Читать книгу Аккорды мракобесия. Книга первая - Василий Варга - Страница 9

Ганецкий принес мешок с деньгами. Это был мешок не от пола до потолка, в нем могло вместиться банкнот столько же, сколько в чемодане, но это все же был мешок с деньгами. Раньше вождь радовался такому приношению, мечтал отказаться от материнской пенсии, которая ежемесячно делилась с ним, но все забывал. Пролетарским бездельникам надо было на что—то жить. Денежные мешки пузырились, а потом становились плоскими.

– Как дела Ильич? Денег хватает? Принес два миллиона от русских меценатов на революцию, ну и на зарплату наших сотрудников, – сказал он, устремив красные глаза на сейф, стоявший в углу и всегда смотревший на своего истинного хозяина Ильича. – Вот он мешок, все как положено, печати, штампы, можешь посмотреть. Дай ключ, открыть надо и… упаковать.

Ленин сощурил левый глаз.

– Ведомость! Ты – прохвост еще тот, я тебя знаю, небось, украл половину банкнот. Вон на тебе костюм. Новенький, дорогой. А я, вождь мирового пролетариата с весны хожу в одном и том. Пиджак и жилетка еще ничего, а вот брюки мочой пахнут. Знаешь, как бывает. Струя уменьшает напори остаток мочи по штанам. Надо бы снять и выбросить, но… заменить нечем. Как так? Я все же вождь, а не х. собачий. Ну—ка покажи штаны! Вот, ни одного пятна. Сколько раз ты меняешь брюки – один раз в день?

Ганецкий обиделся, покраснел, хотел громко стрельнуть, но не получилось.

– Одно и то же. Ты никому не веришь. Своей матери ты хоть веришь?

– Всякое бывает. Когда пенсию задерживает, я просто испытываю к ней ненависть. Как это так? Ее сын – вождь мировой революции в одних брюках ходит. Моя мать и ты два сапога —пара. Ты, Ганецкий…, прибавь хоть двести тысяч. На костюм. Сука буду, никуда не потрачу, куплю костюм и все. Хочешь, квитанцию в магазине возьму для предъявления. Ганецкий – жид паршивый. И ты доводишь меня, гения до того, чтоб я тебя упрашивал. Отдай ключ от сейфа и пошел вон. Ей, Апфельбаум, ты уже вымыл свое хозяйство? Иди, забери ключи у этого паршивого еврея. Впрочем, можешь не давать, я потребую, чтоб мать выслала пенсию. Когда мне очень нужны деньги, я десять раз пересчитываю, думая, что мать утаила часть денег, не точно поделила пенсию пополам. Мучаюсь, нервничаю. А потом поступает доброта, и я начинаю говорить сам с собой: а х. с ней со старухой, она старая, жадная и мы будем такими же. Ты паршивый жид! ключ на стол! А то чичас повернусь и поминай, как звали. Пойду к проституткам и весь мешок спущу.

Ленин возбудился. Губы стали дрожать, лицо буреть. Карманы оказались пусты – ключ от сейфа Ганецкий спрятал в задний карман брюк.

– В мотне ищи, ты всегда туда прячешь.

– Ох, да, это архи важно, – обрадовался Лени и полез в штаны.

Наконец, он махнул рукой и бросился строчить, а сумма совершенно не интересовала.

– Что ничего не выходит, Ильич? Брось в печку свой талмуд.

– Да вот ничего не выходит, а точнее выходит то, что ничего не выходит. Революция идет на спад, мы никому не нужны и вскоре станем жалкими эмигрантами, вот что выходит. Ты газету принес, что там?

– Кое—что, кое—что, прочитай. Наш брат по крови Гельфанд Израиль по кличке Парвус написал кое—что. Это чертовски интересно. План… мудрый план. Парвус, великий Парвус. Настоящий еврей в то время, как мы оба с тобой паршивые жиды.

– Гм, цыплят по осени считают. Так говорит моя матушка, когда я прошу ее выслать всю пенсию на мировую революцию.

Все же слова «великий Парвус» кольнули Ленина не то в левый бок, не в лысину, он вздрогнул и чуть не разбил чернильницу.

– Этот Парвус, этот Гельфанд, он хочет подмочить мой авторитет в партии, я давно это заметил. Я этого не допущу. – Он стукнул кулаком по крышке стола и положил подбородок на раскрытую ладонь. – Как бы его убрать с дороги? Фюрстенберг, подскажи. Повесить, расстрелять? Это мог бы сделать Коба—Сталин, вызови его, Якуб. Ну, что ты смотришь на меня, как баран на новые ворота? вызови его и все тут. Зачем ты сюда пришел, я же не вызывал тебя, сволочь? Дай ему десять тысяч и дело с концом. А если мало, то дай двадцать. Денег у тебя… около миллиона.

– Зачем убирать? подружись лучше с ним. Ты этого Апфельбаума куда подевал? Он же писал произведения, подписывая их твоим именем. И иногда заменял тебе женщину. А это, я те скажу, самое лучшее лекарство.

– Снимай штаны, я и тебя хочу испробовать.

– Я не готов к этому. Мне бы облегчиться.

– Ты забываешься Фюстенберг. Я никогда не занимался мужеложством, особенно после того, как приехала эта красотка Инесса. Я на нее переключился.

– Володя, не злись. Ты всех куда—то убираешь, отсылаешь… трахаешь по очереди, слюнявишь всех. Апфельбаум на тебя жалуется…

– Зиновьев что ли? Он мне надоел. Отправил его, пусть идет, куда хочет, пусть проветрится. Все, Ганецкий, уходи. Устал я от вас всех. Подремлю, потом прочитаю эту газетку. Что там думает этот твой Парвус?

– Ты Парвуса не трогай, он сделает для тебя то, что ни один еврей в мире не сделает: он предоставит тебе власть на блюдечке с голубой каемочкой.

– Пошел вон, Ганецкий. Ты тоже мне уже надоел. Все вы мне надоели, и все надоело. Вождь мировой революции гневается.

Едва Ганецкй (Фюрстенберг) плавно закрыл за собой дверь, Ленин раскрыл газету и замер от неожиданности…, там светился план будущего Октябрьского переворота 17 года. Мудрый этот Парвус, черт возьми. Но Ленин в этом проекте значился только как второстепенная личность, как исполнитель. Это его задело. Но то, что было в этом плане, пригодилось Ленину очень кстати. Он стал переделывать этот план на свой лад. В плане Парвуса сказано:

«Пролетариат не может нанести классового удара своему правительству, не совершая „государственной измены“, не содействуя поражению, не помогая распаду „своей“ империалистической „великой“ державы», – доказывал он с пеной у рта довольно путано. Это было как раз то, что потом Парвус донес в Германский генеральный штаб. И там согласились на сотрудничество с изменником своей страны России Лениным, Парвус запрашивал пятьдесят миллионов золотых марок. Это Ленина взбодрило. Как же, почему же он сам не догадался? Надо встретиться с этим Парвусом и придушить его, а план… выдать за свой.

«Этот Парвус, паршивец, с выпученными глазами, видит дальше меня, это недопустимо, —думал Ленин и возмущался, – идиот этот Парвус с выпученными глазами и…и он жид, а я – нет. Я его уничтожу. Он замахнулся на мой авторитет со своим планом. На что этот идиот способен? Он может расчленить труп матери ради мировой революции, так же, как я, он может предать самого близкого друга, залить страну кровью во имя достижения своих замыслов?»

Парвус появился на глаза Ленину еще в 1905 году, но если Ленин был мелкой пешкой в этой авантюр, то Парвус угрожал самому царю.

Парвус

Попав на каторгу, Парвус бежал под покровом ночи и чудесным образом очутился в Турции, добился там выдающихся успехов, но ни на минуту не забывал о сокрушении России.

Набив карманы золотыми слитками разных стран, он умчался в Швейцарию, чтобы встретиться с этим коротконогим, в выпученных глазах которого было что—то необычное, завораживающее, парализующее. И этот маразматик в тот период нуждался в помощи. По крайней мере, он утверждал, что нуждается, хотя второй будущий гений Иосиф Джугашвили, после ограбления банков в Тифлисе, притащил ему целый мешок золотых рублей. Будучи капризным и склочным, он надоел своим спонсорам, постоянным выколачиванием денег на содержание своей террористической партии.

А тут Парвус, как с неба свалился. Обещает миллионы и переправку синагоги в полном составе в Россию через воюющую страну. Неслыханное дело.

Немного слюнявый, с выпученными водянистыми глазами, Парвус сидел за столиком в знаменитом кафе, поплевывал на крышку стола, в ожидании своего воображаемого друга.

Ленин явился, щуплый, сгорбленный, злой, в темной рубашке и рыжей жилетке, все время сморкался и тихо произнес, не подавая Парвусу руки:

– Ну, сука, жир уешь? А я мучаюсь, на картошку перешел, да на дешевую птицу. Спонсоры денег не дают, у матери какие—то там нелады с пенсией, думаю Гершона зарезать и поджаривать по куску на сковородке. Денег привез? Отвечай, падло.

– Я тебе ничем не обязан, жид необрезанный, – еще больше выпучил глаза Парвус. – Однако, садись, поговорим.

Ленин уставился, не мигая глазами, он был гораздо ниже Парвуса, сгорбленный, один глаз у него косил и все время щурился в ожидании, что тот опустит глаза. Но Парвус щелкал семечки, плевался шелухой, да так, что шелуха задевала лысину будущего вождя.

– Ну, ладно, шалом, друг, – произнес, наконец, Ильич. – Знаешь, я действительно нуждаюсь. Спонсоры подводят. Когда я стану императором всей Европы, я этих спонсоров вырежу как капусту. Какое право они иметь купаться в роскоши на деньги пролетариата, когда вождь на грани голодной смерти?

Ленин схватил Парвуса за грудки и впился в него глазами.

Парвус сунул руку в карман и вытащил целую пачку денег, замотанных в тряпку.

– Здесь миллион марок. Только не замахивайся на Европу, это слишком уж. Достаточно тебе России. С России и начинай, а там посмотрим. Захватишь власть – не забывай, что есть такой гражданин мира по имени Павус. Мне бы должность министра финансов подошла. Особняк не могу достроить, все денег не хватает. Знаешь, сколько сил я истратил, чтоб добыть этот миллион для тебя и для твоих головорезов и террористов?

– Подожди, подожди. Мне начинать с России? с России? Наплевать мне на Россию. Россия это дикая страна, там живут одни дураки – азиаты, а я человек европейского масштаба.

– Не кипятись. Вспомни Мордыхая Леви и Энгельса. Они выбрали именно Россию. Запомни, социализм – это рабство. Нам нужно сделать русских рабами. А потом на их плечах въехать в Европу.

– Не знаю, не знаю. От своей мечты я пока отступить не желаю, не тот характер, а за деньги спасибо. Разбогатею – отдам.

– Никогда так не разбогатеешь, и никогда у тебя не будет столько денег, сколько может быть у меня. Итак, давай нацелимся на Россию. Ни один человек в мире не может сделать то, что можешь сделать ты… при моей помощи.

– Откуда ты знаешь?

Ленин набил пол кармана семечек и тоже начал плеваться.

– Да потому, что нет такого подлого, такого безнравственного человека как ты. Все сообщества мира не признают твое величие, и не будут поминать твое имя по причине твоей жестокости, подлости и бесчеловечности, ты – дьявол в образе человека. Ты, Володя – полный идиот. И давай добро. Получив добро, я сразу еду к кайзеру Германии в Берлин, выжму из него 50 миллионов марок на переворот и один миллион солдат, вооруженных до зубов. Ты захватишь власть в Петрограде, играючи. Меня сделаешь министром финансов.

– А можно и расстрелять. Короче, договорились. Только…, – Ленин задумался, у него уже родилась фраза в мозгу, но он не торопился ее озвучивать.

– Что – «только», что?

– Только Россия всего лишь площадка для начала мировой революции. В этом случае я со всем согласен. Но не забывай, должность верховного остается за мной, а с должностью министра финансов решим. Только надо выбраться отсюда. Теперь в Россию непросто попасть: война.

– Я все беру на себя.

– Угости хотя бы пивом и… каким печеньем, а то мои бабы только макаронами потчуют.