Читать книгу Улан. Экстремал из будущего - Василий Панфилов - Страница 8

С этого дня в его контубернии началась совсем иная жизнь. Игоря приняли за своего. Выделили лавку для сна – широкую, немногим у2же привычной ему односпальной кровати; тонкий войлок, чтобы укрываться, и набитый сеном мешок в качестве матраса, от последнего попаданец сразу же отказался, попросив обычный войлок. Дали и сундук с многочисленным имуществом: сапоги и опорки, мундир и старенькую мещанскую одежду для грязных работ; щетку для одежды и всевозможные «аксессуары» для двух «служебных» лошадей.

– Сходи-ка за водой, – сунул ему ведра в первый же день действительной службы конопатый Андрей, как только Игорь вернулся в избу после упражнений с клинками. Безропотно взяв деревянные тяжелые ведра, он натаскал воды и спросил Андрея:

– Еще чем помочь?

– Да чем ты поможешь – ты ж из бар, явно руками работать не привык, – неожиданно словоохотливо ответил тот.

– Ну так надо же привыкать.

Так и повелось, что Русин взял на себя немалую часть хозяйственных хлопот – готовку, починку одежды, еще какие-то мелочи. За это его освободили от уборки того же навоза – уланам почему-то неловко было видеть его с вилами. Чистить лошадей, которых выдали попаданцу, пожалуйста, но с навозом – ни-ни. Лица у солдат сразу делались деревянными, и вилы отбирались. То же самое было и другими «грязными» работами. В чем тут причина, он пока не разобрался, а сослуживцы не спешили его просвещать.

К слову, условия содержания оказались очень недурными – уланам было положено пятнадцать рублей в год, плюс доплата продуктами. Часть денег удерживали за все хорошее, да жалование задерживали, да какие-то поборы… Но вообще-то говоря, хватало. После всех задержек, пошива мундира (за свой счет!) и прочих расходов на руках оставалось около пяти рублей – плюс продукты – очень много продуктов.

Вроде как и не самая большая сумма, но если учесть, что крестьянская лошадь стоила от тридцати копеек… Паршивая, правда – уланская стоила ОТ пяти рублей, но все-таки. Ну и цены: килограмм муки – копейка, работящий крестьянин – тридцать рублей, это если какое мастерство за душой, а так – рублей десять, а может, и того меньше. Девка – пять…

Выдавали и алкоголь – чекушку и около трех литров пива каждый день. На взгляд попаданца – дикость несусветная, он прекрасно знал, насколько алкоголь вреден. Вреден хотя бы тем, что сильно ухудшает реакцию. Так что от выдачи алкоголя он отказался, решив брать деньгами. Контуберния было попыталась надавить на него – дескать, им бы отдавал. Однако к алкоголизму парень относился резко отрицательно и отказался категорически. Как ни странно, но это только прибавило к нему уважения.

Были и минусы в солдатской жизни: так, «общежитие» попаданца в восторг не привело. Пусть благодаря многочисленным соревнованиям он не раз ночевал по общагам и гостиницам низкого класса, но… Там были стиральные машинки, душ и прочие блага цивилизации. Здесь – портянки, баня два-три раза в неделю и наличие массы непривычных мелочей, начиная от туалета во дворе с сеном или мхом в качестве туалетной бумаги, заканчивая многочисленными культурными маркерами, которые важно было соблюдать. А было их превеликое множество – необходимость класть ложку только выпуклой стороной вверх, регулярно молиться (и не волнует, что назвался католиком, или ты нехристь?), переступать порог избы только с правой ноги…

Все это раздражало, но заодно держало в тонусе, заставляя не зацикливаться на провале во времени, а учиться, приспосабливаться, вживаться. Ничего, получалось… Но попаданец прекрасно понимал, что среди… хроноаборигенов затеряться никогда не получится, чему порукой было регулярное удивление сослуживцев от самых естественных для него привычек.

* * *

– Ишь, – одобрительно сказал Андрей, – сурьезный парень. Что пиво да водка вредны – это он, конечно, загибает, но так… Сурьезный.

Уланы немного поговорили, «обмывая косточки» новому сослуживцу, и пришли к выводу, что…

– Ен далеко пойдет, да и правильно – достойный человек, – деловито подвел итог Никифор. – Явно из бояричей, но воспитан правильно – по-русски, хучь и чудно маленько.

* * *

Были у военных и другие источники дохода, помимо жалования и «кормовых». Во-первых, совершенно официально разрешалось забирать трофеи как на поле боя, так и в разграбляемых городах. А во-вторых, всевозможные промыслы. Несмотря на достаточно высокий доход, денег не хватало многим – кто пил, кто помогал родным, кто играл в кости…

Разрешались, и снова официально, всевозможные промыслы – не в ущерб службе. Занимались кто чем – подряжались охранять купеческие лавки (оказывается, разбойников в Петербурге и окрестностях было много), занимались мелкой торговлей, делали какие-то поделки… Да в общем – кто во что горазд.

Интересно, что у «пяхоты» выбор промыслов был значительно шире – им не возбранялось и огороды копать за деньги. Уланам же – «невместно», засмеют.

Времени на это хватало – у ветеранов, разумеется. Сам Игорь и его свежеиспеченные коллеги крутились намного больше, что и понятно – набрать форму значительно сложнее, чем поддерживать ее.

Муштра? Была, но совсем не такая, как он себе представлял. Никакого КМБ и прочей дедовщины, просто с ним начали заниматься: рубка, владение пикой, пистолеты, устав и прочее. Занимались индивидуально, и не только с ним. Задав прямой вопрос личному (!) «сэнсэю» Никифору – сивоусому и рябому вояке в возрасте за сорок, которого совсем недавно по каким-то «политическим» соображениям перевели в контубернию Русина, попаданец получил в ответ полный удивления взгляд.

– А-а, да ты ж немчин, у вас все по-другому, – быстро отошел «сэнсэй» и растолковал «политику партии»: – Эт пяхоту нужно учить сено-солома – там жа дурней набирают по рекрутскому набору, охотников мало. Ну и кого деревенский сход аль помещик в солдаты отдадут? Забияк, да дурней, да лентяев, да неуживчивых. Вот и держат в узде да сено-солома орут. А потом уж, когда замуштруют до потери сознания, становится проще учить – они свою придурь поглубже прячут. Ну тогда и без палок и кулаков дело идет. У нас же – только охотника, публика-то другая. Знаш, какой отбор идет? У-у!

Никифор важно уставился на попаданца и, подняв корявый палец, произнес:

– Мы единственный лигулярный уланский полк в Расее[11]. Понимаш?

Игорь понял и проникся – ему и в самом деле повезло. Он прекрасно понимал, что вряд ли выдержал бы пехотную муштру, и на попытку «сунуть в морду» покалечил бы «совальщика».

Пусть учеба была и индивидуальной, но легкой она не становилась – рубка, джигитовка, владение пикой, кистенем…

– Ты это, – воровато оглянулся Никифор серыми глазами по сторонам, когда вручил ему кистень, – понимай, что это не уставное оружие и нам не положено. Глаза закрывают, но при офицера2х не доставай, тогда им придется наказать тебя. Понимаш?

К концу лета курс «молодого улана» был освоен – все-таки основа имелась, да серьезная. Чисто технически парень мог дать фору большинству ветеранов, но вот на практике они то и дело подлавливали его на каких-то мелочах, которые можно узнать только на собственном опыте.

Вообще, в жизнь полка Игорь вливался неплохо – пусть и по-своему. Его упорно считали «немцем» (и это несмотря на имя!) и барином, но своим – правильным. Он охотно рубился с каждым желающим, щедро делясь приемами и уловками из спортивного фехтования, учил простейшим навыкам рукопашного боя… Словом, делал все, чтобы не скучать.

Привыкнув к адреналину, здесь он начал чувствовать себя как на пороховой бочке, появилась раздражительность, которую хотелось выплеснуть на окружающих. Если вначале положение спасала новизна обучения – та же джигитовка-вольтижировка была делом достаточно рискованным, а уж конный бой и подавно. Но мало, мало…

– Че скучаешь, – приятельски толкнул его в бок Андрюха.

– Да тошно, – честно ответил попаданец, – я привык к… риску, в общем.

– Эт тебе кулаки почесать надобно, – по-своему понял его сослуживец.

– С кем?! – аж взвыл парень. – Найди мне таких!

Это и в самом деле стало проблемой – по местным меркам, рукопашником он был запредельно высокого уровня.

Вот в конном бою Игорь уступал большинству ветеранов, но последние брали опытом, умением «чувствовать» лошадь[12]. С лошадьми же у него было пусть и очень неплохо, но до уровня «хорошо» пока далековато. Там же, где требовались личные качества и атлетизм, парень безусловно лидировал. Но…

Вот, например, упражнение, когда, стоя на раскачивающемся бревне, нужно было пикой попадать в такую же раскачивающуюся мишень или какие-нибудь мячи, скрученные из тряпок, он проделывал блестяще, но верхом на лошади – значительно хуже. Увы, но лошадь не спортивный тренажер и имеет собственный характер – свой у каждой.

В город молодых пока не выпускали – что-то типа карантина. Карантин этот не для того, чтоб не сбежали, а чтоб полк не опозорили. Если попаданец выглядел вполне браво и мог дать отпор любому забияке хоть на саблях, хоть на кулаках, да и при общении с вышестоящими бы не растерялся, то вот остальные новобранцы… Тут все печальней – не зря считалось, что для обучения нормального кавалериста нужно не менее двух лет. Чтобы те не выглядели ряжеными, да с самооценкой еще не все в порядке, да… Да много такого набиралось.

– В город хочешь? – неожиданно обратился Никифор. – Я с капралом поговорил, тот с поручиком. Со мной или с кем-то из стариков можно. Потом и сам будешь ходить – как освоишься.

Никифор и сам давно уже должен был получить звание капрала, как и многие другие старики. Однако по какой-то причине начальство считало важным иметь дефицит унтерских чинов. Так что старики командовали, но официальных званий не было. Почему – они вроде как не знали, какая-то «высокая политика» офицеров полка.

В город Игорь ехал при всем параде, как, собственно, и все остальные. Парад этот заключался в высоких сапогах с раструбами, суконных штанах синего цвета, красном мундире до колен и каске – полк был создан на основе драгунского, поэтому сильно отличался от уланов иррегулярных. Обшлага, полы мундира, отвороты воротника – все было разных цветов, и выглядело все это довольно попугаисто, однако уланы жутко гордились своим обмундированием и огорчались равнодушием новичка. Чтобы не расстраивать их, он запомнил, что обозначает каждый цвет (при создании опирались на геральдику!) в мундире, но на этом все. Ну и понятно, запомнил гвардейские мундиры и мундиры всех полков, квартировавшие в окрестностях Петербурга.

Пристегнув к поясу карабелу, парень вывел из конюшни свою Звездочку и дождался прихорашивавшихся коллег. При виде клинка Андрей неодобрительно покачал головой, он предпочитал сабли с утолщением на конце, предназначенные чисто для рубки.

– Опять ты со своим прутиком, – проворчал он, – то ли дело у меня, как рубану, так коня пополам.

– Ты еще попади по этому коню, – охотно поддержал Игорь дискуссию, – и главное, меня с собой не сравнивай.

Это да – был он пока что самым мелким из уланов, да и самым легким – ранее полк-то был драгунским, а там набирают достаточно рослых и крепких парней. Сам же попаданец с его ростом в сто семьдесят два и весом в шестьдесят три прошел «кастинг» благодаря возрасту (подрастет еще) и владению клинком.

– Так жрать надо, – включился Тимоня из соседней контубернии, – а то мы не видели, как кошка ешь, не больше.

– А зачем мне вес? – удивился парень. – Сила, выносливость – понимаю. Но вес? Зачем? Я и так сильнее всех в полку.

– Сильнее-то сильнее, вот только вид у тебя несолидный, – наставительно произнес Трифон, – взглянешь на тебя…

Тут он замялся, потому что попаданец сам на него глянул, «включив рысь».

– Тьфу, – сплюнул Трифон, – на тебя как раз как взглянешь, так и обоссысся!

Так, смеясь, и въехали в город, а точнее, в предместья. «Настоящий» Петербург оккупировала гвардия, а бодаться с ней… Как, если там добрая треть – дворяне? Мало того что оружию учат их с детства и силушкой они отличаются от вчерашних крестьян (харчи-то другие, да и голода не знают), так еще и последствия. Так, за сломанный нос солдату из обычного полка можно было отделаться выговором, а то и поощрением – если драка была честной, а противник – из «конкурирующего» полка. А вот сломать нос дворянину… Последствия хуже.

Нет, большинство из них были нормальными людьми и за «вавку», полученную в честной драке, претензий не выкатывали, но встречались и поганцы. Вот только беда в том, что связи у этих поганцев были куда как лучше, чем у вчерашних крестьян и мещан.

Ехали, глазея по сторонам, практически «светский» выход по меркам улан. Ну и нужно сказать, что смотрят прохожие на них в большинстве своем одобрительно.

– Ето потому, что мы воевать-то умеем, а озоровать не приучены, – пояснил Никифор. – В других полках так озоруют, что и не знаш – зачем такие защитнички нужны.

Подкрутив ус, он подмигнул дородной бабе лет тридцати пяти, шедшей навстречу с прикрытой тряпкой корзиной, и, выпятив губы трубочкой, послал воздушный поцелуй. Та зарделась и замахала на него рукой. «Сэнсэй» сделал странное движение глазами и усами, отчего баба совсем разомлела и раскраснелась.

«С такими методами ухаживаний мне вряд ли что-то светит», – озадаченно подумал попаданец. Пока он думал о святом (о женщинах – что же еще может быть святым у парня в шестнадцать лет?!), они приехали на какую-то площадь, где стояло сразу несколько трактиров откровенно забегаловочного вида. Перед ними толпились подвыпившие и явно пьяные солдаты, то и дело затевавшие кулачные поединки.

– Вот тебе и место, чтоб кулаки почесать, – довольно произнес Никифор, повернувшись к Игорю.