Читать книгу Паводок - Виктор Климов - Страница 9

Внутри танка стояла духота. Константин вращал командирский люк и внимательно осматривал пространство через прибор наблюдения. Он облизывал пересыхающие губы и пальцами прижимал ларингофоны к гортани, давая необходимые команды механику-водителю. Женя вел танк вдоль среза нависавших над дорогой скал, увеличивая мертвую зону при возможном обстреле с гор.

Третий взвод танковой роты капитана Разгонова спешно выдвигался для выполнения своего первого боевого задания. При постановке боевой задачи экипажам коротко пояснили, что мотопехотное разведывательное подразделение увязалось в преследование противника и попало в засаду. Разведчики ведут бой, но, судя по сообщениям, без помощи им не справиться. Принято решение срочно направить в район боя танковое подразделение, ибо удачливые душманы могут захватить разведчиков в плен.

…Обустройство воинского подразделения в предгорном районе для противной стороны не осталось незамеченным. Противник желал знать больше о воинской части. Командование приняло решение пресечь все их попытки, ставшие уже откровенными и наглыми. Считая задачу не особо сложной, для ее выполнения выделили группу боевых машин с разведывательным десантом на борту.

Изначально все складывалось в пользу разведчиков. Ровно до той поры, пока первая боевая машина пехоты, БМП, проскочив через горловину ущелья, не завертелась на открытом месте, подбитая выстрелом из гранатомета. Оставшийся чудом в живых десант и экипаж спешно укрылись с ранеными бойцами за бортом машины. Из этого не совсем надежного прикрытия они защищались от атак моджахедов.

Теперь второй БМП, для эвакуации попавших в беду товарищей, следовало выбраться на открытое пространство и, обстреляв противника из всего имеющегося на борту вооружения, прорваться к подбитой машине. На результат можно рассчитывать, только выполнив такой достаточно рискованный маневр. Но машина станет при этом удобной мишенью для гранатометчика, который, вероятно, скрывается за одним из выступов скал. У противника появится возможность уничтожить вторую машину. Поэтому БМП оставили вне досягаемости возможного выстрела и тем самым ограничили ее сектор обстрела. Иначе говоря – прикрывали товарищей издали, и делать это становилось все сложнее.

Командир разведывательной группы лейтенант Сорокин нервно покусывал негустые усы и, осматривая ближайшие горные склоны, правильно предполагал, что в любой момент на его бойцов может обрушиться шквальный огонь с верхних уступов, опоясывающих вход в ущелье. Перекрыть к ним подходы имеющимися людьми не было никакой возможности. Оставалось уповать на ограниченность сил и у противника, позиция которого и без того была намного предпочтительнее.

Страха не было. Только не давали покоя отчаянные мысли: «Что можно предпринять в сложившейся обстановке? Переместить БМП и включить в сектор обстрела прилегающие склоны? Тогда без поддержки останутся бойцы второй машины. Усадить на броню десант и… сломя голову ринуться на спасение товарищей? Глупая идея! Сразу же отрежут путь к отступлению, возьмут в кольцо, а там…»

Лейтенант наблюдал, как люди в стеганых халатах перебежками, скрываясь за валунами и обрывистыми берегами горного потока, охватывают подбитую машину в кольцо. Скоро ребятам станет совсем худо. Их сжимают в тиски, и они становятся уязвимыми с трех сторон. В начале боя моджахеды на экипаж и десант обрушили шквальный огонь. Прицельным огнем пытались лишить бойцов маневра.

Сорокин догадался, заметив одну, а затем и другую отмашку душманов, что, приблизившись к машине за время плотного огня, они желают взять солдат в плен. Считают, что появился шанс узнать о воинской части и ее задачах. И упускать благоприятный случай не собираются.

Ах, какая непростительная опрометчивость! Горячий азарт гона обернулся горьким разочарованием! Он, кадровый офицер, как первокурсник, влетел со своими людьми в коварную западню чуть ли не с парадного входа с веселым ликованием от предвкушения мнимой победы!

Его угнетала открывшаяся профессиональная неполноценность. И понимание того, что происходящее событие не является элементом дивизионных учений, по прошествии которых последует разбор допущенных ошибок. Итогом его оплошности явилась боевая ситуация, в которой оказались живые люди, выполняя его приказ.

Лейтенант глухо застонал и закачал в досаде головой. Вновь пробежал глазами по группе бойцов, рассредоточившихся на ближайшем к нему склоне. Они пытались не подпустить противника к подбитой машине, но их возможности оставались ограниченными.

Сорокин почувствовал сосредоточенный на себе взгляд. Осмотревшись, он увидел, что сержант отделения Мордвинкин внимательно наблюдает за ним. Как только их взгляды встретились, сержант выпустил в сторону противника очередь из автомата и скатился по склону.

– Так они окончательно заблокируют ребят. И мы будем вынуждены только наблюдать за этим… – зная, что оба думают об одном и том же, высказался Мордвинкин.

– Вижу! – сухо заметил Сорокин. – В этой ситуации определенно есть какой-то выход, но я его не могу найти…

Мордвинкин предложил:

– Небольшой группой нужно пробиться к валунам, которые находятся между ребятами и оврагом. Оттуда задержать душманов, продвигающихся по оврагу. Вторая машина и бойцы, расположенные на склоне, прикроют противоположную сторону. – Сержант указал в направлении, откуда только что скатился. – Мы за валунами будем защищены со всех сторон. Это готовый природный блиндаж! – закончил Мордвинкин, уверенный в своей правоте. Он сдерживал частое дыхание и ждал решения лейтенанта.

– Я думал об этом варианте… К валунам как пробраться? Местность открытая. Расстреляют…

– Убить могут везде, – покорно согласился Мордвинкин, поняв причину нерешительности лейтенанта, желающего избежать повторения ошибки. – Но нам надо использовать любую возможность. Потом будем казнить себя за бездействие…

Сержант не упрекал. Он убеждал. Быть может, прежде всего – себя. Потому предложил:

– Надо посадить часть десанта на левый борт БМП. Машина выскочит из-за укрытия буквально на минуту вон на то место. – Сержант указал на открытую площадку. – И со всех стволов и пушки откроет огонь по душманам, прикрывая нас… Мы успеем! – утвердительно изрек он.

Лейтенант понял, что сержант Мордвинкин, назначив себя старшим в группу прикрытия, в помощь себе оставляет только удачу и призрачное везение.

Офицер внимательно посмотрел на Мордвинкина, не решаясь напоминать об основном козыре противника.

– Он не посмеет… – опередил сержант. – Видите, живыми хотят взять? Он не станет расстреливать экипаж из гранатомета, пока не получит приказ, – имел в виду гранатометчика сержант. – А, может, на наше счастье, у него и нет больше выстрела… До этого же борта ему не достать. Командир БМП, – указал сержант на машину, – пусть пошумит со своей командой, а затем отходит… – Мордвинкин замолчал и шумно вздохнул. Но тут же добавил: – Только начать надо вместе. Я своим солдатам растолкую… С собой возьму двоих: Суркова и Алехина. Ребята сообразительные. Мы их сделаем! – не желая терять решительность, предопределил исход рискованного дела сержант. И вновь пристально посмотрел на лейтенанта.

– Броня идет на помощь, – напомнил лейтенант старослужащему солдату.

– Могут не успеть. Прибудут, чтобы эвакуировать убитых?

– Да, могут убить. Получается, другого варианта у нас нет. Мы на войне. К этому надо привыкать… – убеждал себя вслух молодой лейтенант.

– Вот и хорошо, – принял сержант выводы командира за одобрение. – Умирать раньше положенного срока не будем. Бог не выдаст – свинья не съест. Я пошел…

Сержант круто развернулся и, не оборачиваясь, перебежками приблизился к бойцам.

«Почему, в который раз, он приходит мне на помощь?.. – думал Сорокин. – Догадался, что я не мог не думать об этом почти единственно возможном варианте и поспешил поддержать меня?»

Он добежал до БМП, дал указания командиру машины и переспросил:

– Ты все понял? Огонь веди из всех стволов! И отходи, когда они добегут! – возбужденно, поверив в задуманное, выговаривал лейтенант.

– Сделаем, – не по-уставному ответил командир БМП.

…Ноги, казалось, несли тело сами по себе, независимо от усилий. Мордвинкин не слышал, что творилось вокруг. Он видел впереди себя три огромных валуна. Когда-то они скатились со скал, вросли в землю и покрылись мхом. Храня беззаботность, целовались меж собой дугообразными боками. Теперь призваны охранить души небольшого отряда, решившего прикрыть собой экипаж подбитой машины.

Подсумки с уложенными в них магазинами оттягивали ремень и хлопали Мордвинкина по ягодицам. Во время бега сержант, помимо всего, придерживал рукой бронежилет, за который уложил дополнительно спаренные, утянутые изоляционной лентой магазины. Он опасался, что по какой-то причине может растерять боезапас. И тогда его игра со смертью перейдет в разряд бесперспективной затеи. Он прислушался к себе: дышит ли? Казалось, что забыл это делать и оттого так жжет в груди. Боже, как все совершается медленно! Ведь он прилагает столько усилий! А мир словно замер… Прекратила вращаться земля, и остановилось само Время.

Крупные капли пота скатились на ресницы и мешали видеть. «Вжик, вжик!» – ожили вокруг него суетливые звуки. «Пули, видимо… – нисколько не удивился своей догадке Мордвинкин. – Вот как, оказывается, они поют наяву, – продолжал хладнокровно рассуждать сержант. – Совсем как в кино… Опять мимо! А, следующая? Если очередь возьмет на опережение?.. Видимо, не всех смогли прижать. Кто-то выцеливает… Может – упасть пока, а бег продолжить потом? Чушь! Магазины тогда точно растеряю! А противник не упустит такой возможности! Лежащего человека взять на мушку проще…»

«Вжик!» – пропела очередная пуля и, коварная, легко коснувшись, обожгла лоб, прямо под козырьком каски! Словно пчела ужалила. Он удивился одинаковости впечатления. И вспомнил на долю секунды, как помогал отцу на пасеке. Пчелы, отягощенные взятком, шумели ровно и не отвлекались от важных дел. Жалили только те, которых прижимали по неосторожности во время работы. Сейчас касание пули до странности точно напомнило, как жалит пчела…

«Если бежал бы на полсекунды быстрее, угодила бы ровно в висок…» – хладнокровно сообразил Мордвинкин. Сержант ощутил вдруг боль в груди, приступы подступившей тошноты и сухость во рту. И тогда вспомнил, что учебные марш-броски всегда переносил с трудом. Хотя почему – учебные? Он всегда переносил бег трудно! Пытался понять, отчего это с ним происходит? Выбивался из сил, не желая показать свою слабость, и на финиш приходил не последним. Но как это давалось?! Он сдерживал подступившую тошноту, захватывал воздух раскрытым ртом и старался глубже протолкнуть его в легкие.

Вот и сейчас, совсем не ко времени, вновь это знакомое жжение в груди и подступающая горечь. И Мордвинкиным вдруг овладело отчаяние. Он с прежним напряжением пытался быстрее переставлять ноги. При каждом переносе тела стал чувствовать острую, покалывающую боль в мышцах. Испугался, что их может по какой-то причине схватить судорога, заклинить, как неисправный механический шарнир. И тогда он упадет, поранившись об острую щебенку. И лишится так тщательно оберегаемого боезапаса… Признаки обреченности накатили холодной волной.

«Сейчас могут убить?.. А, пусть попытаются сделать это… Слабо?!» – с неуместным сарказмом воспротивился он.

В висках отдавался стук каблуков. И вдруг царивший вокруг него шум исчез. Его вовсе не стало! И он, к своему удивлению, вдруг отчетливо услышал, как скрипит горная крошка под подошвами его ботинок. Удивился образовавшейся вокруг него осязаемой тишине и успел подумать: почему такое случилось?

Далее рассуждать становилось сложнее. Один из магазинов больно уперся в бок. Мордвинкин попытался поправить, уложить магазин удобнее. Капли пота по-прежнему мешали видеть. Быстрым движением он смахнул их с ресниц и обнаружил, что спасительные гранитные валуны совсем недалеко от него. Он влетел за них – щелкнула какая-то заслонка, и пространство наполнилось звуками. Вновь стала вращаться земля, и ощутимым стало время.

«Было бы обидно…» – удивительно спокойно подумал он о пощадившей его пуле и облегченно выдохнул. Вытер рукавом пот со лба. А вместе с ним и первые капли крови на этой войне. Подрагивающими руками зафиксировал магазин в затворе автомата. Боковым зрением увидел, как следом за ним вскочили в лоно бездушного гранита Сурков и Алехин. Отстреливаясь, пятилась за скальный уступ броневая машина, которая только что прикрывала их бросок. Наставлять подчиненных было бессмысленно. Они сами знали, что следовало делать дальше.

Мордвинкин из своего укрытия обозрел большую часть оврага. Отчетливо различил душманов, перемещающихся вдоль склонов. На секунду-другую задержал дыхание. «Сейчас к вам прилетит мой привет. Друзей захотели?! Ну-ну…» – без злорадства рассудил сержант.

Упер приклад автомата в плечо, сосредоточился. Прицелился и надавил на спусковой крючок, будучи полностью уверенным, что выпущенная очередь не пройдет мимо цели.

Успел заметить, как удивились душманы, когда из группы молча вывалился один из бойцов. Они завертели головами, пытаясь понять странную траекторию прилетевшей пули. Сурков с Алехиным не упустили своего случая. Противник сообразил. Люди в халатах повалились наземь и, проталкивая тела по неглубокой воде, поспешили укрыться за крутолобыми, облизанными долгой водой валунами.

Мордвинкин понимал, что драгоценного преимущества с каждой секундой остается все меньше, и потому спешил. Он не испытывал ожесточения. Использовал возможность добротно выполнить работу, добытую с риском для жизни. Он наконец вычислил командира. Вновь задержал дыхание и выпустил несколько коротких, прицельных очередей. Человек с накрученным на голове тюрбаном вскинулся и, опрокинувшись в воду, перестал двигаться.

Сержант уронил короткий удовлетворенный смешок. У него не было времени на психологический надлом от впервые убитых им людей. Мордвинкиным владели иные чувства. Он переустановил в затворе рожок и оглянулся на товарищей, сосредоточенно ведущих огонь по растерявшемуся на время противнику. Люди в овраге поняли, что стали уязвимыми. Не отстреливаясь, пытались спасти себя.

Казалось, на какое-то время инициатива перешла на сторону боевого десанта. Удалось прижать плотным огнем выявленные огневые точки противника. Группа Мордвинкина миновала зону смерти и укрылась за валунами. Подразделение обретало шанс на спасение своих людей. Но лейтенант Сорокин понимал, что противник именно по этой причине предпримет максимум усилий для достижения своей цели.

Он также понимал, как сложно находиться с ранеными людьми за броней боевой машины. Десант, лишенный подвижности и должного обзора, с опозданием предпринимал меры для своей защиты.

«На какое время хватит патронов группе Мордвинкина? Из подбитой БМП не ведут огонь из пушки. Повреждена?.. Люди в овраге поймут, что доставить патроны к валунам фактически невозможно. Создавая видимость атак, станут вынуждать расходовать имеющиеся. Бойцы, добровольно избравшие роль живца, станут небоеспособными, пополнят число возможных заложников…»

У Сорокина шумело в голове от навалившейся, ставшей очевидной ответственности за судьбы подчиненных солдат. В груди, когда сознание рисовало возможный неприятный исход боя, становилось холодно и пусто. И там, в образовавшейся пустоте, бессмысленно металось сердце, ставшее непомерно тяжелым и ощутимым. «Где обещанная помощь? Сколько времени ее ждать?..»

Молодой офицер чувствовал, как порой теряет ощущение окружающего пространства. Только одна мысль владела им в такой момент: смогут ли они продержаться до подхода помощи? Он вздрагивал от понимания жизненно значимого факта и в очередной раз обводил взглядом картину боя.

Странное дело, но ему казалось, что слух в это время у него притуплялся и он переставал слышать катающееся по ущелью, рокочущее эхо. Он созерцал, иначе не скажешь, пологий холм между рваных скал, покореженную боевую машину, сиротливо и кособоко стоявшую на открытом месте. Его сердце в очередной раз начало учащенно биться, и он молча повторял, как заклинание, одну и ту же фразу: «Только бы уберечь людей. Иначе я не смогу объяснить случившегося провала…»

Он менял магазин в затворе автомата и, пытаясь поймать в прицел противника, удивлялся их маневренности и скрытности. «Они действуют, надо признать, достаточно профессионально. Несомненно, сказывается природная, горская принадлежность. Англичане в этой стране здорово обожглись в свое время. А нам что предстоит здесь испытать?..»

Лейтенант на секунду-другую отрывался от боя и оглядывался на долину, выискивая глазами какое-либо движение. Но наблюдал только плывущее марево да угадывал, как таяло на просторе вырывающееся из ущелья эхо боя. Он склонял голову на руки, восстанавливал дыхание и, очнувшись от полузабытья, вновь прилаживал приклад автомата к плечу.

Лейтенанту Сорокину больше всего хотелось сейчас разделенности с кем-либо происходящих событий. Не переложения бремени ответственности на чужие плечи, а простого соучастия, подобного тому, которое он испытал недавно при разговоре с сержантом Мордвинкиным: «Мы их сделаем, товарищ лейтенант!» Хотя оба в тот момент знали, что от желания до исполнения задуманного оставалось непомерно большое расстояние.

Лейтенант Сорокин становился обреченным на ожидание результата. Такое положение тяготило.

Он осмотрел в очередной раз поле боя. Неосознанно поднял взгляд в небо. Сосредоточился на неведомой точке. И неожиданно для себя попросил: «Господи, помоги мне… Нам!» – поправился тут же. И, не успев удивиться обращению к неведомым силам, строго потребовал: «Думай, Сорокин, думай!..»