Читать книгу Боярский сын. Книга вторая: Сотня специального назначения - Василий Лягоскин - Страница 5

– Да, душевно посидели, – подумал Николай, оглядывая небольшую компании, которая, по его мнению, уже устала отдыхать, – не так часто выдается вот так, как прежде… А как прежде? Как в «нормальном» мире, где нет холопов, и где мне, боярину Шубину, не влом спеть пару песен для своих подданных? Но это, конечно, здесь, где нет лишних глаз и ушей. Где можно и схулиганить, не опасаясь неудобных вопросов. А если и будут такие – опять «включить» боярина – строгого, но справедливого. Который делает, что хочет. А главное – делает, потому что имеет на это право. Вот как сейчас, подниму настроение двум иностранцам, загрустившим отчего-то. Вспомню, так сказать, «молодость», в Иностранном легионе. Был там такой весельчак, из итальяшек. Тоже бренчал на гитаре каждую свободную минутку. Вот тогда не знал автора его песенок, думал, что сам сочинил. А теперь почему то знаю, что это всемирно известный, в том мире, конечно, Тото Кутуньо. Ну ка, память, выручай.

Шубин запел, чувствуя, как в горле уже немного першит. Но от этого один из шлягеров его прошлого был еще приятней в звучании; интимней, что ли. Тут уж без недоуменных, но по прежнему восторженных взглядов не обошлось. Но Николай был уверен – неудобных вопросов ему никто задавать не будет.

– Пока сам не объясню, конечно, – усмехнулся он, – а – нет. Кажется, ошибся. Вон – Анфиса что-то хочет спросить?

Оказалось, что Анфиса Никаноровна склонилась поближе к нему – чтобы никто рядом не смог услышать – вовсе не с вопросом, а с просьбой:

– Коля, жалко мне девицу. Чахнет ведь. Только работой и живет.

– А ребенок? – удивился Николай.

– Нежданный, – вздохнула женщина, – напоминает о самых ужасных днях в ее жизни. Потому с ним больше дядька Белкин тетешкается.

– А что сама Соломония?

– Домой ее тянет, хоть и не говорит прямо. Жутко ей здесь, на Руси. Не приняла она эту землю… вот как я.

– И что теперь? – спросил Николай так же негромко, найдя взглядом Соломонию, которая действительно, что называется, сбагрила сынка старому казаку, – я то ее не держу.

И добавил про себя: «Ага – что было нужно от нее, уже получил. Вот такая я бессердечная сволочь!».

– Не решается к тебе подойти с просьбой. Через меня спрашивает разрешения связаться с семьей, с отцом.

– А есть такая возможность? – заинтересовался Николай.

– Есть, как не быть такой. Нужен Камень-накопитель, а разговорник она сама сделает.

Боярин нахмурился – о таком Узоре в исполнении Соломонии он не слышал.

– А может, еще что утаила? Или.. эх, я болван – что еще скажешь?! Нет бы спросить прямо у девки – какие еще Узоры знаешь? А я все конкретно к ней – а как вот это? Как вот с таким быть? Вот вернемся, и озадачу ее. Пусть все выкладывает, что знает. А потом – катится, как говорится, на все четыре стороны. Насильно мил не будешь. Хотя и обидно, понимаешь…

Он достал из кармана тонкую пластину – ту, которую когда-то вручил ему разоблаченный «агент» Тайного приказа Белкин.

– Пусть пробует, – кивнул он, передавая артефакт Анфисе.

Но тут же передумал, подозвал Соломонию к себе. Так бы и вежливость проявил, джентльменством называемую. Но сейчас был немного зол, а потому проявил другое чувство, или право; право господина. И Соломония явно почувствовала, что время расслабленности, дозволенное боярином и себе, и окружающим, прошло. И потому подошла с опущенными к долу глазами, и демонстрируемой явно готовностью исполнить любой приказ господина. И взяла в руки артефакт, и начала с ним работать, неторопливо и подробно описывая каждое свое действие. Хотя видно было – нетерпение едва не сжигает ее изнутри. И все таки оно прорвалось – когда из пластины раздался недовольный голос; на италийском наречии, конечно. Ну, тут было понятно – важного господина, которым, несомненно являлся, или считал себя отец Соломонии, потревожил кто-то незваный, с незнакомого «номера».

Но потом все изменилось – как только Соломония сначала робко, а потом все громче и быстрее начала тараторить на родном языке. Так, что Николай с трудом успевал разве что общий смысл улавливать. Но тут и просто домыслить можно было – жива-здорова, сейчас у другого «господина», с которым несравненно лучше. Но все равно домой, к батюшке с матушкой тянет, аж сил нет.

Тут она прервалась, глянула на Шубина с робкой улыбкой и толикой подозрительности. Явно вспомнила недавний шлягер на итальянском, который позволил себе Николай. Но общение по магической связи не прервалось. Теперь так же экспрессивно вещал отец юной артефакторши. Функции «громкой связи» у артефакта, конечно, не было. Но тонкая струйка воздуха вполне себе заменила боярину эту кнопку. И теперь он даже без слов Соломонии знал, что один из богатейших, как охарактеризовал себя сам итальянский иудей, людей Флоренции, не пожалеет ни сил, ни времени, ни денег, чтобы вернуть домой, в семью, младшенькую, любимицу.

– Ну, насчет его времени и сил мне как то по барабану, – едва заметно усмехнулся Николай, глядя, как дядька меняет посты из четверки казачков, – а вот от денег, конечно, отказываться не буду. Кто бы что не сказал. Но, думается, никто и не возмутится. Больше того – сказали бы, что дурень стоеросовый, если бы отказался. Жизнь тут такая, понимаешь!

Однако договорить Соломония по «международной» связи не успела. Раньше на поляне поднялась суматоха, причиной которой явился всадник, в буквальном смысле настегивавший бока своей коняги плеткой. Николай, знавший, как трепетно относятся казаки к своим, да и чужим тоже, животинам, тут же вскочил, готовый принять самые худшие вести. Ну, и естественно, отреагировать на них, как он умел.

А весть действительно была из рук вон плохая. Просто отвратительная, на взгляд Николая.

– Беда, боярин, – просипел казак из замковой охраны, соскочив с коня и едва удержавшись на ногах, – нападение на замок!

– Как?! – вскричали одновременно Николай и его дядька, казак Дементьев.

С разным подтекстом, конечно, но вскричали. Впрочем, Шубин на такие «мелочи», как чувство вины в голосе дядьки, внимания не обращал; он ждал ответа, одновременно скомандовав жестом: «Собираемся!».

Можно было и бросить тут все – ничего путного уже и не оставалось. Но пара минут еще было. И казака, все еще не отдышавшегося выслушать, и самых неторопливых подогнать – ту же бабу Нюру, и Авраама с детьми.

– Некомбатантов, – нашел определение Николай, дослушав, наконец, короткий рапорт казака, – вот и дождались удара. Кто бы это мог быть?

Ситуация, со слов опытного, но сейчас несколько растерянного («А это от расхлябанности и веры в нерушимость крепостных стен!») казака выглядела… неоднозначной. К воротам замка подъехала крестьянская телега с грузом – что тут было необычным? Да и ждали ее. Только вот вместо привычного возчика оказался умелый диверсант, в считанные секунды расправившийся с двумя не самыми хилыми казаками. Потом откуда-то появились еще несколько башибузуков. И все это практически без единого звука. Так что боярская твердыня могла быть захвачена, что называется, «без штанов». Но – и это первая несуразица – в донжон неприятель врываться не стал. Сразу же помчался в помещения крепостной стены.

– К оружейке, – мрачно констатировал Николай, уже разворачивая «Ласточку» на пятачке, – а точнее, к мастерской, в которой мы с Авраамом оружие секретное мастерили. Да и смастерили уже, кстати. И убрали – как чувствовал – сюда, в тайники. Чтобы всегда под рукой было. Но и там, в мастерской, много чего интересного было. И заготовки, и пара образцов, уже практически готовых. А главное – станки! Как с ними? Не их ли враг незнакомый тащил в мешках? По рассказу казака – очень тяжелых, так что сгибались твари под тяжестью груза. Кстати, никаких мешков в бывшей оружейке не было. Так что с собой принесли. И какой из этого вывод? А все просто – знали наперед. Значит, есть в замке «крот». Ну, или кто из приходящих, кто имел возможность увидеть, или предположить что-то интересное. И передать эту информацию; или самому организовать налет. И кто у нас кандидат номер один? Ага – майор Никитин, конечно. К мастерской его не подпускали, но поглядывал он в ту сторону, поглядывал. И зачем ему это? Ну, напрямую спросить, наверное, не получится. Точнее, не нужно мне этого. У него. А вот у налетчиков – почему нет? Если поймаем, конечно.

С этими словами Николай затормозил у ворот замка, откуда еще не убрали злосчастную телегу. Ждали хозяина, очевидно; и его команд.

Но боярин, кивнув дядьке: «Разбирайся тут!», – сам помчался наверх, к мастерской, дверь в которую, как он полагал, была запечатана очень надежным Узором.

– А, нет, – констатировал он достаточно спокойно, – нашелся умелец. Распечатал.

Впрочем, спокойствие его покинуло, как только боярин перешагнул порог. Он разве что не зарычал от ярости, увидев внутри комнаты картину погрома. С первого взгляда не было даже понятно – унесли ли отсюда что полезное, и если унесли, то что конкретно. Потому что тут, внутри, царил натуральный железный бедлам. Стены мастерской, который сам же Шубин обработал Узором для полной бесшумности за их пределами, не дали казаку-посыльному, или тому, кто его послал, расслышать, что творилось тут совсем недавно. А тут кто-то славно поработал кувалдой. Той самой, которая зачем-то хранилась в углу помещения; в комплекте к другим инструментам, так сказать.

– Ни разу ведь не использовали, – усмехнулся Николай уже спокойнее, – вот до сегодняшнего дня. И что мы тут имеем?

Он «включил» вкупе с Силой Воздуха еще и Металл. И тут же встрепенулся – что-то невесомое, неразличимое для других, не наделенных таким Даром, вело за пределы комнаты.

– А вот это вы зря, ребята, – хищно улыбнулся он, – аккуратнее надо быть, аккуратней.

Назад – к круговому коридору, и лестнице вниз – он шел уже не так торопливо. Проверял себя, и обретенную недавно способность работать… сейчас просто улавливать даже мельчайшие проявления Металла. А точнее – вот этой конкретной его разновидности. Николай сейчас не пытался разложить витающие в воздухи крохи, или их следы на составляющие части. Просто закреплял их в памяти – чтобы не спутать с другими, аналогичными. Которых в его окружении хватало. Да что говорить – он и сейчас нес на себе пару килограммов «железа». Еще больше было на казачатах, и дядьке, которые еще не знали, что их глава уже взял след. По которому команда и двинулась – без спешки, привычным походным шагом, переходящим когда надо в бег. Разбираться же с последствиями набега он оставил Анфису Никаноровну и Артемия Палыча.

Ни дядька Михаил, ни, тем более, казачата, вопросов не задавали. А Дементьев еще и подтвердил уверенность Шубина, который следовал вперед, словно пес, вынюхивающий добычу по воздуху. Разве что ноздри не раздувал.

– А ведь есть след, Николай Ильич, – кивнул дядька, когда боярин в очередной раз сбавил темп, – опытный враг попался, это точно. Но вот один тут лишним был. Думаю, с таким «ходоком» далеко уйти не успеют.

– Да им далеко идти и не нужно было, – хмыкнул Николай, первый уловивший – с помощью Воздуха, конечно – слабые запахи конского пота и навоза.

На полянке, где отряд немного перевел дух, действительно были хорошо различимы следы стоянки.

– Восемь лошадей, – определил казак, пробежавшийся по поляне, кажется, совсем бессистемно, – двое здесь оставались. И тоже – один опытный чертяка, а другой словно первый раз в лесу оказался. Значит, ввосьмером они сюда явились, без заводных. Значит, недалече куда отсюда направляются.

– Ну, это не факт, – покачал головой Николай, – пусть даже груза у них прибавилось, очень нелегкого груза. Но тут ведь как – сейчас они до трассы выйдут, а там ищи ветра в поле. В любом постоялом дворе отдохнуть можно. Да и лошадей… Нет – менять, да покупать не будут – явный след останется. Так что поспешим, братцы…

Темп передвижения, впрочем, не поменялся. Силы отряда Николай берег. Тем более, что выскочив в какой-то момент на Пекинку – так он по-прежнему называл окружную дорогу вокруг Владимира – боярин убедился, что след он держит надежно. Хотя запахов; людей, повозок тут было немеренно. Но это недолго. К вечеру, когда команда практически без отдыха отмахала уже два часа неспешным бегом, путников на трассе, ведущей в сторону Москвы, стало гораздо меньше. А еще через полчаса дядька, опять догнавший бежавшего впереди парня, спросил, демонстрируя вполне ритмичное дыхание:

– Что-то не так, Николай Ильич? Почуял что?

– Ага, – с таким же выверенным, ничуть не изменившимся с начала похода дыханием (вот они – регулярные тренировки!), ответил Николай, – нашли. Вот в этом постоялом дворе и засели. Думаю, до утра тут отдыхать будут. Ну, или кого ждать…

По очень приблизительным прикидкам боярина, они совсем немного не добежали до Лакинска. Если, конечно, этот городок здесь существовал.

– Ага, – добавил про себя Николай, – и пивзавод при нем. Эх, и попили же мы его… когда-то…

Почему пробежали мимо? Этого вопроса дядька задавать не стал. Понятно же – вломиться вот так, без подготовки, в постоялый двор, где, быть может, людей посторонних, что говорится, полна хата. Можно нарваться так, что весь поход окажется плачевным. Противник, по словам того казака-посыльного, был вполне опытным и опасным. И крови не жалел. Единственный вопрос сейчас был – разглядел ли часовой, или часовые, которых у врага не могло не быть, отряд, пробежавший по трассе мимо двухэтажного здания, огороженного высоким и крепким забором. И который остановился уже в небольшой березовой рощице по левую сторону по ходу движения. По мнению Николая, их могли и не заметить. А если и заметили – что ж, мимо же пробежали.

К постоялому двору крались втроем. Сам Николай, и Дементьев с сыном. Не потому, что последним он доверял больше, чем остальным казачатам (хотя и это тоже, конечно) – нет, опытный казак с Захаркой на сегодня были лучшими в скрадывании неприятеля. Сейчас это было главным умением для начала операции. Ну, а самого Николая по прежнему вели к цели ничуть не ослабевшие от времени и расстояния эманации Металла. Которые, как оказалось, вели прежде всего в длинное и приземистое здание; позади за основным, двухэтажным. Судя по запахам, и всхрапыванию отдыхавших животных, это была конюшня. Часть эманаций, кстати, вели внутрь самого двора, но основное было здесь; как предполагал Николай – в тех самых мешках, или походных вьюках.

Теперь в дело вступили казаки. Николай только подсказал им, едва слышно:

– Двое внутри. Я так полагаю, что это наши «клиенты». Живыми нужны. Справитесь?

Дядька не ответил; лишь глянул укоризненно. Ну, или Николаю так показалось в темноте. Впрочем, не показалось – он теперь умел «видеть» не только глазами, но и Даром, одним из проявлений которого и было оперирование чувствами. Своими и чужими. Пусть пока несовершенное, с малым опытом, но вот так, рядом, Шубин хорошо прочел эмоции и опытного казака, и его нетерпеливого напарника. Впрочем, внутрь темнеющего даже в ночи зева ворот конюшни казачок скользнул не менее ловко и бесшумно, чем его многоопытный отец. Ну, и шума борьбы издавал… да не было борьбы, по большому счету. Пара караульных, оставленных тут для присмотра похищенных ценностей, и лошадей, даже не успели почувствовать, что уже не свободны в своих устремлениях.

Боярин, вошедший в конюшню уже неторопливо, не скрываясь, увидел вполне ожидаемую картину. Как увидел? – да с помощью еще одного артефакта, магического фонаря. Почти такого же, как те светильники, которыми были снабжены все комнаты в его замке, только меньших размеров и переносного. Узкий, направленный в одну точку луч осветил поочередно и казаков, и двух не самых мелких бойцов, которых сейчас вязали дядька с Захаркой. Точнее, казачок вязал, а старший уже стоял над поверженным, и аккуратно «упакованным» противником.

Никуда тащить их Николай не собирался. Пока. Допросить – да, но именно здесь и сейчас. Потому что не знал графика смены караула; да и без всякого графика мог заявиться кто-нибудь из подельников вот этих…

– Захар – беги за нашими, – велел он казачку, – да не забудь напомнить, чтобы потише там. Особенно Артем да Павел Большой.

Меньшого Павла уже не было, как и его деда, казака Никитича. Но крупного, даже громадного, и очень сильного парня по прежнему называли так. В подвижности, и ловкости он прибавил очень неплохо, но по сравнению с остальными казачатами Пашка, как и кузнецкий сын Артем по прежнему сильно проигрывали.

Захарка улыбнулся, и растворился в ночной тьме. Ну, а Николай, уже привычно сотворив над собой, и над местом предстоящего допроса купол, сквозь который не мог проникнуть ни единый звук, кивнул старшему Дементьеву: «Начинай!».

Опытный казак приступил, используя один из старых казачьих способов – начал энергично растирать уши врага – того, кого сам и связал Так энергично, что Николай даже поежился, представив, что такую экзекуцию проводят над ним самим. А насколько ладони дядьки были сильными и жесткими, он знал… на собственном опыте. Вот и вражина сейчас испытал; невольно в первый момент выдав достаточно важную информацию.

– Пся крев! – выдавил он из себя болезненный стон, и тут же замолчал.

– Ага, – озадаченно воскликнул внутри себя Николай, – поляк! И что теперь?

Польского языка ни прежний боярич, ни нынешний боярин Шубин не знал от слова «совсем». Ну, кроме уже прозвучавших внутри купола, да еще пары словосочетаний, одно из которых и вырвалось из груди пленника; со всей мощью его не самых слабых легких. Шубин же, вместе с дядькой, с улыбкой воспринявшие этот призыв к помощи вкупе с тревогой, задал себе еще один вопрос:

– И что пшекам от меня надо? Или не от меня, а от батюшки? Старые, так сказать, долги? Или, быть может, банальный промышленный шпионаж? Следили за графом Стрешневым, а потом и за мной – как наследовавшему графу самое ценное. Артефактора с мастером Металла. Нет, что-то не сходится. Откуда тогда информация о мастерской в замке? Или это просто исполнители. Хотя… как-то глупо нанимать поляков. Куда проще, и незаметней своих, доморощенных послать. Тем более, что русского языка этот мужичок не знает. От слова совсем. Ага – знает, ругательные. А дядька-то каков – по польски шпарит, как на родном. И где только научился? Да понятно где – в очередном походе военном, конечно. Может быть, еще до службы у батюшки моего. И что мы имеем?

Имели не так много. Разве что подтверждения мыслей боярина. В табели о рангах вражеского отряда этот воин стоял не очень высоко. И сейчас, после не такой уж и суровой обработки казаком, рассказал следующее. Отряд поляков числом в полсотни бойцов «квартировал» в подмосковной усадьбе, имени хозяина которого поляк, назвавшийся Анжеем, не знал. Использовались наемники – всем отрядом, или вот как сейчас, малой частью – не часто. Хотя, вылазки были, как не быть. Судя по тому, как судорожно замолчал в какой-то момент боец, достаточно кровавые. Предположения его Николая не сильно интересовали, но все же на заметку боярин взял – наемников явно придерживали для какой-то акции.

Ну, а сегодняшнюю сопровождали двое приданных; совсем не бойцы, по мнению Анжея. Один явно был Одаренным; тот, который с основной группой и проник в боярскую твердыню.

– Ага, – решил Николай, – он и взломал дверь в мастерской. А второй…

А второй, как понял Шубин вместе с дядькой (ну, это опять по эмоциям последнего проследилось) со слов поляка, был надзирающим за группой. По происхождению, к изумлению Николая, британец. Он даже переспросил через Дементьева Анжея. Тот энергично покивал:

– Да-да, точно британец. Хотя с паном Всеславским по польски говорил. Но я то их, снобов английских, хорошо знаю…

Уточнять, откуда такие знания появились у бойца, Николай не стал. Кивнул дядьке; по особому так кивнул, обозначая: «Пока не надо, давай второго». Что именно «Пока» – тоже объяснять не было нужды. Ввязавшись в тайную войну, да еще в чужом государстве, такие наемники чаще всего пропадали без всяких следов. Вот и Николай сейчас не видел никакой необходимости оставлять этому мужику, да и остальным тоже, жизнь. Жестоко?

– Нет – справедливо, – решил для себя Николай, и никто внутри него слова поперек не сказал, – их выбор. Особенно учитывая, что двух казаков у меня порешили. Да еще того крестьянина, у которого подводу «позаимствовали», скорее всего тоже. Так что, как говорится, «око за око», ну и так далее.

Второй пленник ничем существенным, поверх того, что уже сообщил Анжей, поделиться не смог. Николай даже именем его интересоваться не стал. Разве что этот хлопец – а был он гораздо моложе Анжея, и куда как говорливей и испуганней – сообщил, что времени до смены караула осталось совсем немного.

Дементьев с подачи боярина уточнил – есть ли в польском отряде такое понятие, как разводящий караула? Кивнул, узнав, что таких нет, и опять взглянул на Шубина с немым вопросом в глазах. Теперь Николай кивнул уже совсем по другому. С фатальным для двух наемников значением. Еще с оттенком в решении, который дядька, кажется, уловил. Ну, или сам оказался сегодняшней ночью совсем не кровожадным. По крайней мере, оба поляка отошли в иной мир безболезненно. Даже, показалось Николаю, не осознав этого факта.

Дядька же, свернув обоим наемника шею, как курятам, даже не перекрестился. И внутри него ничего не шелохнулось – это Николай ощутил точно. И смотрел старый казак на своего господина спокойно и уверенно. Как бы говорил: «Вот, Николай Ильич, выполнил я твой приказ. И считаю его правильным. И ответственность всю перед Господом богом готов на себя принять, хотя приказ был твой».

– Ну, уж нет, – теперь уже натужно улыбнулся боярин, – отвечать будем вместе. И перед людьми, и перед богом. Потому как единая команда теперь. Ну, да ладно – о высоких материях потом думать будем. Сейчас завершить нужно дело. Так же бесшумно, и без следов. Что особенно важно. Потому что докладывать никому об этом рейде, и его результатах не собираюсь. По какой причине? Да по такой, что уже взял на себя функции государственного правосудия. А оно ох, как не любит этого.

Оставался еще один вопрос – стоит ли самому участвовать в следующей фазе операции. Решил, что не стоит – навыков юных бойцов его дружины должно хватить с избытком. Ну, еще и с подсказкой самого боярина. Точнее, в этот момент Одаренного. А он снаружи, вот с этого самого места подстрахует. Есть теперь такие возможности.

Смену караула приняли в свои руки Артем с Пашкой Большим. Приняли незатейливо – двинув каждый своего противника кулаком по макушке. Этих наемников Николай даже расспрашивать не стал. Тем более, что одного – того, кого «приласкал» своим кулаком Пашка, и допрашивать не получилось бы – не было у Николая Дара Смерти, или Некромантии. Боярин лишь покачал недовольно головой; а дядька и вовсе показал Павлу кулак, пообещав тем самым парню дополнительные тренировки. Впрочем, Шубин и за собой часть вины чувствовал. Приказал: «Принять», – но подробностей не довел. Вот, Павел и принял противника; по своему.

Внутрь постоялого двора, отправились дядька с Захаркой и Семеном Буденным, и все те же здоровяки. Расположение комнат, в которых остановился наемный отряд, подсказали первые двое пленников. Ну, и Николай, использовав Силу и Ветра и Металла – в момент, когда открывалась дверь перед сменой караула – подтвердил эти сведения. Приказ же был один – тут боярин строго поглядел на Пашку с Артемом – спеленать, и притащить оставшуюся четверку в конюшню. Живыми.

– И все вещи при них тоже. Но прежде, – тут Николай кивнул остальным казачатам, явно нервничающим от того, что остались не у дел, – сторожей у ворот по тихому обезвредьте. Так, чтобы только к утру очухались. Справитесь?

– Справимся, Николай Ильич, – слитно, обрадованно и вполголоса кивнули разом оставшиеся четверо казачат, – не сомневайтесь.

Боярин все же послал дядьку на подстраховку – когда боевые холопы были уже снаружи. Дементьев и вернулся первым, кивнув боярину удовлетворенно: «Молодцы – все сделали, как надо!».

Чего хотел добиться Николай, вот этим своим сваянным на коленке планом? Не только выжать по максимуму информацию, но и отвести от себя и своего отряда всякие подозрения. По плану этому для всех отряд наемников, разместившийся на постоялом двору, внезапно, посреди ночи, «усыпил» ударами по голове караул у ворот, и исчез, в неизвестном направлении. А что другой отряд – боярина Шубина, бросившегося в погоню за супостатом? Так не догнали; не нашли. И тут, в этой придорожной гостинице, никто из них не был. Ага, вот именно так.

Дядька с парнями тоже не оплошали. Хотя противник у них был куда как серьезней. Особенно старший из поляков, шляхтич Болеслав Всеславский. Этот был настоящим рубакой. Но засады у своих дверей не ждал. Самим же легким оказался захват Одаренного, коренного русака Федора Пашкина. Того самого, который взломал дверь в мастерскую Авраама.

– И что теперь? – размышлял Николай, – глядя на этого испуганного, буквально трясущегося от ужаса мужичка, – пожалеть его только на этом основании? Так на его руках крови ничуть не меньше, чем у того же шляхтича. А может, и больше. Сам, конечно, глотки не резал, но без него, считай, не одна такая кровавая операция не случилась бы. И это только с поляками. А без них… точнее, до них? С графом Семеном Васильевичем Дурасовым, в подмосковной усадьбе которого и свила себе гнездо самая настоящая банда. Как там распределялись роли? Какие связи между графом и поляками, да англичанами? Это мы у них самих спросим. А может, когда-то и у самого графа. А пока, милок, отдохни. Может, еще о чем спросить нужно будет.

Шляхтич, сопротивлявшийся допросу дольше других, все же сломался – после того, как дядьке «помог» Николай. Казак внезапно проявившимся навыкам в ведении полевого допроса у воспитанника внешне удивляться не стал; хотя – понял Шубин – заметочку в памяти сделал. Ну, и ладно. Главное – результат был. Никаких записей, конечно, не велось. Но на свою память боярин Шубин в последнее время не жаловался. Так что последние четыре месяца жизни польского отряда, который прошел на русской земле, были запечатлены в мозгу, в нужных ячейках, очень основательно. Ну, и из предыдущей походу на Русь тоже запомнил много чего. Особенно касаемо двух схронов, уже на территории польского государства.

– Лишним не будет, – решил Николай, – прервав перечисление паном Всеславским сокровищ, которые хранились там.

Может, таким образом заносчивый, и такой горделивый недавно шляхтич хотел сохранить себе жизнь, Или еще что имел в виду? Николай его планами на будущее интересоваться не стал. Потому что знал – таких планов просто нет. Причем, в такой степени, какой обыватели даже не могли себе представить.

Британец, назвавшийся русским именем, Ванькой Чижовым, и показавший отличное владение русским же языком, ничего нового не сообщил. Потому как и не знал ничего, чего не знал бы шляхтич. Разве что о планах другого британца, сэра Эндрю Николсона, тоже гостившего у графа Дурасова, мог рассказать. Но – не знал. Слишком мелкой сошкой оказался, при этом сэре. Боярин даже переглянулся с Дементьевым, пожавшим плечами – и зачем посылали только такого? Николай даже не стал разоблачать этого мелкого исполнителя. Ну, и показывать собственное знания английского языка тоже.

– Может, и пригодится еще, это вот неведение, – решил он.

Оставался вопрос с лошадьми, на защиту которых – пока безмолвную, но уже отчаянную – встали казачата; прежде всего Буденный. Николай вздохнул, и доводить ситуацию до глухого брожения среди дружины не стал. Хотя и понимал, что ни во что серьезное такой душевный протест вылиться не сможет. Да ему и самому было жалко пускать под нож ни в чем не повинных животных. Была бы нужда великая, так отдал бы приказ, не поморщившись. Теперь же не стал. Решил, что восемь лошадей, появившихся в конюшне боярина Шубина, чужого внимания не вызовут. Даже стал прикидывать, как будет отвечать на вопросы – если они у кого возникнут. А потом рассердился на себя:

– Какие вопросы?! Пусть идут лесом такие задавальщики. Моя конюшня! Кого хочу, того и держу там. Решено.

Другой вопрос – с пленными – решали поэтапно. После того, как кони, груженые имуществом, и похищенным у Шубина, и реквизированным у чужаков, оказались за пределами постоялого двора; за воротами, закрывшимися за караваном. Ну, и казачата вмести с ними. Заканчивали «дело» дядька с воспитанником. Разделили, так сказать, роли – согласно умения и талантов каждого. Казак все так же, не шелохнув в душе ни единой струны, свернул шеи остававшимся в живых врагам. А потом отошел в сторону, чтобы поглядеть уже на работу боярина. Тот же, внешне и внутренне такой же спокойный, приступил к своей части работы. Уже опробованной в деле, кстати. Единственное волнение, хоть и небольшое, было связанное с тем, что условия, конечный результат должен был оказаться несколько иным. А именно – не оставить за собой ни одного следа. Такого, как в случае с графом Стрешневым, или его лабораторией.

– Разве что сильный Одаренный сможет обнаружить, – решил Николай, приступая к конструированию нужного плетения, – но и то, только сам факт проявления здесь Дара.

Боярин формировал теперь не купол, а сферу, что в принципе сделать было даже проще. Сложность состояла втом, что сфера эта не касалась нижним своим краем утоптанного земляного пола конюшни, а верхним стропил крыши; потолка как такового здесь не было. Да ничего эта сфера, подпитываемая толстым жгутом Силы, не касалась. А еще внутрь нее нужно было поместить восемь недвижных тел. Не вручную, конечно – используя Силу Воздуха. А потом внутри закружилось, завертелось. Теперь в памяти Николая выплыла другая аналогия. Стиральная машина-автомат, которая сейчас буквально стирала с лица земли крохотный кусок вселенского зла и грязи. Вместо воды и стирального порошка там было Электричество, перемешивающее сейчас внутреннее пространство до однородного состояния. До такого, в котором не было уже ни грана человеческой плоти, ни обычных молекул и атомов, которые, согласно дуалистической теории, плавно превратились в энергию.

Вот последнюю Одаренный и вернул себе, с некоторым прибытком, ничуть не волнуясь от того, откуда этот прибыток появился. И еще одним нововведением было – сфера не исчезла разом, вызвав тем самым хлопок от ворвавшегося в пустое пространство воздуха. Нет, она сжималась, как шарик, выпускающий из себя воздух по толстому жгуту. До тех пор, пока не превратилась в точку, исчезнувшую на глазах двух свидетелей этого процесса.

Николай же, его творец, даже ладоши не отряхнул, поскольку ничего и никого ими не касался. Просто кивнул Дементьеву:

– Пошли отсюда, дядька. Ночи летом короткие, а дел у нас сегодня еще много…