Читать книгу Большое собрание сочинений в одной книге - Виктор Голявкин - Страница 146

Целый день мы возились в песке. Хотя мне надоел песок, но что же делать? Нас не пускают дальше двора. Все за то, что мы ездили к папе.

Мы были грязные, это правда. И мама нас стала ругать.

– Неужели нельзя, – говорила она, – так играть, чтобы оставаться чистыми, опрятными и культурными детьми, тем более отец на войне?

Это было неинтересно. Мы уже сто раз слышали.

«Играть целый день в песке, когда война и отец на войне… Разве нельзя, – думал я, – играть в песке, если даже война?»

А мама продолжала:

– Этот маленький – понятно, но ты-то что там нашел?

Что я там нашел? Ничего не нашел. Что там можно найти? Не берут же меня на фронт!

Наконец мама сказала:

– Вот что. Я дам вам деньги. Идите в кино.

Другое дело. Мы с Бобой сейчас же помчались в кино.

Мы сели с ним в первый ряд. Я люблю первый ряд – как-никак не последний.

Сначала журнал показывали. Интересный журнал, про войну – стрельба, взрывы, танки, – война, в общем, самая настоящая.

Показывали красных конников.

Показывали, как горит город.

Показали военных в землянке.

И вдруг смотрю – папа!

Сначала я не узнал его, он стоял, нагнувшись над картой, а рядом военные, и все на карту смотрят, потом папа взглянул на меня, и я сразу узнал его и на все кино крикнул:

– Папа!

Вокруг меня зашикали. «Тише, – говорят, – не мешайте смотреть картину, какой тут может быть папа!» А один говорит: «Очень даже возможно; напрасно вы, граждане; может, и впрямь он отца увидел. Может, отец его киноартист». Но тут опять зашикали. «Что вы, – говорят, – глупости разные говорите, какой тут может быть киноартист, когда это самый натуральный киножурнал и никаких киноартистов нет». Тогда тот дядька сказал: «А может быть, наоборот: может быть, он отца увидел, и не киноартиста, как я предполагал, а самого что ни на есть, как вы давеча сказали, натурального, фронтового отца». Опять зашумели, прекратите, говорят, безобразие, что за шум, где директор и все такое. И стало тихо. Я глядел, может, папу опять покажут. Но больше не показали. Потом журнал кончился, свет зажегся. Тот дядька, который меня защищал, говорит:

– Ты правда там отца увидел?

– Ну да! – говорю. – Ну да!

– Вот это интересно, – он говорит, – любопытный случай! Просто, можно сказать, исключительный случай. Сын видит отца в кино. А отец на фронте. Нет, это редкость, товарищи! Ты, сынок, вот что сделай. Картина кончится, а ты останься. Еще раз на отца погляди. А я там объясню, в чем дело. Чтоб тебя, значит, не трогали.

Мы с Бобой, конечно, остались.

Позже мы пришли с мамой. От папы ведь не было писем. Мы волновались за папу!

Один раз я шел мимо кино. Меня подозвал контролер.

– Прости, мальчик, – сказал он, – не твой ли отец…

– Да, да, да, – сказал я, – мой, мой… – Я сразу понял его.

– Так вот что, – сказал он, – прошу, милый, в любой день, в любой час дня и ночи – прошу! – И он показал рукой в зал.

С тех пор я ходил каждый день в кино. Каждый день я видел папу. Папу видел не только я. Все мальчишки с нашей улицы и, конечно, братья Измайловы ходили со мной смотреть папу.

– Зови еще, – говорил контролер, – всех зови, пускай смотрят!

Замечательный контролер!