Читать книгу Куда кого посеяла жизнь. Том XI. Избранное - Василий Гурковский - Страница 31

Мы даже представить себе не могли, что нас ждало буквально через несколько минут. Абсолютно тихая, теплая, удивительно красивая при полной луне, южная ночь, расслабляла и умиротворяла, не предвещая никаких неожиданных неприятностей. Ну, не клевала рыба – да и ладно, всякое бывает, зато ночь такая прекрасная и мы, впервые, легально, побывали на бригадном озере!.

Примерно так думал каждый член нашей «десантной» рыболовецкой группы. Не получилось сегодня- значит получился в другой день….Главное – что завели знакомство с очень нужным для нас человеком, сторожем – дедом Гришкой, значит – это была не последняя для нас рыбалка на этом озере….!. Но это так думали мы….

Когда первые ребята вошли в проход, на яркую при лунном свете, песчаную дорожку, из кустов выскочили три огромные собаки и с бешенным лаем, бросились к ним. Естественной реакцией, был наш общий рывок на выход.

Первым бежал тот самый Вася, племянник сторожа, я следом за ним, остальные ребята несколько сзади. Смотрю – Вася рванул с места, а потом – заорал диким голосом, упал на бок и начал с диким криком, кувыркаться на месте. Я бежал за ним и, когда он упал мне под ноги, я уже не мог остановиться, наступил ему на ногу и метра три пролетел в воздухе. Потом – упал, быстро вскочил и побежал дальше, не понимая, что происходит и ожидая нападения собак….Потом отбежал еще метров пятьдесят, остановился и сел. Никто за мной не гнался, зато со стороны озера, доносилось что-то невообразимое – лай разъяренных собак, отчаянные крики пацанов, дикий смех и многоэтажный мат деда Гришки.

Пока я отходил от всего происшедшего, постепенно подковыляли избитые и исколотые мои коллеги-рыболовы.

Как позже выяснилось, причиной всему стал несносный, а точнее – садистский характер деда Гришки. Вроде бы разрешив нам ночную рыбалку, он тщательно готовил нам изуверский сюрприз. Впустив нас на территорию озера, и прекрасно зная, что ходим мы все босиком, он насыпал по краю выходной дорожки колючек, полосой метра в три.

Я до сих пор не помню, как называлось то растение, круглым плоским кольцом покрывающее землю, на котором вырастало множество мелких, жестких, многоигольных плодов-колючек. Мы их в детстве называли «кавунчиками». Очень неприятно, скажу я вам, когда наступишь босой ногой даже на один такой «кавунчик».

Дед же не поленился набрать много таких колючек и усеять ими единственный выход от озера. А потом просто ждал, когда мы будем возвращаться с рыбалки, зная заранее, что мы все равно ночью ничего не поймаем….

Когда мы начали стягиваться к выходу, он спустил на нас своих собак, но не дал им свободу, иначе они нас просто бы порвали, а держал их на длинных веревках. С помощью собак, он хотел заставить нас бежать…на колючки. А когда ребята начали падать и кататься по земле, прокалывая различные части тела, дед стоял рядом, и длинной, специально приготовленной для этого, лозиной, стегал этот ребячий клубок, вдоль и поперек, с диким смехом, и всеми, что он знал, многоэтажными матами….

Так он отплатил нам за помощь и так подтвердил свое разрешение на рыбалку….Насладившись зверской экзекуцией, он забрал собак и ушел к бригадному стану, а бедные «рыбаки», еще часа два выковыривали колючки из разных частей тела и отходили от побоев.

Для нас, пацанов тех суровых лет, выросших на лучших природных человеческих чувствах, главной нанесенной нам обидой, были не те побои и колючки, которыми нас отблагодарил сторож, а вопиющая несправедливость. Если бы он сказал нам – нельзя, мы бы ничего к нему не имели бы. Раз нельзя – значит – нельзя. Мы же не для обогащения просились на рыбалку, большинству из нас – просто нечего было кушать.

А он, даже с учетом своего уровня, катался, как сыр в масле на бригадных харчах, считая, что и рыба в озере – Его рыба, и овощи, и бахча в бригаде- Его, в первую очередь. Мы знали, что выходя через день на работу, дед Гришка всегда брал с собой литровую бутылку вина…для бригадира, обожающего этот напиток и смотревшего сквозь пальцы на все проделки сторожа.

Именно такую – подлую несправедливость, не могли понять и простить ему наши, прошедшие через многое с детских лет, неиспорченные детские сердца. Его никто за язык не тянул, никто ему не приказывал и не обязывал, что-то для нас делать. Да ведь никто и ничего у него не просил. Мы помогли ему, чем могли, а он, в порядке «оплаты», устроил нам такую показательную порку, наплевав в наши детские души.