Читать книгу Гаврош - Виктор Гюго, Clara Inés Bravo Villarreal - Страница 7

Настала ночь, но войска не появлялись. Слышался только смутный гул да временами легкая перестрелка, но редкая и отдаленная.

Ясно было, что правительство выигрывает время и накапливает силы. Пятьдесят защитников баррикады поджидали шестидесятитысячное войско правительства.

В нижнем зале кабачка при тусклом свете двух огарков Гаврош изготовлял патроны. С улицы такой свет совсем не был виден, а в верхних этажах вообще не зажигали огня.

В зал вошел высокий человек, держа в руках ружье нового образца.

Гаврош залюбовался ружьем, а потом начал приглядываться и к его владельцу.

Когда тот уселся на стул, мальчик поднялся с места, подошел ближе, на цыпочках обошел вокруг незнакомца и оглядел его со всех сторон, стараясь при этом не шуметь и не привлекать к себе внимания.

«Неужели? Не может быть! Мне это померещилось. А вдруг и правда это он? Да нет же? Ну да, он!» – мысленно восклицал Гаврош, вытягивая шею, как птица. Он был смущен, озадачен, поражен.

Тут как раз к Гаврошу обратился один из революционеров, тот самый, который смеялся над ним, когда он требовал себе ружье.

– Послушай-ка, дружок, ты маленький, тебя не заметят. Выйди за баррикаду, проберись вдоль домов и походи по улицам. Когда вернешься, расскажешь нам, что видел.

– Ага! Значит, и маленькие на что-нибудь годятся, – ехидно заметил Гаврош. – Что же, сейчас пойду. А пока мой вам совет: больше верьте маленьким и меньше большим. – Гаврош понизил голос: – Видите этого долговязого?

– Ну и что же?

– Это шпик!

– Ты уверен?

– Еще бы! Недели две назад он стащил меня за ухо с перил Королевского моста.

Сведения Гавроша оказались верными: после допроса и обыска выяснилось, что человек этот – инспектор полиции. Его обезоружили и привязали к буфетной стойке, скрутив ему за спиной руки. Гаврош присутствовал при всей этой сцене. Подойдя к шпиону, он сказал:

– Оказывается, и мышка может поймать кошку! Ну, я иду, – добавил Гаврош. – Кстати, оставьте мне его ружье.

И, сделав по-военному под козырек, мальчуган шмыгнул на улицу.

На башне Сен-Мерри пробило десять часов, а кругом по-прежнему было тихо. Двое студентов с ружьями и карабинами в руках сидели молча у лазейки между домами и баррикадой и прислушивались, стараясь уловить самый отдаленный и глухой звук шагов. Вдруг среди жуткой тишины с улицы Сен-Дени донесся звонкий, веселый юный голос. Он распевал на мотив известной народной песенки:

– Это Гаврош, – сказал один из студентов.

– Он подает нам знак, – ответил другой.

Торопливый топот нарушил тишину; легко, как акробат, вскарабкался Гаврош на омнибус, спрыгнул внутрь баррикады и, запыхавшись, закричал:

– Где мое ружье? Они идут!

Словно электрический ток пробежал по баррикаде. Слышно было, что все схватились за оружие.

– Хочешь, возьми мой карабин? – спросил один из революционеров.

– Нет, я хочу настоящее ружье, – ответил Гаврош и взял ружье полицейского.

Почти в одно время с Гаврошем на баррикаду вернулись двое часовых с теми же вестями. На посту остался только один часовой, со стороны мостов. Очевидно, там еще было тихо. Все защитники баррикады заняли свои боевые позиции.

Сорок три человека, в том числе и Гаврош, стояли на коленях внутри баррикады. Просунув дула ружей и карабинов в щели между булыжниками, как в бойницы[9], все молча ждали сигнала к бою. Шестеро человек с ружьями на прицел заняли окна в обоих этажах кабачка.

Прошло еще несколько минут.

Наконец послышался мерный тяжелый топот множества ног. Неторопливый, грозный и четкий, он нарастал непрерывно и неумолимо. И вдруг он смолк. Теперь в конце улицы слышалось дыхание большого скопища людей. Однако никого не было видно, только вдали среди густой тьмы смутно мерцало множество металлических нитей, тонких, как иглы. То были штыки и дула ружей, слабо освещенные отблеском факела.

Снова наступила тишина, как будто обе стороны чего-то выжидали. Вдруг из темноты раздался голос, особенно зловещий потому, что казалось – это говорит сама мгла:

– Кто идет?

В ту же минуту послышалось бряцание ружей.

– Французская революция! – ясно и гордо прозвучал ответ начальника баррикады.

– Огонь! – раздалась команда.

Над баррикадой прогремел страшный залп; красное знамя упало. Залп был настолько сильный, что срезал древко. Пули, отскочившие от карнизов домов, попали в баррикаду и ранили несколько человек.

Начало было грозное, оно заставило призадуматься самых храбрых. Очевидно было, что против баррикады выставлен целый полк.

– Товарищи, – крикнул начальник баррикады, – не тратьте зря порох! Подождем, пока они подойдут ближе. А прежде всего поднимем знамя! – прибавил он.

Он сам подобрал знамя, свалившееся к его ногам. Снаружи слышался стук шомполов[10]: солдаты снова заряжали ружья.

Гаврош, не покидавший своего поста, заметил, что к баррикаде крадучись приближаются солдаты, и крикнул:

– Берегись!

Но было уже поздно. Раздалась беспорядочная стрельба, солдаты бросились на баррикаду. Вскоре им удалось занять почти две трети ее, но пробираться дальше они не решались, боясь попасть в ловушку. Они заглядывали внутрь темной баррикады, как в логовище льва. Свет факела освещал только их штыки, мохнатые шапки и нерешительные, злые лица.

Многие из осажденных засели у окон второго этажа и чердака, откуда им удобнее было стрелять. Другие, более смелые, бесстрашно стояли у стен домов, напротив солдат, взобравшихся на баррикаду.

Офицер с большими эполетами поднял шпагу и крикнул:

– Сдавайтесь!

– Огонь! – скомандовал начальник баррикады.

Одновременно грянули два залпа, и все потонуло в черном, едком дыму. Только слышались слабые стоны раненых и умирающих.

Когда дым рассеялся, стало видно, что ряды солдат и защитников баррикады значительно поредели. Но те, что остались на ногах, не тронулись со своих мест и спокойно заряжали ружья.

Внезапно раздался громкий голос:

– Убирайтесь прочь, не то я взорву баррикаду!

Все обернулись в ту сторону, откуда слышался голос. Начальник баррикады вошел в кабачок, взял там бочонок с порохом и, укрываясь в дыму, наполнившем баррикаду, быстро проскользнул к тому месту, где был укреплен пылающий факел. Он в один миг схватил факел и водрузил на его место бочонок с порохом.

Офицеры и солдаты, застыв от неожиданности, смотрели, как начальник баррикады с выражением отчаянной отваги на гордом лице поднес пылающий факел к бочонку с порохом и громовым голосом крикнул:

– Убирайтесь прочь, не то я взорву баррикаду!

На баррикаде вмиг не стало ни души. Побросав убитых и раненых, нападающие в беспорядке и замешательстве отступили к самому дальнему концу улицы и скрылись в темноте.

Бегство было паническое. Убедившись, что баррикада очищена, защитники ее расставили часовых и принялись перевязывать раненых. Начальник баррикады подозвал Гавроша. Мальчик радостно подбежал к нему.

– Хочешь оказать мне большую услугу?

– Любую! – с готовностью ответил Гаврош.

– Возьми вот это письмо. Уйди сейчас же с баррикады. А завтра утром отнесешь письмо. Тут сказано куда. Это совсем недалеко.

Юный герой почесал за ухом:

– Отнести-то я могу… Но вдруг за это время возьмут баррикаду, а меня не будет?

– Не беспокойся. До рассвета они вряд ли опять пойдут на приступ. А взять баррикаду им удастся только днем.

– Можно мне завтра отнести ваше письмо? – спросил Гаврош.

– Нет, это будет поздно: баррикаду успеют окружить со всех сторон и выйти тебе не удастся.

Возразить было нечего. Огорченный Гаврош постоял несколько минут в нерешительности, снова почесал за ухом, наконец встряхнулся по-птичьи и взял письмо.

– Ладно, будет сделано, – сказал он и бегом помчался выполнять поручение.

Ему пришла в голову счастливая мысль, которую он не решился высказать, опасаясь возражений начальника. Но про себя он решил: «Сейчас около полуночи, улица эта недалеко, я успею отнести письмо и вернусь вовремя».

Гаврош отнес письмо и поспешил назад. Но обратный его путь не обошелся без приключений. Он усердно бил все попадавшиеся ему по дороге фонари, а потом затянул бойкую песенку. Распевая, он на ходу гримасничал, корчил страшные рожи. По этой части его изобретательность была неистощима. Жалко только, что у него не было зрителей и он понапрасну тратил свой талант.

Вдруг Гаврош остановился.

– Прервем наше представление, – сказал он сам себе.

В воротах какого-то дома его зоркий глаз заметил ручную тележку и спавшего на ней человека. Оглобли тележки упирались в мостовую, а голова человека – в край тележки, ноги же его свешивались до земли.

Опытный в житейских делах, Гаврош смекнул, что человек пьян.

«Вот как полезны летние ночи, – подумал Гаврош. – Пьяница заснул в тележке. Тележку заберем для республики, а хозяина ее оставим монархии. Тележка очень пригодится нашей баррикаде».

Пьяница сладко храпел. Гаврош потянул тихонько тележку в одну сторону, а ее хозяина потянул за ноги в другую; не прошло и минуты, как пьяница по-прежнему невозмутимо храпел уже на мостовой. Тележка была свободна. Гаврош порылся у себя в карманах, нашел клочок бумаги, потом огрызок красного карандаша и написал:

РАСПИСКА

Твоя тележка получена для нужд Французской республики.

ГАВРОШ.

Бумажку засунул в карман плисового жилета пьянчуги, сам ухватился обеими руками за оглобли тележки и с победным грохотом понесся рысью по направлению к баррикаде.

Эта затея оказалась небезопасной. Гаврош позабыл, что на его пути находится Королевская типография, а в ней караульный пост, занятый отрядом солдат. Солдаты насторожились: треск разбитых фонарей, переливы звонкой песенки – все это было слишком непривычно для мирных улиц, где жители с заходом солнца отправляются на покой. Уже целый час мальчуган жужжал в этом тихом квартале, точно муха в банке. Офицер, начальник караула, стал прислушиваться, но, как человек осмотрительный, решил выждать. Грохот тележки окончательно всполошил его, и он отправился на разведку.

– Здесь их целая шайка! – сказал он, осторожно выглядывая из караульни, и тут же лицом к лицу столкнулся с Гаврошем.

Увидя офицера в мундире, в кивере[11] и с ружьем, Гаврош остановился как вкопанный.

– Привет, общественный порядок! – бойко сказал он.

Его смущение длилось недолго.

– Куда идешь, бродяга? – рявкнул офицер.

– Гражданин, – ответил Гаврош, – я ведь не обзывал вас буржуем, за что ж вы-то меня оскорбляете?

– Куда ты идешь, прохвост?

– Сударь, – снова заговорил Гаврош, – возможно, что вчера вы были умным человеком, но нынче утром вас разжаловали.

– Отвечай, куда ты идешь, головорез?

– Вы очень милы, – ответил Гаврош. – Вам никак не дашь ваших лет. Послушайте моего совета: продайте свои волосы по сто франков за штуку. Получите пятьсот франков.

– Скажешь ты наконец, куда идешь, разбойник?

– Ой, как вы грубо выражаетесь, генерал!

– К оружию! – заорал офицер.

Гаврош в одну минуту принял мудрое решение. Тележка навлекла на него беду – пусть тележка его и выручает.

Когда офицер начал наступать на Гавроша, мальчик мгновенно превратил тележку в метательный снаряд. Тележка налетела на офицера. Он упал в лужу, а ружье выстрелило в воздух.

На крик начальника из караульни выбежали солдаты, раздался залп, за ним второй и третий…

Пальба вслепую длилась около четверти часа; немало оконных стекол пострадало от нее.

Тем временем Гаврош, отмахав без остановки пять улиц, присел на тумбу отдохнуть. Переводя дух, он прислушался к ружейной трескотне и, повернувшись в ту сторону, откуда она слышалась, показал «нос».

«Ну да! – сейчас же спохватился он. – Я тут насмехаюсь, потешаюсь и забавляюсь, а все-таки с дороги-то я сбился, и придется сделать порядочный крюк. Только бы вовремя поспеть на баррикаду!» И, затянув свою песню, он вихрем помчался по направлению к баррикаде.