Читать книгу Быль да небыль. Носок и чулок – не пара - Василь Абзи - Страница 4

,Так. Надоело!''. – Сначала подумала она и, откинувшись на спинку офисного стула, апатично посмотрела на включённый на столе монитор. Сплошные цифры.

– Да сколько можно!? – почти вслух, заступорило её, на этом обычном житейском вопросе. Но, словно нашедшая ответ, она повернулась и посмотрела на своих девчонок.

Её сотрудницы, её помощницы, они сидели, как полагается рядом, и тоже что-то упорно искали в своих включённых мониторах. Только сейчас, их присутствие рядом, ей тоже показалось никчемно затянувшейся рутиной:

– Так, девчонки, что у нас сегодня, пятница!? – уловив, что её мысли начали работать в другом направлении, для них озадаченно, спросила она.

А то ли она спросила, или утверждала, им стало непонятно. Отчего и получилось, что посмотрев на свою начальницу, с каким-то несоображением, они вместе, в унисон ответили:

– Ну да-а, пятница.

– Пятница-пятница, – словесно заклинило её, а мысли побежали дальше, наперегонки, с забарабанившим по столу маникюром. Но эти гонки быстро закончились и она спросила следующее. – Когда вы меня просите, я вас отпускаю!?

– Ну да, – опять озадаченно и послушно пробубнили её девчонки.

– Вот! – Сразу довольным стал её голос. Она мыслила правильно, оттого и улыбнулась ещё раз, по другому взглянув на своих помощниц. – Надоели вы мне, уйду я от вас… Отпустите!?

– Да вы что такое говорите, Лариса Львовна, – ласкающим котёнком, проговорила её помощница Вика, без года неделя вчерашняя студентка, но девочка опрятная и исполнительная.

– Вы нас пугаете, Лариса Львовна, – честно созналась вторая её помощница, уже давно взвалившая на себя все подсчёты по закупке продуктов в ресторан.

– А что я вас пугаю? Когда вам надо, я вас отпускаю и прикрываю. Так!? Факт. Значит, и вы меня сейчас отпустите… и при-кро-е-те, – игривым тоном закончила их начальница, женщина не злая, не заносчивая и, словно их вторая мама.

– Вы, как обычно, шутите, – порою до нельзя наивная, тоже улыбнулась её Вика и также наивно милостиво добавила-разрешила. – Ну конечно, мы вас отпускаем.

– Но учтите, сегодня пятница, завтра суббота, в воскресенье наш законный с вами выходной и встречаемся мы с вами, аж в понедельник. Идёт!? – посмотрела она на другую свою помощницу, уже женщину более менее сформировавшуюся, замуж неудачно вышедшую, и родившая, своему сбежавшему’' сына.

И ей спокойно, с уважительной улыбкой ответили:

– Лариса Львовна, всё сделаем. Вы же нас знаете: будь готов – всегда готовы.

И уже не желающая услышать что-то другое, она просто, как на духу, созналась:

– Что-то, правда, устала. Ждёшь этот единственный выходной, а он, как звезда с неба, вспыхнул и пропал. Как начнёшь с чем-нибудь возиться, так считай на целый день. А в понедельник опять и на целую неделю… эти цифры, цифры… сгори они огнём. Но ничего не поделаешь. Мы же не Софи Лорен, – она натянуто улыбнулась, она вовсе не плачется и специально закончила шуткой. – Собачек и котяток жалеть не умеем. Нам бабам цифры подавай… и побольше, побольше, чтоб аж мозги в компьютерах свихнулись.

Девчонкам тоже понравилась шутливость их начальницы и они, вообще уж благосклонно, как благословили её:

– Да конечно поезжайте, Лариса Львовна. Завтра и сегодня мы всё тут сделаем.

– Тогда всё! Я всё сказала и быстро исчезаю, – с задором проговорила она и первым делом, перебросив курсир на мониторе, она щёлкнула по программе, выключить’'.

Теперь её настроение переключилось на другой ритм. Мысли-иллюзии, мысли-оптимисты, – это-же совсем другое дело, чем нежелание даже видеть себя в зеркале. А тут, непонятно откуда, и из каких таких резервов, появляется бодрость и ты уже не вяло плетёшься, лишь бы дойти до чего-то, а с каким-то подплясывающим задором. И пусть она воочию не видела всех этих физиологических процессов, ей это может ни к чему, но закрыв дверь своего кабинета с другой стороны и прежде ещё раз сказав девчонкам, Пока, не скучайте’', именно эту переменчивость Лариса Львовна в себе и почувствовала. Мозги заработали, как отличные часики’'.

Её, когда-то гимнастические ножки, с классическим размером 37–38, они уже знали куда идут и её округлые бёдрышки им озорливо подыгрывали. Любой грузин бы ей сказал, а за ним и другие:,Ах, Лариса Львовна, в ваши сорок восемь, вы ни то, что ягодка, вы только ещё её цветочек’'.

И надо отдать ей должное: женщина, родившая двоих детей, так прекрасно и приятно выглядит. Глаза и веки без морщин, чистейшая брюнетка, что не надо даже краситься. Причёска с волосами до плеч, а её повседневно ухоженные руки, каждый раз излучали игру каких-то красивых движений, в которых не было фразы:,Яблоко, дура(!), возьми!’'.

И их Вахо, их рекомендованный её братом повар грузин, который ни разу не был в Грузии и интеллигентно родился в Москве, и к которому, она сейчас пришла на кухню, он и подчёркивал ей каждый раз:

– Ах, здравствуйте-здравствуйте, Лариса Львовна. Улыбку на лице, я вижу. Вашу к ней красоту, я вижу, и даже, если мои руки пахнут овощами, я всё равно хочу поцеловать вашу ручку. Прелесть ручку, ангелочки пальчики.

И ей, как женщине, конечно же, было приятно. Отчего, она также игриво, как и он, отдавала ему свою ладонь и пыталась при этом над чем-нибудь пошутить. И ей нужна была эта шутка, иначе она не смогла бы скрыть того, что чувствует и видит.

Он нежно брал её руку в свою тёплую мясистую ладонь, недолгим взглядом окутывал её, словно видит всё её тело и с трепетным обожанием прикосался губами, к её ожидающей поцелуя ладони. Всё это происходило быстро, естественно при встрече, у других людей на глазах выглядело игриво и с прибаутками, но её же не обманешь: есть тёплые поцелуи и отдающие трепетом, а есть и холодные, заранее предполагающие какую-нибудь формальность. Его же поцелуи были тёплыми. А останься они одни, он завладел бы ею не раздумывая. Но этого нет и не было. И ей кажется, что быть не может:,Не надо! Зачем!? Она лучше лишний раз на эту кухню не зайдёт’'.

И также сейчас, снова отшутившись друг от друга, и приняв серьёзное выражение лица, она, незаметно стесняясь, попросила:

– Вахо, сделай мне сегодня доброе дело.

– Лариса Львовна! – Рыцарем всех времён и народов сразу встрепенулся он. – Что нужно?

– Хочу с семьёй уехать на выходные. Устала.

– А лето какое, Лариса Львовна. Вы всё правильно сделаете, – по-грузински умело, будто встретил свою гостью, поддержал её Вахо.

– Сделаешь мне что-нибудь, на двоих взрослых и для ребёнка. Что-нибудь днём перекусить и вечером, чтоб у костра посидеть. Сделаешь? А я утром заеду, или Женя может заедет, и заберём.

– Всё сделаю, Лариса Львовна. К обеду вам приготовлю, в контейнеры расфасую. А мясо замариную и тоже в контейнер. Сделаю курицу и свинину, чтоб было помягче.

– Да. Хорошо. Спасибо тебе.

И их шеф-повар Вахо, также обворожительно, опять улыбнулся ей и перешёл на ласкающий тон:

– Лариса Львовна, не надо спасибо, Мне и так хорошо, что мы с вами любим друг друга.

И она тоже ему улыбнулась:

– Ты неисправим.

– А зачем(!?), Лариса Львовна. Я ваш и навечно. И ещё раз целую вас, целую и целую. Я всё сделаю, не переживайте. Вам же, приятно отдохнуть.

– Ладно, хорошо. Давай, пока. Не утруждайся слишком, – и благодарно улыбнувшись уже напоследок, она пошла на выход. При этом спиною чувствуя, что Вахо восхищённо пронизывающе и с определённой страстью смотрит ей вслед.

Уже давно переваливший за полдень день был по-июльски солнечным и жарким. В такие дни, сама погода говорит и спрашивает у людей:,Что вы забыли в этой массе машин и подплавленного солнцем асфальта!? Бегите, люди! Бегите туда, где солнце, воздух и вода’'. И вышедшая из ресторана Лариса, одетая во всё белое и по хлопковому лёгкое, она уже определённо себе наметила: в эти вдруг прорвавшиеся к ней выходные, она поедет завтра с Женей на их участок, в Завидово, в этот тихий и огромный заповедник, где будет просто наслаждаться его природной тишиной. Вода!? Пожалуйста! Сразу за их участком находится огромный пруд. Выходи и купайся. Свежий воздух!? А что может быть свежее, за сто километров от Москвы, в той огромной лесной массе, где к тому же, она с удовольствием пойдёт за ягодами и за грибами. Как ходила когда-то, со своей любимой и покойной бабушкой. Ну, а солнце, его сейчас, хоть отбавляй. Только успевай и убегай, из этой чокнутой и на деньгах помешанной Москвы. Как и этот их ресторан, который никуда от них не денется и в который затащил их однажды, её и Женю, её ни меньше чокнутый брат. Кажется уже всю Москву заполонивший своими ресторанами. Хотя на самом деле, она, конечно же, была благодарна своему брату. Долго не общались, долго не разговаривали, поругавшись, как часто бывает, из-за какого-то пустяка, но он первым пришёл к ней однажды и мило как-то сказал:,Хорош, сестрёнка, обижаться. Завтра принимаешь ресторан, Кавказская пленница’‘. Мой первый ресторан, заметь. Сама возглавишь бухгалтерию, а своего молодого обалдуя поставишь директором. Поэтому, давай, извинимся друг перед другом. Одни мы с тобой остались родственные души… ну и полный вперёд''.

А пообещав подумать, чтоб не с бухты-барахты, и без вычурности довольная, что они помирились, она, конечно же, дала ему согласие, затем с большим удовольствием взявшись за что-то близкое ей и родное. И с Женей этот момент особо тоже не обсуждался.

Парень занимался всякой ерундой и чаще бывал обманутым. А тут серьёзная работа, хорошие деньги и она его просто поставила перед фактом:

– Завтра пойдёшь и начнёшь вникать во всё, что нужно…

И Женя, естественно, обрадовался, а для неё приятно спросил:

– А как же ты, ведь ты беременна?

Но она мило ему улыбнулась:

– Разберёмся…

И ещё через день, она уже вошла в её ресторан, его внегласной хозяйкой.

Без особых трудностей, доехав на машине до дома, что подарил ей брат на её день рождения, она поднялась на лифте на свой этаж и открыла входную дверь своими ключами.

– Ура-а! Мама… мама пришла, – завизжав от восторга, к ней навстречу выскочила дочурка и принялась, по-детски счастливая, обнимать её.

Следом за нею, и так рано явно её не ожидающая, вышла пожилых лет женщина. Её волосы были коротко стриженными, местами заметно поседевшими, но они до сих пор не утратили свою вьющуюся пышность. А её маленькие глаза, уже задетые глубокими морщинами, кажется всю жизнь смотрели на людей, с неким послушанием и добротою. И когда Лариса, – а она разрешила этой женщине так себя называть, при этом сама обращаясь к ней с отчеством, – увидела эту женщину на пороге своей квартиры и услышала её первые слова, прозвучавшие мягким материнским тоном, то она сразу почувствовала, что именно эта женщина станет няней её дочурке.

И так оно и получилось: интуицией, или сердцем подсказанное, её не подвело. В этом доме, доверить что-то, она могла теперь только этой женщине. Ей просто в этом плане повезло.

– А ты, что так рано? Мы ещё и спать не ложились, – и обрадованно, и удивлённо спросила эта женщина.

– А вот так вот, не ждали, да!? – отпуская дочурку, из своих опустившихся к ней рук, с задором ответила Лариса. – Их не ждали, а они пришли.

– Ждали-ждали, мамочка. Можешь не притворяться, – вместо няни заголосила дочурка.

И на душе у неё, будто появились крылья. Что ещё человеку нужно, когда он видит счастливых и дорогих его сердцу людей.

– Отпросилась с работы. Устала что-то, надоело. Весь день хочу дома побыть и ничего не делать. Разрешаете!?

– Разрешаем-разрешаем, – опять залопотала её дочурка и озорливо-серьёзно добавила. – Мы с няней уже покушали, а теперь ты должна пойти и покушать.

– Покушаю, моя сладкая, обязательно покушаю. Дай только маме немножко посидеть и отдохнуть.

– Разрешаю! Но только не долго.

И улыбка опять неудержалась на её лице:

– Слушаюсь, моя хорошая. Немножко отдохну и… кушать!

Она прошла в большую комнату, села, как с удовольствием свалилась на диван, и жестом руки пригласила няню посидеть рядом с нею.

– У вас как, нормально всё? – когда женщина тихо присела на рядом стоящее кресло, из вежливости спросила она.

– А что у нас, – мягко и тепло отозвались ей. – Или прыгаем и скачем, или мышками сидим… бормочем со своими куклами. Хотела уже спать её положить, и ты как раз пришла.

– Вы не волнуйтесь, я сама. Если у вас есть какие-то свои дела, то я вас отпускаю. И хотела бы попросить вас. Мы с Женей завтра уедем, вы останетесь одни. Мы приедем только в воскресенье вечером. Вы сможете у нас остаться?

– Да, конечно, смогу. А вы поезжайте, жара вон какая стоит. То сплошные дожди два дня, то вон какое пекло сразу. Лишний раз на улицу не выйдешь. Так что поезжайте непременно, а за нас даже и не волнуйся.

– Да я бы может и с собой её взяла, даже так и думала сначала. Но дом, это дом, а природа, это природа. А как подумаешь, что там эти змеи, комары, а за Ксюшкой, сами же видите. Тут сто глаз нужно, и то, не уследишь.

– Нет-нет, всё правильно. Я тоже была бы против, чтоб вы брали её с собой. Подрастёт когда, другое дело. Но не сейчас. Да ещё в это Подмосковье… А вы взрослые, вы поезжайте.

– Вы тогда с субботы на воскресенье останетесь у нас, а за воскресенье я вам отдельно оплачу. – Ну перестань, Ларис, что ты в самом деле. С моими

,болячками’‘ где б я ещё такую работу нашла. Всё хорошо, не надо мне никаких доплат.

– А я говорю вам: надо! И не спорьте со мной. Завтра я дам вам деньги и плюс оставлю, чтоб вы куда-нибудь сходили, или съездили. Сами придумаете что-нибудь. В парк пойдёте, погуляете, в кафе какое-нибудь зайдёте. Дома, чтоб не торчать два этих дня.

– Хорошо, я поняла. Тогда я завтра пораньше приду.

– Да. Я тоже думаю пораньше надо… чтоб пробок ещё особо не было, проскочим по быстрому. Да и чучундрик наш, ещё ни свет, ни заря соскочит. Хоть и выходной будет, а поспать ведь всё равно не даст.

– Дети, что тут скажешь. Ложатся рано. Рано и встают… Ну тогда я пошла, мешать тебе не буду, – вставая с кресла, стеснительно и предусмотрительно, засобиралась женщина.

– Нет, если хотите, посидите ещё. Чаю попьём.

– Нет, не надо. Ты так меня разбалуешь. Да и всё равно домой идти. Дома и напьюсь. А завтра к половине восьмого, ни в девять, я подъеду.

– Всё, договорились, – уже провожающими словами, благодарно произнесла Лариса.

Всё двигалось к хорошим выходным, а те далёкие отголоски, её когда-то одиноких отчаяний, давно уже ушли и канули куда-то. Не с ней всё это было, или может Судьба так желала, чтоб сначала, она почувствовала всё плохое, насытилась им, как следует, а потом уже, ей открыли другую калитку’'.