Читать книгу Пятый дневник Тайлера Блэйка - Вероника Сазонова (Ли) Алексеевна - Страница 6

«Запись тридцать шестая. Возможно. Дневник пятый.

Я и раньше чувствовал себя жалким человеком, но теперь я даже не ощущаю себя человеческим существом. Я не знаю, отвернулся ли от меня Всевидящий или его глаза все еще смотрят на меня и наслаждаются всем этим ужасом, который мне приходится переживать. Усмехается ли он мысленно, глядя на мою беспомощность. Я даже не человек. Я не человек.

Пустое место. Я хочу спать. Я очень хочу спать. Не знаю, в который раз уже падает из рук эта проклятая ручка! Я ненавижу ее!»

Легко заставить зрителя в опере поверить в то, что ты не просто актер, а самый настоящий герой той истории, в которой ты участвуешь. Актер может стать любым человеком и может найти самые изощренные способы обмануть ваше зрение. Актер – это своеобразный фокусник-шарлатан, которому не стоит и труда сделать так, чтобы вы видели только то, что он хочет, чтобы вы видели. Тайлер знал это на своем личном опыте. Умение проникаться и вживаться в роль было одним из его немногих, как ему казалось, талантов. Он умел лгать и надевать на себя маску того героя, который был ему нужен. Вот он и смог надеть ее перед Карли.

Каждый день он чувствовал себя словно на сцене, переодеваясь для девочки в хорошего и веселого брата, хоть и такого нелепого. Он делал вид, что ничего не произошло. И если убедить Карли в том, что ее сонливость – это лишь переходный возраст, а лекарства необходимы ей как витамины для профилактики, то изображать бодрость было куда труднее. Тайлер умел лгать. Он, живя в G, был одним из самых удачливых лжецов и порой сам поражался своей изворотливости. На самом деле было несложно ему поверить даже будь он честнейшим человеком на земле, который впервые солгал. Сложно не поверить тому, кто и без того все время заикается. Такой человек мог обмануть с гениальной легкостью, потому что ему не нужно было напрягаться, чтобы скрыть ложь. Он говорил ее открыто, ведь все знали: когда он говорит правду, он тоже дрожит.

Что же касалось того, как сильно Тайлеру хотелось спать, то это было так. Он смог убедить Карли, что в последнее время уходит по ночам от того, что с детства любил ночные прогулки, а она уже достаточно взрослая, чтобы лечь спать сама. Он лгал не только ей, но и себе. Он боялся ночи. Боялся темноты. Боялся людей. Он боялся оставлять Карли одну просто от того, что просто каждый раз представлял, как вернется домой и поймет, что опоздал. Увидит перед собой картину ее, а вместе с ней и своей собственной смерти.

В ресторан Тайлер приходил и вовсе с огромным трудом. После сложной ночи на второй работе и лишь одного часа сна было сложно вообще передвигаться. Блэйк порой даже играл с трудом, он почти не слышал музыку и почти забыл о том, чтобы самому писать ее. Он засыпал стоя, ронял смычок и с трудом удерживал в руках сам инструмент лишь по той простой причине, что тот был дорог ему. Хотя он и боялся забыть об этом. Боялся расстроить своего доброго друга Альберта, который всегда прикрывал его, не прерывая игры, а порой заглушая своими клавишными даже скрипку Блэйка, когда тот фальшивил. Фальшивил! Для Тайлера это был позор. Он ужасно краснел и порой готов был заплакать прямо на их с Альбертом маленькой сценке в «Белом Лебеде», но даже на слезы у него не хватало сил.

От директора Нэша порой влетало и сильно, но вновь удар на себя старался брать Альберт. Тайлер всегда поражался, что Альберту даже не приходилось врать этому самодовольному и напыщенному мальчишке, которому ресторан подарил отец, чтобы успокоить его. Томас Нэш был не самым лучшим директором и сменил старика сравнительно недавно, Тайлер еще помнил, когда рестораном руководил его покойный отец. С приходом же этого парня все изменилось: слишком частые штрафы едва ли не за любой косяк, снижение заработной платы и тому подобное. От него ситуация Тайлера становилась только хуже. Но разве что-то можно было сказать? Можно было возразить?

Тайлер был до гроба благодарен Альберту и со всей ненавистью проклинал самого себя. Он стал так труслив, что боялся буквально всего. Он боялся, что что-то случится с Карли, пока его так долго нет дома. Боялся, что она потеряет ключи, он боялся собак или хулиганов, на которых могла натолкнуться его сестра по дороге из школы, трамвая, который она не заметит, когда ступит на рельсы, и всего прочего. Главный и самый яркий лучик света в жизни Тайлера грозился погаснуть и для него это было, пожалуй, самым страшным, к чему он был совершенно не готов и никогда не будет. Тайлер боялся темноты.

Однажды учитель музыки, не заметив маленького Тайлера, который снова упал в обморок, когда его напугали после занятий мальчишки, совершенно случайно закрыл дверь в музыкальный класс. Тайлер, маленький девятилетний мальчик, проснулся в темном помещении посреди ночи в окружении лишь музыкальных инструментов. А ведь он совершенно не знал, как найти выключатель. Это было одной из самых страшных воспоминаний Блэйка из детства, как он отчаянно кричал, пытаясь выбраться и как неоднократно терял сознание за то время, которое провел в классе. Он всю ночь провел там и утром, когда его нашли, выбежал из здания училища так, словно ему подожгли рубашку. Он несся домой так, словно убегал от стаи обезумевших собак. И он очень долго тогда плакал, умоляя мать, чтобы она не заставляла его идти в училище.

– Ты обязан вернуться! – она тогда хмуро посмотрела на Тайлера. – У тебя должно быть великое будущее и ты обязан вернуться, чтобы исполнить то, что ты должен!

– Н-но… Но… Мама! Я н-не хочу! Я… не хочу! Я б-боюсь! Я б-боюсь т… темноты, – плакал во всю Тайлер.

В тот день его впервые за всю его жизнь выпороли, и он запомнил и это. Эта до ужаса нелепа история, в которой был виноват этот глупый учитель музыки, она породила два страха Тайлера: страх перед темнотой и страх перед болью.

Но Тайлер чувствовал боль. Он чувствовал боль куда страшнее, чем та телесная и физическая боль от порки. И именно из-за нее он чувствовал себе каким-то идущим по темному коридору человеком. Идущим в окружении лишь пары свечей, ярких свечей, которые, увы, было слишком легко погасить. Одно лишь дуновение ветра и тьма больше никогда не развеется.

– Я… Я п-просто не знаю… Ч-что мне делать, – пробормотал Тайлер, снова выходя на улицу.

Тогда он шел не на работу. Он решил просто пройтись. Несмотря на дождь, который ближе к середине ночи превратился в проливной ливень вперемешку с градом, Тайлеру было просто необходим свежий воздух. Ему был необходим отдых ото всех ужасных и угнетающих мыслей, что склизким и зловонным клубком сжимали его сознание.

Как, однако, немного нужно человеку, чтобы отвлечься: холодная ночь, безлюдные улицы, полупустой трамвай и проездная карточка.

Тайлер просто сидел в крохотном вагончике трамвая, слушая стук колес о рельсы и задумчиво глядя куда-то на стоящие впереди сиденья, на которые порой кто-то садился и практически тут же уходил. Порой Блэйк даже оказывался совсем один в вагоне, в полном одиночестве. И ему это нравилось. Он очень хотел быть один. Он хотел запереться где-нибудь в своем темном мирке, где лучшей отрадой будет служить лишь музыка. Ему хотелось, чтобы он нем забыли все; чтобы ему больше не приходилось страдать от колющей грудь любви, которая порой от усталости начинала граничить с ненавистью; чтобы ответственность спала с его плеч и при этом никто не пострадал. Ему надоело пить кофе литрами по утрам и по вечерам. Ему чертовски это надоело.

За последние месяцы он стал совсем худой с поредевшими черными волосами и еще более усталыми и перепуганными глазами, чем прежде. Именно это он увидел в отражении, когда взглянул в окошко трамвая. Но его это не удивило и не напугало. Наоборот, ему было плевать. Настолько плевать на свою внешность, как порой было плевать и на свою жизнь. Чего она теперь стоила? Чего стоила жизнь, когда ты терял душу? Терял ее где-то в закоулках иллюзии и трагедии. Блэйк даже начинал думать о том, как бы ему покончить с собой раньше, чем умрет его младшая сестра, ведь денег он собрать ни за что не сможет.

Но мысли эти исчезали практически сразу же. И не только из-за страха перед скелетом с косой, но и от того, что Тайлер прекрасно понимал, что без него Карли точно не протянет. Она была еще ребенком. Беззащитным и невинным ребенком, у которого не было никого, кроме никчемного старшего брата, заменившего отца. И даже этот брат не справлялся со своими обязанностями. Проклинал и ненавидел себя за то, что ничего не может. За то, что помимо музыки он не может ничего.