Читать книгу Клавдия - Валерия Викторовна Загоскина - Страница 1

Глава 1

Проезжая поворот на Эльмсхорн, Клавдия остановилась посмотреть закат над средней Эльбой. Горизонт уходил вдаль, линия реки делала крутой поворот. День остывал, и в воздухе ужу ощущалось прохлада ночи, которая бывает только у водоемов. Почти уже не встречались велосипедисты, а собачники уже старались спуститься с дамбы и увезти своих питомцев домой. До дома Клавдии было еще далеко, а солнце уже садилось. Впереди нужно было преодолеть два моста и шлюзы. Проблема была в калитках. Чтобы проехать, их нужно было постоянно открывать и закрывать. Калитки делили участки пастбищ овец, которые следили, чтобы дамба не зарастала. Клавдия старалась каждый раз тихо закрывать и открывать дверцы, чтобы лязг не доводил овец до сердечного приступа.

Над рекой было тихо и спокойно. Рыбацкие баркасы шли в направлении моря, а катер с Хельголанда возвращался в порт. Значит была половина восьмого вечера.

Клавдия представила сейчас людей в теплом катере. Все уставшие и разморенные солнцем и морским воздухом туристы сидели в креслах, официантки разносили еду и напитки. Через полчаса порт, а там в метро и домой. А дома можно сесть в кресло, одеть тапочки, налить чаю и включить телевизор и потихоньку задремать под какой-нибудь фильм, вспоминая, как хорошо погуляли на острове.

Эх, сегодня она задерживается! Еще немного и темнота накроет дамбу. Уже был заметен отлив, несколько орлов слетались на мель за речной мелочью. Обернувшись, она увидела, как на фоне заходящего солнца фигурки орнитологов паковали оптику. Клавдии нужно было попасть в промежуток между разводами мостов. В 20.00 мосты разведут и Клавдии придется ехать на 1,5 часа дольше по темноте. «Крути педали быстрее» – вот что думала девушка 30 лет, которая хотела домой в воскресенье вечером после целого дня на велосипеде.

Первый мост должны были вот-вот развести на вечерний коридор. Уже подъезжая к мосту, она исказила лицо гримасой, которая должна была остановить руку диспетчера над кнопкой пуска открытия моста. Смотритель махнул Клавдии и она из всех сил надавила на педали. Становилось холодно. Обернувшись, она кивнула смотрителю. В ответ тот строго погрозил пальцем.

Кто никогда не был на дамбе, тому трудно представить, как сложно выбраться с неё в ночное время. С одной стороны дамбы была вода, по другую сторону шли поля и болота, огороженные забором. На полях паслись коровы, гуси, лошади и местные дикие животные захаживали тоже. На самой дамбе в огромных количествах паслись овцы. Дамбу пересекали куча маленьких и больших речушек, которые орошали вишневые, яблоневые и персиковые сады. Вдоль дамбы шла одна дорога с редкими съездами в городки поблизости. Днём здесь было полно велосипедистов, а ночью было так темно, что редких указателей было не разглядеть.

Есть люди, которые никогда никуда не опаздывают. А есть те, которые регулярно не могут прийти вовремя. Ещё издали Клавдия увидела, как заморгала зелёная лампочка светофора и шлагбаум с красной полосой перекрыл дорогу. Ночной коридор для судов малого тоннажа был открыт, а путь Клавдии увеличивался на полтора часа. Тяжело вздыхая, Клавдия слезла с велосипеда и пошла пешком. Итак, её путь до дома удлинялся. У Клавдии на глазах выступили слёзы. Ну никак у нее не получается не опаздывать! Толкая тяжелый велосипед, она злилась на себя, на Эльмсхорн, на отсутствие еды и денег, на мосты, которые разводят. Ну всё было плохо!

Наконец-то дойдя до поворота на Хазельдорф, Клавдия сделала глубокий вдох, собрала последние силы и села на велосипед. Тусклый свет её фонарика еле-еле освещал путь, но она и так его знала. Не в первый раз она возвращалась так поздно домой. С её умением опаздывать она часто задерживалась то там, то сям. Клавдии нужно было проехать весь Хазельдорф, чтобы пересечь реку и снова попасть на дамбу. Больше всего она боялась ехать мимо замка и парка. Хотя Хазельдорфский замок был необитаем, а за парком следили, Клавдии предстояло проехать весь парк в полной темноте.

Здесь нужно сказать несколько слов о Хазельдорфе. Хазельдорф располагался в 6 километрах от дамбы. Еще в 12 веке здесь был рыцарский замок, на обломках которого выстроили позже дом. Потом была выстроена церковь и образовалась община. Пока не было дамбы, деревню часто затопляло. Рукав реки, который отходил от большой Эльбы часто наполнялся водой при приливах, пока местные жители не построили защиту. Городок состоял в основном из одноэтажных домиков фермеров, которые брали в аренду фруктовые поля у дамбы. Большинство домиков были старыми кирпичными постройками с соломенными крышами. Многие домики были увиты плющом и украшены кадками с цветами. Вставали здесь рано, а ложились спать еще раньше. В 21 веке городок потихоньку стал заселяться городскими, которые хотели жить в тиши деревни, но работать в городе.

Проезжая по тёмной улице, Клавдия не заметила ни одного светящегося окошка. Все спали. Клавдия машинально вглядывалась в окна домов, но почти все были тёмными. Только в одном доме на чердачном этаже под крышей горело маленькое окошечко. «Наверное дом смотрителя парка» – подумала Клавдия и обрадовалась, что кроме неё есть еще живые люди рядом. Где-то далеко лаяли собаки, которые охраняли сады, в остальном было ни души.

Больше всего Клавдия боялась ехать через парк. Парк окружал лес, и на дорогу в любой момент могла выскочить лисица или кабан. Пару раз Клавдия просто замирала от страха, когда из кроны деревьев вылетала птица с резким диким криком или на канале вдруг начинала кричать серая цапля. В общем, в темноте можно было ожидать чего угодно.

Во дворце было темно, шесть окон слева и шесть окон справа от главного входа составляли весь ансамбль. На втором этаже располагались прежние хозяйские спальни и библиотека. Первый хозяин заложил перед домом вдоль канала липовую аллею. Липы были высажены в два ряда, а между ними был канал заполненный водой.

Нужно было торопиться. Клавдия очень боялась идти через парк, но другого пути к мосту не было. Если вы можете себе представить, как вы заходите в темную воду, то примерно тоже чувство страха нарастало в душе Клавдии. Сейчас кто-нибудь выскочит на неё из леса, и что она будет делать? Кого звать на помощь? Никого не дозовешься, все спят.

«Надо быстро проехать и уже на дамбе будет лучше»– уговаривала себя Клавдия. В свете луны старые узловатые липы без крон и веток производили жуткое впечатление. Как будто пальцы старика, пораженного ревматизмом, торчали из земли. Вдруг справа вылетела с криком птица. «Вот, началось!» Клавдия вздрогнула и тут же вспотели подмышки. «Господи! Я больше никогда никуда не буду опаздывать! Господи! Я обещаю, буду всегда приходить вовремя. Господи! Хоть бы со мной ничего не случилось!»

В голове у Клавдии сразу всплыли слова ее начальника. «Надо все планировать заранее, а не так как вы тут привыкли». Вдруг кто-то сзади её окликнул: «Эй! Подождите! Остановитесь!» Клавдия обернулась и увидела, как незнакомец бежал вслед за ней. «Господи! Этого ещё не хватало». В свете луны Клавдия увидела человека. Видимо это был смотритель парка, но Клавдия никогда его здесь не видела. «Извините, – пролепетала Клавдия – «мне нужно на дамбу, я не успела проехать на шлюз»– оправдывалась Клавдия, набирая скорость. Она из всех сил крутила педали, не хватало ещё попасть в передрягу в этом парке.

Человек продолжал бежать вслед, но у Клавдии было преимущество. Она надеялась, что он не достанет оружие или ещё что-нибудь. Она не помнила себя от страха, крутила ожесточенно педали. «Господи! Какая же я дура! Как же у меня это получается?» Клавдия слышала стук своего сердца. Уже в конце аллеи Клавдия услышала крик совы-неясыти. Говорят, что если сова кричит, значит, опасность близко. А потом ночь как будто разрезал на две части, на до и после, человеческий крик, такой истошный и пронзительный, что Клавдии показалось, что не ноги крутили педали велосипеда, а педали заставляли ноги крутить. «Это смотритель или кто-то другой?»– думала Клавдия. Она не знала, куда себя девать. Ехать назад на крик или ехать быстрей на дамбу домой. «Боже мой! Что же делать?» – пыталась разобраться Клавдия. Неожиданно над головой Клавдии раздалось уханье совы.

«Всё! Хватит! Домой – быстро!» – пронеслось в голове Клавдии. Уже полностью потеряв самообладание и способность соображать, Клавдия крутила изо всех сил педали. Хотя она уже была на дамбе, ей все равно казалось, что «кто-то» за ней гонится. Когда в дали показались сотовые вышки Веделя, она облегченно выдохнула. А когда свернула с дамбы в город и проехала мимо стоянки автодомов, где еще засиделись за пивом и телевизором отдыхающие туристы, она была просто счастлива. Живые люди! Слава Богу! Здесь с ней уже ничего не случится. Затаскивая велосипед в пустой вагон электрички, сознание уже потихоньку покидало Клавдию, а усталость и отупение наоборот наваливалось. Казалось, что электричка ехала бесконечно. На Юнгфернштиге ей пришлось нести велосипед на себе, потому что эскалаторы уже не работали. На улице нужно было просто сесть на велосипед и проехать еще два светофора до дома, но ноги не слушались и Клавдия просто везла велосипед рядом. У подъезда нужно было припарковать велосипед, но пальцы не слушались, замок не защелкивался, все вываливалось из рук. Наконец справившись с замком, Клавдия зашла в лифт и поднялась к себе. Бросив сумку и одежду на кровать, Клавдия пошла в душ. Под струями горячей воды она буквально сползла по стенке от усталости. Слёзы полились из глаз от всего пережитого за вечер. Клавдия сидела под душем, плакала, и никак не могла успокоиться. Даже в кровати под одеялом её продолжала колотить дрожь в ногах, а руки все ещё сжимали руль и большой правый палец подрагивал, переключая скорости. А в голове стоял истошный крик того человека в парке.

Глава 2.

Клавдия жила в небольшой однокомнатной квартире под самой крышей в старом доме в центре Гамильтона. Все этажи, кроме двух последних сдавались под офисы. Весь дом принадлежал одному хозяину – старику по фамилии Тибс. Все, кому он сдавал свое жилье внаем, были его знакомые или знакомые знакомых. На первом этаже комнаты занимал сапожник и портной. На втором держал кабинет нотариус. Там же на втором этаже располагалась стоматологическая практика, на третьем жила бывшая жена Тибса, Доротея, которая после развода поселилась в свободной квартире, которую Тибс не успел сдать. Он думал – на время, оказалось на много лет. Жена исправно платила аренду, и следила за порядком, когда Тибса не было на месте. Это Тибса устраивало, поэтому он оставил всё как есть. Четвертый и пятый этажи снимали студенты. Квартиры на этих этажах невозможно было разделить на офисы, потому что окна многих из них смотрели в стены соседних домов. Старый Тибс смирился и оставил молодежь, хотя нанял охранную фирму, которая по вечерам наведывалась для порядка и тишины.

Многие догадывались, что все обитатели дома были там не случайно. Обувщик продавал Тибсу хорошие итальянские туфли вместо 500 Евро за 350, а уж ремонтировал совсем бесплатно. Портной подгонял для высокой фигуры Тибса все его пиджаки и брюки. На каждое Рождество Тибс получал от него в подарок новый галстук. Тибс редко носил галстуки, но сама коллекция, собравшаяся за много лет, приносила ему радость. Нотариус на втором этаже был старинным другом Тибса и держал его завещание на случай его смерти. Раз в месяц Тибс и нотариус Гаус собирались у окна его кабинета и разливали вино, разговаривали о политике и новостях, летом слушали аккордеон с улицы. Часто к ним заглядывал дантист из соседнего офиса. Дантист Маковски делал зубы Тибсу и вся его семья была у него на приеме. Конечно, и счет выставлялся с большой скидкой. На четвертом и половине пятого этажа жили многочисленные внуки и племянники разных друзей и знакомых Тибса. Многие учились в университете через три остановки, и после каждой сессии водка текла рекой. На четвертом и пятом этаже обычно был проходной двор, двери на распашку и гулянки по пятницам до утра. Половина пятого этажа пустовала. Сначала там жил дипломат, который хотел отремонтировать Тибсу старое убранство с лепниной на потолке, но не выдержал местного климата, заболел и умер от пневмонии. Так Тибс лишился бесплатного ремонта и надежного жильца. Потом в квартиру въехала дама за сорок, которая работала в модном журнале. Но через года она съехала, не оставив Тибсу даже записки. Квартиру хотели отремонтировать и даже сняли полы, как Тибс заболел, и все осталось как прежде. В квартиру, как в подсобку, стали сносить старинные шкафы и гарнитуры со всех этажей, которые постепенно заменялись мебелью из Икеи.

Тетя Клавдии была знакомой Тибса по университету. Каждое воскресенье Клавдия ездила в Эльмсхорн, убиралась в доме, помогала со стиркой, водила тётю к врачу, привозила еду для кошки и собаки, и просто разговаривала с ней.

В такую маленькую деревню, как Эльмсхорн, тётя переехала сразу, как получила пенсию. На сэкономленные деньги купила себе домик, стала ходить в церковь и на местные посиделки, так называемые штамтишы. Транспорт ходил сюда редко, поэтому у многих были машины и велосипеды.

На следующее утро крутить педали снова и ехать на работу Клавдия не смогла. В голове еще стоял нечеловеческий крик из Хазельдорфского парка. Утром она уже не могла понять, ей это привиделось ночью или в парке действительно случилось что-то страшное.

Нужно было добираться до работы на общественном транспорте. В переполненном автобусе она пыталась вспомнить, как развивались события. Сначала закрылся шлюз, потом она свернула в Хазельдорф, ехала через спящую деревню, вот перед ней хозяйский дом. В доме все окна темные. Она никогда не слышала, чтобы в главном доме деревни происходили какие-нибудь события или что-нибудь о его владельце. Сколько она помнила, дом всегда пустовал. Она завернула за дом, видит впереди узловатые ревматоидные липы вдоль канала. Где-то ухает сова и поет сверчок. Темно, сыро и страшно. Быстрей к мосту, через лес на дамбу, но… Тут на середине аллеи ее окликнул голос. Клавдия оборачивается и … она не может вспомнить лица. Помнит только силуэт незнакомца. Он крикнул ей остановиться. Она торопится изо всех сил, вот она слышит уханье совы и жуткий крик за спиной. Но возвращаться она боится, потому что опять над головой ухает сова-неясыть. Клавдия крутит педали быстрей и быстрей. На первой скорости она гонит через лес. Впереди светят фонари дамбы. Не помня себя от страха, она приезжает домой. И совершенно не знает, что ей делать.

Автобус приехал на конечную. Рабочие и служащие порта потянулись к проходной. Сверху начинался дождь, и конечно, Клавдия забыла зонтик дома. Несмотря на лето, дожди в Гамильтоне шли постоянно. Клавдия сразу промочила ноги. Ну вот, теперь весь день сидеть в мокрых ботинках. В общем, ничего нового. Сверху лило, снизу мокрые ноги, ну хоть вовремя приехала. Проходя через пункты пропуска, и прикладывая карточку уже в 4-й раз, Клавдия вошла в диспетчерский зал.

Она работала в диспетчерской порта Гамильтона ассистентом диспетчера. В её обязанности входило исполнять команды главного диспетчера, приносить информацию по суднам, погоду, готовить ежемесячный отчет и обзванивать службы по контролю топлива, склады и портовые службы. А главный диспетчер в этом время смотрел на три огромных монитора перед собой, где маленькие точки кораблей моргали своими координатами. А так как порт Гамильтона работал круглосуточно и не замерзал зимой, работы было очень много. За окном бушевала Эльба, а в диспетчерской всегда было одинаково тепло. Клавдия включила компьютер и два монитора стали обновлять карту погоды и речную карту.

–Привет, – сказала Моника из-за соседнего стола. Она разговаривала с кем-то из порта. – Нет, контейнеровоз из Китая нужно разгрузить сегодня до полуночи… Нет… Я понимаю, что начинается сильный шторм, но судно идет к нам в порт. Оно уже на входе в Северное море. … Я понимаю, но у него больше контейнеров, чем заявлено. Вы хотите, чтобы судно весом в 100 000 тонн с морепродуктами простояло в порту, пока ваш крановщик вылечит бронхит. … Мы ничего сделать не можем. У нас с вами шесть часов на разгрузку… Да, я понимаю, что вы отпустили дежурного крановщика, но мы не можем оставить корабль в порту еще на сутки. Да, контейнеры перегружены, идет сильный попутный ветер, к вечеру судно будет у нас. В шесть утра его нужно будет выпускать. Господин Шульц, давайте мы не будем ругаться, а попытаемся сделать все, что можно. – уже почти кричала Моника.

Обычная ситуация для диспетчерской. В окна хлестал дождь. На Гамильтон шел фронт и в диспетчерской была напряженная атмосфера. Главный диспетчер, господин Бьёрн ходил от окна к компьютеру и обратно.

Клавдия попала в диспетчерскую, когда была на грани банкротства. После университета ей была прямая дорога в школу. Но проработав в школе около года, Клавдия поняла, что еще год среди орущих и визжащих детей она не выдержит. К тому же родители детишек порой закатывали такие истерики, что для молодой и неопытной Клавдии это было непреодолимым испытанием. Оказавшись после школы на улице, Клавдия сидела без работы и думала пойти мыть туалеты куда-нибудь, например в супермаркет «Россман». Звонок тети Эльзы сильно нарушила её планы.

– Добрый день, Клавушка! Добрый день, моя хорошая! Как дела, Клавушка? – услышала Клавдия бодрый голос тёти.

После истории про туалеты в «Россмане» Клавдия услышала тётину резолюцию:

– Клавдия, ты что? Тебе делать больше нечего? Шея есть – хомут я тебе найду! – и бросила трубку.

В доме у Клавдии ещё был чуть плесневелый хлеб с прошлой недели и чай, который она подворовывала на общей кухне. В общем, еда была.

На следующее утро Клавдию разбудил звонок от тёти, которая без всяких «Доброе утро, Клавушка!», строго потребовала:

– Завтра к 12.00 будь в порту. Тебя встретит помощник по персоналу. Я договорилась, будешь у них там полы мыть.

Так Клавдия сначала оказалась на курсах переподготовки персонала по курсу «Геодезия и геоинформатика», а потом стала помощницей диспетчера. Сначала она работала стажером, следила и обновляла сводки погоды. Потом стала помощником диспетчера. Платили Клавдии 600 евро в месяц. Она была просто счастлива, что зарабатывает так много.

Однажды Моника попросила Клавдию отнести сводки погоды в баркасный терминал, но почему-то отдала только один лист. Тогда Клавдия отксерила для всех капитанов баркасов сводки погоды и, сев на один из буксиров, честно пыталась раздать сводки погоды капитанам каждого из них. Время от времени они проплывали мимо, Клавдия кричала, что у неё есть важная информация для них и махала сводками. Клавдия останавливала баркас и отдавала сводку недоумевавшему капитану.

На следующий день над Клавдией смеялась вся диспетчерская, потому что сводки приходят баркасному диспетчеру на компьютер каждые полчаса. По радиосвязи он передает все указания капитанам баркасов. Всё давно передавалось не на бумаге, а на компьютеры или радиосводки. На следующий день шуткам не было предела. «Клавдия, ты разве не принесла мне сводку погоды», «А где погода от Клавдии?», «На что мне чашку с кофе поставить, а?»

Что же ей, Клавдии, было делать, если она в университете учила литературу, риторику и философию, а не метеорологию и логистику. В общем, в диспетчерской она слыла полной дурочкой.

Отработав свою смену, Клавдия отправилась на баркасную станцию. На баркасах можно добраться сразу до метро, а на автобусе придется ехать через весь город. Шторм усиливался, и баркасик качало из стороны в сторону. Капитан заставил одеть спасжилет. Сидя на катушке каната, она думала о ночном происшествии. «Надо будет позвонить в полицию» – думала она. И под проливным дождем и в хлюпающих ботинках побежала по лестнице в метро.

Чтобы высушить ботинки, Клавдия купила на станции «Гамильтонский вечерний листок». Вбежав в квартиру, она развесила мокрую одежду, сняла ботики и приняла душ. По телевизору шел её любимый сериал «Повороты любви». Клавдия рвала газетные листки и пихала их в мокрые ботинки. Краем уха она слушал куда «Поворот любви» повернёт на этот раз. Всё-так шла уже сто тридцать восьмая серия. Её рука зависла над очередным листком. Это были страницы криминальной хроники. «В ночь с 30 апреля на 1 мая в Хазельдорфском парке был обнаружен труп неизвестного мужчины. Что делал незнакомец в пустом парке ночью, полиции предстоит выяснить. Убитый не являлся ни жителем деревни, ни окрестностей. Полиция предполагает, что убитый был вором, который хотел проникнуть в стены замка и был убит соучастниками преступления. Всех, кто может обладать информацией по этому делу, просьба позвонить по тел. + 0 340 980- 35-16». И далее была фотография места преступления: В парке на дорожке был накрыт труп предполагаемого вора. Полицейские осматривали кусты.

Клавдия начала рвать газету и пихать в ботинки, при этом мысли не давали ей покоя: «Что же случилось тогда ночью? Что я видела? Кто был тогда в парке?» Она решила позвонить тёте Эльзе.

– Алло, тётя Эльза, это я. Только что прочла про Хазельдорфский замок. Прошу тебя, не выходи вечером на Штамтиш. Преступника еще не поймали, я волнуюсь за тебя.

– Что ты, Клавушка! Штамтиш отменили. Господин Глотц объявил всем на вечерней службе в церкви, что наши посиделки и игра в петанг отменяется. Все ждут новостей от полиции. Все думают, что это сделали рабочие, нанятые на сезонные работы, которые решили поживиться в замке. Поэтому по вечерам, нас предупредил комиссар, сидеть дома и без нужды не выходить.

Эльмсхорн, где жила тётя, находился дальше Хазельдорфа на шесть километров, но жители обеих деревень знали друг о друге всё, потому что между двумя деревнями располагались общие фруктовые сады. Надо все-таки сказать, что Эльмсхорн был все-таки больше Хазельдорфа и имел даже несколько улиц, Старую мельницу, часовню, две церкви, большой приход и местный музей вишни. Все жители знали друг друга в лицо и самой большой традицией для старшего поколения Эльмсхорна был Штамтиш, на котором собирались все желающие и способные к передвижению пенсионеры. Среди них были в основном прихожане местной церкви. На Штамтише обычно сначала всем наливали вишневой настойки, которой было у всех жителей в избытке или вишневого вина. Заканчивался Штамтиш глубокой ночью с распеванием местных традиционных песен и танцами в деревенском стиле. Тётя Эльза не пропускала ни одного Штамтиша. Всегда тщательно подбирала наряды и просила Клавдию время от времени привезти ей что-нибудь новое.

Ни одна актуальная новость не проходила мимо тёти Эльзы. Кто кого нанял? Откуда взялись жильцы из дома на соседней улице? Что стало с собакой соседки? Абсолютно все подлежало подробному обсуждению и, если надо, порицанию. Но вообще, как говорила тётя Эльза, это всё не её дело. Сама Эльза, будучи медсестрой, уже была на пенсии и проводила своё время у окна в кресле, где вязала, спала или читала местную прессу. С ней всегда была её собака – джек рассел терьер Тэдди и кошка Мася. Дом тёти стоял на главной улице, и вся жизнь маленького городка проходила у неё на глазах. По воскресеньям приезжала её бестолковая племянница. Эльза любила Клавдию, но считала, что родители её не правильно воспитали.

Глава 3.

В среду была не её смена, и Клавдия решила съездить к тёте и узнать, как идут дела. Когда она сворачивала с дамбы к Эльмсхорну, она увидела двух полицейских. Они досматривали выезжавшую машину. Клавдия прибавила темп и на первой скорости мчалась к дому тёти. Уже когда она была у калитки, тётя махала ей рукой из окна. Клавдия отставила велосипед и вошла в дом.

– Добрый день, Клавушка! Добрый день, моя хорошая! Ты не представляешь, что у нас здесь творится! – сразу начала тётя Эльза. – Полиция обыскивает Эльмсхорн. Опрашивает всех подряд, въезд и выезд из деревни запрещен. Везде расклеены листовки с номерами телефонов полиции. И никому нельзя выходить после 17.00 из дома. Что же это такое, я спрашиваю? Как я буду гулять с Тэдичкой? И как мне быть, если мне понадобится ингалятор? Я не могу остаться без моего ингалятора!

–Тётя, ты не останешься без ингалятора, потому что у тебя есть запас в шкафу. С Тэддичкой можно гулять на газоне перед домом.

– Как он будет бегать на газоне? Собаке нужно много места. Тэддичка любит бегать носиться кругами, обнюхивать все и он не может гулять на каком-то газоне. А продукты кто мне будет приносить? Марта тоже должна быть дома после 17.00.

Марта Лазецки был приятельницей тёти Эльзы. Вместо они ходили на Штамтиш в церковь, пили чай с вишнёвой наливкой и обсуждали последние события в деревне. Комендантский час вносил изменения в режим двух подруг. Марта часто выручала тётю Эльзу, когда у той начинались приступы астмы, и приносила ей продукты. Эльза же дарила Марте время от времени связанные на спицах шарфы, носки и варежки.

– А наш викарий сказал, что для нашей деревни наступило темное время и мы должны сплотиться перед опасностью. Всем приходом мы молились за упокой души убиенного.

– А кого убили?

– Неизвестно, комиссар сказал, что он скончался от удара по голове. Сначала думали, что это один из наёмных работников, но никто его не опознал. Сейчас они ищут соучастников, думают, что он не мог один пробраться в парк. Эта история такая ужасная. Сиди теперь дома и трясись, думай, когда бандиты к тебе придут.

– Эльза, ну что ты такое говоришь! Никто к тебе не придет. Деревня наполнена полицейскими. Да и зачем им к тебе идти?

–Даааа, – протянула Эльза, – а в Хазельдорф зачем они пошли?

– Зачем?

–Не знаю, зачем. Там ничего нет. Дом уже разваливается. А у меня, между прочим, сервизы и столовое серебро.

Тётя Эльза хранила память к старым вещам и думала, что её чашки и серебряные вилки действительно ценные вещи.

– А разве во дворце есть что-то интересное для воров? Я думала, он давно пустует и никому не нужен.

– Да конечно, нужен он кому. Рухлядь одна. Старьё всякое деревенское, которое никому не нужно. Просто у старых хозяев рука не поднялась все выбросить на помойку.

Хозяйский дом в Хазельдорфе действительно был очень старый. Но это было не всегда. Изначально на этом месте была крепость. Но из-за постоянных наводнений она разрушалась. На месте разрушенного укрепления был выстроен хозяйский дом. Но и ему недолго оставалось. После восстановления дома в Хазельдорфе было время настоящего рассвета. Принц Эмиль, первый владелец замка, получил его от своего отца, титулованного военачальника Каролайта. Сельское хозяйство молодого человека не интересовало, зато он с большей охотой писал стихи и сонеты. Вот прямо в обед просыпался и писал. А вечером в гости к молодому, но богатому поэту приезжали весёлые компании друзей. Нередко вечера заканчивались веселыми попойками и шумными вечеринками. Во время одной из вечеринок в саду, когда уже все гости хорошо выпили, Эмиль отправился в погреб за очередной бутылкой вина. Стояла глухая ночь, освещение в то время было только свечное, да и в погреб он спускался не часто, всё всегда приносила прислуга.

Прошло полчаса, потом час, но Эмиль не возвращался. Друзья уже успели протрезветь и пошли на поиски Эмиля. Прошли на кухню, потом в погреб, и в погребе остатки вина выветрились у них окончательно. На полу лицом вниз, сжимая в руке горлышко разбитой бутылки, лежал Эмиль. Вокруг него растеклось красное вино, а сам Эмиль уже не дышал. Эмиля перевернули, и кто-то из участников вскрикнул: «О Боже! Его лицо!» Лицо молодого человека было искажено ужасом и страхом. Надо сказать, что Эмиль был, конечно, пустоголовым молодым человеком, но скорее местные жители могли сказать о нем, что он часто витал в облаках, но пугливым он не был. Что так напугало молодого человека в ту ночь осталось загадкой. Его больше волновало пение птиц в саду, чем урожай садов в округе.

Все в деревне были напуганы странной смертью хозяина, но виновных не нашли, все участники вечеринки испарились с первыми лучами солнца. Происшествие списали на несчастный случай и виновных не нашли. Эмиля похоронили на местном кладбище у церкви Святого Габриэля у южной стороны парка. Через несколько лет на надгробии высекли одно из его стихотворений и высадили незабудки.

Долгое время хозяйский дом пустовал, только местные рыбаки, которые ходили через парк по утрам на дамбу, поговаривали вечерами в пивной, что над могилой молодого Эмиля часто собирается белый туман.

Следующими жильцами дворца стали молодожены принц и принцесса Каролайт. Старший брат Эмиля и его молодая жена после свадьбы они обвенчались в местной церкви Св. Габриэля и через некоторое время Анна-Лиза уже ждала первенца – принца Георга, через два года родилась принцесса Елизавета и еще чуть позже родился принц Густав. Почти все убранство дворца молодая хозяйка сменила на свой вкус. Только кабинет Эмиля муж ей поменять не позволил. Кабинет находился в угловой комнате и окнами выходил на церковь. У окна стоял большой письменный стол из дуба, вдоль стен стояли книжные шкафы с книгами по садоводству, а над креслом висел портрет маленького Эмиля, который сидел рядом с матерью. Маленький ребенок в рюшах и бантах прильнул к матери, та же сидела, сложив руки и глядя из-под лобья. Анна-Лиза смирилась с решением мужа, но время от времени она посматривала на женщину с портрета с неприязнью. Все шло своим чередом в хозяйском доме Хазельдорфа.

Принц Каролайт занимался разведением птиц. Именно тогда в Хазельдорфе на болотах стали появляться черные цапли и аисты. Каролайт приказал построить на болотах домик-станцию, чтобы он мог во время брачных игр наблюдать за птицами. Черные гагары облюбовали канал вокруг парка. Особой гордостью принца были неясыти и ушастые совы. Любимым развлечением Каролайта было выйти вечером в парк и слушать, как в темноте вскрикивали разные птицы. Каролайт пытался запоминать крики и определять, какая из птиц каким криком кричит. Изучая крики птиц, Каролайт даже сам пытался подражать им. Частенько его можно было увидеть в парке на главной аллее, где он сидел на лавке и криками пытался привлечь сов и неясытей. Надо сказать, что у него это иногда получалось. Незадолго до своей смерти, Каролайт овладел искусством птичьих криков в совершенстве. Однажды ночью, прислуга проснулась от страшных душераздирающих криков совы в доме. Все бросились зажигать свечи, включать керосиновые лампы, но виновника криков не нашли. Только на утро за завтраком довольный собой Каролайт объявил, что хорошо повеселился ночью, наблюдая за домашними, как они в ночных платьях бегали по всему дому и искали залетевшую сову. Анна-Лиза только покачала головой. Дети были напуганы и плакали всю ночь, она их ещё полночи с няней не могла уложить спать. А Каролайту- старшему было всё нипочем. Птиц он просто обожал. Совы, неясыти были его настоящей страстью. Он с упоением рассказывал за завтраком, как он приказал в подвале установить клетку, насыпал пшеницы, чтобы туда пришли мыши. Притаившись за полками с припасами он ждал, пока мышей в клетке наберется побольше, захлопывал дверцу и к вечеру у него было угощение для его любимых сов. Ночью он останавливался посередине парка и криками призывал птиц. Через некоторое время на его крики слетались ночные совы и неясыти. Доставая мышей из кожаного мешочка, одну за одной он скармливал их совам. Те же взамен доверяли Каролайту и давали себя погладить, не боялись его и прилетали на это место в парке каждую ночь.

Несколько лет подряд вишнёвые сады, которые Каролайт сдавал в аренду, хорошо плодоносили и состояние Каролайтов росло. Жена Каролайта старалась не обращать внимание на странное увлечение мужа, но иногда высказывала свое негодование по этому поводу. Другие землевладельцы увлекались охотой и лошадьми, а Каролайт приручал птиц. Каролайт сделал ремонт в доме, были отремонтированы все комнаты, кроме кабинета. Как не просила Анна-Лиза позволить сменить мрачную обстановку в кабинете мужа, тот был непреклонен. Вместо этого он выделил деньги на покупку органа в церковь Святого Габриэля. И даже под Рождество позволил организовать детские спектакли для деревенских детей. Время шло, и Каролайт стал зажиточным хозяином. Они уже устраивали приёмы для местной знати, на которых Каролайт без особого стеснения рассказывал, как он собирает и скармливает мышей для сов и демонстрировал крики разных птиц. Жена с этой страстью мужа ничего поделать не могла, поэтому сидела в такие вечера в углу, скромно опустив голову.

Старший из братьев Георг уехал в Гамильтон учится в университет на инженера, а Елизавета готовилась выйти замуж за сына бургомистра соседнего городка. И только Густав вызывал у родителей тревогу. Когда он был маленьким, он почти не разговаривал, а если ему что-то не нравилось, он заливался таким диким криком, что у матери закладывало уши. Они вдвоем с няней пытались его успокоить, но тот прямо исходился в истерике, кидался на пол и бился головой о пол. Материнские нервы не выдерживали, и мальчик получал, что хотел.

Каролайты хотели отдать младшего из детей учится на священника. Но местный викарий, видя как ребенок не выдерживает воскресной службы, отговаривал их. По мере того, как младший Каролайт рос, забавы юноши становились все серьёзней. Несколько месяцев подряд садовник жаловался, что у него пропадает инвентарь из сарая за домом. Каролайт долго не верил, и списывал все на старость работника. Но через несколько месяцев произошло небывалое доселе событие. Когда в очередное воскресенье викарий открыл двери церкви для службы, он чуть не потерял дар речи. Вся церковь была завалена трупами птиц и их детенышами. Среди них были и совы, и пара аистов и гагары, и даже птенцы. В общем, всё, что водилось в округе. Птицы были выпотрошены и многие обезглавлены. Большинство трупов было старыми. Викарий в ужасе выбежал из церкви прочь со словами, что это Господь шлёт на весь приход кару небесную.

Когда начали выяснять, откуда в церкви птицы, выяснилось, что викарий за день до этого позволил Густаву прислуживать в церкви и дал ему ключи от церкви. Густав должен был подмести пол и расставить новые свечи. Все готовились к Рождеству. На все обвинения викария Густав отвечал отрицательным ответом, но больше в церкви он не прислуживал. Ключей от церкви Густав так и не вернул, сказав, что выронил где-то. После этого случая мать не перестала хорошо относиться к Густаву, но решила присмотреться к мальчику повнимательней. Однажды за месяц до этого случая, она увидела из окна кухни, как Густав выходил из сарая с киркой подмышкой. Зачем хозяйскому сыну кирка оставалось для неё загадкой. Через несколько дней, возвращаясь из Гамильтона с покупками в ясный солнечный день, Анна-Лиза смотрела из окна повозки на бескрайние болота, которые были залиты нагонной волной от прилива. Пейзаж нарушала маленькая фигурка в лодке, то исчезающая, то появляющаяся в зарослях болотной травы. На болотах ничего не было, кроме пары-тройки домиков, куда муж ездил наблюдать за птицами. Она бывала там пару раз, но сидеть в дощатой избушке часами под палящим солнцем и ждать прилёта птиц было не для неё. Всё лучше сидеть в саду в тени липы и смотреть, как на пяльцах возникают такие любимые для Анны-Лизы розы и пионы, пить чай и болтать с няней о местных новостях.

Но фигурка продолжала двигаться, и это не была игра воображения. Извозчик смотрел на дорогу, но всё же Анна-Лиза спросила:

– Курт, а кто это на болотах там вдалеке?

Курт посмотрел в сторону, куда указывала Анна-Лиза и ничего не увидел. Лодка исчезла в зарослях камышей.

– Я ничего не вижу, хозяйка. Может цапля шалит? – и рассмеялся.

Но Анна-Лиза была уверенна, что видела лодку. Когда она приехала домой, она спросила у мужа, давно ли он ездил на болота, но тот только отмахнулся от неё, ведь сейчас сезон, в садах вот-вот начнутся сельскохозяйственные работы и нужно каждый день следить за урожаем. Тогда Анна-Лиза решила сама съездить на болота. Дело в том, что Хазельдорф до строительства дамбы, полностью был окружен болотами. Хозяйский дом находился с краю. Точнее островок для церкви Святого Габриэля и кладбище с южной стороны было построены уже на искусственной насыпи. Дальше шёл лес и сразу за ним непролазные болота. Бывало во время осенних наводнений, когда ветер толкал воду Северного моря к материку, вода доходила до кладбища. Тогда можно было брать лодку и передвигаться на лодке среди могил. Так делали многие охотники, и Анна-Лиза решила, что тоже справиться.

Сказав садовнику, что хочет поглядеть на птиц, она села в лодку и отправилась в путь к домику на болотах. Подплывая к домику, она сразу заподозрила неладное. Домик был закрыт на замок и к домику была сделана пристройка в виде сарая. Муж никогда не закрывал домик на замок. Они служили только для наблюдения за птицами. Жить там было не возможно. Да и пристройки там никогда никакой не было. Везде по пирсу тянулись кровавые следы, кое-где валялись перья. Анна-Лиза сошла на маленький причал, обошла дом и заглянула в окно и обомлела. На полатях были расставлены клетки с птицами. Бедные совы, неясыти и цапли сидели в узких клетках друг на друге почти без движения. Внутри валялись инструменты из их сада, была там и уже знакомая кирка. Анна-Лиза обошла дом и хотела уже заглянуть в сарай, но обнаружила дверь на замке. Единственное, что представлялось возможным, это посмотреть в щель. То, что увидела женщина, еще долго оставалось в её сознании. Везде на полу валялись обезглавленные птичьи головы, внутренности. Что-то было сложено в кучу, что-то просто валялось на полу. Анна-Лиза села в лодку и всю оставшуюся дорогу ехала молча. Она догадывалась, кто обжил домик. Но сначала она хотела поговорить с мужем. Но случилось это странное происшествие с птицами в церкви под Рождество.

Ещё до этого дня няня часто жаловалась, что маленький Густав часто бродит по старому кладбищу среди могил и колотит палками старые надгробия. А деревенские дети не хотели с ним играть, потому что Густав часто нападал на маленьких детей и бил их, пока на их крики не приходили взрослые. Однажды соседские дети рассказали няне, что Густав пробрался в хлев и тыкал палкой в глаза коровам, до тех пор, пока не поднялся такой вой, что сбежалась вся округа. Густав сбежал, но слухи, что он мучает животных, разошлись по деревне.

Анна-Лиза не успела поговорить с мужем. На следующий день после происшествия в церкви Каролайта нашли мертвым на дорожке в парке, лежащим на спине с пробитой головой. Всё списали на неровную брусчатку. Мол, Каролайт вышел ночью покормить птиц, оступился и упал. Всё списали на несчастный случай. Буквально на следующий день юноша пропал. Дело в том, что ему исполнилось 16 лет и он должен был уезжать в семинарию. Но парень исчез. Поговаривали, что он связался с проезжими цыганами. Больше его никто не видел. С тех пор, если в деревне пропадали куры или болел скот, говорили, что приходил Густав.

Анна-Лиза пробовала искать непутевого сына, но все попытки были безуспешны. Время от времени до неё доходили слухи: то его видели в Италии на скачках, то в кругу революционеров в Париже. Но домой младший из Каролайтов больше не вернулся. Через некоторое время и дом в Хазельдорфе опустел. Анна-Лиза с прислугой переехала в Гамильтон. О Густаве не было новостей, и в конце концов Анна-Лиза смирилась, что больше не увидит младшего сына.

Тем временем началась постройка дамбы и часть осушённой земли была выкуплена у Каролайтов за ничтожную сумму.

– И что, никто не интересовался судьбой Густава?

–Интересовались. Только никто его больше не видел в здешних местах. Каролайт до конца своих дней разводил птиц и собирал чучела разных пород сов и аистов, судьба младшего сына его мало волновала. Всё, что она для сына сделать, это послать его учиться. В сыне он видел будущего викария. На этом, он считал свою отцовскую миссию выполненной и больше никаких усилий в воспитании ребёнка не прикладывал. Птицы были его главной страстью. Он восхищался красотой и статью ночных хищников, которых он мог видеть каждую ночь у себя в парке до последнего дня.

Поговаривают, что в хозяйском доме до сих пор есть комната, заставленная чучелами птиц. Так как вокруг были болота и лес, водились они в больших количествах. Ночные пронзительные крики неясыти компенсировались днём отсутствием крыс и мышей во фруктовых садах. Так что, отчасти, Каролайт своим необычным хобби помогал местным фермерам.

Глава 4.

Однажды на адрес гамильтонской квартиры Каролайтов пришло письмо, в котором было всего несколько строк. «Эмиль ждет хозяина». Сначала Анна-Лиза подумала, что кто-то ошибся адресом. На конверте не было ни даты, ни адреса. Анна-Лиза выбросила письмо. Уже немолодая женщина давно перебралась в Гамильтон и сразу даже не поняла, про что там написано. На следующей неделе такое же письмо пришло снова. Анна-Лиза обмолвилась об этом старой няне, что, мол, какие-то письма странные приходят. Старая няня ахнула:

–Как же так ты не знаешь, кто это? А как же могила у церкви? Там же похоронен Эмиль Каролайт.

Когда портье принес третье письмо с тем же посланием, Анна-Лиза собралась ехать в старый дом. Заказав повозку, женщина ехала по той же самой дороге, по которой она уехала несколько лет назад из своего фамильного дома. Взгляд её невольно скользил по просторам болот, она вспоминала, как она была здесь счастлива с детьми. Вспомнился ей день, когда она попала на болото и обнаружила запертых птиц, а через некоторое время её супруга не стало. Она гнала от себя тревожные мысли и с тяжелым сердцем приехала в Хазельдорф.

Первым делом женщина решила осмотреть могилу, о которой шла речь в записке. На могильной плите было написано стихотворение самого Эмиля. Плита была покрыта зеленым мхом и некоторые слова уже невозможно было прочитать. Анна-Лиза смахнула шёлковым платком сухие ветки и листья с поверхности плиты и прочла надпись. Через несколько секунд её охватила дрожь и волнение. Слёзы брызнули из глаз и она бросилась бежать от могилы. Дорога её шла через парк к дому. Но она не успела добежать. Споткнувшись о неровную брусчатку, Анна-Лиза упала и сломала руку и ключицу. От боли женщина потеряла сознание. Из раны потекла кровь, а так как никого в округе не было, она пролежала несколько часов, пока слуга случайно не увидел стаю птиц, клевавшую бедную женщину.

Разогнав птиц, женщину подняли и уложили на скамейку. Как оказалось позже, лежащую без сознания женщину птицы заклевали насмерть. Совы и неясыти, которых раньше разводил её муж, оказались убийцами его жены. Когда слуга подбежал к женщине, она произнесла одно лишь имя «Эмиль» и голова её беспомощно повисла.

С тех пор дом совсем опустел. Поговаривали, что хозяйка все же успела увезти с собой все ценные вещи, но местные сплетники уверяли, что дом полон роскоши и драгоценностей. Хазельдорфский хозяйский дом начал потихоньку терять свой статус. Пороги зарастали травой, каналы покрывались ряской, а парк стал коротким путем к дамбе для рыбаков и велосипедистов. Плющ начал пускать многочисленные побеги и вскоре белый фасад дома полностью поглотило растение, оставив только небольшие просветы.

–Тётя Эльза, получается у Хазельдорфа нет хозяина?

–Наверное есть, – пожала плечами тётя Эльза, – только его никто не видел. В замке он не появляется. Да и зачем ему он нужен? Там нет ни современного водопровода, ни электричества. Это же нужно деньги вкладывать. Дом для жилья совсем не подходит. Марта рассказывала, что там всё трухлявое. Она там была много лет назад, когда работала в секретариате мэрии. Вот так вот, Клавушка. Вот так вот, моя хорошая. Ты останешься сегодня ночевать?

– Да, уже поздно. Шлюзы открыли. Не хочу ехать через Хазельдорф.

– Конечно. Ты что, а вдруг там кто-то на тебя нападет, как на того бедолагу? – сказала тётя Эльза и ушла стелить Клавдии на диван. Клавдия

Взяв Тэдди на поводок, Клавдия шла за собакой и размышляла. Что же случилось ночью в парке, а главное – тот человек. Кто тот человек, который позвал её в парке? И почему он умер? Неужели просто от того, что споткнулся? Но Клавдия слышала его душераздирающие крики… Нет, что-то тут не так.

Полицейская машина поперек улицы прервала мысли Клавдии и заставила её развернуться назад к дому. Тэдди не хотел прерывать прогулку, но дальше путь был закрыт.

Утром Клавдия уехала от тёти с чувством, что она случайно стала свидетелем происшествия. На месте Клавдии любой здравомыслящий человек сказал бы: «О чём только она думает? Надо срочно идти в полицию!» Но Клавдия думала о том, что она может там сообщить? Она почти ничего не видела, ни лица, ни внешности. Полиция всё это и так знает. Был только голос, да и его она уже не вспомнит. Было темно и страшно. Незнакомец стоял на отдалении. Даже опознать она его не сможет. Нет, в полицию пока идти рано. Вот если бы у Клавдии было ещё не много информации! Она попробует её добыть и тогда точно пойдет в полицию.

Проезжая указатель на Хазельдорф, Клавдия машинально свернула к деревне. До работы она успеет вернуться домой. В Хазельдорфе было только одно кафе, где можно было остановиться. Клавдия взяла кофе с булочкой и села за свободный столик. Основными посетителями утренних кафе во всех городах, в которых была Клавдия, обычно были пожилые люди. Типичная картина: женщина лет 80 в жемчуге и с красным маникюром пьёт кофе и курит изящную сигарету, а рядом у ног сидит маленькая собачка.

Клавдия хотела почитать Хазельдорфскую местную газету, но, как выяснилось, такой в деревне не выпускалось. Тогда Клавдии больше ничего не оставалось, как собирать местные сплетни. Потихоньку свободных мест в кафе становилось всё меньше и меньше. Наконец к Клавдии подсела женщина лет 70-ти с большой кружкой черного кофе. У пожилой дамы был тремор, и кофе постоянно расплескивалось в разные стороны.

–Возьмите салфетку, – предложила Клавдия.

– О, спасибо! Всегда наливают так много кофе – посетовала старушка.

–Может ещё сахар?

–Нет, спасибо, у меня диабет.

Женщина сделала несколько глотков и принялась рассказывать.

– Я была в церкви на утренней службе. Там было так холодно! Я очень замёрзла.

–Это в церкви Святого Габриэля?

–Что Вы, Святой Габриэль закрыт уже много лет. Он же был придомовой церковью Каролайтов. Как только последний Каролайт умер, церковь тоже перестала работать. Викарий тоже сразу уехал, а прихожане стали ходить в новую церковь Святого Якоба. Зато у нас в Святом Якобе есть большой орган и настоящее отопление, а не печное, как в Св. Габриэле. Только его викарий не включает. Всё экономит. Говорит, до зимы никакого отопления. Да и места много для всех. В Святом Габриэле было тесновато. Каролайты ведь для себя строили.

–Но ведь Хазельдорфский замок и парк – очень большое имение. Неужели никто не следит за ними? – Клавдия решила перейти к сути вопроса.

–Только за парком, и то, только чтобы главную дорогу не заваливало упавшими липами. Сам дом стоит законсервированным уже много лет и никому не нужен. Вот и этот несчастный, который туда забрёл, нашёл там свою смерть. Мы теперь всем приходом спать боимся.

–А смотритель или сторож?

–Нет никого, только пастух. Он живет недалеко от парка и часто гонит овец на стрижку через парк. Через упавшие деревья не могут перепрыгнуть овцы, поэтому он их распиливает и увозит топить печь, только и всего.

–Жалко, что такой большой дом пустует.

–Да кто будет там жить? Там толком ничего нет. Ни отопления, ни водопровода. Всё старое и трухлявое. Да и Каролайтов больше никого не осталось, все погибли на войне.

–А у Каролайтов не было детей?

–Как раз таки были, трое. Но как говорят у нас в приходе, они все после войны не вернулись. У старшего сына детей не было, он погиб. У дочки были дети, но из-за вспышки тифа обе малютки умерли. А третий вообще пропал ещё в детстве. А Вы откуда? Вы – не местная. – Проявила бдительность пожилая женщина.

– Я пропустила шлюз, его открыли, а я не успела. Теперь еду через Хазельдорф.

– Ой, да, эти шлюзы. Абсолютно неудобно. А сколько времени?

–Половина десятого.

–Мне нужно бежать, а то опоздаю на автобус до Хольма.

Дама убежала, а Клавдия решила, пока есть время, посетить могилу Эмиля.

Днём дорога к парку выглядела не так зловеще, как ночью. В деревне кипела жизнь, слышались голоса. Кто-то возился в саду, где-то дети играли с собакой. Клавдия остановилась у последнего дома. Это, по-видимому, и есть дом прежнего викария. Именно в этом доме в чердачном окне горел свет в ночь происшествия. Дом казался необжитым. Жалюзи были опущены, на дорожке от калитки до входа валялась старая листва. Газон тоже рос в разные стороны и давно требовал газонокосилки. Было видно по грязным окнам, что здесь никто не живёт. Ещё в саду отсутствовали такие милые садовые украшения: гирлянды, гриль, разноцветные ветряки, фигурки гномиков, собачек или кошечек. Да в конце концов даже коврика у входа не было, не говоря уже о цветах в кашпо. Значит, дом пустует. Но в чердачном окне Клавдия точно видела свет. Нет, ей это не показалось. А что, если обойти дом с другой стороны? Обычно в подобных домах есть так называемый «задний двор», куда тоже ведёт отдельный выход. Клавдия обошла дом и упёрлась в живую изгородь высотой почти два метра. Клавдии доводилось раньше бывать в подобных домах. Домик был не большой по сравнению с большими фермерскими домами. Он состоял из первого этажа и чердачного полуэтажа. На первом этаже в таких домах была кухня и гостиная, на чердачном этаже может быть либо спальня, либо кладовка. Это был крайний дом перед дворцом. Большое домов на этой улице не было. Домик как будто стоял на страже хозяйского дома.

Клавдия отправилась дальше и, обогнув хозяйский дом, она направилась по главной аллее. Днём, конечно, парк и узловатые липы в уродливых наростах выглядят не такими пугающими, как ночью. В канале плавает пара уточек и в ветках деревьев резвятся стрижи. Даже представить трудно, что ещё позавчера здесь произошло убийство. Клавдия на всякий случай объехала это место и свернула не на мост к дамбе, а к церкви Святого Габриэля. Здание церкви было небольшим, но из-за шпиля казался выше, чем он есть на самом деле. Внешний фасад был украшен вензелями и родовым гербом Каролайтов. Шпиль был украшен, как водится, эрценгелем Габриэлем. До окон было Клавдии не достать, да и состояли они из сплошной мозайки. Двери были заперты. Дверные ручки были в виде двух голов льва, которые держали в зубах огромные обручи дверных ручек. Пороги постепенно сжирала трава и мох. Клавдия заглянула в замочную скважину и увидела ещё одни внутренние двери. Обычно у церкви есть несколько входов, но один боковой вход был заложен, а двери другого были закрыты изнутри. По всему фасаду шли барельефы на библейскую тематику и обветшавшие от сырости надписи на латыни. Сразу за церковью располагалось заросшее рододендронами старое кладбище. Здесь уже давно никого не хоронили и не следили за могилами. Клавдия решила все-таки найти то, зачем она сюда пришла. Уже у самого леса в разросшемся кустарнике в окружении вазонов Клавдия нашла надгробие Эмиля Каролайта. Незабудки с его надгробия разрослись в разные стороны от могилы. Казалось, что вокруг могилы лежал ковер из голубых цветов. Всё надгробие было покрыто мхом, но верхняя часть была зачищена. Тот, кто пытался зачистить мох, бросил это занятие, так как большая часть надписи на плите была уже так изрядно изъедена зеленью, что разобрать надписи уже было невозможно. Значит, пока Клавдии не узнать, что так взволновало Анну-Лизу в день её смерти.

К тому же нужно было ехать на работу. Её смена начиналась в 16.00. Занося велосипед в вагон электрички, Клавдия точно знала, что нужно будет обязательно вернуться в Хазельдорф. Мысли о странных, но очень похожих смертях сейчас и много лет тому назад на парковой аллее не давали ей покоя. Но обратно в парк она сможет вернуться только завтра вечером.

Глава 5.

Большинство офисных работников в порту в 17 часов уходят домой. Ночная навигация на реке не такая плотная, как днём. Многое зависит от прилива и отлива. Не каждый сухогруз пройдет по Эльбе при низкой воде, тогда они становятся на рейд в районе Куксхафена и ждут нагонной волны. Зато при низкой воде хорошо идут рыбацкие баркасы. Путь для них свободен. Череду баркасиков с развешенными сетями можно наблюдать на закате солнца. Вечером в здании порта начинается другая жизнь. Приходят электрики, инженеры-сетевики, уборщицы и слесаря. Они проверяют оборудование, коллибруется система управления, моются полы и туалеты.

Пока филипинка Розита пылесосила в диспетчерском зале, Клавдия вышла за кофе. Диспетчерская находилась на последнем этаже, в «мозгах» здания, а буфет на первом. На табло над лифтом как раз стрелка указывала наверх, значит сейчас лифт придёт. Двери открылись и Клавдия вошла в лифт, где уже ехал Бруно, мастер по обслуживанию здания, или, проще говоря, слесарь. Бруно был эбеновым африканцем, но как и многие жители Гамильтон с мигрантским прошлым, попавшие в Германию на адоптацию ещё младенцами, считал себя коренным немцем. Когда его спрашивали, откуда он, Бруно с гордостью отвечал: «У меня швабские корни».

–Привет

–Ты едешь вниз? – спросил строго Бруно.

–Да

Бруно занимался сегодня тем, что собирал со всех этажей поломанные стулья, сносил их к лифту, а потом собирал со всех этажей и уносил к себе в подвал, чинил или разбирал на детали. С диспетчерского этажа стулья он уже собрал и ехал вниз, но Клавдия ему помешала, когда нажала на кнопку вызова лифта. На следующем этаже двери лифта открылись и вошла женщина лет пятидесяти. Клавдия видела её часто в отделе логистики, но как её зовут, она не знала. Дама не долго думая, нажала на кнопку этажа диспетчерской, и лифт снова поехал вверх. Бруно посмотрел на даму укоризненно.

–Зачем Вы нажали на кнопку? Вы что не видите, что лифт едет вниз?

Дама не поняла, чем она помешала парню и возмутилась.

–Что Вы такое говорите? Я вызвала лифт, двери открылись, я зашла.

–Зачем Вы это сделали? Вы же видели, что я вожу стулья!

Африканец вышел из себя и смотрел на даму с возмущением. Но дама не сдалась.

–Вы специально так говорите. Вы хотите со мной в одном лифте проехать. Вы уже не в первый раз свои стулья возите при мне. Вы специально меня караулите.

Тут пришла очередь возмутиться Бруно.

–Что-о-о-о? Этот лифт построен в 1968 году. Вы что не знаете эту старую систему? Лифт едет сначала вниз, потом вверх. Вы такого же возраста как этот лифт. Мне это вообще не нужно, – обиделся Бруно, которому от силы было лет тридцать.

–Ах, не говорите так. Мы едем с Вами в одном лифте уже не в первый раз. Вы давно ко мне приглядываетесь и специально в один лифт со мной садитесь.

–Как вы можете так говорить? – Бруно уже почти кричал.

–О, а вот и мой этаж.

Дама выскочила из лифта с довольным выражением лица. Бруно с обидой смотрел ей вслед.

Клавдия наконец-то доехала до буфета, но про кофе уже забыла. У неё не выходили из головы слова тёти Эльзы про стихотворение на надгробии. Что там было написано? К сожалению, ничем другим её голова не была занята. При наличии у девушки здравого смысла Клавдии удалось бы избежать множества проблем в будущем.

На следующее утро Клавдия отправилась на работу с готовым планом в голове и большим рюкзаком за спиной. Череда странных смертей в прошлом, которая происходила в Хазельдорфе, была очень похожа на происшествие, свидетелем которого случайно стала Клавдия. Да ещё и свет в чердачном окне она точно видела, а дом почему-то стоит не обитаемый. Очень было много странных совпадений, которые не выходили у Клавдии из головы и не давали ей спокойно жить. После окончания смены Клавдия отправилась на баркасную станцию, которая находилась сразу за поворотом, на небольшом пирсе. Шторм уже успокоился, но на реке было ещё ветрено. Все, кто работал в порту и имел пропуск на территорию, могли пользоваться баркасами для буксировки сухогрузов, если маршруты совпадали и если баркас был свободен от работы. Клавдия подошла к первому буксиру.

–До метро? – спросил лодзе, увидев Клавдию с велосипедом.

–А до какого места можно самое дальнее?

–До Бланкенезе, дальше мы идет встречать «Азиата»

«Азиатом» был контейнеровоз «Darya Tiana», следовавший курсом из Тайланда в Калифорнию. Клавдия, как раз выясняла его координаты перед уходом с работы. Ребята на баркасах обычно встречали контейнеровозы у входа в зону реки. Обычно по четыре баркаса на контейнеровоз: двое по бокам и по одному спереди и сзади. Таким образом они вели корабль до места разгрузки или заводили в док. Когда подошли к Бланкенезе, сухогруз уже призывно трубил, подавая сигнал лодзе, что вошёл в форватер и ждет их на швартовку.

Ребята помогли Клавдии с велосипедом выбраться на берег, и теперь ей оставалось проехать весь этот элитный район, чтобы добраться до Хазельдорфа. Бланкенезе располагался на склоне горы. Как дома там помещались, оставалось для Клавдии загадкой. Считалось, что элитный район на берегу реки населяли в основном бывшие судовладельцы и старые капитаны. На деле Бланкенезе был одним из самых дорогих районов Гамильтона. Домики с видом на Эльбу были маленькие и низкие, но цены на аренду были высокими и постоянно росли.

Небо опять затянулось облаками, от чего казалось, что смеркается. Но Клавдии это было на руку. В дождь не ведутся сельскохозяйственные работы в садах, люди в основном сидят дома. Начал накрапывать дождь, когда Клавдия выехала на дамбу. Овцы на дамбе начали сбиваться в стаи и дорога становилась постепенно скользкой. Клавдия крутила педали изо всех сил, чтобы не попасть под ливень в поле. Ливень – это не самое лучшее для неё сейчас. Но дождь разошёлся не на шутку и через десять минут уже лил как из ведра. Клавдия почти доехала до Хазельдорфа, но на повороте пришлось спуститься с велосипеда и спрятаться под первое доступное дерево. Это был старый дуб, крона сильно разрослась и капли почти сюда не доставали. Вот здесь она и проведет время до конца дождя. А потом она попробует ещё раз посмотреть стихотворение на надгробии. На этот раз она взяла с собой стиральный порошок и щётку и попробует оттереть часть надгробия. Может быть, так получится узнать, что так взволновало Анну-Лизу в день её смерти? Конечно, Клавдия понимала, что тревожить чужие могилы нельзя. Но ведь она только очистит немного надгробие и всё. Тем более что уже много лет его никто не оттирал от зеленого слоя. Вряд ли кто-то увидит Клавдию. В такую погоду точно все сидят дома.

Мысли Клавдии прервала вспышка молнии прямо у неё над головой. Потом ещё одна. На мгновение всё осветило яркой вспышкой. Прямо над ней прогремели раскаты грома. Клавдии ничего не оставалось, как броситься бежать по дороге к парку. Дождь лил стеной. Клавдия вымокла за две секунды. Куда теперь бежать? В деревне всё уже закрыто. В грозу страшно оставаться на улице, а тут ещё буря над головой. Клавдия побежала через мостик к церкви. На дальней стороне кладбища у болота она увидела за кустом магнолии склеп. Вот там она и переждёт бурю. Она села на ступеньки под козырёк. Дождь сюда попадал не так сильно, какое-то время можно посидеть здесь. Велосипед остался лежать под деревом. Не хотелось бы, чтоб в него ударила молния. Тогда Клавдия останется без транспорта. Другой её велосипед находится у тёти Эльзы в шести километрах отсюда. Идти пешком тогда придется полдня. Где-то вдалеке часы на здании мэрии отбили пять ударов. Клавдия тяжело вздохнула и опёрлась спиной на решётку склепа. Неожиданно та поддалась и отворилась. Склеп, оказывается, был открыт. Клавдия вошла внутрь. Слева и справа в стену были вмурованы скамьи. В центре склепа стоял бетонный постамент гроба с имитацией черепов на крышке. На задней стене висел металлический кованый барельеф. На стенах были надписи на латыни. Клавдия рассматривала надписи и никак не могла понять, кто здесь похоронен. Единственное, что знала Клавдия, это то, что гроб с телом умершего должен находиться за кованным барельефом за задней стенкой в специальной нише. Она видела это в фильме «Би-Би-Си» про Шотландию. Клавдия достала платок, намочила его под дождём и протёрла барельеф. Под слоем грязи, пыли и паутины оказался библейский сюжет. Клавдия достала телефон, включила фонарик и направила свет на изображение. В центре находилась фигура Иисуса Христа. Слева и справа от него находились его ученики, которые внимали его речам. Одной рукой он придерживал плащаницу, а другой рукой указывал то ли на солнце, то ли на звезду, которая располагалась у него над головой. Лучи светила расходились в разные стороны. Внутри солнца был помещен глаз. Внизу были надписи на латыни.

Часы на ратуше пробили шесть. Скоро из-за дождя совсем стемнеет, а дождь совсем не прекращался. Но про дождь Клавдия совсем забыла. Всё её внимание было приковано к барельефу на стене. Она внимательно рассматривала изображение Христа, потом перевела взгляд на глаз в солнце-звезде, потом опять на Христа. Клавдии казалось, что она что-то упускает, причём это лежит на поверхности. Она села на скамейку и зажмурилась. Так, ещё раз, только медленно. Вот Христос указывает на звезду. В звезде находиться глаз. Клавдия проследила взглядом по визуальной линии наверх, куда указывала его рука. Почти под потолком висело ржавое кольцо. Точнее это была один в один дверная ручка церкви святого Габриэля, изображающая голову льва с обручем в зубах. Клавдия рассматривала кольцо под потолком и не понимала, что всё это значит. Христос на барельефе указывает на звезду, в звезде глаз, а над глазом ручка от двери церкви. Зачем здесь под потолком вешать ручки от дверей церкви? Клавдия рассматривала кольцо, и ей приходило в голову, что это, наверное, кашпо с цветами вешать, или для поминальной лампады. Но вообще-то кольцо висело высоко. Часто лазить туда было так неудобно. Идея возникла у Клавдии сама собой. Раз есть ручка, значит должна быть дверь. Да простит Клавдию усопший, но по-другому не получится. Клавдия забралась на бетонный гроб, подтянулась немного и со всей силы потянула кольцо вниз. Хотя ничего не произошло, Клавдия почувствовала, что кольцо ушло немного вниз. Клавдия дёргала ещё и ещё, сильнее и сильнее. С каждым резким движением раздавались параллельные глухие удары. Это металлический барельеф на стене при каждом рывке кольца отходил от стены. Как только Клавдия отпускала кольцо, барельеф глухо возвращался к стене. Клавдия из последних сил дёрнула кольцо и повисла на нём всем своим весом. Щель между стеной и барельефом стала больше. За барельефом была ниша. Клавдия спрыгнула, сбегала на улицу за палкой и подпёрла барельеф. В этот момент часы на ратуше пробили семь раз. Жаль, но нужно было возвращаться, Клавдия сгорала от любопытства, что может находиться в нише за барельефом. Она включила фонарик на телефоне и направила свет в открывшееся пространство. Внутри обнаружился лаз. Никакого гроба или останков усопшего там не было. Ход вёл куда-то вниз под склеп. Но сегодня она это выяснить уже не сможет. Сумерки охватили всё вокруг. Пришла пора возвращаться. Дождь потихоньку заканчивался, нужно было ещё найти велосипед. Клавдия убрала балку и положила её под лавку.

Измученными руками от постоянного дёрганья Клавдия закрыла решётки склепа и отправилась искать велосипед. Велосипед лежал под деревом, там где она его оставила. Придется возвращаться сюда ещё раз завтра утром.

Завтра у неё был выходной и она обещала заехать к тёте Эльзе и помочь с покупками и уборкой в саду. Замёрзшая и промокшая Клавдия представила на секунду, как любимая тётя сидит перед телевизором, пьёт чай и гладит на коленях своего любимого кота. «Фыр-фыр-фыр…..» раздаётся из котика. Клавдии сразу захотелось домой. У самой Клавдии не было домашних животных, но когда-нибудь она обязательно заведёт себе собаку.

В сумерках Клавдия выехала на дамбу и отправилась домой по мокрой дороге. Стоя на кассе в «Алди», Клавдия думала о том, что может находиться в нише за барельефом. Обычно там находиться гроб с телом усопшего, но в данной случае там его не было. Взгляд Клавдии блуждал по полкам с жвачками и сигаретами, и остановился на WD-40. Вот, что ей поможет в следующий раз открыть барельеф. Клавдия оплатила покупки и отправилась домой. Дома Клавдия сняла мокрую одежду, и просто рухнула от усталости в постель.

На следующий день Клавдия отправилась к тёте Эльзе. Первым делом нужно было погулять с собакой и сходить в магазин. Потом была уборка дома и сада. Для Клавдии было самым ненавистным садовые работы. Бесконечные гортензии тёти – товарный знак любого местного садовода – нужно было подвязывать, подстригать и пересаживать. А так как для Клавдии все эти манипуляции были незнакомы, то она постоянно не так стригла, не так подвязывала и не так пересаживала. Когда со всеми делами было покончено, Клавдия сняла садовый фартук и перчатки и села пить чай. Пока тётя собиралась к врачу, Клавдия решила узнать про Хазельдорф.

–Тётя Эльза, а поймали кого-нибудь в Хазельдорфе?

– Нет. Никого не нашли. И никто бедолагу не опознал. Он не из местных, и среди наёмных работников его тоже никто не признал. Нам викарий рассказал после проповеди, что полиция ничего не обнаружила в том месте, где он лежал. Полиция считает, что он поскользнулся в темноте, потерял равновесие и расшиб себе лоб. Что-то его очень сильно напугало, что он не удержался на ногах и оступился. Зато викарий объявил нам, что снова будут Штамтишы. Так что жизнь налаживается.

Тётя Эльза пошла к врачу, а Клавдия отправилась домой. Сегодня она уже не в силах куда-то ехать. Дома Клавдия открыла компьютер и попробовала вбить в поисковике фамилию Каролайт. Но поиск выдал множество Каролайтов в соцсетях и ни одного из Хазельдорфа. Тогда она попробовала поискать что-нибудь о церкви Святого Габриэля. В интернете было написано, что церковь была построена в 1850 году, как придворная церковь Каролайтов. Больше никакой информации не было. Клавдия смотрела на экран ноутбука и понимала, что зря тратит время. Все новости с Хазельдорфом были связаны либо с урожаем, либо со смертью незнакомца в парке. Клавдия попробовала найти информацию о кладбище, но ей вышел только реестр с именами покойных. Но кто именно был похоронен в том склепе, информации не было. Клавдия закрыла компьютер, постучала пальцами по крышке и пошла на кухню заваривать чай.

Деньги в начале месяца, как всегда подходили к концу. Осталась ещё неделя и можно будет купить что-нибудь из еды. На свою утреннюю смену Клавдия немного опаздывала. Моника уже включила её компьютер и на экране моргали координаты сухогрузов. Если кто-нибудь опаздывал, то премию за месяц уже не получал. Без премии было плохо, Клавдия тогда вынуждена экономить каждый цент. А жизнь в центре Гамильтона не самая дешёвая. Около 300 Евро уходило за аренду жилья, оставшиеся деньги Клавдия тратила на продукты, проезд и иногда новые вещи. Когда у неё оставались сущие копейки к концу месяца, тётя Эльза подбрасывала ей с пенсии потихоньку в карман куртки. Та как-то догадывалась о финансовых трудностях племянницы. Но в основном Клавдия старалась экономить и не тратить лишнего. Деньги всё равно заканчивались ко дню зарплаты. Тогда Клавдия шла на отчаянный шаг: она открывала банку кукурузы или горошка и растягивала консервацию на целый день. Таким образом у неё был завтрак, обед и ужин. Но такое бывало не часто, скорее Клавдия спасалась хлебом и чаем.

После смены Клавдия не поехала домой, а спустилась на минус первый этаж к Бруно. Африканец раскручивал стулья на запчасти и слушал песню группы «Абба».

–Привет, Бруно!

–Привет, что стряслось?

–Бруно, у тебя нет случайно ненужной спецовки?

Не говоря ни слова, Бруно залез в свой шкаф и вытащил огромный оранжевый рыбацкий комбинезон 64-го размера.

–Я верну-сказал Клавдия, принимая дар.

Бруно замотал головой и махнул рукой. Такого добра у него навалом. Обычная девушка не обрадовалась бы перспективе лезть в склеп в старом рыбацком комбинезоне, но только не Клавдия. Сама мысль, что ей удалось открыть лаз в склепе, манила её в Хазельдорф. Оставалась сущая мелочь: найти источник света, так как вряд ли в лазе будет свет. Где взять свет, за исключением фонарика на телефоне, Клавдия уже придумала. Идею использовать освещение на телефоне она сразу отвергла. Если она разобьёт телефон, то следующий она сможет себе купить только через полгода. Доехав на баркасе до порта, Клавдия отправилась не в метро, а стала толкать велосипед в гору. Её целью был Собор Святого Михаэля. Там она найдет, то, что ей нужно.

Церковь уже закрывалась, и Клавдия даже не пристегнула велосипед, сразу вбежала в здание церкви. Так, где тут самые большие свечи? Клавдия помнила, что свечи обычно продаются у входа. На столе были разложены экземпляры от 1 до 50 Евро. Их продавала дама лет шестидесяти. На самую большую свечу у Клавдии не было денег. У неё вообще не было денег, но без свечи она не сможет пройти в лаз. От идеи, купить свечу у работницы церкви, Клавдия отказалась. Клавдия прошла к алтарю и обнаружила слева у стены ещё одну полку со свечками. Здесь предлагалось опустить монеты в щель ящика для сбора податей, и тогда можно было забрать свечу. У Клавдии было только несколько центов. Она испуганно огляделась, бросила монетки в щель, и схватила свечу. Клавдия подошла к алтарю, перекрестилась на распятие и шёпотом произнесла: «Господи, прости! С зарплаты обязательно отдам».

Завтра у Клавдии смена вечером. До работы она попробует съездить в Хазельдорф и осмотреть лаз более внимательно.

Утром дул сильный западный ветер и Клавдии пришлось одеть шапку. Май на Эльбе всегда сначала был холодный, но зато вторая половина месяца была ветряной, как никогда. Выехав пораньше, Клавдия была на месте уже в восемь. Не доехав до главного въезда в Хазельдорф , она свернула к церкви и кладбищу. Велосипед она спрятала в зарослях рододендронов, чтобы не было видно с дороги. При такой погоде работы в садах не проводились. В основном все сидели дома.

Клавдия вошла в склеп, одела огромный рыбацкий комбинезон и залезла на постамент. На этот раз, сразу дернув со всей силы за кольцо под потолком, лаз сразу открылся. Клавдия подсунула палку и осмотрела лаз: внутри вместо гроба было просто пространство с ведущей вниз лестницей. Клавдия протиснулась внутрь и оказалась в сидячем положении. Продвигаясь вперёд Клавдия, подползла к ходу и начала протискиваться к лазу. Сначала ноги, потом всё тело потихоньку уходило в лаз, пока Клавдия не оказалась в узком коридоре. Клавдия зажгла свечу и увидела в тусклом свете узкий, выложенный кирпичом ход. Ей казалось, что сейчас она встретит того, кто должен быть похоронен в этом склепе, но пути назад уже не был. Она медленными шагами продиралась дальше по коридору. Потолок то опускался, то наоборот становился выше. Приходилось то нагибаться, то выпрямляться. Везде на стенах была паутина и кое-где капала вода, так что даже образовались наросты. Наконец, ход раздваивался. Часть коридора уходила налево, часть шла направо. Клавдия посвятила в левую часть, потом в правую, но света было недостаточно для обоих. Что там в конце, было не ясно. Клавдия решила пойти по левому рукаву и не ошиблась. Вскоре она уперлась в небольшую дверь, где-то в половину роста человека. Клавдия подёргала ручку-кольцо, но она была закрыта. Дверка была деревянная с металлическими петлями через всю дверь. Клавдия поднесла свечу ближе к дверной ручке и увидела замочную скважину. Тут Клавдия мысленно себя поблагодарила. Может сейчас она не может открыть эту дверь, но что-то ей подсказывало, что кое-что обязательно нужно сделать. Клавдия вытащила WD-40, вставила соломинку в носик распылителя, направила носик внутрь замочной скважины и два раза нажала на распылитель. На всякий случай! Вдруг ключ найдется. Теперь можно обследовать правый рукав. Ход тянулся вперёд, и казалось, совсем не поворачивал. Клавдия шла прямо, наверное, минут десять. И тут, в конце узкого туннеля Клавдия увидела такие же мелкие и поросшие мхом ступеньки, как в самом начале хода. Ступеньки шли наверх и упирались в деревянный люк с двумя цепями, которые должны были поддерживать открывающуюся крышку. Клавдия поднесла свечу, но не увидела замочной скважины. Значит, люк не заперт. Дальше хода не было, только наверх. Клавдия попробовала толкнуть люк, но он не поддавался. Клавдия опустилась беспомощно на ступеньки. Зачем она вообще за это взялась? Зачем ей дался этот склеп? Слёзы выступили у неё на глазах. Она поставила свечку на пол и подперла ладонью подбородок. Сидела бы сейчас дома и смотрела «Повороты любви» и всё было бы прекрасно. Нет, она сидит в каком-то чулане, вся в пыли и паутине и пытается открыть люк, который может вообще никто никогда не открывал. «13 классов гимназии, 3 года бакалавра, 2 года в магистратуре по литературе, год переобучения на «Геофизике» в Портовой службе и я сижу на ступеньках в каком-то подвале на кладбище и думаю о люке над головой». Прошло, наверное, полчаса, пока Клавдия горевала над своей судьбой. И в конце концов она приняла решение: если сейчас люк открывается, то она идет дальше; если нет, то больше она сюда не залазит и благодарит Бога, что осталась жива.

Только с третьей попытки ей удалось с грохотом и лязгом протолкнуть люк наверх. На Клавдию полетела пыль, мусор, куски паутины, но люк она открыла. Клавдия вылезла наверх и посвятила свечой вокруг себя. Кажется, она поняла, куда попала. Она была в погребе. За последние дни она слышала только про один погреб – погреб Хазельдорфского замка. Вдоль стен стояли стеллажи с бутылками и пара бочек на полу. Ей сразу вспомнился Эмиль Каролайт. Бедный Эмиль встретил тут свою смерть. Клавдию передернуло. Лежал здесь в темноте, пока его не нашли. Ужасно! Люк, через который она сюда попала, находился в самом конце погреба за стеллажом. Клавдия медленно двигалась вдоль стены с бутылками. На стеллажах везде лежала пыль с палец. В помещении было холодно и сыро. Дойдя до конца комнаты, Клавдия обнаружила своего рода холодильник тех времен. На металлических штангах висели крюки разных размеров. При температуре минус три летом, а зимой даже до минус десяти, здесь прекрасно сохранялись продукты. Ей сразу представилась картина, как сверху спускали на этих крюках мясо, как развешивали бараньи ноги на хранение. Клавдия видела это по телевизору. На крюк вешали тушку барана, она висела здесь какое-то время и потом отправлялась на кухню. На кухню! Конечно! Значит, где-то здесь есть кухня! Клавдия подняла свечу выше и над головой увидела ещё один люк. Ход наверх располагался примерно в полуметре над головой Клавдии. Рукой она могла достать. А вот как быть с остальным телом? Да ещё и в погребе было мало кислорода и свеча начала потихоньку гаснут. Как ни пыталась Клавдия поджечь фитиль, свеча больше не зажглась.

Глава 6.

Пришлось доставать телефон и включать фонарик. В этот самый момент раздался входящий звонок. Клавдия от неожиданности разжала руку и телефон упал на каменный пол. Экран отлетел в одну сторону, задняя стенка и аккумулятор – в другую. «Чёрт!»– только и смогла произнести Клавдия. Да что же это такое? Таким образом она осталась без света и без телефона. Она опустилась на колени и попыталась наощупь собрать детали вместе. Ползая на коленках по каменному полу, Клавдия пыталась нащупать хоть что-то. Но все её усилия были тщетны. Ни аккумулятора и сим-карты нигде не было. Ей удалось нащупать только чехол с задней крышкой и больше ничего. Клавдия стояла, как оглушенная. Кто хоть раз в жизни разбивал телефон, тот понимает, что значит остаться без телефона и без симки. Там были все номера телефонов за всю её жизнь. Прошло наверное минут двадцать, прежде чем Клавдия это осознала и приняла то, что она разбила дорогущий телефон. Симку ей не найти и экран наверняка разбился вдребезги. Надо было выбираться отсюда. В полной темноте она проделала обратный пусть. Сперва пробралась к люку за стеллажом и на ощупь стала протискиваться вперёд по подземному ходу. С трудом выбравшись наружу, она сняла перчатки и костюм, спрятала их в лаз и опустила за собой барельеф.

Нужно было ехать на смену в порт. Погода была хорошая, и Клавдия домчалась буквально за два часа. Отработав свою смену, Клавдия ехала домой на баркасе, от порта она жила недалеко. Из-за отсутствия телефона она весь день спрашивала у коллег, сколько время, что многие стали проходить мимо неё и по приколу объявляли ей время сами. Ну ничего! Завтра был день зарплаты, и можно было пополнить запасы и купить новый телефон. Клавдия оставила велосипед на парковке и поднялась к себе. У неё ещё оставалась овсянка для завтрака, полпакета риса, немного молока и почти засохший хлеб. Отужинаем по-королевски!

На следующий день в Гамильтоне опять пошёл дождь, и Клавдии пришлось отправиться на работу на автобусе. С самого утра поливало так, как будто копилось целый год. Клавдия залезла в автобус, в котором уже ехали, наверное, человек пятьдесят. Автобус был длинный, с гармошкой посередине, и всё равно все не помещались. Этот маршрут собирал пассажиров с ближней окраины Гамильтона и привозил их в порт. А так как в Гамильтоне все в основном передвигаются на велосипедах, то с сумками через плечо здесь можно встретить разве что пенсионеров. За плечами у каждого пассажира, который резко пересел сегодня на автобус, был мокрый рюкзак, который он не снимал в транспорте, и всё это происходило в переполненном автобусе. Клавдия уже настроилась выслушать какой-нибудь скандал в душном транспорте, но этого не случилось. Все смиренно ехали на работу, уткнувшись в телефоны.

Порой Клавдия думала, почему Гамильтон такой свободный и спокойный город? Ответ был в плохой погоде. Погода здесь и зимой и летом была такая ужасная, что люди не замечали других недостатков. Дожди лили здесь постоянно. Зима представляла из себя белый сырой холодный туман, который накрывал город. Листья покрывались от влажности слизью. Если случайно задеть листочек рукавом, то след на куртке уже было не отстирать. Клавдия на этот раз была во всеоружии: резиновые сапоги, шапка, плащ и зонт. Вечером её ещё ждала зарплата. Только о её приходе она смогла узнать в магазине, скрестив на всякий случай пальцы на кассе. Телефон, на который приходило оповещение, теперь валялся где-то в погребе Хазельдорфа. Чек на 18 евро прошёл, а это означало для Клавдии, что она снова при деньгах. Вечером ей так захотелось есть, что она подогрела в микроволновке яйца и съела их с булочкой и колбасой. Разомлев от такого сытного ужина, Клавдия мигом уснула и проснулась только с будильником, который случайно забыла отключить вчера.

С утра опять похолодало. Вот так всегда в Гамильтоне: С утра ты можешь одеться в сапоги, шапку, куртку и шарф, а вечером придешь домой со всей одеждой в руках и в солнечных очках на носу. В рюкзаке у Клавдии всегда был «набор Гамильтонца»: солнечные очки и зонтик, сложенный дождевик и кепка.

Приехав на работу, она первым делом сделала заход в буфет. Горячий кофе можно было пить неограниченно. Ещё не известно, во сколько она сегодня вернётся домой. Как назло, Моника постоянно давала Клавдии новые указания. То переделать сводки, то пересчитать данные, то посылала на таможню, то в логистику. Обязательно сегодня нужно было проверить все данные сухогрузов на неделю вперёд, созвониться с главным крановщиком. Сама Моника вышла из диспетчерской, оставив Клавдию со всем разбираться самой. Вернувшись под конец смены, Моника сказала:

–Отчитайся, что ты сделала за день?

Клавдия начала перечислять, совершенно не понимая, чем она вызвала гнев начальницы. Ничего не сказав, Моника отвернулась к экрану компьютера

Моника никогда не отличалась добротой. Никогда не поздравляла никого с праздником. Могла спокойно уйти с работы, ни сказав никому «до свидания». На последнее рождество Клавдия попросила у Моники пораньше уйти с работы, потому что хотела съездить к тёте и помочь с приготовлениями к празднику. На Рождество Эльза всегда варила чечевичный суп и пекла печенье. Вишнёвый глинтвейн варился в этот же день. Потом Эльза и Клавдия шли в местную церковь на рождественскую службу. Чтобы всё успеть, нужно было уйти пораньше с работы. На робкое Клавдино: «Моника, можно мне уйти сегодня пораньше на часик?» Начальница грубо ответила: «Ты здесь работаешь сегодня до 21.00. Да ещё и деньги за это получаешь» – и отвернулась от Клавдии. Больше она не порывалась разговаривать с начальницей. Зато, когда Монике нужно было сходить к врачу с дочкой, она была сама любезность с главным диспетчером. Интересно, а сама Моника, где весь день провела?

Освободившись в полпятого, первым делом Клавдия взяла в аренду велосипед и отправилась в Хазельдорф. Погода к вечеру потеплела и в сетке багажника была гора вещей. Время было уже семь вечера, когда Клавдия свернула к Хазельдорфу. Первым делом она спрятала велосипед в кусты рододендронов. Дёрнув со всей силы за кольцо, открылся уже знакомый ей лаз. Облачившись в рыбацкие одеяния, Клавдия полезла в открывшееся тёмное пространство. Преодолев уже знакомый путь по узкому кирпичному туннелю, Клавдия пролезла в люк, который ещё с прошлого раза она оставила открытым. Оказавшись в погребе, она решила хорошенько осмотреться. Везде висела паутина, от света свечи пауки разбегались в разные стороны. Клавдия поднесла свечу к одной из полок с вином, и на одной из бутылок увидела надпись 1892 год. Эти бутылки стояли тут не менее ста лет. Всё было покрыто слоем пыли с палец. Клавдия чихнула несколько раз и свеча погасла. Снова пришлось лезть за зажигалкой. До верхнего люка Клавдии не хватало где-то полметра. Клавдия отошла в сторону и решила немного передохнуть. В углу погреба висели всё те же огромные крюки для мяса. И тут Клавдию осенило! Ну конечно, крюки! Клавдия схватила один из изогнутых прутьев и стала толкать крышку люка наверх. С трудом открывшийся люк с грохотом отвалился в сторону. В открывшемся проёме было почти также темно, как и в погребе. Нужно было придумать способ попасть наверх. Как ни пыталась Клавдия зацепиться за края люка, ничего не получалось. Она просто болталась несколько секунд, а потом спрыгивала. С её хилыми руками у неё так ничего не получится. Ну что же делать? Как ей туда залезть? Она проделала такой трудный путь, а залезть в последний лаз она не может. Клавдия беспомощно облокотилась на стену. Ей не хватало буквально каких-то полметра. На что бы такое встать, чтобы залезть? В погребе не было ни ящика, ни подставки. Ни-че-го! Только бутылки и крюки! Выбрав два самых длинных крюка, Клавдия зацепила их за край люка и, вставив ногу в изгиб, как в стремя, поднялась наверх. Ей удалось! В тусклом свете свечи Клавдия могла легко разобрать большую печь, множество столового инвентаря. Даже ложки с вилками здесь были на месте. Это была старинная кухня. Сразу за кухней начиналась столовая. Всё было накрыто белыми простынями. Не было сомнений, что Клавдия оказалась внутри Хазельдорфского замка. Видимо Анна-Лиза была бережливой хозяйкой и, уезжая навсегда, все-таки решила сохранить обстановку. Кое-где осыпалась штукатурка и трещины на стенах и потолке выдавали столетний возраст здания. Следующее помещение была гостиная. В гостиной стояли, висели, были подвешены на нитях, располагались на подставках чучела разных птиц, в основном совы и аисты. Это про эту комнату говорила тётя Эльза. Клавдия не верила своим глазам. Чучела выглядели так натурально, что, казалось, вот-вот взлетят. В тусклом свете свечи она видела, как у птиц поблёскивали живые блестящие глаза. Клавдии стало не по себе. Ей казалось, что сейчас одна из сов взмахнёт крыльями и спикирует к Клавдии, а другая начнёт издавать своё уханье. Клавдия поспешила дальше. В соседнем помещении находилась комнаты прислуги. Просто обставленные, они были поделены на мужские и женские. Туда были свалены тюки с постельным бельём, старые чемоданы, старые детские игрушки. Свет из окон почти не поступал в комнаты из-за плюща, отчего казалось, что за окном ночь. Хотя было только девять вечера. В доме было тихо и пахло затхлостью. Клавдия медленно поднималась на второй этаж по деревянным ступенькам, которые вот-вот могли треснуть. В правой части над кухней была родительская половина. Первая комната была для Анны-Лизы, судя по многочисленным пуфикам и банкеткам. Хозяйка видимо очень любила комфорт и обилие мягких тканей. Портьеры были украшены многочисленными кисточками и бантиками. На стенах преобладал розовый цвет и цветочные мотивы. Следующая комната была спальней Каролайта. На стенах висели многочисленные гербарии и гравюры различных сортов яблок и персиков. Обстановка была простая и в то же время добротная. Кожаный диван, большой резной шкаф и столик с умывальными принадлежностями. Всё сохранилось в целости. Из спальни можно было пройти в кабинет. Видимо для того, чтобы Каролайт мог не встречаться с посетителями в коридоре, а сразу мог из комнаты попадать в кабинет, ему сделали отдельный вход. Как и рассказывала тётя Эльза, обстановка в кабинете действительно не изменилась. Множество книг в шкафах, портрет маленького Эмиля с матерью на стене и огромный дубовый стол с резными ножками, украшенными побегами яблони и вишни. На столе стояло чучело совы- неясыти. Клавдия поднесла свечу и увидела, что глаза у чучела были искусно отлиты из стекла, поэтому и выглядело всё натурально. Клавдия заглянула под белую простынь на стене и увидела на портрете кудрявого мальчика лет трёх с большими голубыми глазами. Это был маленький Эмиль с матерью. Женщина на портрете почти не улыбалась, и смотрела в мир холодными, ничего не выражающими глазами. Её можно было бы назвать красавицей, но всё портил пустой холодный безразличный взгляд.

Клавдию заинтересовали книжные шкафы. Полки были забиты до самого потолка. Клавдия вытаскивала книги одну за другой. Чего здесь только не было: старые бухгалтерские книги, договора на аренду земли, инвентаря и лошадей, счета молочнику, мяснику и портным, альбомы по орнитологии, гербарии, книги по почвоведению, календари садовода – всё было аккуратно рассортировано и подшито. Клавдия открывала книгу за книгой и удивлялась, как можно было, например, хранить календарь садовода за 1820 год. Клавдия улыбнулась и вспомнила тётю Эльзу: та бы в момент распрощалась со всем ненужным. Её лозунг гласил: «У каждой вещи в доме должно быть своё место; если места для этой вещи нет, то и вещь не нужна». Чего стоил её многочисленный гардероб! Причём тётя каждый сезон его обновляла и лишнее отдавала подругам или в «Красный крест».

Клавдия полезла на самый верх. Множество папок со старыми счетами, гербарии садовых растений, альбомы по орнитологии – всё было пронумеровано и прошито. Можно было только удивляться, какой порядок царил во всех этих бесчисленных классификациях. Между одинаковыми альбомами с гербариями торчала толстая чёрная папка. Клавдия потянула за торчащий уголок. Сверху была одна единственная надпись «Эмиль». Клавдия открыла папку и перед ней оказались пачки старых писем, адресованных Эмилю Каролайту. Под ними лежали два закладных векселя. Как выходило из документов, дом Эмиля Каролайта был заложен некоему О. Тракко под 500 тысяч марок. В другом векселе был заложен один из садов близ Хеттлинга под 700 тысяч марок. Дата на обоих векселях стояла 1890 год с разницей в один месяц. Один вексель был подписан в мае, другой в июне. А ровно через год не стало самого Эмиля. При тусклом свете догорающей свечи Клавдия не могла ничего разобрать. Придется брать всю папку с собой. Конечно, совесть Клавдии говорила ей, что нельзя ничего брать из чужого дома. Но все хозяева умерли, и врядли будут искать эти письма. Тем более, если Анна-Лиза не забрала их при отъезде, значит они не представляли для семьи никакой ценности. На полке ниже лежали многочисленные чертежи и старые планы садов. Среди посеревших бумажек Клавдии попались на глаза две тетради, где уже сам Каролайт писал про фермерство и описывал свои эксперименты с птицами. Клавдия пролистала содержимое и поняла, что держит в руках дневники Каролайта. Тоже будет любопытно почитать. Недолго думая, Клавдия взяла и их.

Нужно было выбираться из этого старого дома, пока ничего не загорелось от пламени свечи. Клавдии казалось, что даже пыль в воздухе могла воспламениться, и мог начаться пожар. Пару раз горячий воск уже больно обжигал ей руки она чуть не выронила свечку из рук. Не хватало угореть тут со всеми этими письмами и закладными. Клавдия пробиралась назад в надежде не споткнуться и не упасть. В доме было темно. Свеча время от времени затухала, и Клавдии приходилось доставать зажигалку и поджигать фитиль заново. В погребе Клавдия попробовала поискать остатки своего телефона, но нашлись только экран и симкарта. Видимо аккумулятор улетел под стеллажи с вином, а осколки затерялись между камнями на полу. Их найти Клавдия так и не смогла.

Когда Клавдия вылезла из лаза, на улице была уже глухая ночь. Так как церковью не пользовались, то и в ночное время она не освещалась. Главный заезд в город был дальше, а этим пользовались редко. В основном велосипедисты или пастухи, когда гнали овец на дамбу. Ночь была ясная, пел сверчок. Время от времени раздавались крики совы-неясыти. Клавдия спрятала документы и письма в рюкзак и направилась к дамбе. Ночью в лесу была опасность угодить в яму, поэтому Клавдии приходилось изо всех сил крутить педали, чтобы не ввалиться в овраг.

Глава 7

На следующее утро у Клавдии была вечерняя смена, и Клавдия решила отправиться на поиски нового телефона. В окрестных магазинах в центре всё было не меньше 300 евро. Бюджет Клавдии же тянул только на сотню. Пришлось полдня обходить все магазины поблизости, блокировать старую карту и заводить новую. Клавдия никак не могла вспомнить название тарифа и согласилась на уговоры продавца. 30 евро в месяц теперь ежемесячно должны будут списываться с её счёта, вместо прежних 20 евро. Продавец-турок уговаривал, что лучше и дешевле связи нет ни у кого в Гамильтоне. Клавдия ничего в этом не понимала. Старая симка досталась ей с телефоном в комплекте. Клавдия подписала контракт и забрала новый телефон. Теперь можно ехать на работу.

Странности начались, когда Клавдия решила позвонить тёте Эльзе. Сначала связь оборвалась, потом на экране появилось сообщение «Вставьте сим-карту». Клавдия вытащила симку, протёрла её платком, вставила опять. Ничего не произошло. Клавдия потрясла телефон и тщетно. Ничего не поменялось: телефон показывал только время. Ничего не оставалось, как на следующий день после работы отправляться к продавцу – турку опять. Но офис оказался закрыт. Клавдия поспрашивала в соседних палатках, но все продавцы пожимали плечами. Клавдии ничего не оставалось, как отправиться восвояси. Уставшую и злую Клавдию не покидало чувство, что её обманули. Нужно же было поверить продавцу и подписать кабальный контракт на 30 евро в месяц! Теперь она потратит ещё день в банке, пока будет блокировать счёт и заполнять кучу бумаг. На выходе из метро ей пришлось зайти в дорогущий «Водафон» и оформила себе ещё одну симку с новым номером. На этот раз тариф оказался 20 евро против стоимости контракта в сто пятьдесят.

Клавдия включила телевизор и стала готовить ужин. Сегодня она уже никуда не пойдет, а будет смотреть «Повороты любви». Действие сериала проходило в прекрасном спа-отеле в горах. Главная героиня приехала в горную деревню, чтобы отдохнуть от города и встретила в отеле свою любовь. Молодой хозяин отеля сразу же влюбился в постоялицу, но он оказался женат. На протяжении всего сериала влюбленные то сходились, то расходились. Вся история разворачивалась на просторах Баварских Альп. Влюбленные на фоне заливных лугов и пасущихся бурёнок встречались случайно, объяснялись в чувствах и снова обстоятельства были сильнее их. Сериал шёл уже второй год, и Клавдия только удивлялась, что ещё могли выдумать сценаристы. Ну что ещё может произойти в маленькой деревне? Например, в такой деревне, как Хазельдорф.

Клавдия открыла папку с названием «Эмиль». Внутри лежали туго перетянутые пачки писем и закладные векселя. С векселями она разберётся позже. А вот письма действительно могли пролить свет на события тех лет. Все письма были поделены на три пачки. Клавдия взяла первую пачку и разрезала бечёвку. Открывая конверт за конвертом, Клавдия разглядывала корявые закорючки Эмиля. Это были письма молодого человека некой баронессе Катарине Плауш. В основном Эмиль писал в своих письмах молодой даме стихи и признания в любви. Клавдия погрузилась в чтение писем. Выходило, что Катарина и Эмиль познакомились на званном обеде у бургомистра Пиннеберга. Красота молодой Катарины очаровала Эмиля, и он ринулся ухаживать за красавицей. В основном он писал ей стихи, где сравнивал юную баронессу с цветами из его сада. Эмиль признавался в чувствах к юной особе и намекал на вечный союз. Огорчало Эмиля то, что его избранница не торопилась отвечать на пылкие признания взаимностью. То всплывали его несерьёзные увлечения картами, то отец девушки требовал обоснованности этого союза и видел в женихах другого, более состоятельного кандидата. Эмиль даже предлагал девушке сбежать от родителей и уехать с ним далеко-далеко. Но этому не суждено было случиться. Последнее письмо от Эмиля было послано Катарине за три дня до его гибели. В нём он просил его простить и прощался с Катариной, с которой ему не суждено связать свою судьбу. Далее шло стихотворение.

Однажды церковь открыта была,

В зелени липы тонула она,

Орган пел последний хорал для меня,

Дорога к церкви тебя привела,

Объединились здесь наши сердца,

Но на пути ко мне, ты обернись,

Будь осторожна, не торопись,

Призраки ночи следят за тобой,

Того и гляди унесут за собой!

Это было в последнем письме. Больше писем не было. Видимо девушка вернула все письма Каролайтам после смерти Эмиля, а те их надежно сберегли. Клавдия закрыла глаза и представила на мгновение Эмиля, сидящего в своем кабинете и пишущего эти строки. Что хотел сказать Эмиль в этих стихах? От чего предостерегал Эмиль девушку? Клавдия ничего не понимала. Единственное, что приходило на ум, что молодой поэт перед смертью предостерегал возлюбленную от чего-то. Призраки ночи, которые унесут за собой. Эмиль боялся ночи. Может быть, поэтому он устраивал вечеринки по ночам? Чтобы заглушить страх?

Клавдия взяла вторую пачку писем. Здесь уже писал не сам Эмиль, а его друзья. В пачке было семь писем от Отто Эйзенбаха, три письма от Фридриха Ойендёрфера и одно от Огюста Тракко. Клавдия решила начать с писем Эйзенбаха. Все они были короткие, и в основном речь шла о вечеринках в округе: как погуляли, что обсуждали, как хорошо провели время. Эйзенбах писал о своём увлечении скачками и в последних двух письмах яро зазывал Эмиля принять участие в карточной игре. Фамилию Эйзенбах Клавдия уже где-то слышала. Она открыла ноутбук и ввела в поисковике «Эйзенбах». На экране появились ссылки, а слева было фото большого дома в колониальном стиле. Ну конечно! Это же бывший дом Эйзенбахов в Хиршпарке! Сейчас это досуговый центр, а сто лет назад это было поместье в районе Бланкенезе. Клавдия нажала на картинку и открылась статья «Википедии». Оказалось, что старший Эйзенбах занимался всю свою жизнь торговлей табака. Он часто ездил в Латинскую Америку, и привозил от туда новые сорта. Благодаря своим стараниям торговля шла бойко и через десять лет его имя было уже на слуху. Дела шли в гору, и Эйзенбах задумался о наследстве. У Эйзенбаха было двое детей. Старшую дочь он удачно выдал замуж за сына своего компаньона, а вот с младшим, Отто, были вечные проблемы. То юноша напивался до беспамятства и учинял дебоши, то тратил огромные суммы денег на скачках, часто играл в карты. После очередной выходки сына разгневанный отец устроил Отто скандал, урезал иждивение и пригрозил лишить наследства. Младший Эйзенбах жаловался в письмах к Эмилю, что отец устроил ему настоящий разнос и лишил денег до конца года. Теперь Отто вынужден проводить время за скучнейшей в мире работой: сидеть в конторском кабинете и выписывать счета. Работка не пыльная, но молодость проходить, и хочется погулять. Отто писал Эмилю, что было бы здорово, сходить на очередные скачки в субботу и попробовать поставить на Жемчужину – лошадь, в которой он на этот раз уверен. Благо ипподром находился в десяти минутах от его дома. Прислуга, которая приставлена отцом, будет отпущена и можно будет погулять на славу. После скачек можно будет поехать в деревню к Эмилю, пострелять и отметить выигрыш, и конечно насладиться стихами из под пера самого Эмиля.

Клавдия перешла к трём конвертам с подписью «Ф. Ойендёрфер». Фридрих, как и Эмиль, был молодым поэтом. Но талант его затухал в таком городе, как Гамильтон. В то время город состоял из коммерсантов и моряков. Первые вели бойкую торговлю, заключали сделки и подсчитывали выручку. Вторые осуществляли товарооборот и движение товаров по реке. Фридрих как-то совершенно не вписывался в эти рамки. Телосложения он был худого и здоровья хилового. А при гамильтонской погоде он вообще предпочитал сидеть дома. Наследство, которое у него оставалось, потихоньку таяло. Фридрих хотел славы поэта. И чтобы раздавать автографы. И чтобы девушки писали ему восторженные отзывы. И чтобы критика писала в «Гамильтонском вечернем листке» о его таланте. И пока этого не случилось, ему приходилось давать частные уроки местным школьникам и прозябать в типографии, пересчитывая печатные листы.

Клавдия отложила письма. Какие-то странные были друзья у Эмиля. Все хотели либо славы, либо денег. Единственное, что объединяло трёх друзей, были вечеринки, карты и скачки. Время было уже половина двенадцатого ночи. Клавдия отчаянно тёрла глаза. Оставалось ещё одно письмо.

Клавдия открыла конверт. Внутри лежал сложенный вчетверо листок. Там было совершенно формальное напоминание, что через несколько дней подходил срок оплаты по закладным. То есть Эмиль должен был заплатить очередной платеж этому Огюсту Тракко.

Клавдия вытащила из папки закладные. На жёлтых от старости документах было напечатано долговое обязательство. Годом раньше своей смерти, в мае Эмиль взял у Тракко пятьсот тысяч марок под залог дома в Хазельдорфе. Через месяц Эмилю снова понадобились деньги, и он берёт ещё один залог, только уже в семьсот тысяч марок под залог фруктового сада. Через год наступает время оплаты и… Эмиль погибает у себя дома во время вечеринки. Виновных не нашли и долг остаётся не выплаченным. Клавдия положила все письма в папку и погасила свет. Завтра, всё остальное она посмотрит завтра.

Утром перед работой она спрятала папку в дальний угол шкафа, как делал до неё старший Каролайт. Её жильё было арендованным и ключи были не только у Клавдии, но и у старика Тибса. А тот любил нагрянуть с проверкой. Особенно четвертый и пятый этажи были его любимой целью. Пару раз Клавдия находила полностью открытыми все комнаты на этаже, по которым ходил Тибс с помощником и проверял наличие картин и зеркал в комнатах.

Современная живопись, которая была развешена по комнатам, лично для Клавдии никакой ценности не представляла. В основном на картинах были представлены странные животные с тремя ногами и длинными носами или обычная мазня разных цветов. Но для Тибса это были ценные экземпляры, которые он собирал всю жизнь. Видимо его пятая жена не одобряла его страсти к современному искусству, поэтому он щедро развесил всех уродцев на студенческих этажах. Видимо он полагал, что современная молодёжь любит современное искусство. Время от времени он проверял наличие картин. Клавдии было трудно представить молодого человека её возраста, который бы захотел позаимствовать себе картину с лисёнком с одним ухом и без одной ноги, в фартуке в горох, который сидел на полусобаке- полусвинье. Но по договору аренды Клавдия не могла ничего менять внутри помещения, поэтому просто пыталась примириться со странным вкусом старика Тибса.