Читать книгу Князь-пират. Гроза Русского моря - Василий Седугин - Страница 5

Суздальский князь Юрий Долгорукий возвращался в свои земли из Киева. По пути остановился он в селении Кучково. Принадлежало оно одному из старейшин славянского племени вятичей Кучке. Селение располагалось на высоком холме, при слиянии рек Москвы и Неглинной, и было огорожено частоколом; от ворот неширокая дорожка спускалась к пристани на Москве-реке, с причалом, сооруженным из бревен, к нему были привязаны лодки и пара небольших суденышек. А вокруг, до самого края земли, раскинулись безбрежные леса, густые, непроходимые, дремучие.

Не хотелось Юрию посещать Кучково, уж очень не понравился ему молодой хозяин Степан. Жил он с двумя малолетними сыновьями один, жена умерла после родов. Бывают же такие люди! Кажется, нет в нем особых заслуг, не блещет умом, а вот гордости, а вот самомнения хоть отбавляй! Кажется, ни слова тебе плохого не скажет, не унизит, но смотрит на тебя свысока требовательным взглядом, будто ты ему что-то должен, и расстаешься с ним с каким-то гнетущим чувством то ли неловкости, то ли неизвестно какой вины. Таким был Степан Кучка, поэтому и старался избегать его Юрий. Но что делать, по пути из Киева в Суздаль ни объехать, ни обойти селение Кучково, стоит оно на большой дороге и вынуждает каждого путника проехать через него или остановиться в нем.

Грохоча колесами по бревнам, переехали деревянный мост через реку Москву и стали подниматься на холм. Из ворот выскочили слуги, приняли коней, понесли поклажу. Навстречу вышел Степан Кучка. Напряженное лицо, цепкий взгляд синих глаз, суховатая ладонь с крепким пожатием. Он улыбался Юрию, кривя тонкие сухие губы узенького рта, и говорил звонким голосом:

– Милости просим, князь, в наш терем. Располагайся в нем, чувствуй себя как дома, а уж мы расстараемся, угождая тебе.

В селении насчитывалось до полутора десятков различных построек. Рядом с двухэтажным теремом боярина стояли домики с двухскатными крышами и маленькими окнами; примыкали к ним сараи для скота; рядом с частоколом виднелась длинная конюшня, как видно, принадлежавшая самому хозяину. Пространство между постройками было уложено жердями, концами вставленными в пазы бревен. Посредине селения стояла небольшая деревянная церквушка.

Юрий по наружной лестнице – с крышей и резными столбами – поднялся на второй ярус, вошел в просторную горницу. В ней стояли стол, два стула, возле стены располагалась деревянная кровать, на стене драгоценный ковер восточной работы.

– Отдыхай, князь. Я распоряжусь баньку истопить, попаришься с дороги, а вечером пир небольшой устроим в твою честь. Нечасто случаются такие важные события в нашем глухом краю, народ соберется с превеликой охотой!

– А что отец, в отъезде? – спросил Юрий, снимая с себя верхнюю одежду и сапоги и с наслаждением растягиваясь на кровати.

– Отец зимой погиб в лесу, медведь задрал. Охотники открыли логово, вот ему захотелось взять косолапого. Азартным охотником был покойный! Но не повезло ему на этот раз, рогатина сломалась, такой зверь огромный попался…

– Царство ему небесное, – перекрестился Юрий, вспоминая всегда деятельного и подвижного боярина. Он ходил как-то вприпрыжку, словно боялся куда-то опоздать, одет всегда с иголочки, будто собирался на свидание.

Банька оказалась на славу, с сухим паром, березовыми и дубовыми вениками; напарившись, выбегал на берег и кидался в Неглинную. Вышел Юрий из бани и почувствовал себя легко, как будто во второй раз родился.

Вечером за длинным столом собралось до трех десятков человек, выпили за здоровье князя, хозяина, гостей. Стол ломился от мяса, дичи, рыбы, соленых и жареных грибочков.

– Жениться тебе надо, боярин, – говорил Юрий, развалясь в кресле. – Детям женский пригляд нужен, да и тебе тоже.

– Отец мне невесту сосватал в Ростове, – искоса поглядывая на князя, отвечал Степан. – Против моей воли хотел женить, да вот не успел.

– А что, не приглянулась тебе девица?

– Из боярской семьи, весьма уважаемые люди. И дочка у них видная, даже очень хороша собой. Только не пришлась она что-то мне по сердцу. Рад, что ничем все кончилось.

– Из селянок бы выбрал. В таком большом хозяйстве одному не управиться, помощница нужна.

– Из селянок? Влюбилась в меня тут одна. Дочка купеческая. Проходу не дает. Не знаю, как отвязаться.

– Хорошенькая?

– Да сам погляди. Третья с конца стола, что справа.

Юрий склонился над тарелкой, ложкой зачерпнул мелких маслят и отправил в рот. Потом посмотрел в край стола, взглядом отыскивая купеческую дочку. Та, что предстала взору, разочаровала его. Худенькая, с веснушчатым лицом, вздернутым носиком, она в свои семнадцать лет казалась совсем подростком.

Но он сказал:

– Хорошая девушка. Самостоятельная, деловитая. И лицом пригожа.

Степан недоуменно поглядел на него, потом прыснул:

– Скажи еще – красавица! Умеешь ты заливать, князь!

– Наверно, у нее от женихов отбоя нет…

– А знаешь, и вправду надо признать: парни вертятся около нее, только все напрасно. Она их всех отшивает!

– Вот видишь, я был прав: девка-то приметная!

Юрий некоторое время рассматривал гостей, спросил:

– А та, что напротив твоей девушки сидит, кто такая?

– Ну, эта действительно красавица!

– Так кто она?

– Муж у нее конюшим моим был.

– Почему – был?

– Не остерегся, под копыто лошади попал. Полчерепка снесло.

– Надо же! Мужчины гибнут на поле боя, а тут… Значит, вдовушка?

– Князь, ты едешь к жене, а на вдовушек заглядываешься?

– А что ж такого?

– А вдруг не примет?

Юрий посмотрел на Степана долгим взглядом, хотел ответить, что, дескать, не твое дело, но хмель брал свое, хотелось похвалиться, побалагурить, и он не выдержал:

– Ты забываешь, что у меня жена – половчанка!

– Ну и что?

– Как – что? Половцы – язычники, у них сохраняется многоженство. Не знал, что ли?

– Ну знал, и что с того, что многоженство?

– А то! Девушек с раннего детства приучают к мысли, что у мужа будет несколько жен и много наложниц. Поэтому они не ревнуют своих мужей. И когда их благоверные гуляют по другим женщинам, то это считают в порядке вещей.

– Так в степи. А здесь, на Руси, у нее только ты один…

– Все равно. Для моей жены важно одно: чтобы я был при ней и чтобы дети были наследниками моего имущества и власти. Так что хочешь быть свободным в браке, женись на половчанке! – и он хлопнул ладонью по узкой спине Степана.

Боярин поморщился, но ничего не сказал.

– Ты вот что, – Юрий приблизился к нему и стал говорить тихо, – подойди к ней и незаметно шепни, пусть выйдет на крыльцо. Я подожду ее там. Но чтоб никто не слышал, хорошо?

– Все равно узнают.

– Ну, это потом. А пока сделай, как я сказал.

Пошатываясь, Юрий вышел из горницы. Было ветрено, по небу мчались тонкие серые облака, сквозь них проглядывала мутная луна. Между построек затаилась непроглядная темень, самое подходящее место для влюбленных. Он прислонился к крылечному столбу, стал ждать.

Наверху резко открылась дверь, вместе со светом наружу вырвался гул многих голосов, смешанный с музыкой свирелей, бубен и дудок, кто-то, спотыкаясь и бормоча себе под нос, прошел мимо и скрылся между домами.

Наконец вышла та, которую он ждал. Она встала возле двери, не решаясь спуститься по лестнице, видимо, выглядывала его. Тогда он вышел на лунный свет, тихонько позвал:

– Не пугайся. Я один.

Она неторопливо сошла, остановилась возле него. Он увидел, как у нее лукаво сощурились глаза, а на лице мелькнула улыбка.

– С чего ты взял, князь, что я боюсь? Я в своем селении, меня есть кому защитить.

– И кто же они, твои защитники?

– Папа с мамой да братья.

– Ты вместе с ними живешь?

– Нет, живу отдельно.

– Скучно поди одной?

– Да уж какое веселье… А ты чего, решил поразвлечь меня?

– Приглянулась ты мне, захотелось встретиться, поговорить.

– Говори.

– На виду стоим. Может, отойдем в сторонку?

– И то правда. Отойдем.

Они встали в тень какого-то дома. Он попытался привлечь ее к себе, но она легко вывернулась, погрозила ему пальчиком:

– Шалунишка ты, князь! Любишь рукам волю давать. Привык, как видно, с доступными женщинами дело иметь.

– Коли обидел, прости.

– Обидел, князь.

– Тогда я пойду… Пир еще не закончился.

– Так сразу? И до дома не проводишь?

– Боюсь предложить. Опять обижу.

– Да мало ли что мы скажем…

Дома с пристроенными сарайчикам, хлевами и амбарами располагались без какого-либо намеченного порядка, где как придется. Расстояние между постройками было самое малое, лишь бы запряженной лошади проехать. Юрий несколько раз споткнулся о выбитые колесами жерди, она его поддержала под руку:

– Осторожнее, князь. Упадешь, нос разобьешь.

– Смеешься?

– А почему бы и нет?

– Негоже над своим князем смеяться.

– Я не смеюсь. Я подшучиваю. Неужто шуток не принимаешь?

– Когда как, – честно признался он.

Юрий чувствовал, что она постепенно брала власть над ним, подчиняла своей воле, это ему нравилось, и он решил пустить все на самотек, пусть решает она.

Они остановились возле большого дома, в его слюдяных окнах отсвечивался тусклый лунный свет.

– Вот здесь я и живу, – сказала она, прислонясь к бревенчатой стене, и он заметил, как сквозь платье выперлись полные груди. У него перехватило дыхание.

– А ребятишки поди спят? – спросил он глухим голосом.

– Они у бабушки с дедушкой. Меня отпустили погулять, не часто такое развлечение случается.

Он помолчал, спросил:

– Может, впустишь, водички попить? В горле пересохло.

– Я вынесу.

Она принесла ему глиняную кружку кваса, прохладного, ядреного. Он выпил, вытер рукавом губы, сказал:

– Вкусный. Спасибо.

– На здоровье, князь.

– Как хоть звать-то?

– Агриппиной кличут.

– А меня Юрием.

– Да уж знаем! – В ее голосе послышался откровенный смех, и он понял, что сморозил глупость. – До свидания, князь.

Наутро у него с утра начало ныть сердце. Мысли невольно возвращались к Агриппине. Дружинники собирались в дорогу, он тоже стал вяло собирать вещи. Потом вдруг остановился, вызвал к себе Ивана, своего ближайшего сподвижника.

– Ты вот чего, – сказал он, пряча глаза… – Чего-то мне боярин Степан не нравится. Скрытный какой-то он, себе на уме. Одним словом, решил я проверить у него по ходу дела уплату дани.

– Да у боярина вроде все в порядке…

– Доверяй, но проверяй! – наставительно проговорил Юрий, а на душе у него стало так прескверно, что он махнул рукой и стал выпроваживать Ивана, чтобы прекратить этот неприятный разговор. – Иди, скажи всем и за проверку возьмись. Потом доложишь.

А сам завалился на кровать и, заложив руки за голову, стал упорно глядеть в сучковатый потолок.

Через некоторое время в горницу ворвался разъяренный Степан.

– Князь! – едва сдерживаясь, с порога начал он. – Чем я тебе досадил? За что такой позор? Разве не знаешь, что мы, бояре Кучки, всегда исправно рассчитывались с казной?

– Знаю, знаю, – поморщился Юрий. – Ну просто мои люди кое-что проверят, поглядят. Мало ли что!

– Обидел ты меня, князь! До глубины души обидел! – в сердцах выкрикнул Кучка и выскочил из горницы.

Вечером Юрий пошел к Агриппине. Просторную избу освещала лучина, две кровати – одна детская, другая – двуспальная, на резных ножках стол, хорошей работы стулья, а на стене висел красочный ковер. Зажиточно жил конюший, царство ему небесное.

– Можно, хозяюшка? – спросил он с порога.

Она занималась какой-то работой возле печи, тотчас обернулась, щеки ее порозовели.

– Добро пожаловать, князь. Всегда рады твоему приходу.

Он присел за стол. Она тотчас наносила разнообразную еду, а потом поставила кувшин вина.

– Пей и ешь, князь, на здоровье. Угощаю от чистого сердца.

– Спасибо, Агриппина.

Неуловимым движением он вынул приготовленный золотой браслет и ловко надел ей на руку.

– Носи. Он так идет к твоей красоте.

Она зарделась, не в силах отвести взгляда от изящно сделанной вещицы.

– Благодарствую, князь. Только зачем это?

– В память о нашей встрече. Выпьешь со мной?

– А почему бы не выпить с хорошим человеком?

– Так ли уж хорош?

– Хвалит тебя народ.

И, запнувшись, добавила:

– Вот только…

– Что – только?

Она подумала, но потом, решительно качнув головой, сказала напрямик:

– Зря ты боярина Кучку обидел. Может, и есть у него недостатки, но дань платит он честно.

– Ты про проверку говоришь?

– Про нее, князь.

Он усмехнулся, коротко взглянул в ее напряженное лицо, спросил:

– А ты не поняла, почему я так поступил?

– Догадалась.

– Это как?

– Со мной захотел остаться.

– Ишь ты – сметливая!

– Бабье сердце не обманешь.

– Ладно. Давай выпьем.

– Выпьем, князь.

Они еще немного посидели. Потом Агриппина встала, проговорила настойчиво:

– Посидели, и хватит. Надо и честь знать.

– Гонишь меня? А я ведь ради тебя в Кучкове остался.

– Все равно, князь. Лучше тебе уйти…

Юрий немного помедлил. Не хотелось ему уходить, но гордость брала свое. Встал, поклонился:

– Спасибо, хозяюшка, за угощение. Не обессудь, коли что не так.

– Все так, князь. На меня обиды не таи.

Он ушел.

На другой день ходил задумчивый, а поздно вечером прокрался в ее дом, бесшумно отворил дверь. Но она услышала, спросила из темноты:

– Это ты?

– Я, – замирающим голосом ответил он.

– Скорей иди. Да дверь запри на крючок!

Только через неделю уехал он из Кучкова.

Минул месяц. Юрий отправился в Смоленск. Правивший там его брат Вячеслав женился на местной боярыне и приглашал на свою свадьбу. Собрался торжественный поезд со знатными людьми Ростова и Суздаля, отобраны были подарки жениху и невесте, в сопровождение взяты рослые, красиво одетые дружинники.

Подъехали к Кучкову. Степан решил воздать честь князю, встретил его на границе своих владений и с почетом сопроводил до самого терема. Не обошлось без пира. Юрий видел, как сидевшая недалеко от него Агриппина часто бросала на него горячие взгляды. Захмелев, он решил выйти на свежий воздух, зная, что и она последует за ним.

На крыльце он увидел боярина и рядом с ним худенькую девушку. Где-то он ее видел. Ах, да, это же та купеческая дочка, которая, по словам боярина, была влюблена в него.

– Я посылал приглашение и твоим родителям, и тебе, – выговаривал он, стоя, как всегда, в высокомерной позе. – Родители пируют, а ты отчего-то капризничаешь, выдергиваешь меня из-за стола…

– Я хочу, чтобы ты погулял со мной по лесу, – отвернувшись и надув губки, говорила она.

– Вот, князь, полюбуйся на милое создание, – обратился Кучка к Юрию. – У меня собрались гости, я должен их ублажать, а она требует, чтобы я ее сопровождал в прогулках.

– Пригласи меня, – обращаясь к девушке, неожиданно для себя предложил Юрий. – Я с удовольствием погуляю по дубраве.

– Ты что, князь, серьезно говоришь? – удивился Кучка.

– А ты чего, уже заревновал? – с улыбкой проговорил Юрий. – Обещаю, что не стану ухаживать за твоей возлюбленной.

– О господи! – Кучка картинно вознес взгляд к небесам и облегченно вздохнул. – Да ради всех святых!

И тотчас удалился в терем.

Юрий с интересом поглядел на девушку. И вправду, первое впечатление не обмануло его, красотой она не блистала. И веснушки, и небольшой вздернутый носик да еще большеватый рот никак не придавали ей очарования. Только полные задора синие глаза привлекали внимание своей отчаянностью и, может, даже безрассудностью.

– И куда же поведет меня новая знакомая? – спросил с улыбкой он, забавляясь неожиданным поворотом дела. – Я готов следовать за тобой хоть на край света!

Она, прищурившись, некоторое время смотрела ему в лицо, потом встряхнула тонкой косичкой и произнесла озадаченно:

– Ты, князь, и вправду согласен пойти со мной, куда я поведу?

– Конечно. В Кучкове я был несколько раз, а вот окрестности мне совершенно незнакомы. Но наверняка есть что-то интересное!

– Еще какое! – тотчас отозвалась она и направилась к крепостным воротам. Юрий тронулся следом. Она была в платье из тонкой льняной ткани, расшитом по краям узорами; это были «обереги», которые защищали человека от злых духов. Она шла широкими шагами, на ее худеньких ногах красовались маленькие башмачки из тонкой козьей кожи.

Они вышли из ворот и направились к реке Москве. Вокруг был луг с высокой травой, его красили разнообразные цветы. Он думал, что она сейчас примется срывать их и плести венок, однако ошибся. Девушка, не сбавляя шага, направлялась к мосту. Он прибавил шагу, догнал ее и спросил:

– Мы что, пойдем на ту сторону?

– Здесь скучно, – тотчас отозвалась она. – Этот длиннющий луг, который мы называем Кучково поле, а там следуют перелески, только потом начинаются настоящие леса. Я ходила туда, знаю. А за Москвой-рекой сразу идут чащобы с болотами. Вот там – настоящая красота!

– Не люблю я лесов, – поежившись, сказал Юрий. – А болот я вообще не терплю. Фу, сырые, промозглые места! Значит, и у вас такие?

– Конечно! И реку назвали так, потому что здесь часто стоят плотные, тяжелые туманы, воздух мозглый, вот отсюда и Москва.

Они перешли на другую сторону и сразу оказались в лесной чащобе. Воздух застоялый, сырой, под ногами плотным слоем лежали темно-коричневые листья, часто встречались поваленные, полусгнившие и покрытые темно-зеленым мхом толстые деревья с вывороченными черными корнями; густо росла молодая поросль.

Юрий сразу заскучал. И черт его дернул поплестись за этой бедовой девицей, сидел бы сейчас за столом с едой и питьем в окружении льстивых подданных. А всему виной хмель, который ударил в голову и толкнул на неожиданный поступок.

– Звать-то тебя хоть как? – спросил он, досадуя сам на себя.

– Анной, а в миру Листавой, – ответила она, не оборачиваясь, и продолжала: – Немного потерпи, скоро придем на мое любимое место.

Они спустились в глубокий овраг с настоявшимся запахом гниющих листьев и грибов, прошли по его глинистому склону с сочившейся из-под земли влагой, а потом, цепляясь за кустарник, выбрались наверх, и Юрий замер, как зачарованный. Перед ним раскинулся березовый лес, весь пронизанный солнечным светом, глянцевая зеленая травка простиралась между стволами, молодая поросль трепетно тянулась ввысь, навстречу голубому небу. Воздух, настоянный на густых запахах леса, был свежим и чистым, а потому дышалось легко и свободно. Это было какое-то особое царство среди бурелома, дремучих зарослей и темных ельников.

Листава вдруг сорвалась с места и, раскрыв руки, кинулась вперед, будто собираясь обнять все деревья сразу, а потом остановилась и приникла лицом к ветви березы, свисавшей почти до самой земли.

– Ты знаешь, почему плачут березы? – спросила она подошедшего Юрия.

– По-моему, сок весенний в них течет. Мы в детстве проковыривали в стволах дырки и пили.

– Нет, они плачут от безысходной любви. Они грустны, потому что понимают каждого влюбленного человека, чувство которого не нашло ответа.

Он помолчал, пытаясь понять ее слова, потом спросил:

– Ты любишь Степана Кучку?

Она удивленно посмотрела на него, наморщила лобик, проговорила рассеянно:

– Не знаю… Но мы, девушки, поделили между собой парней. Мне достался Кучка. Вот и сохну по нему.

Юрий встал в тупик. Переспросил:

– Но все-таки – любишь или не любишь?

– Люблю… наверно.

– Это как – наверно?

– Ну раз он достался мне, значит, люблю.

Она приблизила к себе ветви березы и оказалась как бы в зеленом глянцевом венце, блестели из него ярко-синие отчаянные глаза, и показалась она Юрию удивительно красивой и даже чем-то родной, и теплом обдало его грудь. И он, не отдавая отчета себе, вдруг наклонился, сорвал несколько цветков, что попались под руку, и подал ей.

Увидев букетик, она чуточку откачнулась, удивленно и озабоченно посмотрела на него, спросила:

– Это зачем?

Он пожал плечами и продолжал молча смотреть на нее.

– Вот еще, выдумал такое, – наконец проговорила она, хмурясь.

Возвращались тем же путем. Юрий шел сзади и думал о том, что живет такая забавная девушка в этом самом Кучкове, веселая, озорная, некрасивая, но удивительно привлекательная. Пройдет время, кто-то влюбится в нее, кого-то она тоже, забыв про Кучку, выберет себе в супруги, и будут они жить семьей, и, может, при очередном проезде через это селение он встретит ее в окружении деток и, глядя на счастливую, раздобревшую мамашу, вспомнит, что когда-то жила она в вымышленном мире с выдуманной любовью и бегала в березовую рощу, чтобы выплакать слезы о неразделенной любви…

Возле своего дома она вдруг сорвалась с места и скрылась за дверью, не сказав ни слова на прощанье.

Степан, кривя в усмешке тонкие губы, спросил его:

– Ну что, нагулялся?

Юрий ответил слабой улыбкой.

– Надоела, наверно, тебе эта ненормальная?

Он пожал плечами, сказал неопределенно:

– Да как сказать…

А Агриппина, когда они остались одни, спросила как бы невзначай:

– Ты где пропадал? Говорят, с молоденькой развлекался?

– И ты тоже ревнуешь? – решил задеть он ее, хотя знал, что Кучка к Листаве его не ревновал.

– Еще чего! Тут все над ней потешаются, а Кучка не знает, как от нее избавиться.

– Да не любит она его! Скорее забавляется от нечего делать.

– Это она тебе сказала? Слушай больше, она такого наговорит, ненормальная!

Вернувшись в Суздаль, Юрий занялся своими делами, но нет-нет, да вспоминал забавную девушку из Кучкова. Несколько раз порывался съездить на Москву-реку повидать ее, но мешало то одно, то другое. А тут еще беспокойный сосед – Булгария напала на восточные рубежи. Пришлось поднимать войско, вступать в жаркое сражение, а потом преследовать противника на его территории…

Наконец, когда все утишилось, возникли у него дела на западных окраинах, и он заехал в Кучково. Он прибыл тогда, когда у боярина в тереме шел пир горой: Кучка участвовал в военном походе и продолжал праздновать победу над булгарами.

– Князь! – вскричал он, увидев Юрия. – Как это здорово, что ты внезапно нагрянул! Садись скорей за стол, дорогим гостем будешь!

Кучка уступил ему свое кресло, сам пристроился рядом. Слуги тотчас наполнили всем кружки, боярин поднял свой бокал, выкрикнул зычно:

– За здоровье нашего князя! Слава!

– Слава! Слава! Слава! – проревели в ответ пьяные голоса.

Когда в кружки еще раз было налито вино, Кучка провозгласил:

– За наши победы! Слава!

В ответ вновь трижды прогремело «слава!».

После этого пир распался на несколько групп. Одни занялись разговорами между собой, другие кинулись в пляс, иные сидели и молча ковырялись в тарелках.

Среди приглашенных была и Агриппина. Ее горящий взгляд чувствовал Юрий на себе с самого прихода в гридницу. Он знал, что достаточно ему мигнуть, как она выскочит вслед за ним наружу и поведет в свой дом, однако про себя решил, что этого не случится. «Хватит, повеселились, – с некоторой даже озлобленностью думал он, хотя понимал, что она ни в чем перед ним не провинилась. – К прошлому возврата нет и не будет!»

– Что, князь, по мою душу прибыл? – склонясь к Юрию, спросил Кучка.

– Да нет, совсем по другому вопросу.

– Этот другой вопрос – Агриппина? – блеснули глаза боярина лукавством. – Вон она сидит как на иголках. Ждет не дождется, когда позовешь!

– Нет. Мне надо совсем другую.

– Это кого же?

– Листаву.

– Кого?

– Ты что, плохо слышишь? Повторить?

– Эту с сумасшедшинкой?

– Ту самую.

– Но ведь она моя девушка.

– Как – твоя? Ты же сам отказался от нее, сказал, что она надоела тебе приставаниями.

– Ну да, конечно… И чего ты в ней нашел?

– Тебе какое дело до этого, боярин? Не лишние ли ты вопросы стал задавать?

– Прости, князь. Не я говорю, а вино. Сейчас пошлю человека. Куда ей прийти?

– К крепостным воротам.

Немного подождав, Юрий встал и зашагал из гридницы. Краем глаза увидел, как встрепенулась Агриппина, ожидая его приглашения, но он даже взглядом ее не удостоил.

Не спеша направился к выходу из селения. Услышал, как кто-то догоняет. Обернулся. Листава! Лицо ее раскраснелось, глаза встревоженно блестели. Спросила, прерывисто дыша:

– Звал, князь? Зачем понадобилась? Или что-то случилось?

А он смотрел в ее милое лицо и улыбался. У него вдруг стало спокойно на душе, ушли куда-то тревоги и мрачные мысли. Она была рядом, и ему было хорошо, ему было больше ничего не надо. Он вынул из-за пазухи цветастый платок и накрыл им ее худенькие плечики. Она стала гладить его тонкими пальчиками, щеки ее зарделись.

– Спасибо, князь, – проговорила она растроганно. – Никак не ожидала получить такой дорогой подарок.

– Ты хоть вспоминала обо мне? – спросил он, с замиранием сердца ожидая ответа: вдруг прозвучит равнодушное «нет».

– Думала иногда, – ответила она. – Только не чаяла увидеть.

– Что так? – спросил он и тут же пожалел о своем вопросе. Лицо Листавы потемнело, как видно, на ум ей пришла Агриппина. Тогда Юрий торопливо проговорил:

– Я буду приезжать только к тебе. Кроме тебя мне никто не нужен.

Она наклонила голову в знак того, что верит его обещанию, он облегченно вздохнул, больше об этом разговора не вели.

Они вышли на мост, который вел в Замоскворечье, облокотились на жердевые перила. Вечерело. От деревьев на воду легла длинная тень, на вечернюю зорьку вышла хищная рыба, начала гонять мелочь, и по ровной глади реки то там, то сям стали расплываться мелкие круги.

– В детстве в Переяславле на вечерней зорьке часто бегал я рыбалить, – говорил Юрий. – У нас протекает Трубеж. Не сравнить с вашей Москвой. Маленькая степная речушка, с песчаными берегами и дном. Зато пескарей уйма! Дома посолишь и в тарелке на ночь поставишь, крышечкой закроешь. А утром поднесешь к лицу, такой пряный запах! До сих пор блазнится…

– А я люблю лещей, завяленных на соломенном огне. Мой отец с братьями знают места, иногда с бредешком проходят на утренней зорьке, с ведро наловят, а потом в поле костер разведут. Ах, что это за лещи! Во рту тают!

Так разговаривали они, легко переходя от одного к другому, а потом она заспешила домой.

– Мама не знает, куда я ушла. Всякое может подумать!

Так встречались они три дня. В последний вечер Юрий привлек ее к себе и поцеловал. Она доверчиво прижалась к нему и замерла, словно вверяя свою судьбу в его руки, и от этого она стала ему еще роднее и ближе.

Возвращаясь в Суздаль, он вспоминал встречи с Листавой, ее слова, ее лицо, как она говорила, как смотрела на него, и ему было сладостно и приятно перебирать в памяти каждую мелочь, каждую пустяковину, которые неожиданно приобретали в его глазах особую значимость. Как будет дальше в отношениях с Листавой, он особенно не задумывался, считая, что все само собой уладится и утрясется.