Читать книгу Любовница Леонарда. Роман ужасов - Виктор Иванович Песиголовец, Виктор Песиголовец - Страница 3

Пролог

Оглавление

Как только отцвели вишни и стало по-настоящему тепло, бабушка Настасья вынесла в сад старый тулуп зятя, бросила его возле маленького самодельного столика, за которым по давней семейной традиции Гурские обедали в летнюю пору, и сказала Лии:

– Вот тебе, малая, кожух, на нем и забавляйся с куклами. Нечего сидеть взаперти! Надо дышать свежим воздухом, благодать-то какая кругом!

Лия сразу притащила из дому целую кучу игрушек, разбросала их на молодой травке, сама уселась на тулуп и, щурясь от яркого света, принялась стаскивать с Таи – своей самой большой куклы – синее плюшевое платьице, надумав поменять его на белое, которое на днях сшила мама из старой простыни.

Настасья с минуту постояла, наблюдая за внучкой, а потом пошлепала к колонке. Наточила полное ведро воды, наполнила ею большой оцинкованный таз, чтобы индюшки и курочки могли утолить жажду, и вернулась в сад. Опустившись на лавочку за столик, достала из кармана своего пестрого передника маленькую книжицу в изрядно потрепанном переплете и футляр с очками.

– Сейчас я буду читать молитву, – обратилась она к Лии, одной рукой натягивая на поседевшую голову серо-голубой платок, сползший на шею, – а ты, малая, повторяй за мной да запоминай. Я в твоем возрасте уже, кажись, пять молитв знала. И тебе пора хоть одну выучить. А то получается, что ты совсем нехристем растешь! Мало того, что твой придурошный папа, прости его Господи, дал тебе имечко, которого нету в святцах, так еще и крестить не разрешил. Вот же ирод какой! Говорит: «Мой дед в Бога не верил, отец не верил, я не верю и дочка моя не будет верить. Потому, что религия – опиум!» Ждет его, отца твоего, геенна огненная, не иначе! А что еще может быть уготовано на том свете такому безбожнику?

Слюнявя пальцы, Настасья полистала молитвослов, потом отложила его на столик, сняла с носа очки и задумчиво молвила:

– Начнем, пожалуй, с «Отче наш»… Малая, повторяй! Отче наш, иже еси на небеси… Малая, ну? Да святится имя Твое…

– Оче на… изе… твое…

– Не «оче на», а «Отче наш»! – терпеливо поправила Настасья. – Повтори!

– Очше на! – послушно пролепетала Лия, тщетно пытаясь обрядить Таю в обновку.

– Ладно! – махнула рукой женщина и забубнила: – Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое… Слушай и запоминай! Да будет воля Твоя…

Через полчаса первый духовный урок пришлось заканчивать. И хотя девочка усвоила только начало молитвы, продолжать его Настасья не могла – нужно было отправляться к пруду на пастбище доить Зорьку и Цветану.

– Значит, так, малая! Я сейчас отлучусь, а ты сиди тут и никуда ни ногой! Поняла? – проговорила Настасья, вставая и одергивая полы выцветшего халата.

Лия подняла на бабушку свои большие карие глазенки и качнула кудрявой головой в знак согласия.

– Ну, тогда я пошла…

Оставшись одна, девочка вдруг потеряла интерес к куклам и обратила свой взор на Мазурика – старого рыжего кота, который, вальяжно развалившись, почивал под лавочкой.

– Мазуря!

Тот сначала блаженно заурчал. Но когда ему в бок попала небольшая пластмассовая кукла, вскочил и отпрянул в сторону. Лия тут же подбежала и начала энергично трепать его за холку. Кот недовольно замотал хвостом, а затем изогнулся и занес для удара лапу. Этого было достаточно, чтобы малышка вмиг залилась слезами. Однако плакала она довольно своеобразно: издавала тонкие протяжные звуки, при этом потрясая кулачками и сердито топая ногами.

– Доченька! – послышался взволнованный голос матери Лии Натальи. Она быстро входила во двор. – Что случилось?

Рыдая, девочка подбежала к ней, потом повернулась к коту и указала на него пальчиком:

– Мазуря! Плохой!

Наталья подхватила дочку на руки, чмокнула в мокрую щечку и, сделав несколько шагов в глубину двора, нарочито строгим голосом запричитала:

– Ах, бессовестный котяра! Ах, подлец! Негодник! Ты зачем обижаешь маленькую Лию? Только посмей еще хоть раз к ней приблизиться, так я тебя живо проучу веником!

Мазурик нервно дернул хвостом и опять развалился под столиком. А девочка звонко засмеялась и погрозила коту кулачком.

Наталья поставила Лию на ноги и, прежде чем отпустить, отерла ее глаза и нос подолом своего ситцевого сарафана.

Когда во двор с бидонами в руках вернулась Настасья, ее дочь уже разожгла на заднем дворе плиту, которой Гурские пользовались летом для приготовления еды, начистила целую миску картошки и заканчивала резать на кусочки мясо.

– Пашка в полдень поедет в район за какой-то деталью к косилке, поэтому придет на обед раньше, – сообщила Наталья матери. – Просил состряпать пюре с жареной телятиной и взвар из сухофруктов.

– Какой-то он непонятный, Пашка твой, – проворчала Настасья, стягивая платок со вспотевшего лба на затылок – В подвале – десяток ящиков с яблоками, в морозильной камере – полведра замороженной смородины, а ему, дуралею, подавай взвар из сухофруктов!

– Ну, любит он его, мама! – смеясь, ответила дочь. – Поставьте на огонь казан с вчерашним борщом, пусть закипит, а то еще прокиснет, пока Пашка явится!

– Да чего бы это борщ прокис! – удивилась Настасья. – Вчера только сварили, хранится в холодильнике…

Договорить она не успела – под навес вошел высокий черноволосый мужчина лет тридцати с большими, мозолистыми руками. Взглянул исподлобья на женщин, негромко поинтересовался:

– Обед, надеюсь, готов?

– Пашенька, что-то ты совсем уж рано сегодня! – покачала головой Наталья. – Всего полчаса прошло, как я мясо с бойни принесла, вот только успела порезать…

Мужчина тяжело опустился на табурет.

– Гришка и Никита, значит, опять поздно на работу вышли? – поморщившись, проговорил он, и было непонятно – вопрос это или констатация факта. – Видать, опять вчера хорошо погуляли, подлецы… Ну, давайте, что там у вас есть перекусить?

– Борщ есть, вчерашний! – не глядя на зятя, бросила Настасья. – Иди, умойся и садись за стол в саду! Сейчас подогрею и принесу.

– Ладно, борщ так борщ! – нехотя согласился Павло и, поднявшись, попросил: – Вы это, яичницу хоть приготовьте. На сале.

Обедал он вместе с Лией. Посадил ее себе на колено, сунул в руку ложку и приказал:

– Кушай, Архелия!

Так и хлебали они вчерашний борщ из одной тарелки. И кусок хлеба у них был один на двоих, хотя на столе красовалась огромная паляница с румяной корочкой – продукт местной пекарни, которая, как и бойня, а также маслобойка, мельница и крупорушка, принадлежали семье Гурских.

Этот обед девочка запомнила на всю жизнь. Почему именно его – трудно сказать. Может быть, потому, что отец тогда в первый и последний раз в жизни брал ее на руки…

Поев, глава семьи щелкнул Лию по носу, кивнул жене и неспешным шагом направился к калитке. У двора его ждала повидавшая виды синяя «Лада» восьмой модели.

Проводив зятя долгим взглядом, Настасья неодобрительно покачала головой:

– Ну, и муженька ты себе выбрала, дочка! Что тебе волк – неприветливый, хмурый, неразговорчивый!

– Характер у Пашки такой! – усмехнулась Наталья, помешивая большой деревянной ложкой вскипающий в казане борщ. – Я уже привыкла. Главное, что выпивает изредка и во хмелю не буянит. Да и хозяин хороший. Не бедствуем, как другие!

– Не знаю, как ты его терпишь, а я уже не могу! – Настасья с раздражением хлопнула себя руками по бокам. – Придется, видать, в свою хату возвращаться. Слава Богу, цела еще, не развалилась.

– Не нужно вам, мама, никуда возвращаться! – вздохнула Наталья. – У вас там ни газа, ни воды во дворе. Что это за жизнь? Если мы вам уж так надоели, то выходите замуж да и отправляйтесь к мужу.

Настасья всплеснула руками:

– За кого выходить-то? Да и года у меня уже не те, чтобы замуж!

– Не выдумывайте, мама! – подбоченилась дочь, бросив на стол ложку. – Вам всего-то пятьдесят годков! И муж для вас есть, очень подходящий человек.

– О ком ты? – воскликнула Настасья, искоса взирая на Наталью.

– А вы вроде не знаете? – засмеялась та. – Об Одинчуке я, Анатолии. Он как в прошлом году свою Софью Тарасовну схоронил, так и стал на вас поглядывать. Я не слепая…

Мать тяжело вздохнула и молча принялась мыть тарелку, из которой только что отобедали зять и внучка.

Лия носилась по двору, что-то радостно лопоча и время от времени заливаясь звонким смехом…

За двором, в ветвях старой липы, восторженно чирикали воробьи, возбужденные майским теплом, в саду им вторили скворцы, а в синеве небес, высоко над землей, беспорядочно сновали ласточки.

Любовница Леонарда. Роман ужасов

Подняться наверх