хороша.

Они уже выходили из комнаты. Галина Ивановна достала ключ, чтобы закрыть спецхран. В этот момент на них из слабо освещенного коридора вышел Виктор Сергеевич и, не обращая никакого внимания на Дмитрия, схватил под руку Галину Ивановну и зашептал ей на ухо:

– Я вам, Галочка, забыл рассказать анекдот… Представляете, приходит еврей к врачу и говорит…

Дмитрий весь позеленел от такой наглости. А Виктор Сергеевич почти что упал на Галю и продолжал:

– Доктор, у меня член… Вы извините меня, Галочка, великодушно, но нельзя выбросить слова из песни! Значит, у меня член в левую сторону… А доктор ему отвечает, онанизмом батенька занимаетесь? Еврей, ха-ха-ха, – и тут доктор наук захихикал, – я таких слов не знаю… Доктор ему говорит: в таком случае я ничем вам помочь не могу. Еврей уходит, через десять минут возвращается и спрашивает, а если занимаюсь? Доктор ему отвечает, смените руку! Ха-ха-ха! Правда, смешно? Смените руку, ха-ха-ха… Галочка, смените руку… А-ха-ха-ха…

Галина Ивановна тоже стала хихикать, показывая на щеках свои сексуальные ямочки.

– А вот еще один анекдот… – Виктор Сергеевич был настроен продолжить свою беседу с Галиной Ивановной.

Но тут Дмитрий выхватил ключ из рук Галины Ивановны, быстро закрыл спецхран, следующим движением оттёр плечом маразматического старичка, сказав ему: «Извините», и потащил свою всё ещё хихикающую сослуживицу через темный двор к остановке такси. Через пять минут они уже мчались по осенней Москве к Земляному валу и Галина Ивановна, улыбаясь во весь свой сексуальный рот, говорила Диме:

– И так каждый день… Обязательно какой-нибудь доктор лезет со своими анекдотами.

– Хорошо, что под юбку не лезет, – сказал Дмитрий.

– Дима, – Галина Ивановна сделала строгие глаза, – если вы будете так шутить, то я сейчас же выйду из машины.

На Земляном валу Галина Ивановна вместе с Димой спустилась в подвал какого-то продуктового магазина (спецраспределитель). Хотя магазином его нельзя было назвать – обитая жестью, тяжелая дверь, за дверью – милиционер. Галина Ивановна показала ему какой -то талон, и он провел их в святая святых. У Галины Ивановны отец мужа, с которым она развелась, был крупным партийным чиновником и он имел доступ в закрытый продуктовый рай. Раз в неделю бывшая свекровь покупала в нем разные вкусности, набивала сумку с дефицитом для внучки и передовала ее Гале. Иногда Галина Ивановна сама ездила за продуктами, как сегодня.

Дима просто обалдел. Здесь было все! Все и – сразу. В одном месте. Без очередей. И по таким низким ценам, какие и не снились простым смертным. Несколько сортов прекрасной клбасы, сервелаты копчености, с десяток сортов сыра, самая разная рыба, красная и черная икра, крабы и иные дары морей и океанов. Нижние полки были уставлены грузинскими и молдавскими винами, знаменитые «Хванчкара», «Кидзмараули», «Кахетинское». Рядом выше шла экспортная водочка с желтым латунным винтом на горлошке, в фигурных и сувенирных бутылках. Тучная женщина, с уложенной на затылке косой, отметив что-то в специальной карточке, вручила Галине Ивановне большой бумажнвй пакет с продуктами вручила ей большой бумажный пакет с продуктами. Со словами «Сдачи не надо» Галина Ивановна отдала ей двадцать пять рублей.

И они с Димой снова мчатся по Садовой улице на такси, но теперь к Павелецкому вокзалу. На Валовой улице Дима покупает торт «Отелло» и через десять минут они звонят в дверь дома номер девять в 1-ом Павловском переулке. Дверь открывает Андрей, одетый в супер джинсы того времени Levi Strauss. На нём бежевый пуловер и кожаные мокасины на тонкой подошве. Он принимает торт из рук Димы и очень внимательно смотрит на Галину Ивановну. Дима сразу заметил, что она ему понравилась.

– Галина, – сказал Дмитрий.

Галина Ивановна протянула Андрею свою изящную ручку. Дальше последовали обычные в таких случаях стандартные слова: «раздевайтесь», «вот тапочки», «проходите». Дима и Галя проходят по коридору и оказываются в большой светлой комнате, в которой кроме огромного светло-зеленого кожаного дивана стоят книжные шкафы, набитые (сразу видно) дорогими альбомами по искусству. В одном углу комнаты – копия статуи Венеры Милосской, по стенам развешаны иконы – одни в окладах, другие без. Перед диваном журнальный столик, на который Андрей выставляет три красивых чашки.

– А сейчас мы будим пить чай и есть торт… Торт «Отелло», – Андрей скосил свои глаза на название торта. – Жена попросила торт, а сама неожиданно уехала к своей матери. Ну ничего, мы и без неё с тортом управимся. У меня дома, – продолжал говорить Андрей, рассматривая Галину Ивановну, как кот птичку, прыгающую перед его лапами, – есть отменный чай. Один священник ездил на днях в Лондон и привез всей нашей братии чай Эрл Грей.

Андрей идёт на кухню и приносит красивую жестяную банку, на которой по-английски написано Earl Grey Tea. После этого Галина Ивановна уже не сводит глаз с Андрея.

– Вот, берите печенье, конфеты… Галина Ивановна, хотите мороженое? Отменное мороженое, сегодня купил в Елисеевском…

– Андрей, все хорошо… Просто здорово… Не волнуйтесь насчет нас, мы с Димой сидим, пьём замечательный чай и слушаем вас. Ведь вы замечательно умеете рассказывать о русской истории, о церкви. Мне о вас Дима много говорил…

«Много говорил… – удивился Дмитрий тем словам, которые только что услышал. – Так, немного рассказал Галке об Андрее, когда в такси ехали, вот и всё».

Андрей тем временем начал новый рассказ:

– Вы представляете, ребята, вчера был с Питиримом на совещании у патриарха. Сидим в его резиденции во Власьевском переулке. Я, значит, с Питиримом, а напротив меня Светлейший. И он наклоняется к своему помощнику, и я слышу, что он спрашивает у него, а кто этот юноша? И показывает на меня. Помощник объясняет ему, кто я. Это так восхитительно… Сам Патриарх спросил обо мне! Я всю ночь не спал, был настолько возбужден этой встречей.

После слов Андрея Дима посмотрел на Галину Ивановну и подмигнул ей. Она ему одобрительно улыбнулась. «Класс, – подумал Дмитрий, – какой я сообразительный! Вместо Ляли пригласил Галину Ивановну. И Лялю сохранил для себя, и Галину Ивановну заинтриговал. А самое главное – завоевал с помощью Галины Ивановны авторитет в глазах Андрея. Да, денег у меня сейчас не ахти, зато с какими красотками я дружен! Вот так, Андрей… Знай наших, завидуй!»

Беседа почему-то долго не налаживалась. Андрей как-то загадочно смотрел на Галю, а та, в свою очередь, смущалась – всё время поправляла причёску, улыбаясь своей обворожительной улыбкой.

– А вы, значит, в институте Африки с Димой работаете? – обращаясь к Галине Ивановне, задал Андрей довольно наивный вопрос.

– Да, мы с Димой в одном отделе работаем…

– И не только работаем, – вставил пару слов Дима, – но и дружим.

– Семьями, – почему-то съязвила Галя.

– Хорошо работать с такими девушками, – продолжал загадочно говорить Андрей, совершенно теряя концентрацию.

Видимо, думал он совершенно о другом.

– Конечно, хорошо, – спасая положение, выдал Дима, – у вас, в вашей епархии, наверное, нет таких замечательных сотрудниц?

– У нас по определению вообще нет никаких сотрудниц, – печально сказал Андрей.

В этот момент Галина Ивановна под столом больно ущипнула Диму за ногу. Андрей и его гости выпили ещё по чашке чая. Разговор не клеился. «Надо было, – подумал Дима, – купить бутылку коньяка. Тогда веселей разговор бы пошёл, а то Андрей с Галкой сидят и комплексуют. Она, наверное, переживает насчет своей одежды и внешности, мол, пришла к такому мужчине в гости неподготовленной. А он, наверное, ожидал увидеть Лялю, а тут пришла девушка просто небесной красоты, и ничуть не хуже Ляли».

Приятели выпили ещё по чашке чая и съели по куску торта.

– Андрей, – спросила Галина Ивановна, – у вас столько книг, и вы все их прочитали?

– Нет, конечно, но я стремлюсь читать как можно больше. Особенно я люблю книги по истории. История – моя слабость. Вот книги по истории России… – Андрей показал на объёмные тома, стоящие на полках в шкафу. – Костомарова и Ключевского читал бы с утра до ночи и с ночи до утра. Вот, посмотрите, Галина Ивановна, перед вами полное собрание сочинений Костомарова. Очень редкое издание… Двенадцать томов.

Хозяин квартиры встал и подошёл к книжной полке:

– Приобрел задорого. Заплатил триста пятьдесят рублей. А вот этот двадцатитомник, – и Андрей ткнул рукой в стоящие строго в ряд какие-то книги, – это энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Его я купил всего за пятьсот рублей. А просили восемьсот. Сбил, конечно, цену… Но для этого пришлось изрядно потрудиться. Продавцы все жлобы. Им главное деньги… А что человек умирает за русскую идею, за русские книги, за русскую историю, им наплевать… А вот, Галина Ивановна, – продолжил Андрей, – извините, что я вас так называю, но вам удивительно идёт такое обращение, подборка прижизненного издания Александра Сергеевича… Вот «Евгений Онегин». Обратите внимание, какой год… Видите, тысяча восемьсот тридцать третий год. Это прижизненное издание тиражом всего пять тысяч экземпляров. Нашему Пушкину всего тридцать три года, а он уже велик и славен. А тебе, Дмитрий, – в этом месте Андрей почему-то перевёл разговор на Диму, – уже тридцать лет, а ты ещё, наверняка, не велик и уж точно не славен.

Дмитрий проглотил слюну и задвигал желваками, но через минуту расслабился и подумал: «Да Бог с ним, пусть куражится, ему же надо показать перед Галиной свою значимость…».

Андрей тем временем продолжал распинаться:

– Стараюсь покупать все прижизненные издания классиков. Это моё хобби. Вот взгляните, Галина Ивановна, сюда. Перед вами девяносто томов Льва Николаевича Толстого, издательство Сытина, тысяча девятьсот десятого года. Правда, Толстой к этому году уже умер, но издание отменное, посмотрите внимательно…

Галина Ивановна смотрела, ахала, крутила в руках книги, но, видимо, понять причину страстного увлечения Андрея не могла: «Чем так восхищён Андрей? – думала она, глядя на посредственные, с её точки зрения, книги. – Ну, книги и книги… Подумаешь, издательство Сытина… Ну, и что?».

Этого сказать она не смела, так как боялась потерять уважение в глазах Андрея. Она только вздыхала и щебетала своим сексуальным голоском: «Какая прелесть, как это всё мило, как восхитительно… Ах, этот Сытин, душка… Как замечательно издал Толстого…».

– А вот, Галина Ивановна, – сказал Андрей, – взгляните на эти альбомы по живописи…

«Меня уже в его квартире как бы и не существует», – отметил Дима, слушая Андрея.

– Вот эти альбомы я купил в Париже… Взгляните, Музей Орсе, Лувр. А вот эти мне подарили. Тут Сальвадор Дали, Пабло Пикассо… Галина Ивановна, скажите, вам нравится Сальвадор Дали?

– Как вам сказать, Андрей… Я не была в его музее в Испании, но его творчество меня забавляет. Сюрреализм – это круто!

– Да тебя Андрей спрашивает, нравится ли тебе Дали, как мужчина, а не как художник! – подколол Галю Дима.

– Нет, нет, я спросил Галину Ивановну именно о том, нравится ли ей творчество Сальвадора Дали. А ты, Дима… Куда тебя повело?

«Меня никуда не повело, – вдруг злобно подумал Дима, – это тебя, парень, куда-то повело».

– Сальвадор Дали, – медленно сказала Галя, – это такая мощь в живописи, это такое восприятие мира! Его манера письма потрясает… Его картина «Предчувствие гражданской войны» просто сумасшедшая, не правда ли, Андрей?

«Откуда это всё у женщин берётся, – думал Дима, – Дали и Галина Ивановна… Как будто она этому испанцу родственница, как будто всю свою жизнь она только им и занималась, как будто на серьёзном уровне исследовала его манеру письма… Ну слышала о нём от кого-то или могла о нём в каком-нибудь журнале прочитать, но так уверенно вести беседу с Андреем о его творчестве… О, женщины, когда вы влюблены, вы страшные создания».

И вот, что же мы видим, дорогой читатель? Галина Ивановна и Андрей сидят на кожаном диване коленка в коленку и листают толстенный альбом Сальвадора Дали.

– Его жена, Гала, кстати говоря, была русской. Представляете, Галина Ивановна, он нарисовал её портрет, когда они ещё мало были знакомы, и в углу этого портрета, ха-ха-ха, Дали изобразил кучу дерьма. Ну и получил от русской женщины «дрозда»… Типа, либо вы меня будете любить и рисовать так, как я хочу, либо никак не будете рисовать, и никак не любить… Оставьте тогда свой сюрреализм для других! После таких слов Дали полюбил её безумно, – в этом месте разговора Андрей томно посмотрел на Галю, и потом продолжил, – и прожили они вместе до глубокой старости.

– И умерли в один день, – съязвил Дима.

– Нет, Дали пережил свою Галу, – серьезно сказал Андрей, – на восемь лет. А вот, Галина Ивановна, посмотрите, какая интересная картина: «Небо, море, скалы, и в тени отвёрнутого, как одеяло, моря, спит собака».

– Да, Андрей, это замечательная картина, – ответила Галина Ивановна. – Благодаря вам я лучше узнаю творчество Дали. И как хорошо, что Дима пригласил меня к вам, и мы познакомились. Как хорошо!

«Ура, вспомнили про меня, – Дима смотрел на них, как на воркующих голубков, – наверное, сейчас Галина Ивановна расплачется от умиления».

Андрей и Галина Ивановна листали альбом всё дальше и дальше, забыв про всё на свете. Диме становилось скучно, а альбом никак не кончался. Наконец, он закончился, но они ещё теснее прижались друг к другу и принялись листать такой же толстый альбом живописи Пабло Пикассо.

«Во попал, – тоскливо подумал Дима, – на прикидку, у Андрея этих альбомов по живописи не меньше ста штук. Если дело так пойдет и дальше, то листать они их будут ещё не меньше недели, без перерыва. Что же мне делать? Уйти нельзя, я же Галю обещал отвезти на такси в Чертаново…»

Прошёл час, прошел другой. Время было уже позднее, а Галина Ивановна с Андреем всё рассматривали картинки в альбомах. Диму начало клонить ко сну. Они листали альбом Босха, когда Дима, как бы очнувшись, покашлял для приличия. Но не увидев никакой реакции, он решительно встал из-за стола и, обращаясь к своей приятельнице сказал:

– Галина Ивановна, твой продовольственный паёк, наверное, дома очень сильно ждут…

Галя очень удивленно посмотрела на Диму, и в её взгляде как будто был вопрос: «Кто этот человек? И что он здесь делает?». Галя продолжала смотреть на Диму совершенно отрешённо, и Диме на мгновение стало страшно:

– Галя, мы домой едем или не едем?

– Домой?

– А где вы, Галина Ивановна, живете? – вмешался в разговор Андрей.

– Я живу в Чертаново, на Днепропетровской улице.

– Так давайте я вас отвезу, машина у меня под окнами стоит.

– Андрей спасибо за заботу, но меня обещал проводить Дима… У меня сумка с продуктами тяжёлая.

– Дима обещал, значит, проводит. А я вас провожать не буду. Я просто вас довезу до Днепропетровской улицы вместе с Димой, – уверенно сказал Андрей.

Через двадцать минут они уже мчались по ночной Москве на новеньких «Жигулях» третьей модели. За окном проносились встречные машины, на улице было темно и дождливо, а в машине было тепло и уютно. От Галины Ивановны пахло тонкими духами.

Андрей, посадив Галю рядом с собой, весело рассказывал ей, как он под Москвой в районе Бородино строит зимнюю дачу, и как нерадивые рабочие копают там канализацию:

– Четыре человека не могут целый месяц выкопать траншею к общему поселковому стоку. Всё время деньги просят. Если денег не даёшь, ничего не делают, только курят, а если деньги даёшь, то сразу напиваются. Что с ними делать, не знаю, а других рабочих найти не могу.

Новенькая «трёшечка» подъехала к дому Гали уже во втором часу ночи. Галина Ивановна вышла из машины и, к удивлению Димы, спокойно протянула свою руку Андрею:

– Спасибо, Андрей, что подвезли девушку в такой поздний час.

И всё. Она пошла к себе домой. Дима помог ей отнести сумку до квартиры, и через пять минут он с Андреем ехал по Варшавскому шоссе на его «Жигулях».

– Классные у тебя подруги, – произнёс Андрей после того, как они отъехали от дома Галины Ивановны. – Что Ляля, что Галина Ивановна… Да, а что Лялю не захватил?

«Очнулся», – подумал Дима.

– Ляля улетела к своей больной матери на Украину.

– Понятно. Ты, Дим, что завтра делаешь? А то приходи ко мне домой… В шахматы меня учить будешь…

– Завтра я должен быть на работе в своем институте. Среда – обще-присутственный день. Явка строго обязательна.

– Понятно. Тогда давай в четверг приходи… У тебя вроде четверг – библиотечный день. Правильно я понимаю?

– Правильно. Четверг – день библиотечный. Можно выспаться и к Андрею во второй половине дня в гости прийти, – неожиданно для себя произнес Дима вслух.

* * *

Среда. Присутственный день в институте Африки. В комнату, где сидел Дмитрий, впорхнула Галина Ивановна:

– Привет, Дим! Пришла тебе сказать, что ты меня вчера познакомил с потрясающим парнем! Никогда не видела таких приятных, любезных и образованных мужчин. Просто фантастика, что в наше время есть такие люди. Где ты с ним познакомился?

Димка уже начинал понимать, что знакомство Андрея с Галиной Ивановной будет теперь «шириться и углубляться», и что у них, наверняка, начнётся роман с непонятным продолжением, и для Димы места в нём не будет: «Во дурак, хотел убить сразу трёх зайцев… Расположить Андрея к себе, в то же время Лялю от Андрея отвести и, наконец, Галину Ивановну приблизить к себе через знакомство с этим работником епархии. И что же теперь получается? Что Галя будет встречаться с Андреем, а я потеряю и Галину Ивановну, и Андрея? Не думал, – мрачно соображал Дима, – что Галка так быстро западёт на этого бойца».

– Галя, а ты можешь мне сказать, – от зависти Димка начал юродствовать, – тебе что в Андрее больше понравилось? Его квартира, его машина или то, что он работает в церкви?

– Дим, я думала, что ты умней… – Галина Ивановна поджала губы и вышла из комнаты.

«Умней, глупей… Всё-таки, бабы – это представители другой цивилизации. Нет чтобы прямо сказать, мол, Димка, я влюбилась в твоего приятеля, извини. Начинают всё перекладывать с больной головы на здоровую», – подумал Дима после ухода Галины Ивановны.

В четверг во второй половине дня он сидел у Андрея в Павловском переулке, пил чай с вкусным печеньем и играл со своим приятелем в шахматы:

– Ну зачем ты пошел ферзём уже на третьем ходу? Ферзь – фигура тяжелая и развивать её в начале партии не надо, это очень слабый ход. Теперь твой ферзь будет атакован моими легкими фигурами. Это азы шахматной игры.

Андрей что-то мычал себе под нос и наливал Диме новый стакан чая. Через час в квартиру позвонили. Андрей пошел открывать дверь, и Дмитрий увидел, что хозяин квартиры общается с каким-то неприятным на лицо малым:

– Принес, что обещал? – услышал Дима.

Малый что-то тихо ответил и что-то передал Андрею.

– Хорошо, но деньги завтра получишь… Не спорь… Всё, до завтра…

Окончание диалога Дима не расслышал, так как Андрей закрыл входную дверь.

– Ну что? Ещё чая? – весело спросил Андрей. – Сыграем пару партий, а?

Приятели сыграли ещё пару партий. Потом ещё. Где-то к часам восьми вечера Дмитрий начал собираться домой.

– Мне тоже пора, – сказал Андрей, – надо съездить на Кантемировскую улицу, кое-что отвезти. Давай вместе сгоняем, а потом я тебя отвезу домой. Ты сейчас где живешь?

– Пока у матери, на Дмитровском шоссе.

– Концы не близкие, но вдвоем ехать веселее.

– Веселее, – эхом ответил Дмитрий.

И вот они едут на «Жигулях» по слабо освещенным улицам Москвы в сторону Каширского шоссе. Андрей по дороге рассказывает Дмитрию про свою жену:

– Представляешь, работает в ансамбле Моисеева танцовщицей. Мотается по заграницам, дома почти не бывает, но мне приходится помогать её родителям, племянникам, многочисленным кузинам… А что делать?

«Да, да, – кивал головой Дима, хотя в его голове вертелась следующая мысль. – А в чём, собственно говоря, заключается помощь этим кузинам? Хлеба купить или денег надо дать?»

Но Дима кивал головой и ни о чём не спрашивал. Наконец, они приехали на Кантемировскую улицу. Андрей вышел из машины, подошел к багажнику и начал выкладывать какие-то тяжелые тюки. Через пару минут он позвал Диму:

– Дим, помоги… Больно, чёрт, они тяжёлые.

Дима тоже начал вытаскивать тюки из багажника. Затем приятели потащили эти тюки в какую-то квартиру на втором этаже. Андрей открыл её дверь ключом и бросил первый тюк сразу при входе.

– Этот тоже кидай сюда, – велел Андрей, – главное, чтобы дверь закрывалась.

Через пятнадцать минут, перетаскав все тюки, они ехали обратно по Каширскому шоссе. Андрей снова стал жаловаться на жизнь:

– И так почти каждый день… Приходится возить этим родственникам то это, то вот это… Кошмар, а что делать?

«Да, да, – кивал головой Дима, а сам думал. – Как же так? Он привез эти тюки своим родственникам, а те даже не показались…»

Минут через сорок они ехали по Дмитровскому шоссе.

– А ты что у матери живешь? Своей квартиры, что ли, нет? – спросил Андрей.

– Жене всё оставил. В разводе я… – ответил Дмитрий.

– Из-за Ляли, что ли?

– А как ты догадался?

– А что тут такого сложного? Я же видел, как ты её опекал. Ни на минуту от себя не отпускал. И что ты на ней не женишься? Девка – супер, всё при ней…

– Да я же недавно развёлся… Не готов сразу жениться… Хочу немного погулять. Ты же знаешь, что девкам нужно. Сначала замуж выйти, а потом ребёнка родить.

– Это их сущность, это их предназначение. А ты как хотел, Дима? Трахаться только с ними? А как семью создавать, так не нагулялся? Церковь, – тут Андрей повысил голос, – осуждает такие взаимоотношения. Грех это и прелюбодейство.

«Во как, – запрыгала мысль в голове Димы, – как на Лялю пялиться, это не прелюбодейство… И Галину Ивановну готов был разложить на своем кожаном диване… Значит, здесь никакого прелюбодейства нет, и церковь это всё не осуждает, а как простым смертным…»

– Всё, Андрей, приехали, – сказал Дима, показывая на свой дом и торопясь поскорее выйти из машины. – Спасибо, что подвез, пока.

– Пока. Завтра позвони, если сможешь. Может, встретимся.

– Хорошо, позвоню.

Дима нервно шёл к дому по лужам и не мог успокоиться. «Он работает в церкви, и поэтому считает… А, чёрт! – выругался Дмитрий, поскользнувшись в темноте и чуть не упав в грязь, – Андрей считает, что он приближен к Богу, и что мы – чернь, а он – голубая кровь… Как же, в церкви служит каждый день… Патриарха видит, поэтому ему всё позволено…»

Лёжа в постели, Дима всё ещё продолжал возмущаться: «Священникам позволено все, а мирянам… Впрочем, что я так разошёлся? Спать надо… Спать… Ты же хотел с ним подружиться, вот и подружился…».

Наступило завтра. Андрею Дима так и не позвонил. «Пока не хочу его видеть», – так он объяснил себе своё состояние души. Прошло еще несколько дней. Дима никому не звонил, ни с кем не встречался. В субботу спал весь день, даже мать забеспокоилась: «Не заболел ли»? А в воскресенье пошел гулять. Вышел из дома в три часа дня и пошёл куда глаза глядят. Глаза довели его до платформы «Лианозово», а потом он шёл вдоль железнодорожных путей на север. Одинокого пешехода обгоняли электрички, тяжеловесные поезда, а он шёл, шёл и шёл. Его мысли крутились в основном около его жизни, а жизнь, как он полагал, пока не удалась. Тяжелый развод с женой, которую он любил. Сын, которого он бросил. Правда, он им оставил отличную трёхкомнатную квартиру в районе Медведково, но квартира не может заменить трёхлетнему мальчику отца. Теперь он сожительствует с Лялей, а Ляля мечтает, чтобы он на ней женился. А зачем ему это?

И так он шёл на север и дошёл до платформы «Долгопрудная». А потом всё равно решил идти дальше. И он пошёл… Он шёл дальше, перешёл канал, прошёл через железнодорожный мост и шёл, шёл, шёл. У платформы «Хлебниково» почему-то Дмитрий резко повернул налево и зашагал по раздолбленной дороге к аэропорту «Шереметьево». Мысли в голове не унимались: «Ляля… Он с ней познакомился год назад, просто взяв её своей сексуальной силой. Она балдела от него в постели, но жениться? А почему бы и нет? – подобно трёхлетнему мальчику размышлял Дима, топая по грязной дороге к аэропорту, который всё больше проявлял себя мощным гулом самолетов. – Чем она плоха? Девка красивая, сексуальная, хозяйственная. Не понаслышке знает жизнь. А ты медлишь, ей ничего не предлагаешь, только трахаешь её с утра до вечера. Что мне мешает сделать ей предложение?». Откровенно говоря, Дима, конечно, догадывался, в чём дело.

А дело было в том, что он тайно любил Галину Ивановну, но ни себе, ни ей признаться в этом не мог. И поэтому страдал. А ещё эта история с Андреем… Она совсем выбила его из колеи. Поэтому он шёл и шёл, и уже подходил к главному входу в аэропорт. Этой длительной ходьбой он хотел выбить из своей головы дурь, которая, как он полагал, скопилась у него в избытке.

Войдя в главный зал, где прилетающие и отлетающие пассажиры роились подобно пчёлам, собирающие мёд на подмосковных полях, Дима растерялся. Он не понимал, зачем он здесь, что ему надо? Он начал рассматривать табло, на котором находилась информация о вылетах международных авиарейсов. «Лондон, это хорошо, – думал Дима, – взлёт через сорок минут. Копенгаген, тоже здорово. Рим – супер. Париж – регистрация заканчивается… Вот сейчас стоять бы с Галиной Ивановной и оформлять билеты на вылет в Париж, а я вместо этого знакомлю её с каким-то… О, Боже, немедленно домой! Надо звонить ей, как она? Наверное её… Уже этот… Что я сделал? Зачем я её познакомил с этим Андреем, зачем?»

Дима помчался к автобусной остановке. Уже поздно вечером он позвонил Галине Ивановне, но её телефон не отвечал. Дмитрий дозвонился ей на следующий день:

– Галь, привет! Это Глинский. Как ты?

– Да спасибо, Дим, всё слава Богу.

– Я тебе звоню… Ты извини меня, я тут погорячился…

– Да ладно, Дим, я уже забыла…

В понедельник и во вторник Дима Андрею не звонил. А в среду, к его большому удивлению, Андрей сам приехал к институту Африки на своей машине. И, оставив её на улице, начал ходить по двору перед зданием института и у всех входящих либо выходящих сотрудников спрашивал, в каком отделе работает Дмитрий Глинский. Кто-то ему подсказал, и он пришёл к Диме прямо в отдел и просто сказал: «Привет, старик!» Увидев его, изумленные сотрудники института сразу зашептались по углам, обсуждая появление такого не совсем обычного товарища.

Дима вышел с ним во двор института, где Андрей, извинившись за своё внезапное появление, объяснил ему, что его повысили по службе, и что он хочет это дело отметить в ресторане с Димой и с Галиной Ивановной.

– Кстати, где она? – задал вопрос Андрей.

Дима быстро забыл обиду и побежал разыскивать Галину Ивановну. Нашёл же он её в курилке, где она стояла вместе с двумя сотрудницами одного из отделов.

– Галя! – она стояла спиной и не видела Диму, – Галина Ивановна!

Дима схватил её за руку:

– Нам надо…

– Яки манеры! – она выдернула свою руку и пустила сигаретный дым в нос Дмитрию.

Её приятельницы захихикали.

– Послушай, пожалуйста. Приехал Андрей! – и Дима вновь взял её за руку и отвёл в сторону.

В этот раз Галина Ивановна руку не выдёргивала, а стояла и широко открытыми глазами смотрела на Дмитрия, который продолжал:

– И он приглашает нас в ресторан. У него хорошие новости и хорошее настроение. Я согласился.

– Где он сейчас?

– Да вон, стоит во дворе, нас ждёт.

Они выскочили во двор и увидели Андрея, небрежно стоящего около огромного клёна.

При их появлении Андрей сразу пошёл навстречу, рассматривая в основном Галину Ивановну. А Галка, увидев Андрея, буквально преобразилась. Её щеки запылали лёгким румянцем, её губы стали как свежие черешни, и она вся засветилась внутренним огнём зарождающейся любви. Диму это состояние Галины Ивановны больно кольнуло в сердце, но это испытание он выдержал.

– Андрей! Я очень рада вас видеть, – и она протянула ему свою изящную ручку.

– Я тоже очень рад вас видеть, – и с этими словами он нежно сжал её пальчики и потом ещё более нежно поцеловал их.

И эту сцену Дима выдержал стоически. Андрей сказал:

– Сейчас мы едем в ресторан «Пекин», я уже заказал столик.

– А что за событие? – спросила Галина Ивановна.

– Меня повысили по службе, значительно подняли жалование, и от этого у меня хорошее настроение. И этим настроением я решил поделиться со своими друзьями. Собирайтесь, поехали.

– Андрей, – Галина Ивановна смущенно смотрела в землю, – милый Андрей! Нам, конечно, приятно твоё приглашение, – в этом месте она, наконец, посмотрела на Диму, – но мы же на работе, и до конца работы ещё целых полтора часа! Наш начальник не поймет, куда пропали два ведущих сотрудника его отдела…

Андрей отреагировал на это заявление Галины Ивановны довольно бурно:

– Столик заказан, ресторан ждёт, неужели с вашей работы нельзя отпроситься по уважительной причине? Ваш начальник что, не человек? Давайте я подойду к нему и отпрошу вас.

Дима стоял рядом с Галиной Ивановной и переглядывался с нею, понимая, что Андрей очень далек от понятия трудовой дисциплины. Дмитрий сказал:

– Может, ты, Андрей, поедешь в ресторан без нас, а мы после подойдем…

– Нет! Никуда я без вас не поеду. Хорошенький праздник получается! Без моих друзей…

Тут уже встрепенулась Галина Ивановна:

– Дим, что же делать? Начальник нас ни за что двоих не отпустит…

Наступило молчание, и было видно, как Андрей нервничает.

– Давайте сделаем так, – медленно сказал Дима, – Галя идёт и отпрашивается у начальника под предлогом того, что у неё прорвало воду, и надо немедленно ехать домой. А я просто убегу. А если завтра спросят, то отвечу, что сидел в нашей библиотеке. Если всё удачно сложится, то мы через десять минут встречаемся у машины Андрея. Кстати, где она у тебя стоит?

– Напротив Канадского посольства, – ответил Андрей.

Через десять минут троица торопливо садилась в припаркованный автомобиль Андрея цвета давленой вишни. Конечно, их посадку в машину просекли несколько противных тёток – сотрудниц института.

– Ну вот, – расстроено сказала Галка, – конечно, Демидова нас увидела. Завтра всем растрезвонит… Растрезвонит на весь институт, что Галина Ивановна с двумя, понимаете ли, мужчинами, в роскошной машине умчалась в неизвестном направлении.

– Да ладно тебе, Галь, нагнетать! Может, она и не заметила, – сказал Дима. – Поехали, Андрей… Завтра будет день, и завтра будет пища. Так, кажется в Евангелии написано?

Ресторан “Пекин”. Заказанный столик. Классическая музыка в исполнении квартета скрипачей. Любимая Галина Ивановна сидит напротив… О чём ещё может мечтать среднестатистический интеллигент моего масштаба? – размышлял Дмитрий, наливая себе третью рюмку водки. – Всё просто замечательно! Ну и пусть Андрей прихлёстывает за Галькой… А что тут такого? Галька всё равно меня не любит. Я не её сексотип, как она сказала мне на днях… Что же тогда убиваться?»

После выпитой водки Дима основательно закосел. Андрей тем временем то сорил анекдотами, то рассказывал смешные истории. Он изображал то Райкина, то Андроникова – специалиста по творчеству Михаила Юрьевича Лермонтова. Андрей был в таком ударе, что люди за соседними столиками ему время от времени аплодировали. А Галина Ивановна от такого красноречия и обилия информации была на седьмом небе.

После четвёртой рюмки водки и салата «Дружба народов» с бамбуковыми веточками и зажаренными гусеницами Дима также пришёл в состояния восторга от речей Андрея. Но потом, по мере того, как водки на столе осталось мало, а в организме её стало много, Дмитрий начал раздражаться бесконечной болтовней своего нового приятеля:

– Андрей, хорош тебе врать насчет Андроникова, – неожиданно для себя вмешался в разговор Дима, сообщив также заплетающимся языком, что Андроников, хоть и специалист по творчеству Лермонтова, а глубины этого поэта не постиг, потому что грузин, а не русский, а грузину нельзя понять тонкую душу русского поэта, который написал эротическую поэму «Сашка». – А ты, блядь, Андрей, небось и поэмы-то такой не знаешь? – Это фразой совершенно пьяный Дима закончил своё выступление.

Галина Ивановна резко толкнула Диму своей ногой под столом, довольно жёстко посмотрев на него. Но Диме было уже хорошо. Он хоть и был уже пьяным, но всё же понимал, что некорректно перебил Андрея. С другой стороны он вовремя остановил бесконечную болтовню работника епархии. «Знай наших», – Дима внутренне улыбался, полагая, что достойно отпарировал больно умному Андрею.

После того, как подали мороженое, Диму совсем развезло. Он начал пускать слюни, хихикать, как дурак, и медленно сползать со стула. Впечатление от его вида было отвратительное. Галина Ивановна и Андрей мирно ели мороженое, тихо переговаривались и старались не смотреть в его сторону. Дима потянулся налить водки из почти пустой бутылки, но при этом опрокинул и бутылку, и рюмку. Дико заржав, он закричал на весь ресторан:

– Эй, половой! Быстро принеси ещё водки и хвост селёдки, ха-ха-ха! – и, наконец, с этими словами упал со стула на пол.

Он упал и продолжал лежать на полу, раскинув руки, как Чарли Чаплин в фильме «Золотая лихорадка». Это было очень смешно, и многие посетители ресторана засмеялись; заулыбался даже Андрей. Не смеялась только Галина Ивановна. Она быстро нагнулась над Димой и стала его трясти за плечи:

– Хватит валять дурака! Вставай, что разлегся! Над тобой народ смеётся… Ты слышишь меня, вставай!

Вдруг она побледнела, закрыла лицо руками, горько зарыдала и пошла в сторону туалета. Андрей кинулся за ней.

Когда они вернулись, Дима смирно сидел за столом и ел мороженое. Андрей и Галя не поверили своим глазам и теперь думали, что им приснился сон про отвратительное поведение Димы.

– Как ты себя чувствуешь? – мягко его спросила Галя.

– Нормально себя чувствую, – ответил Дима как ни в чём не бывало и откинулся назад, к спинке стула.

– Ты представляешь, как ты нас напугал! Ты представляешь, я думала, что ты умер… – начала причитать Галина Ивановна.

– Ладно, ладно, – остановил её Андрей, – всё хорошо, все живы, всё в порядке. Давайте собираться. Официант! Посчитайте, пожалуйста.

– А-а-а! Тебе всё-таки меня стало жалко? Значит, ты меня немножко любишь, да? – произнёс Дима.

Галина Ивановна не ответила. Она думала о том, что Дима так напился, потому что немножко в неё влюблен, и что она, дура, только сегодня это заметила. Андрей быстро рассчитался, и они вышли из ресторана в холодную, осеннюю, тёмную московскую ночь.

Сели в машину. Андрей запустил двигатель и молча сидел, как будто уснул. Через минуту он встрепенулся и сказал:

– Дима, сейчас я тебя отвезу домой. Тебе надо выспаться. А потом Галину Ивановну, если ты, конечно, не возражаешь. А то смотри, могу тебе дать денег на такси…

– Нет, нет Андрей! – вставила слово Галина Ивановна. – Давай отвезем Диму домой, а то он в таком состоянии… А то вдруг он куда-нибудь уедет не туда.

Уже через тридцать минут Дима мирно лежал в своей постели и думал, что Галка классная тётка и его, наверное, все-таки немножечко любит.

* * *

Дня через три, играя с Андреем в шахматы, Дима неожиданно спросил:

– Старик, скажи… Вот тогда, после ресторана, ты отвез Галину Ивановну домой… У тебя потом с ней что-нибудь было?

Андрей сразу покраснел и быстро ответил:

– А с чего ты решил?

– Да Галина Ивановна после того вечера какая-то не такая стала.

– А что такое?

– Да какая-то она стала задумчивая, таинственная… В общем, сделалась на себя не похожею. Обычно она весело смеялась, всегда улыбалась, а тут… Стала очень сдержанной, напряженной, по институту ходит…

– Да нет, всё в порядке, – уклончиво произнёс Андрей и сделал ход ладьей, поставив её под бой белой пешки Димы.

– Я сейчас твою ладью пешкой съем. Ты что, разве этого не видишь?

– Извини… Вижу, конечно. Но ты так сильно играешь…

«Было, конечно, было… Как же могло не быть? – думал Дима, делая очередной ход ферзём и внимательно рассматривая лицо Андрея. – Что это он так растерялся от моего вопроса?»

– А теперь смотри, Андрей. Если ты пойдёшь конём, то через три хода тебе мат, видишь? А если пойдешь королём, то тебе через два хода мат. Поэтому, предлагаю тебе сдаться.

– Сдаюсь, – ответил Андрей.

«Наверняка, было… Ну и пусть. Что ты психуешь? Сам же Галину Ивановну познакомил с ним… Хотел к нему в друзья записаться… На, получи!.. Теперь он с Галей больше? чем друг… На, получи!.. Ладно, не психуй, всё хорошо. Теперь Галина Ивановна в надёжных руках», – так думал Дима, расставляя шахматные фигуры для новой партии.

Андрей сказал:

– Слушай, я совершенно забыл… Заигрались мы с тобой в шахматы, а мне надо было к матери съездить, продукты отвезти. Поэтому, Дим, извини… В следующий раз сыграем.

Приятели оделись и вышли на улицу. На улице шёл мелкий, холодный дождь.

– Давай я тебя до метро подвезу? – предложил Андрей.

– Нет, я на трамвае доеду, – сказал Дима и пошёл в сторону трамвайной остановки. Андрей пожал плечами и резко развернул свои «Жигули». Его машина помчалась по Павловскому переулку, разбрызгивая лужи.

Прошла целая скучная неделя. Погода стояла серая, дождливая. Ляля ещё не вернулась. Её матери сделали сложную операцию, и она нуждалась в уходе, поэтому Ляля была при матери. А на работе Дима с головой ушел в написание научной статьи о проблемах бантустанов в Южно-Африканской Республике, поэтому совершенно не общался с Галиной Ивановной, а писал о притеснении африканцев белыми колонизаторами, которые проводят политику апартеида. С другой стороны, ему просто не хотелось видеть ни Галину Ивановну, ни Андрея. «Познакомил их, пусть теперь без меня встречаются… И вообще, на хрен я им нужен?», – так размышлял Дмитрий, вымучивая научный текст про апартеид… Из-под пера молодого научного сотрудника выходили следующие строчки: «Голландские колонизаторы ещё в шестнадцатом веке проводили раздельное развитие захваченных у местного населения территорий. Однако африканцы из племени Зулу оказывали голландцам жесткое сопротивление. Вождь зулусов…» – и так далее.

– Дим, ты долго будешь эту хрень ещё писать? – раздался приятный женский голос над Диминой головой.

Дима оторвался от текста. Рядом с ним стояла Галина Ивановна, как всегда, немного насмешливо смотрящая своими зелеными глазами прямо на него:

– Совсем ты заработался, Дима… Так нельзя! Пойдем, лучше, пообедаем в кафе «Адриатика»… Жюльенчиков с грибами поедим, мясо с кровью и жареным лучком… Пойдем, а?

Дима нехотя отложил свою статью и посмотрел на Галку. «Да, до чего же хороша девка», – мелькнуло у него в мозгу, но он всё равно сделал кислое лицо и сказал:

– Надо статью сегодня к вечеру дописать, начальник велел…

– Да ладно тебе, начальник!.. Пойдем, а то мне скучно одной обедать.

«Ах, ей скучно, – вспыхнул Дима, – я думал, она обо мне соскучилась, а ей просто не с кем пойти пообедать».

– Пошли, – сказал Дима.

– Пошли! – и она так посмотрела на Диму, что у него мурашки поползли по телу.

Под Галкиным зонтом они добежали до кафе и через пять минут заказали то, что хотела Галина Ивановна: жюльен, мясо с кровью…

– Давай ещё по крепкому коктейлю возьмём, – предложила Галка.

Дима не отказался. Официант принёс коктейли…

– Андрея видишь? – неожиданно для самого себя, мрачным тоном спросил Дима.

– Да, вижу, – безо всяких выкрутасов ответила Галина Ивановна и, повернувшись к Диме, посмотрела прямо в его глаза. Затем она чокнулась с ним бокалом с коктейлем:

– Спасибо тебе, что ты меня познакомил с Андреем… Да, он о тебе спрашивает, почему, мол, Димка не звонит?

«Димка не звонит, – опять закипел Дмитрий, – а что ему самому мешает мне позвонить?»

– Позвони ему… Тебе что, трудно, что ли? – сказала Галина Ивановна.

– Да нет, не трудно…

– Ну вот, возьми и позвони. У него к тебе дело есть.

Вечером того же дня Дима сидел в квартире Андрея и играл с ним в шахматы. Они пили чай с вкусным печеньем и негромко обсуждали сделанные ходы:

– Опять ты, Андрей, ферзя развил на третьем ходу. Переходи…

– Не хочу перехаживать! Доказывай, что ход не корректен!

– А что тут доказывать? Я твоего ферзя сейчас за Можай загоню.

Через четыре хода Андрей остался без ферзя:

– Да, старик, ты оказался прав… Вот ты меня учишь, учишь, а я всё равно в толк не возьму, как ты так ловко играешь?

– А ты, Андрей, больше вникай в мои объяснения, а то у меня создаётся впечатление, что во время игры ты совсем не о шахматах думаешь.

– Да… Знаешь, я хотел с тобой поговорить о следующем… – Андрей сделал очередной ход в новый партии. – Тут Галина Ивановна мне как-то говорит, что Димка мужик хороший, но ему негде жить, мол, всё своё жильё бывшим жёнам оставил, да и без денег сидит…

– Но я её ни о чём не просил…

– Да подожди ты, выслушай всё до конца! Я на Кантемировской снимаю квартиру. Ты был там со мной. В этой квартире…

– А я думал, что там твои родственники живут…

– Дим, слушай и не перебивай. В этой квартире я бываю редко. Она мне вроде не нужна, но иногда нужна, – здесь Андрей заулыбался. – Плачу я за неё пятьдесят рублей в месяц. Может, ты там поживёшь, а я у тебя иногда появляться буду, а деньги за неё будем платить пополам. Идёт?

Дима ожидал что угодно, но только не такое предложение. Чего ради Андрей предлагает ему такие условия? В чём тут дело? «Наверное, ему стало неудобно передо мной, что он увёл у меня Галину Ивановну, – подумал Дима, и тут же отмел этот довод. Видел же он мою девушку, Лялю… Причём здесь Галина Ивановна? Странно это всё… Вдруг такое предложение… Можно сказать, на ровном месте».

– Дим, что молчишь? Будем с тобой квартиру на двоих делить? Согласен ты или нет?

«Надо соглашаться, – напряжённо думал Дима, – но как-то всё это странно… А чего тут странного? Андрей тебе предлагает квартиру за полцены…»

– Конечно, я согласен, – ответил Дима. – Как я понял, я буду жить в квартире, которую ты снял для себя за пятьдесят рублей в месяц, но теперь мы её будем делить пополам, и ты будешь иногда там появляться, правильно?

– Да, ты всё правильно понял. Можешь переезжать в неё хоть завтра. Вот тебе ключи от неё, – и тут Андрей стал доставать из кожаного портфеля ключи, но, достав ключи, положил их в карман своих брюк. – Знаешь что, поехали сейчас на Кантемировскую. Там я передам тебе ключи и заодно покажу, как дверь открывается. Там замок немного заедает, и важно знать, как дверь правильно открыть, а то её заклинит, и ты не войдёшь.

Приятели быстро оделись и поехали на Кантемировскую. «Дело есть дело, Андрей предложил, я не отказался», – размышлял Дима, сидя на переднем сиденье «Жигулей».

Через полчаса езды они были на месте. После того, как они вошли в квартиру, Андрей показал, как открывается дверь. Затем он передал Диме ключи и сказал: «Следующая плата за неё через три дня. Приготовь деньги, пожалуйста». Они немного потоптались в квартире, хотели попить чай, но не нашли ни чая, ни сахара и поехали обратно.

На улице все так же лил дождь, было холодно и противно, а в машине наоборот было тепло и уютно. Дима расслабился: «Хорошо всё же, что я встретил Андрея! Как ни как, а толк есть… Вот квартира появилась, не всю же жизнь с матерью жить». Из мирного забытья его вывел голос Андрея:

– Старик, ты извини меня, сегодня, я тебя только до «Павелецкой» подброшу, а то мне домой надо поскорее попасть.

Дима не возражал:

– До метро так до метро.

«Всё хорошо, всё отлично», – думал он.

Подъезжая к метро, Андрей внимательно посмотрел на Диму, как будто первый раз его увидел. Димин приятель сказал:

– А что касается второй просьбы Галины Ивановны, то я тебе буду давать мелкие поручения, за которые ты будешь получать от меня деньги, но об этом мы поговорим с тобой завтра. Ну всё… Пока! Метро «Павелецкая»… Звони завтра.

На следующий день после работы Дима поехал не к матери, а на Кантемировскую. Приехав, сразу же позвонил Андрею, но его радость по поводу переезда на новое место жительства Андрей почему-то не поддержал.

– Поздравляю, – сухо сказал он, – я тебя просил позвонить мне днём, а ты звонишь мне вечером. Хотел попросить тебя помочь мне в одном деле, а ты не позвонил… Нехорошо это…

– Андрей, но ты же сказал мне «звони завтра». Вот я и звоню.

– Старик, давай договоримся на будущее – если я прошу тебя позвонить, – и здесь Дмитрий почувствовал в голосе приятеля стальные нотки, – то ты должен обязательно звонить мне, понятно?

– Понятно, – кислым голосом ответил Дима.

– А завтра ты приедешь ко мне на Павловский к шести часам вечера и привезёшь за квартиру двадцать пять рублей.

– Но ты же сказал мне, что за квартиру надо платить через три дня… И у меня к завтрашнему дню этих денег не будет. Притом завтра среда, а это в институте обще-присутственный день. У нас работа оканчивается в семь часов… – Дима закончил своё высказывание совсем упавшим голосом.

– Старик! Нехорошо сразу меня подводить. В ущерб своих интересов я тебе уступил квартиру, помог тебе, а у тебя сразу денег нет. Ты что, не можешь занять эти деньги у своих коллег по институту или ещё где? Значит так: я тебя завтра в шесть часов жду у себя с деньгами. Всё, спокойной ночи.

Дима так и остался стоять с телефонной трубкой в руке, из которой шли длинные гудки. «Переехал… Здравствуй, Дима, Новый год». Он медленно положил трубку телефона и сел в старое, ободранное кожаное кресло. Мысли закрутились у него в голове со страшной скоростью: «Где достать завтра эти двадцать пять рублей? Где? Как уйти раньше времени с работы? Ну и пряник этот Андрей… Не успел я переступить порог его квартиры, как пошли какие-то предъявы. А что делать? Не обратно же к матери возвращаться… А на днях Лялька прилетает, и было бы хорошо забрать её к себе, а то мыкается девка с какими-то подружками, коммуналку на троих снимает… Так, сколько у меня в кармане денег?»

Дима пересчитал все свои деньги. Их оказалось немного: семь рублей тридцать пять копеек. Да, дорогой читатель! Вы, наверное, улыбаетесь, но у нашего героя была именно такая сумма денег. По тем временам это было не много, но и не мало. На эти деньги можно было бы купить бутылку водки, килограмм колбасы «Любительская», семь сырков «Дружба», и ещё оставалось бы тридцать копеек, что позволяло легко доехать на автобусе до метро «Каширская», а потом уже на метро до работы. Эти поездки на автобусе и на метро обошлись бы Диме всего в десять копеек. Ещё на оставшиеся двадцать копеек можно было купить хлеба.

С этими мыслями Дима пошёл в местный магазин. На улице шёл всё тот же противный, холодный, осенний московский дождь. Магазин уже закрывался, но, на удивление Димы, в нём ещё продавалась водка за три рубля шестьдесят две копейки, которую трудящиеся называли «Коленвал», видимо, за буквы на этикетке – они были написаны в виде коленчатого вала. Колбаса тоже была в продаже, правда, не очень свежая на вид, но Диму это не смутило, и он купил триста грамм. Ещё он купил три штуки сырков «Дружба» и батон хлеба. Хотел также купить и пачку чая, но его не было. Кроме того, Дима зачем-то купил кофейный напиток (страшная гадость) и пачку сахара. После всего этого у него осталась ещё куча денег: один рубль и сорок семь копеек.

Дома весь вымокший от дождя, но повеселевший Дима налил себе полстакана водки, посмотрел на себя в зеркало и сказал: «Будь здоров, дорогой! С новосельем!». Он заел водку сырком с хлебом. Потом подумал и налил себе ещё полстакана. В этот раз он маханул водку молча, попробовав её закусить колбасой, но тут же от этой затеи отказался, выплюнув кусок «Любительской» с матерными словами. Дима понял, что с колбасой он лоханулся.

Согревшись от двухсот граммов водки, Дмитрий включил телевизор, где на чёрно-белом, довольно тусклом экране какой-то журналист-международник, кажется – Зорин, доказывал преимущество социалистической системы перед капиталистической (звук был хороший): «В капиталистическом мире речь идет только о наживе, о прибыли. Человеческие принципы давно потеряны и поруганы. В странах капитала только прибыль…». Дима отвлекся, пошёл в туалет и через минуту вернулся: «…Вот, взять хотя бы рекламу. В странах капитала это страшная индустрия, она лезет с экранов телевизоров, она в метро, в поездах, в самолетах, в аэропортах… Везде одно и тоже – купите, купите, купите… Это чрезвычайно дёшево, это чрезвычайно выгодно. Два автомобиля по цене одного! Скорее бегите и покупайте…». Дима попытался переключить программу, но ручка переключения правильно не работала. Он её задвигал вперед и назад. Назад она всё же переключалась. Он включил одну программу, другую… По одной из программ шёл какой-то тягомотный концерт. Дима попытался переключить телевизор на следующий канал, но ручка переключения вообще перестала двигаться. Дима сам себе заулыбался. Он вспомнил анекдот про то, как один мужик пришел домой и включил телевизор, а там показывают выступление Генерального секретаря Коммунистической партии Советского Союза Леонида Ильича Брежнева, который говорит: «…А социалистические страны значительно опережают по темпу роста… – здесь мужик переключает телевизор на следующей канал, – …Страны капиталистического мира… – мужик дальше переключает, – …Которые уже обогнали эти страны. А в преддверии коммунизма… – мужик жмёт следующий канал, и здесь на экране появляется кэгэбэшник, который грозит пальцем нашему мужику со словами: «Я те, бля, покручу, покручу ручки!». Настроение у Димы улучшилось, но где взять завтра двадцать пять рублей, он не знал.

* * *

На следующий день, находясь в институте, Дима напряженно думал, у кого бы занять эти деньги. Сидя на своём рабочем месте, он медленно обводил сотрудников отдела корыстным взглядом и помечал для себя, кто ему мог бы легко дать денег взаймы: «Белла не даст – ни денег, ни секса. Ольга? У неё денег никогда не бывает, она живёт одна с дочкой. Петров? Тот ещё гнида, всем своим видом показывает, что он человек добрый, но денег не даст. Мякишева Ирка? Модная девка, появилась в отделе недавно, приехала из Греции, говорят, блатная, кто-то за ней из руководства стоит, но так с виду вроде при бабле, надо попробовать». Её Дима записывает под номером один.

«Власов, его верный товарищ. Сколько вместе колхозов подмосковья объехали, сколько девок пере… Нет! Наверняка, у него этих денег нет. «Трояком» он всегда выручит, но двадцать пять рублей? Вряд ли… Дождевая? Подстилка у начальника отдела, так о ней девки говорят, но мне всё равно, что говорят. Деньги у неё водятся, но мне денег не даст. Ермаков? Тихий пьяница, денег у него нет и не будет. Лещёв? Ещё больший пьяница. Ногина? Человек настроения. Деньги, наверное, у неё есть, поэтому можно попробовать», – и Дима её записал под номером два.

«Шлёмова? Эффектная шатенка, себе на уме. Деньги у неё есть, но она очень прижимистая. Орлова? Эта ни вашим ни нашим. Что думает – тёмный лес. Деньги водятся, но легко может отказать. К заместителю начальника отдела Зое Петровне на пушечный выстрел не подъедешь. Она мечтает о полной победе коммунизма на земле и в то же время тихо собирает коллекцию золотых монет на черный день, покупая их в командировках за границей. Ещё у кого можно занять? – судорожно думал Дмитрий, но выходило, что больше не у кого. – Есть, конечно, ещё добрые ребята в отделе, – продолжал напрягать свою голову Дима, – например, Леонид, который мог бы ссудить мне эти деньги». Но на работе его почему-то не было. Также на рабочем месте отсутствовала очень хорошая добрая «тётка» Нона Сергеевна, которая часто выручала Диму деньгами.

Ирка Мякишева, Ольга и Дождевая отправились покурить на лестницу запасного выхода из института. Дима, как опытный охотник, отправился за ними и болтался рядом с лестницей, пока они курили. Его задача состояла в том, чтобы тормознуть Ирину, когда она будет возвращаться в отдел, причем застав её без товарок, чтобы, находясь с ней один на один, попробовать занять эти грёбаные двадцать пять рублей.

Закончив курить, женщины, наконец, пошли обратно, притом первой шла Ирина (вот неудача!), а за ней – сотрудницы отдела, которые в данной ситуации не представляли для Димы никакого интереса. Он шагнул к ним из-за угла, пересекая их путь, а потом неожиданно поскользнулся и, падая, схватил Ирину за талию. В результате Дима очутился на полу; рядом с ним оказалась и Ирина – она тоже упала.

Все растерялись, а Дима особенно. Девчонки, начали поднимать с пола и Диму, и Иру:

– Ребята! Вы, вроде бы, не пили, а падаете на пол, как кегли.

Поднявшись с пола, Дима стал отряхивать от пыли Иру. Извиняясь перед ней, он потихоньку начал двигать её к окну, якобы для того, чтобы отчетливей была видна пыль. Ольга и Дождевая не стали отягощать своим присутствием коллег, стряхивающих друг с друга пыль, и пошли на рабочие места. «Ура! – отметил Дима начало своей наступательной операции».

– Ирина, ты меня извини великодушно, что я так нелепо упал перед тобой… Как-то неловко получилось… Что-то я задумался и, не видя вас, шагнул, как слепой…

– Да ладно, Дим, всё нормально, повалял немного девушку по полу, даже прикольно получилось.

– Ирин, я, правда, случайно.

Диме срочно надо было переходить к главному: к вопросу о занятии денег, но он не знал, как начать. Время уходило, и Дима понимал, что Ирина сейчас пойдет в отдел и всё… Тогда момент будет упущен.

– Ирин, говорят, что ты приехала из Греции… Ну и как там люди живут?

– Люди там живут отлично, и в магазинах всё есть, даже русская водка.

– Да ладно! Греки, небось, пьют только свое кислое вино. Зачем им водка? Там же жарко…

– Нет, Димочка, они пьют всё. И шотландское виски, и даже спирт.

Дима присвистнул:

– Спирт?

– Дим, я из Греции, только не суди меня строго, привезла несколько коробок питьевого спирта, он там стоит сущие копейки.

– А, вот вы где! – за спиной Димы и Ирины раздался голос Власова.

«Всё, – подумал Дима, – операция сорвана».

– Глинский, твою мать, – начал Власов, – я тебя ищу, ищу… По всему институту хожу. Думал, ты с Петровым в шахматы где-нибудь сидишь играешь, а ты девушек, оказывается, в темном углу зажимаешь. Нехорошо, парень, нехорошо.

– Так вот, – не обращая никакого внимания на Власова, продолжила Ирина, – этот спирт меня надоумила купить моя напарница. Мы в Греции переводчицами работали, при олимпийском комитете в Афинах. Она и говорит мне, мол, Ирка, зачем всякое барахло покупать, давай лучше спиртом затаримся и сделаем на нём коэффициент десять. Представляете, мальчики, одна бутылка спирта, а в ней целый литр, стоит на наши деньги пятьдесят копеек!

– Из одной бутылки спирта, – подхватил разговор Власов, – выходит пять бутылок водки. Это не коэффициент десять, – тут он на минуту задумался, – а коэффициент тридцать и даже больше.

– И сколько, Ирин, у тебя этих ящиков спирта? – тихо спросил Дима.

– Я привезла двадцать ящиков в багаже и ещё один с собой. Значит, всего двадцать один. И в каждом шесть бутылок.

– Больше ста двадцати бутылок? – присвистнул Власов.

– Где-то так.

Наступило неожиданное молчание. Каждый из присутствующих обдумывал сложившуюся ситуацию. Дима совершенно забыл, что он хотел попросить у Ирины взаймы. Он судорожно считал, сколько это будет бутылок водки, и никак не мог сосчитать.

– Это сколько же водки получается? – задал вопрос Власов.

– Я не знаю, мальчики, сколько получается водки, но я хотела бы вас пригласить к себе в гости, чтобы вы оценили этот спирт. Заодно там и подсчитали бы, сколько это бутылок водки получается.

– А где ты живешь? – беспардонно спросил Власов.

– В центре, на Донской улице.

– Ну и когда можно к тебе в гости прийти? – продолжал гнуть свою наглую линию Власов.

– Да хоть сегодня.

Дима тоскливо подумал, что сегодня надо идти к Андрею и тут же вспомнил про двадцать пять рублей.

– А давайте завтра, а то сегодня присутственный день, и пока доедешь, уже уезжать надо будет, – тихо предложил он.

– Ты поедешь к Ирине завтра, – нагло наклонившись к Ирине и чуть ли не обнимая её за шею, выводил слова Власов, – а мы с Ириной поедем к ней в гости сегодня.

– Нет, Олег! Дима прав, – отстраняя руку Власова, сказала Ирина, – давайте, правда, завтра соберёмся… Завтра будет больше времени.

– Чтобы распробовать ваш спирт, – съязвил Власов, – и больше узнать о Греции.

Все вернулись в отдел и сели на свои рабочие места. Мысли Димы продолжали крутиться около двадцати пяти рублей, которые надо было занять «кровь из носа» (перевожу на современный язык – обязательно). Дима подошел к Ногиной. Она мягко отказала, сославшись на то, что ей нужно ехать к мужу в больницу. Дима спросил денег взаймы у Орловой – тот же результат. Наш герой начинал нервничать. Время было уже почти пять часов, а денег у него в размере двадцати пяти рублей ещё не было. «Если я сейчас денег не найду, то, видимо, Андрей во мне разочаруется, и мои отношения с ним разладятся. Жаль, этого я сейчас не хочу, так как именно сейчас что-то стало налаживаться», – напряжённо думал напряженно Дима, растерянно смотря на «работающих» сотрудников отдела. Кто-то из них разговаривал по телефону, кто-то пил чай, кто-то обсуждал недавно прошедший в кинотеатрах столицы фильм. А некоторые сотрудницы просто откровенно раздевались и за двумя огромными шкафами, стоящими в углу отдела, мерили какие-то блузки и кофточки. Одним словом, нормальная рабочая ситуация. «Что же делать, что же делать? У кого же занять эти двадцать пять рублей? – продолжал размышлять Дима. – Можно, конечно, занять у матери. Мать всегда выручит, мать никогда не откажет, но к ней ехать в одну сторону час и обратно час. Тогда к Андрею я подъеду только к восьми часам».

Вдруг в отдел ворвался Леонид. Он не вошёл, а именно ворвался. Так, наверное, в семнадцатом году революционные матросы в Петрограде врывались в дома к буржуйской контре. Он, как всегда, был ярко одет. С красным лицом, с всклокоченными волосами, он отдаленно напоминал попугая с Антильских островов.

– Здравствуйте, граждане! А что это вы тут делаете? – с порога выпалил Леонид. – Я, понимаете ли, мотаюсь по Москве с какими-то партийными товарищами из дружественной республики Конго, показываю им то Кремль, то Мавзолей с товарищем Лениным… То Ленинские горы с университетом… А вы меня не ждёте и не хотите угостить чаем. Я так устал от этих парней из Африки… Они не только русский, это понятно, они и французский не знают, не говоря уже об английском или немецком. Страшные люди…

Дождевая тут же кинулась ему наливать чай. Но не потому, что Лёня ей нравился, а потому, что она была воспитана в духе уважения к мужчине. Редкое качество в наше время! Лёнька же продолжал рассказывать, как он работал с делегацией Конго, и как он пытался с ними говорить на языке суахили; но и язык суахили им оказался неизвестен, и, как потом выяснилось, их старший, оказывается, знал итальянский язык, и это помогло ему, Леониду, выкрутиться из создавшейся ситуации, поскольку и Лёнька немного знал итальянский. Потом он начал рассказывать, что ему за работу с делегацией заплатили неплохие деньги. Возбужденный Леонид ещё не успел закончить историю о заработке, как перед ним появился Дима и мрачно сказал:

– Переводчик, хорош байки травить! Дай лучше двадцать пять рублей взаймы, до получки.

Леонид замер на полуслове, а потом полез в карман и достал пачку денег. Он протянул Диме фиолетовую бумажку. Это был «четвертак» – билет Государственного банка СССР достоинством в двадцать пять рублей.

– Спасибо, Леонид, ты настоящий товарищ, – хрипло выдавил из себя Дима.

Затем он вернулся на своё рабочее место, чтобы дописывать статью о бантустанах в ЮАР.

– Может быть, ещё кому деньги нужны? – нетвёрдым голосом спросил Леонид.

– А мне можешь дать двадцать рублей? – тихо спросила его Ольга Веселова, которая одна, без мужа, воспитывала ребенка.

– Легко, – ответил Лёнька и протянул ей деньги.

– А слабо мне тоже дать двадцаточку до получки? – спросил пьяница Лещёв.

– На, бери, – Лёнька протянул деньги и ему, однако, тут же взял со стола лист бумаги и начал всех, кому дал деньги, пофамильно записывать.

К нему тут же выстроилась очередь, состоящая чуть ли не из всех сотрудников отдела.

В шесть часов пятнадцать минут вечера Дима подъехал на трамвае к дому Андрея в Павловском переулке.

– Не спешишь ты, старик, ко мне, не спешишь… – встретил Андрей Дмитрия. – Чаю не выпьешь?

Дима неопределенно замотал головой.

– Давай налью, чай отменный, цейлонский. Собран в Цейлоне, а расфасован в Англии.

Приятели пошли на кухню и начали молча пить чай. Дима думал: «Ну и зачем ты меня пригласил к шести часам? Сорвал с работы, а теперь сидишь и молчишь?».

– Деньги принес? – нарушил молчание Андрей.

Дима протянул ему билет Госбанка в двадцать пять рублей.

– Хорошо, теперь через месяц платить надо, но ты не беспокойся, я тебе скажу, когда деньги надо приносить. А теперь, Дим, давай поговорим о том, о чём мы с тобой уже говорили. Ты выполнишь небольшое поручение. Прямо сейчас поедешь вот по этому адресу, – и Андрей протянул Диме мятую бумажку, где был написан адрес: «Полярная улица, дом двенадцать» и номер квартиры. – Тебя в квартире встретит дядя Витя – очень здоровый и крепкий мужик. Ты у него возьмёшь большой бумажный пакет и привезёшь его на Кантемировскую. А завтра я к тебе заеду и заберу его. Вопросы есть?

– А этот пакет тяжёлый? Если тяжёлый, то как с ним в метро ехать?

– Очень просто. Берёшь такси и едешь. Ты что, Дим, первый день замужем что ли?

Дима был не «первый день замужем», но у него в кармане лежал только один рубль и сорок копеек, а от Полярной улицы (это район «Медведково») до Кантемировской за эти деньги на такси не доедешь.

– Андрей, на такси, конечно, хорошо поехать, но у меня нет денег. Подбрось трёху, и я сразу поеду.

– Что, денег совсем нет, что ли?

– Деньги есть, но мало.

– Сколько у тебя сейчас денег?

– Один рубль сорок копеек.

– Ладно, сейчас я тебе дам… – и с этими словами Андрей полез в боковой карман кожаной куртки, висевшей на спинке стула.

Он начал доставать деньги: одни, свернутые в пачку, другие, закрученные в рулон. Коричневые стольники, зелёные полтинники, фиолетовые двадцатипятирублёвки и красные десятки. Он их вывалил на стол, но среди этой горы денег пяти- и даже трёхрублевых бумажек не оказалось.

– Старик, что-то не попадаются трояки… Я даже и не знаю, что с тобой делать… Что, правда, у тебя только один рубль?

– Андрей! Это правда. Я все последние деньги тебе отдал.

– Печально это…

– А скажи, завтра нельзя за этим пакетом съездить? – тихо спросил Дима.

– Завтра? Завтра можно… Но лучше сегодня. Это очень важно для епархии, понимаешь?

Дима ничего не понимал, но если Андрей просил, то надо было ехать. Но как ехать, когда нет денег?

– Может, Андрей, ты мне червонец дашь? А я тебе завтра, или когда ты за пакетом приедешь, верну сдачу…

Андрей молча собирал деньги, сортируя их по достоинству купюр. Однако после слов Димы, не закончив своего дела, он встал и вышел в коридор, где минут пять лазил по карманам своей верхней одежды. Вернувшись, он высыпал на кухонный стол горсть монет:

– Вот, старик, всю мелочь, которую нашел в доме, отдаю тебе. Пересчитай, пожалуйста, на такси хватить должно.

Дима сидел с одного края стола и считал мелочь, а с другого края Андрей считал крупные банкноты. Картина была карикатурная, но мужчины были поглощены настоящим делом. Дима насчитал мелочи на три рубля и тридцать копеек.

– Теперь должно хватить, – сказал он и начал одеваться.

– Я очень рад, – ответил Андрей, не переставая складывать деньги. – Дим, и не подведи… Как привезёшь пакет на Кантемировскую, сразу же мне позвони. Ну, давай, с Богом!

На Полярной улице Дима быстро нашел нужный дом и нужную квартиру. Ему открыл огромный, мрачный мужик. Дима не успел открыть рта, как мужик вытащил в коридор квартиры огромный, плотный бумажный пакет, и со словами: «Забирай быстро», – закрыл за Димой дверь. Дима подхватил пакет, но пакет был чудовищно тяжелый, и наш герой оказался не в силах его поднять. Поэтому он потащил пакет волоком: сначала по лестнице подъезда, а затем вдоль дома по мокрому асфальту. Шофёр такси, помогая грузить пакет в салон машины (а в багажник пакет не поместился), незлобно ругался и просил за такой тяжелый и мокрый груз, который намочил заднее сиденье, доплаты. Сам не зная почему, Дмитрий согласился, но про себя отметил, что денег у него после этой поездки не останется совсем.

Они приехали на Кантемировскую улицу уже в двенадцатом часу. С помощью шофёра Дима втащил очень тяжелый мокрый пакет в квартиру. Тяжело дыша, Дима на кухне достал из холодильника недопитую бутылку водки и налил себе полстакана. Выпил и, не закусывая, пошёл рассчитываться с шофёром. Протянул ему три рубля и сказал: «Спасибо».

– Вай, вай, вай, – запел водила, – слушай, мало даёшь! Добавь ещё рубль.

Дима добавил. Потом он позвонил Андрею.

– Андрей, всё в порядке. Я привез, что ты просил.

– Привез? Хорошо! Но почему так долго? Я уже волноваться стал…

– Да дорога неблизкая, разные концы города…

– Я знаю, старик. Пакет не порвался? Не промок? А то я за испорченный груз с тебя деньги вычту.

– Подмок чуть-чуть снизу. Этот грёбаный пакет очень тяжелый, поэтому приходилось его иногда тащить волоком.

– Дима! Это очень плохо. Если груз, находящийся в пакете, испорчен, то тебе придется отвечать деньгами.

Дмитрий начинал злиться: «Что за херня? Привёз, ведь… Что просил – сделал, а тут начинается… Не испортил ли груз… А ты меня предупреждал об этом?».

– Андрей, я не знаю, что в твоём пакете и знать не хочу. И то, что его мочить нельзя, я тоже не знал, поэтому претензии…

– Дима, неужели непонятно, что если вещь не твоя, то к ней надо бережно относиться? Это же элементарно. А если груз испорчен? Представляешь, что мне скажут в патриархии? Мне могут, а у нас так принято, зарплату срезать. И всё из-за твоей оплошности.

– Но, Андрей! Пакет оказался…

– Очень тяжелым. Я это знаю, ну и что с того? Ты должен был чётко выполнить мое поручение, мы же с тобой договорились. Я тебе за это деньги плачу. Галина Ивановна за тебя поручилась, а ты первое задание взял и провалил. Плохо это, Дима, очень плохо…

И Андрей повесил трубку. Щеки у Дмитрия горели огнем – то ли от холодной погоды на улице, то ли от выпитой водки, но, скорее всего, от обидных слов Андрея: «Я испортил груз… Галина Ивановна поручилась… А что это за груз? Если этот груз очень ценный, хрен ли ты тогда сам за ним не поехал, а поручил его мне? Странно это как-то. Очень странно…».

Вечером следующего дня Дима с Власовым, предварительно зайдя на Тишинский рынок и купив там соленых огурцов, соленой капусты и шматок деревенского сала грамм на триста, приехали на Донскую улицу в гости к Ирине. Ирина открыла им дверь, и ребята ахнули: она была одета в темно-зеленое сильно декольтированное длинное вечернее платье. На ногах, в тон платью, были надеты тёмно-зеленные туфли на высоком каблуке. На тонкой, изящной шее – золотая цепочка с красивым кулоном, на запястье левой руки – золотой браслет. Волосы подобраны вверх и также украшены золотой заколкой, а брови и ресницы подведены так искусно, что рядовое в общем-то лицо Иры превратилось в красивое лицо богатой и уверенной в себе женщины.

– Здравствуй, Ирина, – начал заплетающимся языком говорить Власов, видимо, насмерть сраженный красотой хозяйки, – мы вот тут с Димой кое-что купили…

– Проходите, ребята, раздевайтесь, будьте как дома, – сказала Ирина, приглашая их в комнату. – Обувь снимать не надо, сегодня соседей нет дома, можно пошуметь, расслабиться, а то вечно они смотрят, кто это ко мне пришел, что принёс…

– А у тебя что, коммуналка? – спросил Дима, тут же пожалев о своём вопросе.

Щеки Ирины вспыхнули, и она быстро стала объяснять, что после приезда из-за границы муж зазнался, стал хамить, грубить, пить водку, ну, ей и пришлось развестись с ним и поменять квартиру.

– Ладно, не расстраивайся, – чтобы загладить дурацкий вопрос Димы, начал утешать Ирину Власов, – всё у тебя будет хорошо. Посмотри на себя: красивая, стильная, молодая, сексуальная женщина расстраивается из-за какого-то мужика…

– Олег, я не расстраиваюсь… Давайте лучше садиться за стол.

– Давайте, – подхватил Власов, – только закусочку приготовим и вперед. Дим, ты что, не порезал до сих пор сало и соленые огурчики? Давай режь, а я капусточку пока достану…

Ирина отошла куда-то в угол комнаты и позвала оттуда ребят.

– Мальчики, кто-нибудь, помогите мне, пожалуйста, а то тяжело ящик поднять…

Власов мгновенно бросил капусту и оказался рядом с Ириной, причем одной рукой он слегка обнимал её за талию, а другой пытался вытащить картонный ящик из-за шкафа. Ящик его усилиям не подавался, и ему пришлось оставить талию Ирины и двумя руками вытаскивать сей предмет. Ура, получилось! На столе появилась внушительная бутылка питьевого спирта.

– Ирина, надо ещё воды принести… – сказал Олег.

– Какой воды? – не поняла его хозяйка.

– Простой воды, из-под крана, – начал объяснять Ирине Власов. – Спирт надо разбавлять водой, а то очень крепко получится…

– Да можно «напрямую» пить, – внёс свою лепту Дима, – а водой запивать.

– Вот и пей так, а мы с Ириной будем разбавлять спирт водой, – ответил Власов.

– Нет, мальчики, меня за границей учили разбавлять спирт кипяченой водой, а не водой из-под крана, – и она ушла на кухню, принеся через пару минут кипяченую воду, налитую в прозрачный стеклянный кувшин.

Затем Ирина взяла со стола бутылку спирта и передала ее Власову:

– Наливай, Олег.

На столе стояли три небольшие рюмки и три фужера для воды. Олег налил спирт в фужеры на треть их объема:

– А почему не в рюмки? – спросила Ирина.

– В рюмки мы будем наливать воду для смешивания со спиртом. И он налил ещё спирта в фужер Ирине и себе воды из кувшина.

– Ах, да. Конечно! Но какая же я бестолковая! Кто же спирт рюмками пьет? Давайте, мальчики, я стаканы принесу.

– Ирина, хватит суетиться, пора твой спирт пробовать. Давай, Ирина, за тебя, за твой спирт, одним словом, за всё хорошее, – сказал Власов и чокнулся своим фужером с Ириной и Димой.

Все выпили. Дима с шумом выдохнул воздух из лёгких и быстро запил спирт водой. Через минуту ему стало хорошо. Он посмотрел на приятеля и на Ирину. Их лица одновременно сделались красными. «Наверное, и моя рожа тоже красная», – только и успел подумать он, как Власов уже наливал спирт по второй пайке:

– Отменный спирт, однако.

Выпили ещё, закусив огурцами и салом с чёрным хлебом.

– И у тебя, Ирина, ты говоришь, такого богатства двадцать коробок? – спросил Власов.

– Двадцать одна.

– Супер, это можно прожить всю жизнь и водку больше не покупать в магазинах, потому что, это… Это… – Власов считал в уме, сколько же это будет бутылок водки, – Это… Шестьсот тридцать бутылок отменной водки, во как!

– Хорош тебе подсчетами заниматься, – вступил в разговор Дима, – видишь, Ирина и я хотим ещё выпить, а ты говоришь, сколько это бутылок будет… На сколько лет хватит… Это, я скажу, смотря как пить. Если агрессивно, в пересчете на водку, то бутылка спирта, а в ней целый литр, хватит на… на… Где-то дней на десять, а если умеренно, то бутылки спирта хватит на месяц. Отсюда делаем вывод, что при агрессивном потреблении спирта иринины запасы закончатся через три с половиной года, а при умеренном потреблении – через десять лет. На всю жизнь, как видите, не хватит. Поэтому лучше наливай, друган, спирта, уж больно он хорошо идёт.

– И сальце, сальце вы, мальчики, удачно купили, – пропела нежным голоском Ирина.

«Всё, уже пьяная делается», – отметил про себя Дима и вышел в туалет. Вернувшись, он обнаружил, что хозяйка, распустив волосы, сидит на коленях у Власова, обняв его своими руками за шею. А Власов, ухмыляясь своей сладострастной улыбкой, что-то нашептывает Ирине на ушко, и его левая рука (Дима это отчетливо видел), его левая рука, задрав тёмно-зеленое платье, уже гуляет по бедрам «хозяйки бала». «Ну, блин, не успеешь отлучиться по нужде, уже всё готово, – сокрушался Дима. – Власов захватил всю позицию. И так всегда, сколько я его знаю… В колхозе, на овощной базе, на вечеринках, или вот, ездили тут на днях от института в Таллин на экскурсию. Так он прямо в купе у меня на глазах совратил попутчицу…»

– Эй, ребята! Я вернулся. Нехорошо так себя вести, я тоже живой человек.

С этими словами Дима налил себе ещё спирта, и не на одну треть от объема фужера, а на две трети, и резко выпил. Власов тискал Ирину уже открыто и не обращал внимания на Диму. Его руки ушли глубоко под платье Иры, и что они там находили, Дима не видел. Но зато он видел, что Ирина стала порывисто дышать, а также постанывать. Её левая рука продолжала держать Олега за шею, а правая через расстегнутую рубашку и брюки, видимо, сжимала мужское достоинство Власова. Поэтому он тоже тяжело задышал, и ноздри его орлиного носа стали раздуваться.

– Ребята! Вы обнаглели в-в-в конец! Я же всё ви-жуу, так не-е-льзя… – сказал Дима.

И он опять налил себе спирта в фужер, но теперь до краёв, а затем выпил и через минуту только издавал шипящие звуки и пускал слюнявые пузыри. А перед его глазами разворачивалось новое действо: Ирина вдруг спрыгнула с колен Власова и двумя руками резко рванула вниз с него брюки вместе с трусами, затем задрала своё платье до самых бедер и опять уселась на колени Олега, но теперь лицом к его лицу, потом обняла его крепко за шею, и её губы слились с его губами в диком поцелуе. Раздались стоны… И они задвигались своими телами в такт этим стонам. Дальше Дима ничего не видел, потому что уронил свою голову в квашеную капусту и захрапел.

Очнулся он ранним утром, лежащим в одежде на одной кровати с Ириной. Она лежала с Димой рядом, совершена голая, повернувшись лицом к стене и выставив свою вздёрнутую попку, которая была едва прикрыта одеялом. Дима почти протрезвел. И его правя рука пошла гулять по округлым частям тела Ирины. Она спала. Этот фактор, прибавил руке Димы уверенность и наглость. Вот его рука трогает бедро, вот пошла вверх по спине, вот плечики, здесь Дима подключает левую руку, и его руки устремляются вниз к бедрам, и вот он уже начинают… Да, дорогой читатель, начинают искать вход в «нефритовую пещеру». Очень нежно, постепенно, миллиметр за миллиметром пальцы Димы трепетно, терпеливо ищут скрытый «сезам» и не могут его найти, потому что он не хочет нарушать сон спящей девы. И вот, наконец, его большой палец коснулся розовой улитки. Ещё миг… По телу девы проходит нервный импульс. Её попка ещё больше выгибается в сторону искателя, и в это время палец Димы входит во «врата рая»… И тут он окончательно трезвеет, и перед его глазами медленно проплывает сцена, в которой Ирина со стонами отдается Власову. Его рука мгновенно возвращена обратно, в исходное положение, и он резко встает с постели. Его голова кружиться, ноги трясутся, но он делает над собой усилие, доходит до стола, наливает в тот самый заляпанный сальными руками фужер ещё спирта, но совсем немного, вперемешку с водой. Выпивает и закусывает бутербродом. Начинает собираться, хотя ноги не слушаются, и хотя на улице только слегка брезжит рассвет.

– Куда ты, Дима? – тихо подаёт голос «проснувшаяся» Ирина, – ещё рано, транспорт не ходит… Иди ко мне, мне холодно и одиноко… Не уходи, лучше согрей меня…

У Димы дрогнуло сердце, но ровно на одну минуту. «Ей холодно, – жестко подумал он, – а когда с Власовым трахалась, то было жарко».

– Останься, Дим… Ну куда ты… Прошу тебя, останься, – с каждым произнесенным словом её голос потихоньку затихал.

Дима ушёл в едва обозначившееся утро. Ушёл легко. Он очень хорошо понимал состояние Ирины. Отдалась спьяна Власову, отдалась, может быть, не ведая, что вообще произошло, а Власов воспользовался ситуацией. «А что его винить? Природа-мать заиграла в его теле, и вот результат… Да и Ирину винить не за что, тоже природа. Живёт красивая девка одна, без мужика, хочет любви, хочет секса, а тут Олег подвернулся, очень симпатичный малый… Если не Олег ей подвернулся бы, а ты, то наверняка ты, Димка, поступил бы так же, – так размышлял наш герой, быстро двигаясь к станции ближайшего метро. – Оттрахал бы девку со страшной силой и забыл бы про Лялю, про Галину Ивановну… Мы, мужики, очень любим в таких ситуациях осуждать других, но коснись нас, так сразу о матери-природе вспоминаем».

Метро уже было открыто, и Дима быстро доехал до Кантемировской улицы. Уже находясь в квартире, он опять прокрутил в голове прошедший вечер, и подумал, что «не дал» Иринке правильно. Во-первых, сохранил свое мужское достоинство, во-вторых… Честно говоря, он не знал, что «во-вторых», потому что голова спьяну болела и ничего не соображала. И он, приняв душ, рухнул в кровать. Но заснуть ему не удалось: буквально через двадцать минут зазвонил телефон.

– Дмитрий, куда ты пропал? – раздался в телефонной трубке голос Андрея, – я уже ненароком подумал, не случилось ли с тобой чего. Звоню, звоню, а тебя, видимо, нет дома.

– Андрей! Давай короче, я очень хочу спать, только пришел…

– Короче… Хорошо. Груз, который ты привез, оказался подпорченный, поэтому я с тебя спишу деньги в размере двадцати рублей. Я тебя предупреждал, у нас в епархии правила очень строгие. Это раз. А во-вторых, ты был мне очень нужен вчера вечером, а тебя не было дома. Это, Дима, минус. Одним словом, старик, когда проснёшься, позвони мне.

Дима нервно завозился в постели. Ложась то на правый бок, то на левый, то яростно взбивая подушку руками и закрывая голову одеялом – но всё оказалось напрасным: сон был испорчен. Мозги включились и начали свою работу: «Ты звонил, блин… А на хрена ты звонил? Оказывается, я был нужен… А хрен ли ты накануне мне не сообщил? Спишет он с меня двадцать рублей… Давай, списывай… У меня нет ни шиша. Поэтому списать тебе ничего не удастся… Андрей… Это тот ещё перец». И Дмитрий захрапел – усталость и пьяная ночь всё-таки взяли своё.

Ближе к вечеру он позвонил Андрею. Андрей сказал вот что:

– Старик, хорошо, что ты позвонил. Нужна твоя помощь! Быстро бери такси и приезжай ко мне.

– А в чем дело?

– Ещё раз тебе говорю, бери такси и быстро двигай ко мне, ты мне нужен.

– Но у меня…

– Как всегда, нет денег?.. Приедешь ко мне во двор и скажешь таксисту, чтобы подождал. Я выйду и расплачусь.

Через двадцать минут Дмитрий ехал на такси к Андрею. Было восемь часов вечера, но темнота на улице и непрекращающийся дождь – холодный, противный осенний дождь – угнетающе действовали на Димину психику. «Стая воробушек к югу помчалась, – вспомнил он неприличное стихотворение Баркова, – знать, надоело говно им клевать, а на осине ворона усралась, ну и погода же е..твою мать…»

Подъехав к дому Андрея в Павловском переулке, Дима побежал к нему на третий этаж, оставив таксиста ждать внизу, в машине. Таксист этой ситуацией оказался чрезвычайно недоволен и матерно ругнулся себе под нос. При виде Димы Андрей, как всегда, покопался в своих карманах и, не обнаружив мелких денег, сказал:

– Мелких денег нет, что будем делать?

– Я не знаю, ты же сказал…

– Что я оплачу такси? Я готов оплатить, но у меня в кармане самая мелкая купюра – десять рублей. Что будем делать, Дима?

– Я приехал к тебе по твоей просьбе, – начал заводиться Дима, – ты обещал, таксист ждет…

– Ладно, пойдем к твоему таксисту. Может, у него сдача есть… Хотя я сильно сомневаюсь.

При появлении Димы таксист выскочил из машины и закричал на картавом русском языке, что он целых двадцать минут ждет деньги, не работает, и куда это всё годится… Андрей сунул ему десять рублей. Таксист сразу замолчал, и начал отсчитывать сдачу рублями. На отметке в пять рублей он прекратил считать и сказал:

– Стою долго, не работаю, ехал сюда за два рубля пятьдесят копеек, теперь пять рублей, долго стою, не работаю…

Андрей тут же схватил его за ворот куртки и страшно заорал:

– Быстро, козел, гони еще два пятьдесят, а то я из тебя сейчас, сука, шашлыки настрогаю!

Таксист опешил и попытался сесть в автомобиль. Но разъяренный молодой парень не шутил: он так тряханул водителя, что тот упал на капот своего автомобиля, потом вскочил на ноги и тут же отдал Андрею два рубля пятьдесят копеек.

Потом, когда приятели шли обратно в квартиру, Андрей удовлетворенно сказал Диме:

– Таких уродов целая Москва… Дай им палец – руку откусят. Сколько этот хрен нас ждал? Не больше пяти минут… А вопил, что стоит целых двадцать! Терпеть не могу эту публику.

В квартире Андрей тут же кому-то позвонил по телефону. Дима только услышал: «Да, едем… Едем… Хорошо, сейчас будем». После звонка Андрей озабоченно сказал:

– Старик, чаем угощать не буду, времени нет… Сейчас мы с тобой сгоняем на Профсоюзную улицу, возьмем там журнальный столик и несколько коробок с барахлом для моей матери. А туда отвезём вот эти коробки, – и он указал на пять больших картонных коробок, перевязанных тугой бечёвкой. – Давай, Дим, бери вот эти две и тащи к моей машине. Она, как выйдешь из подъезда, справа стоит.

Дима схватил две коробки (они были очень тяжелые) и потащил их во двор к машине. За ним вышел Андрей, держа в руках одну коробку. Груз был положен в багажник, и ребята отправились за оставшимися коробками, которые были принесены и размещены уже в салоне.

На Профсоюзную улицу приехали к десяти часам. Андрей вёл машину не совсем уверенно, и Диме показалось, что по этому адресу его товарищ едет в первый раз. У старого, грязного пятиэтажного дома он остановил машину, и приятели стали кого-то или чего-то ждать. Прошло минут пятнадцать (мобильников, как вы понимаете, в те времена не было), после чего с другой стороны дома подъехала «Волга». Андрей несколько раз мигнул фарами, и из автомобиля вышли два человека. Они подошли к машине Андрея. Он сразу же вышел и пошёл с ними к «Волге». Потом все трое остановились и начали что-то оживленно обсуждать. Дима ничего не слышал, но по их жестам и маханию рук понимал, что разговор складывается непростой. По прошествии десяти минут они, как показалось Диме, наконец, договорились. Андрей вернулся к своей машине, достал одну коробку и отнёс к «Волге». Эта коробка сразу исчезла внутри автомобиля. Дима смотрел на всё это, и в его голове зашевелились какие-то подозрительные мысли. Андрей продолжал стоять рядом с «Волгой», и со стороны казалось, что те двое внимательно изучают содержимое коробки. Минут через семь Андрей отнёс ещё одну коробку, минут через десять – третью, затем четвертую, и здесь он сказал Диме: «Выйди из машины и стой рядом. Если понадобишься, то я тебя позову». И затем он потащил пятую, самую тяжелую коробку. Она всё время норовила вырваться из рук Андрея. «Давай помогу», – выкрикнул Дима вдогонку. «Стой спокойно, я сам справлюсь», – услышал он в ответ.

Потом Дима увидел, что Андрей начал яростно жестикулировать руками и мотать головой. Прежде, чем Андрей вернулся к своей машине, прошло минут пятнадцать. Он сказал: «Пойдём, столик заберём». Дима пошел за Андреем к «Волге». В ней сидели два мрачных мужика и нервно курили. При виде Димы один из них молча достал из салона и дал ему в руки что-то большое и тяжелое. «Это» было завернуто в простыню и перевязано веревкой. «Тащи к машине, я сейчас подойду», – сказал Андрей и сел в «Волгу». Когда Дима дотащил «это» до машины, Андрей уже нагнал его, держа в руках какой-то свёрток.

– Всё, грузим, – сказал Андрей.

Приятели засунули тяжёлый груз на заднее сиденье автомобиля; туда же Андрей бросил свёрток:

– Так, хорошо. Поехали обратно.

Садясь в машину, Дима заметил, что Андрей повеселел. В Павловском переулке они выгрузили всё из машины и разместили это в квартире Андрея. Время было уже двенадцать часов ночи.

– Ну, старик, мы с тобой сегодня сделали важное дело. Ты мне конкретно помог, а это стоит денег. Я тебе за сегодня плачу двадцать пять рублей.

Дима раскатал губу от удовольствия, приготовившись получить свой четвертак.

– Но, как ты помнишь, ты меня подвел с пакетом, который ты намочил, и у тебя штраф в двадцать рублей. Делаем небольшое арифметическое действие, и получаем, что я тебе должен пять рублей.

Андрей покопался в карманах.

– Пятерки нет. Извини, старик. Будет за мной. Всё, пока! Дуй домой, завтра вечером позвони.

Дима вышел на улицу, как будто стукнутый пыльным мешком по голове: «Ну дела, ну партнер! Как же его жаба душит насчет денег! Просто фантастика!». Двигаясь к станции метро по темной, грязной улице, Дима начал прокручивать в уме подозрения насчет работы Андрея в церкви: «Разве может так быть? – он задавал сам себе этот вопрос, – что человек служит в епархии, а в нём прослеживается такая духовная безнравственность?». Диму так захватила эта мысль, что когда к нему навстречу из ближайшей подворотни двинулись три косых фигуры со словами «Эй, пацан, дай закурить», то он просто их не заметил, пройдя сквозь них, как привидение. «Косые фигуры» так и остались стоять, открыв рот. «Работает у Питирима, – продолжал размышлять наш герой, – а сам сидит дома с утра до вечера. И иногда вечерами срывается на своём автомобиле по каким-то делам… Якобы, по церковным… Ну да ладно, Бог с ним».

* * *

Так прошло несколько дней. Андрей Диму больше ни о чем не просил, и наш герой потихоньку занялся диссертацией, которая писалась у него очень плохо. «Вот, водка пьётся, а диссертация совершенно не пишется. Интересно, почему?» – размышляя таким образом, Дима сидя с Галиной Ивановной, с Власовым и с Ириной в маленьком подсобном помещении института. Рабочий день уже закончился. Хотя на импровизированном столе стояла бутылка водки (для мальчиков) и бутылка крымского портвейна (для девочек), и закуска в виде сыра «Дружба», в виде яблок, хлеба и баночки аджики, и всё было, вроде бы, «в норме», как любила говорить молодежь того времени, но веселья не было.

То ли от осенней погоды, то ли от полного отсутствия денег (у мальчиков), то ли от «регула» (у девочек) разговор не клеился, и анекдоты не рассказывались. Ирина сидела с сигаретой в руке, стряхивала нервно пепел на пол и о чём-то напряжённо думала. Галина Ивановна мечтательно смотрела в окно, за которым были московские сумерки. В окне была также видна обшарпанная стена соседнего дома. Власов тоже молчал, держа стакан с недопитой водкой. Диме эта ситуация не нравилась. Он хотел потихоньку улизнуть с этого «сейшна». Но Ирина внезапно обернулась к нему и спросила:

– Дим, ты спиртом заниматься будешь, или мне других ребят подключать к этому делу?

От этого вопроса Дима немного смутился. Он не хотел, чтобы Галина Ивановна знала, что он, Дима, спекулирует спиртом. Однако он ответил:

– А ты определилась, сколько ты хочешь за бутылку?

– Но вы мне сказали, что из бутылки спирта получается пять бутылок водки, не так ли?

– Да, получается.

– Значит, пять надо умножить на… А сколько стоит бутылка водки?

– Такой, – включился в разговор Власов, показывая на бутылку «коленвала», – три рубля шестьдесят две копейки.

– Умножаем три шестьдесят две на пять… Вот сколько я хочу за одну бутылку спирта.

«Так, ещё одна… Наши товарищи все сошли с ума», – отметил Дима, усмехнувшись расчетам Ирины.

– А наша доля? – наивно задал вопрос Власов. – Кто будет покупать твой спирт, если по твоей цене водку можно купить в любом магазине?

Галина Ивановна очнулась от своих мыслей и хитро посмотрела на Диму:

– Наверное, ты спирт Андрею предложить хочешь? Тогда я тоже в доле. Потому что я и Андрей – одно и то же!

У Димы от этих слов закружилась голова: «Вот как! Андрей и Галка – это уже одно и то же».

– Если ты и Андрей это одно и то же, – жёстко сказал он, – тогда сама покупай этот спирт. Зачем Андрею голову морочить? Ему некогда, он в епархии у нас работает.

– А чем ты недоволен, Глинский? – сорвалась Галина Ивановна, – Потому что тебе никто не даёт, поэтому ты так себя ведешь, да?

«Так, это удар ниже пояса, и, по-видимому, разговор, уходит в другое русло», – Дмитрий резко встал с картонного ящика, который служил стулом, и по-английски, не прощаясь, вышел из подсобки на улицу.

«Что за фигня у баб в голове? Даёт, не даёт… Тебе-то что, Галина Ивановна, кто мне даёт, кто не даёт? Лучше смотри на того, кто тебе даёт», – раздраженный Дима приехал на Кантемировскую и разделся. Потом пошёл принимать душ. В это время позвонили в дверь. Дима, как был голый, только закрученный полотенцем на бедрах, открыл входную дверь. На пороге стоял сухонький старичок с козлиной бородкой. В руке он держал авоську с бутылкой кефира.

– А где Андрей? – не утомляя Диму обычными приветствиями, нервно спросил старичок.

– А его нет, – ответил Дима и плотней закрепил полотенце на теле.

– Нет, нет… Его никогда нет. Он не заплатил за последний месяц, – и старичок смешно скривил рот – то ли от нервного тика, то ли от злобы. – Передайте ему, что если он не заплатит за квартиру… А вы кто, собственно говоря, такой? И что вы делаете в моей квартире в голом виде? Девок трахать собираетесь? Безобразие, молодой человек, полное безобразие…

– Я Дима, а вы кто?

– Я кто? Я хозяин этой квартиры! Разве вам не видно? Так вот… О чём это я?.. А, да… Полное безобразие… Встречать хозяина в голом виде. А где ваша женщина? Я хочу посмотреть на неё.

И старичок бесцеремонно отстранил Диму от входной двери и не раздеваясь начал ходить по квартире и заглядывать во все углы:

– Ага, нет никого… Но вы наверняка ждёте женщину… Я по вашему виду вижу. Верно я говорю?

Дима пожал плечами, разглядывая хозяина. Раздался телефонный звонок. Дима взял трубку.

– Глинский! Ты совсем дурак? – произнесла телефонная трубка пьяным голосом Галины Ивановны. – Убежал, не попрощался… Ирина расстроилась…. Она, наверное, тебя любит. А ты взял и убежал, оставив нас с этим бабником Власовым… Он начал к нам приставать, а нас и защитить некому…

– Галь, я сейчас занят. В чём вопрос?

– А вот и женщина появилась! Я же вас, молодежь, знаю… Хорошенькая хоть? —захихикал старичок.

– Ты, Глинский, пока Ляли нет, девок, небось, полную квартиру наприглашал… Нехорошо… – обиженно сказала Галина Ивановна.

– Галь, ещё раз тебе говорю, неудобно мне сейчас с тобой разговаривать, хозяин квартиры пришёл…

– А тебе всегда, Глинский, неудобно со мной разговаривать! Как девушек оставлять на поругание Власову, так тебе удобно! Убежал, обиделся… Это я с Ириной должна обидеться!..

Старичок смирно сидел на стуле, так и не сняв верхнюю одежду. Он внимательно слушал, о чём Дима говорит по телефону.

– Всё, Галя, я больше не могу с тобой разговаривать! Слышишь меня?

– Я тебя слышу, – вдруг мужским голосом ответила трубка, – это Андрей, ты меня слышишь?

«Так, – отметил Дима, – Галка в квартире у работника епархии».

– Слышу… Я тебя слышу.

– Отлично, если слышишь. Сейчас собирайся и опять сгоняй на Полярную улицу. Очень тебя прошу! Привези такой же пакет, но… Подожди, Галя!.. Не надо с меня снимать рубашку!.. Дай, пожалуйста, договорить. Привези пакет, это важно. Адрес помнишь? Деньги есть на такси?

– Деньги есть, – убитым голосом ответил Дима.

– Отлично, старик. Действуй!

– Вы, я слышу, с Андреем разговариваете? – заговорил старичок. – Скажите ему, что если он не заплатит, то я сдам квартиру… Я найду, кому сдать…

– Андрей! Здесь хозяин квартиры. Говорит, что ты не заплатил за последний месяц.

– Скажи ему, что он старый козёл и маразматик. Ни черта не помнит! Я ему три дня назад всё заплатил.

– Но, может, ты с ним сам поговоришь?

– На хрен он мне нужен? Ты там живёшь, вот и разговаривай. Всё, пока! Давай, гони на Полярную.

Старичок продолжал торчать в квартире и своим присутствием раздражал Диму всё больше и больше.

– Извините, не знаю как вас зовут, но мне надо идти, – объявил он ему.

– Меня зовут Флегонт Иванович. Я бывший актёр Малого театра. Я сдал квартиру Андрею. Это очень приличный парень, а вас я совсем не знаю… Встречаете меня голым… Знаете, это неприлично… Мне почти восемьдесят лет, и такая бестактность… Если вам надо куда-то идти, то идите. Я нахожусь в своей квартире, за которую не получаю денег. Полное безобразие! Сдаю квартиру одному, а живёт в ней другой, и ни тот, ни этот не платят мне денег… Что же это такое, куда мне жаловаться?

– Флегонт Иванович, успокойтесь, пожалуйста! Андрей мне сказал, что он заплатил вам за квартиру три дня назад.

– Я бывший актер, и такая бестактность… – старичок опять весь сморщился и вдруг заплакал. – Как? Почему? Где, по какому праву, какой-то Андрей, хотя и очень приличный молодой человек, мне не платит за квартиру?.. Полное безобразие…

Дима понял, что он находится в обществе маразматика, и что ему что-то надо предпринимать, чтобы успокоить владельца квартиры:

– Флегонт Иванович, хорошо. Я ещё раз передам Андрею ваши претензии, и вы непременно получите свои деньги.

– Спасибо, молодой человек! Забыл, как вас зовут… Но это неважно. Вы очень добры ко мне, а ваше тело источает такую силу… Можно, я иногда буду приходить к вам, и когда вы будете мыться, тереть вам спинку?

Дима ничего не ответил и начал собираться, чтобы ехать на Полярную улицу, хотя ему очень не хотелось туда ехать.

Через час Дима опять тащил тяжёлый бумажный пакет по лестнице в доме на Полярной улице. В этот раз он подогнал такси прямо к подъезду.

– Доплатить надо, – начал канючить шофёр такси, засовывая на заднее сиденье тяжелый бумажный мешок.

– Хорошо, – ответил Дима, – на месте решим.

На месте, на Кантемировской, они затащили пакет в квартиру, и Дима дал таксисту три рубля.

– А где же доплата за такую тяжесть? – возмутился, было, шофёр.

– А что, трёх рублей разве мало?

– Ты чего парень? Я шофёр, а не грузчик. Давай гони ещё хотя бы полтора рубля!

– Как тебя зовут? – спросил Дима невежливо, потому что все эти шофёры и все эти начальники ему начинали надоедать.

– Митяй, – ответил водитель.

– Вот что, Митяй… Митяй, пошёл на хер. Понял, Митяй?

Дима мрачно начал надвигаться на него, твёрдый и крепкий, как скала. Шофёр понял, что здесь ловить нечего и, бубня себе что-то матерное под нос, выскочил из квартиры.

Закрыв входную дверь, Дима пристально посмотрел на большой и тяжелый бумажный мешок. Он был аккуратно запакован, как почтовая бандероль, и Диме безумно захотелось посмотреть, что там внутри: «Второй раз я привожу эти бумажные мешки и совершенно не знаю, что в них. Якобы, груз для епархии… А может, в них находится что-то запрещённое… Я ведь совершенно не знаю этого Андрея…».

Дима пошёл на кухню, достал из холодильника не допитую бутылку водки, открыл её и налил себе полстакана: «Очень интересно, что же в этом бумажном мешке? Открыть и посмотреть? Но, наверняка, Андрей это заметит, разговор будет… Опять меня штрафом накажет…».

Дима выпил водку и позвонил Андрею. Вместо Андрея трубку сняла Галина Ивановна. Дима сразу узнал её голос. Она была пьяна:

– Вас слушают… Говорите… Ну, говорите!.. Вам, наверное, Андрея? Он в ванной, перезвоните минут через десять.

«Вот, чего я добился, – грустно подумал Дима, – хотел, как лучше, а получил чисто русский вариант: желанная девушка в объятиях человека, который является моим хозяином, а я его раб. Что же это за жизнь? Всё упирается в деньги… У кого они есть, тот и всему голова. А если их у тебя нет, то ты говно, козявка… Тебя можно унижать, прессовать и делать с тобой, что угодно».

Дима налил себе ещё полстакана водки, притом понимая, что этот стакан уже лишний. Но всё равно он его выпил, а еды дома никакой не было. Дима «закусил рукавом» и опять пристально посмотрел на бумажный мешок, стоящий в прихожей. Глядя на мешок, Дима опять набрал телефон Андрея, и опять ему ответила Галина Ивановна, что Андрей, ещё занят.

Дима захотел выпить ещё, но водки в доме больше не было. В нём вообще ничего не было: ни еды, ни вина, ни женщин, ни денег, ни покоя, ничего! Диме захотелось плакать, как маленькому мальчику, который потерялся на пляже или на вокзале. Он всхлипнул, но тут раздался телефонный звонок:

– Старик, это Андрей. Звонил?

– Звонил.

– Привёз, что должен был привезти?

– Привёз.

– Отлично. Груз в порядке?

– Вроде, в порядке.

– Что значит «вроде»? В порядке или нет?

– В порядке.

– Отлично. Завтра, Дим, я его заберу… Если всё в порядке, то с меня десять рублей.

– Ты же говорил о двадцати, – неожиданно для себя выпалил Дима.

– Ты что-то, старик, путаешь. Я не мог назвать тебе такую сумму…

– Андрей, я не знаю, по какому принципу ты оцениваешь мои услуги, но о двадцати рублях ты говорил точно.

– Дим, успокойся! Мы только начинаем вместе работать, а ты, я смотрю, уже в обиде. Так нельзя… Нельзя обижаться на компаньона, который тебя работой снабжает и не даёт умереть с голоду. Ты должен быть благодарен мне, что я даю тебе возможность заработать, а ты конфликтуешь, торгуешься, ставишь меня в неудобное положение. Одним словом, завтра я за грузом приеду и деньги тебе оставлю… Где? На трюмо. Всё, давай, спокойной ночи… Ах да, тебе тут Галина Ивановна спокойной ночи желает.

– Димочка, – в телефонной трубке раздался мяукающий голос Гали, – спокойной ночи, дорогой!

Утром приехала Ляля. Дима очень обрадовался: наконец-то его Ляля будет с ним, и не надо будет пить водку с проходными девушками, и не надо будет вечерами придумывать себе занятия. А то вечером, после работы, все сотрудники спешат домой, а Дима садится играть в шахматы с Петровым (это один противный малый из их отдела, который в шахматы играл сильнее, чем Дима). Это была первая причина, почему Дима не любил его. А вторая заключалась в том, что этот Петров стучал на всех сотрудников, так как являлся внештатным агентом КГБ.

Ляля прилетела в аэропорт Быково, и Дима ни свет ни заря поехал её встречать. Было ранее осеннее утро. На улице было ещё темно, когда Дима, подняв воротник своего плаща, прохаживался рядом с ограждениями аэродрома, всматриваясь в низкое небо. Самолет задерживался. Встречающие нервничали, и эта нервная атмосфера передалась Диме. Он тоже вдруг занервничал, и в его голове стали складываться страшные картины авиакатастрофы, в которой гибнет его Ляля. Почему у людей так устроена голова? Нет чтобы думать о том, как он встретит Лялю и отвезёт её на Кантемировскую… Кстати говоря, она будет удивлена: «Куда это ты меня везёшь»? Ляля снимала комнату у одной не очень здоровой старушки на Воронцовской улице, недалеко от Таганки. Так вот, вместо этого Дима, прохаживаясь около взлетной полосы, думал хрен знает о чём.

Вдруг из облаков беззвучно вынырнул самолет и, освещая мощным прожектором перед собой пространство, пошёл на посадку. Через пятнадцать минут Ляля обнимала и целовала Диму. Дима отметил, что её красота немного поблёкла, и девушка выглядела утомленной:

– Ну, как мама?

– Мама? Славу Богу… Была серьёзная операция, и врачи говорили, что её здоровье очень плохое. Но теперь всё позади, она пошла на поправку.

– Ну и отлично! Вижу, что ты устала.

– Да, приходилось с мамой сидеть в больнице и днём, и ночью. Отца жалко, он уже немолодой, страшно волновался насчет мамы. А мне приходилось и его поддерживать, и маму.

– Ну хорошо, что ты приехала! Соскучился я без тебя.

– Соскучился? Это хорошо! Значит, любишь меня.

Дима действительно соскучился по Ляле. Он ещё до конца не понял, любит ли он её или нет. Он просто привык к ней, проводя после развода с женой в обществе Ляли всё свободное время. Они сели на электричку, и Дима обнял девушку.

– А что же ты меня на такси не повёз? – спросила Ляля, прижимаясь к Диме своим горячим телом.

– Денег нет, – искренне сказал Дима. – Колочусь, колочусь, а денег поднять не могу.

– А с этим, как его?.. Андреем… Подружился?

– Да, подружился. Но моя дружба с ним мало чего пока мне даёт.

Дима привез подругу на Кантемировскую и сразу отправил её в ванну, а сам начал готовить утренний завтрак. Но только он начал поджаривать на сковородке яйца с колбасой, как раздался голос Ляли из ванной:

– Дима! Иди ко мне. Потри мне спинку!

Ляля сидела на корточках в ванной и поливала себя из душа. На её сногсшибательное тело лилось множество струек воды. Ляли хитро поглядывала на Диму, у которого сразу же зашевелился в брюках его «солдат». Дима взял мыло и очень нежно начал намыливать спину своей подруги, а потом её шею, её плечи и её руки. В какой-то момент Дима не выдержал и нежно поцеловал Лялю в плечико. «Ну, потом, потом, – капризно среагировала Ляля на его нежности, – помой меня сначала и расскажи, как тебе удалось снять эту квартиру?» Дима продолжал нежно мылить тело подруги и начал медленно рассказывать, как он у Андрея получил долю на эту квартиру. Димина рука коснулась роскошных, с торчащими сосцами, сисечек Ляли и потихоньку стала скользить по ним. Ляля стала постанывать, и Дима так возбудился, что его «солдат» готов был выскочить из брюк и пойти в атаку.

– Всё, спасибо, дорогой… Иди на кухню и приготовь что-нибудь поесть, я очень проголодалась, – ласково сказала подруга Димы, забирая мыло из его рук и готовясь намылить интимные части тела.

Дима дожарил яичницу, достал солёный огурец и порезал его. Также порезал хлеб и поставил на стол две рюмки. Ляля вышла из ванной, завернутая в полотенце, и сразу же села за стол, капризно спросив:

– А что мы будем пить?

– Водку будем пить, дорогая. Водку с дороги пить хорошо, водка расслабляет.

– А как же, с утра водку? Разве ты на работу сегодня не идёшь?

– Сегодня, Лялечка, пятница, а в пятницу у меня библиотечный день.

– Очень хорошо! Значит, ты сегодня будешь целый день со мной… Соскучилась я, Дим, по тебе.

И Ляля наклонилась через стол, обняв руками Диму за голову. Дима замер, наслаждаясь запахом молодого девичьего тела. Его правая рука опустилась на Лялино колено и медленно-медленно, как улитка по ветке куста сирени, поползла к «вратам счастья».

– Не надо Дим. Мне сегодня нельзя… У меня «дезо фрага», месячные по-русски.

Дима высвободился из Лялиных объятий и молча налил водки:

– С приездом.

– С приездом, – эхом ответила Ляля и выпила водку.

Потом она посмотрела на Диму и спросила.

– Ну чего ты надулся, дурачок?

Дима опять налил водки в рюмки и без слов и без чоканья выпил:

– Надулся? Ждёшь, ждёшь тебя, скучаешь… Мечтаешь о тебе… И вот, ура! Наконец-то ты приехала. Ведь тебя не было почти целый месяц. Уже почти зима наступила. И вот ты, наконец, со мной, а тебя не моги, оказывается, трогать. Это так грустно, Лялечка, так грустно!..

– Дим! Ну что ты расстроился! Потерпи один день, вон, сколько терпел…

– Ты чего, не понимаешь, что ли, девочка моя? Терпеть один день… Два дня… Сколько надо… Это просто, когда тебя нет рядом, когда ты далеко. Но когда ты рядом, когда я вижу твои соблазнительные формы, когда чувствую твои флюиды… Когда твоё тело источает нежнейшие запахи, и от этих запахов кружится голова, то ты мне говоришь, потерпи…

– Ну, Димочка, мой дорогой! Это женская природа, я не виновата. Успокойся, завтра всё получишь.

Дима помолчал пару минут, а затем с просящим видом прошептал:

– А если потихоньку, совсем незаметно, нежно-принежно я потрогаю тебя там? И даже входить в тебя не буду…

– Дим, ну успокойся же ты! Договорились ведь! Ты мне лучше скажи, что это за пакет стоит в прихожей?

– Да это Андрея пакет, – тяжело отходя от своих мыслей, ответил Дима, – мы ведь квартиру сейчас делим пополам.

– Это что, он иногда тут ночевать будет?

– Ночевать здесь он не будет, но кое-какие вещи хранить, наверное, будет.

– А, интересно, что в этом пакете? Ты не смотрел?

– Не смотрел и смотреть не собираюсь.

– Жаль… Я чувствую, что в нём какая-то тайна. Давай посмотрим, а?

– Нет, смотреть мы с тобой ничего не будем, а то Андрей опять на меня штраф наложит.

Они опять выпили немного водки и закусили яичницей с колбасой.

– Ну, как ты без меня жил? – закуривая сигарету и разглядывая Диму внимательно, как будто его видела первый раз, тихо спросила Ляля.

– Как-то жил, жил… Но тужил, – бесхитростно ответил Дима, придвинув свой стул к дивану, на котором сидела Ляля, и опять положив свою руку на круглую коленочку девушки.

Ляля, продолжая смотреть прямо в глаза Димы, и выпустив сигаретный дым, вдруг спросила:

– Галину Ивановну сюда приводил?

Дима немного растерялся и даже чуть-чуть покраснел, но всё же отпарировал Лялин вопрос:

– Нет, не приводил. Галина Ивановна теперь у нас с Андреем дружит.

– Во как! – присвистнула Ляля. – А как же это они познакомились? Ты, небось, их познакомил?

– Да, познакомил! А что тут такого? Андрей заехал за мной на работу, – начал подвирать Дмитрий, – а я с Галиной Ивановной выходил. Он её увидел и запал на неё… Пришлось познакомить.

Они вдруг услышали, как кто-то пытается открыть входную дверь ключом. Ляля тут же сбросила руку Димы со своего колена и плотней завернулась в полотенце, а Дима вскочил со стула, но дойти до двери не успел: в коридор уже входил Андрей с каким-то незнакомым мужиком плотного телосложения.

– Привет! О, Ляля! – сказал с порога Андрей. – Ты приехала! Это очень хорошо, а то Дима здесь загрустил. Классно выглядишь! Как всегда, очаровательна, восхитительна и соблазнительна… Давайте завтра вместе с Димкой приходите ко мне в гости!

С этими словами он начал нагло рассматривать полуобнаженную девушку, при этом гнусно улыбаясь. У Димы медленно задвигались желваки, и кровь прилила к лицу. Андрей краем глаза заметил состояние Димы и, продолжая рассматривать Лялю, бросил через плечо:

– Дим, помоги вытащить пакет. Ванька тебе поможет.

Нехотя одеваясь, Дима уже тихо начинал ненавидеть Андрея. Вытаскивая пакет на лестничную площадку, он увидел, как Андрей бесцеремонно сел на стул, где он только что сидел, и стал что-то оживленно говорить Ляле, а она начала во весь рот ему улыбаться.

– Пошли побыстрее, – командовал Дима не очень расторопному Ивану, желая как можно скорее вернуться в квартиру.

Запихнув пакет в салон машины, Дмитрий стрелой поднялся на второй этаж и с волнением открыл ключом дверь. Передним ним стоял Андрей. У него были всклокочены волосы, лицо стало мокрым и пунцово-красным, а руки дрожали. Он стоял так, что Дима не видел за ним ни кухни, ни Ляли.

– Пошли, надо поговорить, – и он почти силой вытолкнул Диму на лестничную площадку.

Дверной замок щёлкнул, и они остались вдвоем на лестнице.

– Вот что, – и Андрей взял Диму за рукав куртки, – тебе, старик, надо быстрее жениться на Ляле… Классная девчонка. Чего ты медлишь? Она замуж хочет, а ты медлишь… Смотри, старик, уведет кто-нибудь её у тебя…

– Ты себя, что ли, имеешь в виду? И что ты вмешиваешься в мои дела? Я же тебе не рекомендую жениться на Галине Ивановне…

– А можешь порекомендовать! Я как раз собираюсь жениться на Галине Ивановне, а тебя с Лялей пригласить на свадьбу в качестве свидетелей, понятно?

Дима как стоял на ступеньках лестницы подъезда, так и сел на них.

– Ладно, вставай! Пошутил я. Мысль такая в голове у меня появилась, но сначала надо дочку на ноги поставить.

– У тебя есть ребенок?

– Старик, у меня есть всё: ребёнок, жена… Правда, она сейчас на гастролях за границей… Любовница есть, деньги, и Бог со мной… А вот это, старик, самое главное.

Они вышли из подъезда. Ванька их поджидал, покуривая какие-то дурно пахнущие сигареты и поминутно сплевывая слюну.

– Так, давай, Дим! Мы поехали, – и Андрей начал садиться в машину.

Тут Дима вспомнил, что он не получил сегодня за работу денег:

– Андрей! Ты обещал мне сегодня заплатить пятнадцать рублей.

Андрей выскочил из машины и с недовольным видом полез в карман своего модного плаща. Достал пачку денег, потасовал её, взял десять рублей и протянул Диме:

– На, возьми пока… Десять рублей, пятёрка за мной… Да, вот ещё что… У вас в институте наверняка хорошая библиотека… Возьми для меня Коран. Почитать хочу, хорошо?

– Хорошо, возьму… Если, конечно, эта книга у нас в библиотеке имеется.

– Наверняка есть. Возьми, пожалуйста, буду очень благодарен.

И Андрей тут же умчался с Ванькой на автомобиле. А Дима вернулся в квартиру. Ляля всё так же сидела на кухне, завернувшись в полотенце. Правда, её левое плечо и грудь оголились, и от этой картины на Диму нахлынула новая волна желания. Он сел рядом с Лялей на стул и тут только заметил, что она сильно пьяна. Бутылка водки, стоящая на столе, была почти пуста. Ляля, раскрасневшись, пыталась закурить сигарету, но спичка в её руках гасла. Ляля брала другую спичку, но другая тоже гасла. Не глядя на Диму, она вдруг сказала:

– Козёл твой Андрей, страшный козёл!

– Он тебя чем-то обидел? Он к тебе приставал?

– Нет, он просто страшный козлина! Страш-ш-шный! Понимаешь? Ты понял? Он, знаешь, что мне ска-азал? Что ты лох, и что у тебя никогда не будет денег. И чтобы я, понимаешь, чтобы я те… бя… бро… сила… У-у-урод он, твой Андрей! Гадкий урод! И всё норовил мне в вагину, сука, своей мерзкой рук-к-кой залезть. Говно он, твой Андрей!

– Так! Значит, приставал, да? Ну, говори! Это для меня важно.

– Ты чего, Димон, глухой? Я же говорю, лез своей рукой, куда не следует. Ну и получил… Я ему, предс-с-ставляешь, в морду водку плеснула.

– Ты чего, правда так сделала? Или сидишь и выдумываешь это спьяну?

– Да… Димон, так и сде-е-лала. Ес-с-сли, он будет, с-с-сюда приезжать и так с-с-себя в-в-вести, то я лучше на В-в-воронцовской поживу…

Легли спать. Дима лежал в постели и всё никак не мог уснуть. Он не спал, мучился, думал, как теперь, после этого эпизода с Лялей, вести себя с Андреем: «Послать его резко? На три буквы? Или терпеть?..». С этой мыслью он уснул. А утром, проснувшись, решил, что ещё потерпит выходки Андрея.

Итак, наступила суббота. По субботам Дима ездил навещать своего сына, который проживал со своей мамой, его бывшей женой, в трёхкомнатной квартире в Медведково. Обычно Дима уезжал на целый день, и Ляля, конечно, была этими поездками недовольна. Дима понимал её недовольство, но всё равно каждую субботу ездил навещать сына.

– Опять ты будешь отсутствовать весь день, – скривила Ляля своё личико, – а я буду сидеть одна?

– Ляля! Сколько тебе надо объяснять, что мой сын меня ждёт по субботам! Он ждет меня, своего папу, и я не могу разочаровать его в этих ожиданиях, понимаешь?

– А ты понимаешь, что я целый день буду одна! Мне будет скучно. А если придёт этот козёл и опять начнёт приставать? То что мне делать? Куда бежать, где скрываться? Ты же будешь у своего сына! И не сможешь меня защитить. И что, ты позволишь этому уроду меня изнасиловать, так? Вот, Дима, это твоя любовь ко мне…

– Ладно тебе выдумывать! Изнасиловать… У Андрея, если ты его имела в виду, своя семья. Кажется, сегодня с гастролей возвращается его жена, и ему будет не до тебя.

– Очень жаль, а то бы я с ним загуляла, пока тебя нет! Очень непротивный малый! Если бы не было тебя, то я бы ему дала.

– Ляля, ты у меня что, вне себя, что ли? То Андрей страшный козёл, а то ты загуляла бы с ним, дала бы ему… Где логика?

– Димон, какая может быть логика у женщин? Даже у тебя нет этой логики! Андрей тебе в душу плюет, твою девушку тискает, а ты делаешь вид, что всё нормально. А потом говоришь о какой-то логике… Что стоишь? Рот открыл… Давай, двигай к сыну, небось, он заждался своего папеньку.

– Да… Я, Ляля, никогда не слышал, чтобы ты так аргументировала свои мысли.

– И давай, Дим, договоримся, что с сегодняшнего дня ты не будешь называть меня Лялей! Меня зовут Лариса Ивановна. Понятно? Повтори, пожалуйста!

Дима не повторил, но понял, что в его отношениях с Лялей (ах, чёрт, с Ларисой Ивановной!) начинается новый раунд, который приведет его либо к женитьбе на ней, либо к расставанию.

«Женщины – удивительные существа, – размышлял Дима по дороге к сыну, – ну чего не хватает Ляле? Может жить у меня, может жить на своей Воронцовской улице, может…»

– Молодой человек! Стойте спокойно! Что вы всё время на меня наваливаетесь? – раздался сзади Димы противный голос какой-то неприятной на вид тётки восточного типа.

Дима отодвинулся от неё, прижался лбом к стеклу двери вагона метро и опять ушёл в свои мысли: «Вот развелся, оставил маленького мальчика… Зачем, для чего? Ляля? Да, красивая, сексуальная девушка… Но воспитание, происхождение, манеры… Моя бывшая жена – тоже красивая хохлушка, но москвичка… Учились вместе в институте, дружили… Кончилось всё женитьбой, рождением ребенка… Не прошло и трёх лет, как я пошёл куролесить по бабам… Вот последняя – Ляля. Зачем разводился? Кому сделал хорошо? Себе? Бывшей жене? Сыну? Ах, как теперь все “замечательно” живут… Разрушил семью по глупости, по дурости… Да и Таня, бывшая жена, не могла немного потерпеть… Подумаешь пара загулов… Сразу побежала разводиться…».

– Следующая станция… – прервал мысли Димы голос машиниста поезда.

«А я теперь мыкаюсь по чужим квартирам, прислуживаю какому-то скользкому Андрею. Ну почему так устроен человек? Когда всё хорошо и замечательно, то он начинает чего-то придумывать. Есть любящая жена, сын, трёхкомнатная квартира в Москве, родители живы, на них можно всегда положиться в трудную минуту… Взять и всё разрушить в обмен на сиюминутные сексуальные забавы…»

Сын его ждал. Он радостно побежал к отцу навстречу. Когда Дима вошёл в квартиру, Таня сдержанно улыбалась. Он привез замороженную венгерскую курицу и протянул бывшей жене тридцать рублей на жизнь. Это были алименты за сына. Потом они сидели на кухне и пили чай с вареньем. Сын забрался к Диме на колени, и всё время спрашивал: «Пап, ты долго у нас будешь?». Дима что-то отвечал, но сердце его рвалось на куски от этих вопросов. Ему хотелось зарыдать и навсегда остаться с женой и сыном, но его дурацкая гордость не позволяла ему сделать это. Потом он ползал с сыном по полу в большой комнате и играл с ним в машинки, затем они рассматривали картинки в детской книге, а потом опять играли в машинки и в солдатиков. Кроме того, они смотрели телевизор, а после этого Дима учил сына играть в шахматы. Вечером они опять сидели на кухне и ужинали, и Дима очень боялся, что сын опять начнет задавать вопросы, которые будут выворачивать его душу. Часов в десять вечера Дима быстро простился и быстро пошёл по скользкой дорожке к метро. «Всё, визит закончен! А сколько этих визитов будет впереди?» – об этом Дима не думал… Ему было очень грустно вот так, поздним вечером, оставив расстроенного мальчика с не менее расстроенной мамой, ехать куда-то через всю Москву, на какую-то Кантемировскую, где его ждала Ляля.

Ляля (Лариса Ивановна) к его приезду оказалась уже сильно пьяной и не была расположена ни к разговорам ни тем более к любви.

Наступила следующая неделя. Андрей не звонил, и Диме тоже не хотелось ему звонить. Он с головой ушел в написание своей диссертации по Югу Африки, но писалась она чрезвычайно тяжело. Где-то к исходу недели (а Дима был дежурный по отделу), к нему зашла Галина Ивановна. Она была чем-то расстроена.

– Привет, Димон! Чего не заходишь ко мне? Посидели бы, чайку бы попили…

– Да вот, занят, диссер дописываю…

– А-а-а…

Галина Ивановна помялась и собралась уже уходить, но вдруг спросила:

– А ты Андрея давно не видел?

– Андрея? Да уже целую неделю не видел. А что, с ним что-то случилось? Почему ты спрашиваешь у меня? Ведь последнее время именно ты больше проводила времени с ним…

– Да пропал он куда-то… Не звонит, сам на звонки не отвечает, вот я и подумала, может, ты знаешь, где он?

– Жена его приехала из гастролей, ты в курсе?

– Да, – печально ответила Галя, – я в курсе.

– Наверное, он с ней время проводит, – ехидно заметил Дима, – вот жена уедет на гастроли, так сразу он и проявится.

– Ты так думаешь?

– А чего тут думать? Это очевидно.

– Дим, может, ты позвонишь ему? Он мне ещё один телефон оставил. Говорит, это телефон его матери. Позвони, пожалуйста, а то мне неудобно.

И Галина Ивановна сунула под нос Димы номер телефона и вышла из его кабинета. Дима не хотел звонить Андрею ни сегодня, ни завтра, вообще никогда, но Галина Ивановна попросила, а ей Дима не мог отказать. Он набрал номер.

Ответила женщина, по голосу – лет шестидесяти:

– Вам Андрея? Вы знаете, он будет сегодня вечером. А кто его спрашивает, а? Дмитрий? Хорошо, я передам.

Всё, разговор закончен, и трубка на том конце положена.

Через десять минут в отдел опять зашла Галина Ивановна:

– Ну что, Дим, позвонил?

– Да позвонил, позвонил… Что ты так колотишься со своим Андреем? Человек женат, работает в епархии, кажется, у самого Питирима…

– А почему ты с таким сарказмом мне это говоришь? Просто ты, Дима, ему завидуешь, вот в твоем голосе ехидство и проходит. Ты неудачник, Дим. Понял? Вот этим всё и сказано.

Волна страшной обиды поднялась в груди Димы: «Да, может быть, у него сейчас не самое удачное время. Да, может быть, он завидует Андрею, его деньгам, его уверенности и удаче. Но зачем Галине Ивановне бить его, Диму, ниже пояса, он не понял…». Дима резко встал со стула и выскочил из комнаты. Он зашел в туалет и, включив холодную воду, долго полоскал свое лицо. Вода отрезвляла. Постояв так минут двадцать, он пришел в себя: «Я молодец, я не попался на провокацию. Я молодец, сдержал свой гнев и не нагрубил Галине Ивановне, а то сорвался бы и нагрубил бы ей… Что хорошего было бы в этом?». Успокоившись, Дима вернулся в отдел. Галины Ивановны там уже не было. Он сел и начал, было, снова писать свою диссертацию… В это время зазвонил телефон.

– Алло, алло, говорите! Вас слушают…

– Привет, старик, звонил? Мамаша передала, что ты звонил. Откуда телефон знаешь? А… Галина Ивановна дала… Значит так, давай сначала по делу. Коран мне взял в библиотеке, как я просил? А, видишь, забыл… Плохо это, старик. Возьми, пожалуйста, не забудь. Дальше. Галя говорила, что какая-то ваша сотрудница хочет продать питьевой спирт. Узнай подробнее, сколько бутылок, и что она хочет за него. Дальше. На днях ты мне очень понадобишься, наш договор остаётся в силе. В чём будет заключаться дело? Не спеши, скоро узнаешь. Да, передай Галине Ивановне, что я пока занят на работе. Питирим уехал за границу, и часть его работы возложили на меня. Как освобожусь, так ей сразу же позвоню. Что ты спрашиваешь? Почему я ей сам не звоню? Старик, ты же знаешь, какие женщины нервные и подозрительные… Я тебя очень прошу объяснить ей ситуацию, ты же её друг… Кому как не тебе успокоить её? Всё, пока, дня через два встретимся.

Дима положил телефонную трубку на аппарат и покрутил головой, удивляясь тому, до чего же этот Андрей деловой: «Всё помнит, и, как Наполеон перед сражением при Ватерлоо, диктует своим секретарям одновременно несколько писем. Жене, любимому сыну, маршалу Груши, губернатору Корсики… Хоть и противный этот Андрей, но всё же, на удивление, очень энергичный и хваткий малый… Как бы мне вот так?.. Заниматься сразу несколькими делами! А то сижу, пишу эту дурацкую диссертацию о стране, в которой никогда не бывал, и вряд ли когда-нибудь буду».

Приехав домой на Кантемировскую, он нашел Лялю опять пьяную и очень агрессивную:

– А, приехал? Что же ты сегодня к своему сыну не едешь? Надо бы каждый день ездить!

– Ляля! Что с тобой? Опять напилась, да?

– Я тебе, блядь, не Ляля, а Лариса Ивановна! Как же ты меня, Дим, достал! Тебе бы меня каждый день трахать, а что касается моего настроения, моей внутренней сущности, тебе по херу…

– Деточка, что с тобой случилось? Я к тебе так хорошо отношусь…

– А мне не надо твоих отношений! Мне нужна семья, а я вижу только трах и трах… С понедельника по воскресенье, и больше ничего… Ты чего, думаешь, что я нормального мужика не найду? Да вон их сколько ходит, и все на меня пялятся… Только ты один у нас трахальщик, а остальные говно? Очень ошибаешься! И у остальных хер не меньше твоего…

– Лариса Ивановна! Что с тобой? Белены, что ли, объелась? Или ядовитых грибов нажралась?

– Дим, ты такой умный, диссертацию пишешь… Правда, денег нет у тебя ни хера, а понять чаяния простой бабы у тебя ума не хватает. Замуж я хочу! Понимаешь, за-муж! Хочу семью иметь, простую советскую семью. Надоело мне всё… Эти мудовые отношения… Всё, устала я. Сейчас я собираюсь и уезжаю к себе, на Воронцовскую улицу. Что ты такое лицо сделал? Что я не так сказала? Тебе бы мне сейчас засадить… А я не хочу больше с тобой спать без официальных отношений. Понятно? Всё! Я уезжаю от тебя… Да что ты на меня уставился? Я тоже хочу иметь детей! Понял? Это моё женское право.

– Ляль, может, ты объяснишь мне, что на тебя сегодня нашло?

– Я тебе сколько раз говорила, что я не Ляля, а Лариса Ивановна?!

С этими словами Лариса Ивановна схватила спортивную сумку, куда были сложены её вещи, быстро оделась и выскочила на улицу, через плечо крикнув Дмитрию:

– Теперь трахаться будем с тобой только через ЗАГС!

И всё. Исчезла, как будто никогда и не было её в этой квартире на Кантемировской.

Дима остался один, ему стало грустно и тоскливо. Он нашел недопитую бутылку водки и налил себе остаток. Выпил, но закусить было нечем, кроме несъеденного Ларисой сырка «Дружба». Водка достигла диминого желудка, и ему стало лучше. «А что я, собственно говоря, огорчился? Ну не нравится девушке по имени Ляля жить так, как мы с ней жили, пускай катится… Скатертью дорога, свято место пусто не бывает. Конечно, её можно понять… Все женщины мира хотят иметь семью. Но я недавно развёлся и в данный момент совершенно не горю желанием жениться на Ляле». «А если бы тебя, – спросил Диму внутренний голос, – полюбила такая женщина, как Галина Ивановна? То ты бы женился на ней?» «Вопрос, конечно, интересный…»

Слегка пьяный Дима пытался ответить на него, но не ответил, потому что как был, так и уснул, в одежде и в ботинках завалившись на диван.

Проснулся. В квартире темнота. Где он, что он? – Дима не понимал. В первые минуты ему показалось, что он умер и находится в гробу, глубоко в земле. Ему стало страшно, и он пытался кричать, и из его горла вырвался сдавленный крик. К тому же у него затекла правая рука, и он её не чувствовал. «Вот, суки, – пришла ему в голову первая мысль, – казаки подлые, в бою руку отрубили». Потом сознание полностью вернулось к нему, и он попытался нажать кнопку настольной лампы, стоящей рядом с диваном, но не смог. Он долго растирал затекшую руку другой рукой, пока не включил свет. Часы показывали четыре часа ночи. Дима разделся и погрузился в постель. Постель была холодная, и под боком у него никого не было. «Женщины все-таки совсем не похожи на нас, причём не только физически, но и своим менталитетом… Бог их создал для продолжения рода человеческого. Что я хочу от них? – слабо ворочалась мысль сонного сознания Димы. – Только одного… Правильно говорила Ляля, только траха… Вот посмотреть на них, если не брать момент размножения, то в чём их польза?»

В этом месте его размышления прервались, и Дима крепко уснул.

Вечером следующего дня, после работы, Дима с Кораном в руках приехал на Кантемировскую часов в восемь вечера. Дверь квартиры была закрыта изнутри, и он долго возился с замком, не понимая, в чём дело. Наконец, он сообразил, что в квартире кто-то есть и позвонил в дверь. Минуты через две, после неоднократного нажимания на звонок, дверь, наконец-то, открылась, и на пороге он увидел Андрея в халате на голое тело:

– А, Дима, заходи! Гостем будешь, – приветливо улыбался он.

Дима вошёл в квартиру и услышал шум льющейся воды в ванной. Он увидел на спинке стула женскую одежду. Вы, дорогой читатель, сами уже догадались, какую. Андрей перехватил Димин взгляд и сказал:

– Представляешь, Галина Ивановна сама сегодня мне позвонила… Ну я, старик, не мог ей отказать, такая женщина… Поэтому, пока ты ехал с работы, мы тебя чуть-чуть опередили. Всё-таки автомобиль в городе – это великая сила.

Дима скривил лицо, но увидев на столе большое количество закуски, вина и даже бутылку водки, смирился с ситуацией.

– О, я вижу, ты не забыл о моей просьбе, – продолжал Андрей, заметив в руках Димы Коран, – молодец, ты начинаешь ценить моё отношение к тебе. Это, старик, тебе зачтется, я всегда помню хорошие дела…

Вышла Галина Ивановна из ванной.

– Кто это в нашей квартирке живет? Ба! Да это Димочка здесь живет!

Галина Ивановна была явно в подпитии. Дима сразу это заметил по её легкомысленной болтовне.

– Ну, коль ты живешь в нашей квартире, то тогда давай выпьем за нас, мы же приютили тебя… – продолжила Галина Ивановна.

Она хотела ещё что-то сказать, но Андрей на глазах у Димы начал целовать её взасос. Диме это очень не понравилось. Андрей нагло сосёт Галину Ивановну, как будто Димы здесь и нет… И эти дурацкие слова Гали… Всё это возмутило его, и он открыл бутылку водки, резко налив себе чуть ли не стакан. Андрей и Галина Ивановна продолжали целоваться. Дима выпил содержимое стакана и налил себе ещё. Он, наверное, маханул бы и второй раз, если бы не Галя: мягко отстранив Андрея, она сказала, хитро поглядывая на Диму:

– Давай, дорогой сотрудник! Выпьем за тебя! И ты, Андрей, выпей за Диму Глинского…

– Да я, Галина Ивановна, не пью, и к тому же я за рулем… – попытался было возразить Андрей.

– Нет, Андрей! Ты обязательно должен выпить за Глинского! Я прошу… Потому что если бы не он, мы бы с тобой никогда не встретились!

Андрей налил себе немного «Мукузани» и, чокнувшись с Димой и Галей, выпил. Однако пить стаканами водку Диме было уже не с руки. Его раздражение прошло. Потом приятели немного посидели за столом, закусывая выпитое зеленью, сыром и хорошей финской колбасой, купленной, видимо, в магазине «Берёзка».

Андрей вдруг сделался очень деловым. Он обратился к Диме, не обращая внимания на Галину Ивановну, которая просила повторить тост за здоровье Димы:

– Слушай, старик, завтра… Ты на работу не идёшь?

– Завтра не иду, – ответил пьяненький Дима, – поскольку завтра пятница.

– Очень хорошо. Завтра ты мне будешь очень нужен. Приедешь ко мне в десять часов утра, и там я тебе расскажу, в чём дело. А сейчас, Дим, больше не пей, а то проспишь и подведешь меня. Сделаем так: мы сейчас с Галиной Ивановной поедем, а ты ложись спать, и завтра часов в восемь я тебе позвоню по телефону и разбужу. Понял?

– Понял, чего тут не понять?

– И, как встанешь, сразу берёшь такси, и ко мне. Понял?

– Мальчики, хватит делами заниматься! Вы совсем про меня забыли, ай-яй-яй. Я хочу выпить, а вы всё про какие-то дела… Андрей, налей мне еще вина… – встрепенулась Галина Ивановна.

– Нет, Галочка, хватит. Собирайся, мы поехали.

И Андрей довольно бесцеремонно подхватил Галю на руки, поставил её на пол в прихожей, быстро одел на неё верхнюю одежду, и через минуту Дима услышал, как машина отъезжает от подъезда.

В восемь часов утра Диму разбудил телефонный звонок:

– Старик, просыпайся! Это Андрей. Слышишь меня? Я жду тебя к десяти часам.

Дима повалялся в кровати ещё десять минут и со страшными стонами и проклятиями начал одеваться. Во рту было сухо, и хотелось пить. «Зачем я вчера так напился? – размышлял он, натягивая голубую водолазку на голову. – Выпил целый стакан водки, вот дурак… Галину Ивановну начал ревновать… А что её ревновать? Ты же её подарил Андрею в знак дружбы… Всё, забудь об этом». Дима еле-еле двигался по квартире, собирая разбросанные по полу вещи. Ему никуда не хотелось ехать. Но он всё же вяло собирался, тихо проклиная себя, Андрея, Галину Ивановну и Лялю, хотя Ляля в данной ситуации была совершенно не при чём.

За один рубль и пятьдесят копеек мрачный таксист подвёз Диму к подъезду дома Андрея ровно в десять часов утра. Впустив Дмитрия в квартиру, Андрей тут же стал собираться со словами, что нарисует план действия по дороге. Но по дороге Андрей молчал и сосредоточенно о чём-то думал, и только на Ленинском проспекте он оторвался от наблюдения за дорогой и сказал: «Подъезжаем. Наша задача заключается в том, чтобы забрать у одной вдовы книги. Книг много, их надо будет как-то упаковать или связать, а потом погрузить в мою машину. Съездить придется не один раз, книг много…»..

Приятели пришли в квартиру, где их ждала приветливая старенькая женщина. Она провела их по комнатам. В каждом углу виднелись книги, сложенные в стопки. Дмитрий взял одну из книг в руки. Она была в чёрном кожаном переплете – сочинения графа Льва Николаевича Толстого. Дима взял другую – сочинения философа Ницше, девятый том. Дмитрий пролистал ещё несколько книг. Здесь были книги по русской истории, альбомы по живописи, современная художественная литература, а в углу большой комнаты на полу был аккуратно упакован энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.

– Вот это всё, – Андрей показал на книги рукой, – надо за сегодняшний день перевезти ко мне на квартиру. Понимаешь, епархия поручила мне купить эти книги у Марии Федоровны. Я их купил, и теперь эти книги надо перевезти ко мне. Вот и вся работа. Понятно?

– Ясно, – ответил Дмитрий. – Давай верёвку, будем их связывать в пачки.

– Дим, только старые книги ты откладывай, мы их будем упаковывать в бумагу, их веревкой связывать не надо, а то представители епархии будут недовольны.

Они связывали и упаковывали книги целый день, сделав не менее десяти поездок. К десяти часам вечера Дима едва стоял на ногах. Андрей тоже выглядел усталым, но он смотрелся намного свежее Димы.

– Всё, на сегодня хватит. Остаток книг я завтра за один раз перевезу, – сказал Андрей. – Старик, мы сделали очень важную работу… Поздравляю тебя. Не зайдешь ко мне чай попить?

Разговор проходил на улице, рядом с подъездом Андрея; он как раз забирал из машины последнюю пачку с книгами.

– Нет, Андрей, – ответил Дмитрий, – спасибо, я очень устал, поеду сразу домой.

– Ну что же, задерживать не буду, – с небольшой досадой в голосе произнёс Андрей.

Дима уже как бы пошел к метро, но потом резко остановился, как будто налетел на стену, а затем быстро вернулся к стоящему невдалеке Андрею, который закрывал ключом машину.

– Андрей, а деньги за сегодняшнюю работу?

– А, деньги… – поморщился Андрей. – Конечно, деньги. Заработал, получи…

Он недолго покопался в боковом кармане своей модной куртки и протянул Диме десять рублей:

– На, возьми.

Дима с недоумением посмотрел на «десятку», а потом спросил.

– Это что, всё?

– А что ты хотел старик?..

– Андрей, когда ты брал меня на работу, то говорил о двадцати пяти рублях в день.

– Ну, старик, говорил, не говорил… Тогда была одна ситуация в епархии, а теперь другая. Ты что не знаешь, что в мире экономический кризис?

– А причём здесь кризис? Мы с тобой живём в Советском Союзе, и у нас кризиса никакого нет.

– Вот здесь ты сильно ошибаешься! Отдел Питирима напрямую, понимаешь, напрямую связан с зарубежными филиалами, а там, мой друг, всё в валюте считают. Поэтому бери десять рублей и не капризничай.

Дима взял деньги и с раздражением поддал ногой какую-то жестяную банку, зашагав большими шагами в сторону метро.

* * *

Прошло несколько скучных дней. Погода тоже была скучная: на улице валил мокрый снег и таял под ногами. Было слякотно, мокро, противно. В субботу Дмитрий съездил к сыну – грустно, в воскресенье целый день валялся на диване – тоска. Никто ему не звонил, никто не приезжал, и никто не приглашал в гости. Деньги вроде были: немного, рублей двадцать, причём это были деньги свободные, не обременённые никакими обязательствами. «Хочу – пропью… Но это глупо… Хочу – нищим подарю… Это ещё глупее… Хочу… А что я хочу? А я хочу с девками загулять», – так размышлял Дима, валяясь на диване.

У Димы было несколько подруг, которых он знал несколько лет. Встречи с ними проходили редко, но метко. Обычно он звонил кому-нибудь из таких подруг, и если одна из них была готова встретиться с ним, то он приглашал её к себе, либо навязывался к ней в гости. Схема была простая. Девушки тех времён очень любили выпить, причём неважно, что. Угощали их либо шампанским, либо коньяком, или, на худой конец, самым дешёвым портвейном. А дальше? Дальше всё было очень просто: ты либо оставлял их у себя (если такая возможность у тебя была), либо ехал к ним домой (если такая возможность была у них), либо… Но это совсем просто – продолжал гулять с ними в подъезде, желательно на последнем этаже, и там всё и происходило. «Этим» можно было заняться прямо во дворе дома, либо в кустах на улице, либо на детской площадке. Эгей, гуляй, веселись – таков был девиз того времени. Хорошее было время, я вам доложу, дорогой читатель. Притом без презервативов. Никто не знал такой болезни, как СПИД. Все были здоровы, красивы, сексуальны, и никто не думал себя защищать. От кого? От Димки Глинского? Так это ж наш парень, проверенный. С ним и Машка трахалась, и Зинка Воробьёва, и ничего… Никто ничем не заболел, поэтому зачем брать в голову какие-то презервативы? Притом в то время презервативов в современном понимании никаких и не было. Было изделие «номер четыре» Баковского завода. Что это за изделие? Это был презерватив, изготовленный из грубых материалов, посыпанный тальком, причем выпускался он одного размера. При его надевании на член могло случиться что угодно. Он мог порваться сразу, ещё при вскрытии упаковки. Он мог быть уже изначально бракованным. Он мог легко соскочить во время секса. Боле того, он мог не налезть на член, и никакие смазки не помогали этому. Он мог порваться во время акта, и это было обычное дело. Но что особенно бесило молодежь того времени, так это белый порошок – тальк, которым был пересыпан презерватив. Зачем этот порошок был нужен, никто не знал, но этот тальк так сушил нежную натуральную смазку женского влагалища, что это сводило сексуальный акт к вставлению члена в дупло высохшего дерева. Конец был один – кровавые ссадины на мужском стволе. Не сексуальная радость, а сплошная пыточная камера!

Дима набрал телефон своей давней подружки Лены. Она была очень эффектная девушка лет двадцати пяти – дочка крупного партаппаратчика, живущая на улице Горького.

– Лен, привет! Это Дима. Говорить можешь, или родители рядом?

– Ой, Димон, привет! Куда пропал? Я думала, что тебя больше не услышу и не увижу. Тут Ирка с Красной Пресни, помнишь, такая рыжая, длинноногая сказала, что ты женился на еврейке и улетел с ней в Штаты. Представляешь? Улетел в Штаты и усыновил к тому же её сына.

– Да нет, Лен, я в Москве и хотел бы тебя увидеть.

– А где ты, Дим? У меня родители дома, – Лена перешла на полушёпот. – Это летом их нет постоянно, они живут на даче в Переделкино. Ты последний раз был у меня в июле. Поэтому у тебя в голове всё перепуталось, а сейчас зима, и я не могу тебя к себе пригласить.

– Лен, бери такси и подгребай ко мне. Я тебя хочу, – в то время у прогрессивной молодежи фраза «Я тебя хочу» была как пароль, как кодовое слово. – Да, Лен, и ещё было бы неплохо, если бы ты у себя на Горького купила бутылку коньяка, а то здесь в моём районе всякое говно продают. Как приедешь, я сразу отдам деньги…

– Димон! Точно отдашь? А то Машка жаловалась мне, что ты осенью у неё загулял, а деньги за выпивку не отдал. Она до сих пор на тебя злится.

– Лен! Это какой-то наговор на меня… Ну зачем мне Машку и других девчонок обижать, она меня с кем-то путает. Я что, на жлоба похож? Давай, приезжай, соскучился я по тебе.

– Точно соскучился?

– Точно, я уже по ночам не сплю, только о тебе и думаю.

– Ну ладно. Хорошо, говори адрес.

Дима начал диктовать адрес своей новой квартиры, а его «солдат», до этого мирно спавший в штанах, как кошка, спавшая в ногах, тут же начал подниматься. «Чувствую, – прошептал Димин внутренний голос, – дело будет».

Лена – красивая девушка с высокой грудью и пепельными волосами до плеч приехала через два часа. Поставила на стол бутылку коньяка, банку прибалтийских шпрот, банку болгарских очищенных помидоров, кусок голландского сыра и маленький кусочек «Одесской» колбасы.