Читать книгу Экстремист - Виктор Тетерин - Страница 6

Все было замечательно в эту тихую, мягкую осень. Я жил как буддист, не строя планов на будущее, наслаждаясь каждым прожитым днем.

А потом незаметно наступила зима. Для прогулок теперь было холодно, и Лена обычно сразу после лекций ехала прямо ко мне. В сквоте тоже было холодно без центрального отопления, но у меня стоял обогреватель, так что жить было можно. Вечерами я лежал на кровати, уставившись в потолок, и размышлял о том, что все идет по плану. Иногда ко мне заходил кто-нибудь из местных обитателей занять денег на бухло или сигареты, мы с ним немного говорили об искусстве, потом он уходил, и я снова оставался один. Настроение в тот период было лирическое, я думал лишь о Лене, и хотя сквот был целый вечер наполнен шумом и гамом, там все время были какие-то пьянки, но я не обращал на это никакого внимания. Раньше бы меня раздражала вся эта богемная публика в нашем сквоте, все эти бездарности, мнящие себя новыми Ван Гогами и Гогенами, но теперь я был абсолютно спокоен, мне было даже интересно иногда наблюдать за ними.

Наконец Лена приходила со своих лекций, и наступало счастье. Мы выпивали с ней по бутылке пива (впрочем, иногда мы пили вино), с невозмутимым видом общаясь на всякие отвлеченные темы, но внутри мы уже дрожали от нетерпения и желания обладать друг другом. Наконец она садилась ко мне на колени и говорила о том, как она по мне соскучилась. Ее голос звучал так чудесно, в нем было какое-то внутреннее содрогание, в этот момент она напоминала мне маленькую девочку, которая пришла пожаловаться своему папе, что ее обижают. Я слушал ее и вместо ответа целовал, потом снова и снова. Постепенно мы срывались с катушек и полностью теряли надо собой контроль. Я обнимал ее, прижимал к себе, сдавливал в своих объятиях, а она только нежно что-то говорила, если могла еще что-то говорить. Все это напоминало какое-то сумасшествие, в такие минуты уже не соображаешь что делаешь, все происходит абсолютно импульсивно, основываясь на каких-то диких инстинктах, которые сидят где-то глубоко внутри каждого из нас. Потом мы переходили к сексу, не в силах больше сдерживаться, обычно сначала я делал ей куннилингус, доводя ее почти до сумасшествия, потом она возбуждала меня ртом или руками (хотя обычно этого не требовалось, я уже был давно готов), и, наконец, мы приступали к настоящему сексу. Что ж, он был действительно великолепен. Секс с женщиной, которую ты хочешь – это уже замечательно, но секс с любимой женщиной – это лучшее, что вообще может с тобой быть в этой жизни. Продолжался он иногда часами, мы кончали, отдыхали, потом все повторялось снова. В сексе Лена любила насилие, чтобы ее просто, выражаясь русским языком, «ебали», что я и делал, в этом наши желания совпадали. Это была власть мужского начала, это был настоящий, природный половой акт, и все в нем было естественно и нужно, правильно и необходимо.

Наконец мы уставали и просто лежали на кровати, обычно она так и засыпала. Сил на то, чтобы сходить в ванную уже не оставалось, да и ванной в сквоте собственно не было – так, самодельный душ. Иногда она все-таки вставала и шла в этот душ, я наблюдал за ней, и, конечно, она была в этот момент воплощением женской красоты в нашем несовершенном мире.

Так прошло около месяца – теперь я был влюблен и часов не наблюдал. Как-то, когда мы лежали на кровати после всего, я сказал Лене:

– Давай залезем на крышу.

Лена улыбнулась:

– На какую крышу?

– Да на нашу. Как сюда приехал – все собираюсь, а до сих пор не был там. Сквот снесут, а я и не побываю.

Мы взяли пакет вина и полезли на крышу. Попасть туда было довольно сложно, пришлось пролазить по сломанной лестнице на чердак, потом в темноте шататься по нему, отыскивая выход на крышу, но в итоге мы все-таки оказались на самом верху нашего сквота.

Мы сидели на железной крыше, и смотрели на город. Вид отсюда открывался замечательный. Видно было практически весь центр Москвы – Кремль, храм Христа Спасителя, старые и новые дома, церкви. Все это было освещено каким-то общим светом, от фонарей и машин, и казалось, что Москва – единственный настоящий город в мире. Мы пили вино, смотрели на всю эту красоту, а я думал, что счастливее меня в этот момент нет никого.

– Как ты думаешь, Лен, что будет с нами через 10 лет?

Лена задумалась и ничего не ответила. Я наклонился и поцеловал ее, потом чокнулся с ее пластиковым стаканчиком.

– Все будет хорошо, Лен, я это точно знаю. У нас будет куча детей, и мы будем жить вместе на берегу моря.

Лена грустно улыбнулась в ответ. Мне стало жалко ее, но я лишь выпил вино из стакана и уставился на вид перед собой. Мы молчали. Я хотел, чтобы этот момент длился всю мою жизнь.

Через несколько минут я посмотрел на Лену – она сидела, закутавшись в свое серое пальто, и смотрела куда-то перед собой с абсолютно отрешенным видом. Я подошел к краю крыши и посмотрел вниз. Было видно двор, там была навалена куча мусора, подтаявший снег тоже был кем-то свален в несколько куч. Во дворе было темно. По соседней улице, откуда во двор падал свет от фонарей, иногда ездили машины.

Я почувствовал какую-то сильнейшую пустоту во всем этом, как будто в мире закончился смысл. Захотелось спрыгнуть вниз. Несколько секунд я боролся с этим желанием, наконец справился с собой и обернулся к Лене. Она все так же сидела, уставившись в темноту невидящим взглядом. Я крикнул ей:

– Лен! Лена!

Ее голос был спокоен:

– Чего?

Я подбежал к ней, упал перед ней на колени и стал обнимать ее.

– Я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Понимаешь, Лен? Только ты и я. Мы должны быть вместе, иначе никак. Хорошо?

Она кивнула. Я прошептал, прижавшись к ее голове:

– Я без тебя не смогу.

Лена отстранилась, я посмотрел ей в глаза.

– Ну, что скажешь?

– Вадим, я тоже не могу без тебя.

Я сел рядом с ней и прижал ее к себе, Лена дрожала.

– Почему ты дрожишь? Замерзла?

– Нет. Просто так.

Мы немного помолчали.

– Я люблю тебя, Лен.

– И я тоже.

Стало очень тихо, и только звуки от машин с дороги иногда доносились до нас. Мы молчали, Лена дрожала все меньше. Подул резкий ветер, но мы еще долго сидели на крыше, прижавшись друг к другу.

Да, это было счастье. В первый раз в моей жизни. А, может быть, и в единственный.

И все-таки, даже самого полного счастья не бывает достаточно. Человеку – всегда всего мало, он в любой, даже самой лучшей ситуации в своей жизни, найдет – чем загрузиться. Увы – это так. Вот и я тоже в те дни мучительно думал о том, что же ждет нас с Леной в будущем. Мы закончим университет, поженимся, будем работать, родим детей и т. д. и т. п. Все это было слишком уж просто, дорога представлялась слишком ровной, а я знал, что так в нашей жизни не бывает. Всегда будут возникать какие-то проблемы, всегда будет что-то мешать. Даже наше положение сейчас было слишком шатким, в любой момент могло что-то случиться – снести сквот, выгнать меня с работы, в конце концов – кого-то из нас могла сбить машина на улице. И как тогда жить дальше? Я так дорожил счастьем, которое у нас было, что отчаянно боялся любой опасности, которая могла ему грозить. Наверное, все дело было в том, что я до сих пор не мог привыкнуть к этому волшебному ощущению, которое свалилось на меня в тот незабываемый день нашего знакомства на пляже в Коктебеле.

Впрочем, дело не только в этом. Мне все чаще казалось, что я не могу просто так быть счастливым, что я этого не заслужил, что я просто выиграл в какую-то лотерею и все мое счастье может внезапно закончиться. И что, в конце концов, я должен что-то отдать взамен этого счастья, я должен что-то сделать. Сделать для своего народа, для своей страны.

Мне нужно было разобраться в себе, понять – чего я хочу. Так сложилось, что как раз в эти дни «горестных раздумий» я поехал по делам в свой родной город, благо, что на работе в ближайшее время никаких съемок не предвиделось. У себя дома я и нашел ответ.

***

Моя малая родина, мой Саранск – не самый красивый город в мире, но он определенно удивителен. Удивителен по своей атмосфере, абсолютно неповторимой, какой-то домашней и уютной. Я всегда люблю приезжать в него. Может быть, я просто привык к нему. Он не слишком велик, но и не мал, в общем, по российским меркам – средний по размеру. Как и в других городах нашей страны, в нем есть проспект Ленина, есть улицы с советскими названиями, с дореволюционными – в общем, привычное для современной России смешение всего со всем. У Саранска есть своя история, пусть и не такая длинная, как у древних русских городов, но за свои 365 лет он уже пережил немало, впрочем, пусть про это пишут историки. Его можно назвать промышленным городом, в основном жители Саранска работают на нескольких заводах, но, в то же время, в городе есть два университета, причем один из них – третий по величине в России. Есть несколько театров, музеи, другие заведения культурного отдыха. Конечно же, есть несколько ночных клубов и просто кабаков. Так что, мой город имеет вполне развитую инфраструктуру для работы и отдыха, как сказали бы раньше. В последние годы «стабильности» его серьезно благоустроили, так что он даже стал занимать призовые места на каких-то всероссийских конкурсах в этой области. В общем-то, он хорошеет и это меня радует. Жалко только что жизнь обычных людей у нас лучше от этого не становится.

Саранск – столица национальной республики, это накладывает определенный отпечаток на жизнь города, придавая ему свой колорит по сравнению с чисто «русскими» городами. Впрочем, большинство населения города – русские, и их соседство с «титульной нацией» никогда не приводило к каким-либо серьезным конфликтам. Мордва, как и все финно-угры, довольно спокойный народ, трудолюбивый и упрямый. Да и, как известно, чисто русских у нас в стране уже не осталось, все давным-давно перемешались, и, как писал Есенин, «затерялась Русь в мордве и чуди».

Саранск прекрасен, и как объяснить то – почему он прекрасен, я не могу. Есть в нем какое-то очарование, какая-то внутренняя притягательная сила, которая заставляет меня внутренне радоваться каждый раз, когда я возвращаюсь в него из Москвы или других мест. Есть какое-то ощущение, что это – мой город, что в нем живут хорошие, умные люди, что в нем ты будешь счастлив. Откуда берется такое ощущение, во многом наивное – не знаю, но таково свойство Саранска, и ничто уже не может победить его во мне, ничто не может вытравить эту любовь к моей малой родине.

Я приехал в Саранск рано утром на фирменном поезде. Был январь, стояла яркая, морозная погода. Я живу недалеко от вокзала, поэтому пошел домой пешком. Хотя, в общем-то, в Саранске вообще все рядом. Было так радостно идти по моему прекрасному, светлому городу, по улице, покрытой белым, искрящимся снегом, выдыхать изо рта пар и наблюдать за машинами, проносящимися по дороге, за людьми, идущими тебе навстречу, и, конечно же – за воронами, сидящими на деревьях и радостно каркающими по поводу и без всякого повода, просто – от полноты жизни в это январское утро.

Дома меня ждали мои родители, которых я не видел уже полгода. Я люблю их, но уже давно уехал из дома и теперь, наверное, не смог бы постоянно жить вместе с ними. Впрочем, этого от меня и не требовалось, по крайней мере, пока.

Родители у меня самые обычные люди, всю жизнь проработали на производстве, жили просто и честно, воспитали двоих детей. В общем, они из тех, кого у нас называют «рабочая интеллигенция». Сколько себя помню, с деньгами у нас в семье всегда было туго, но в советские времена жить все-таки было можно. В девяностые стало хуже, но уже выросла старшая сестра, вышла замуж, я тоже уехал, так что жизнь родителей хоть немного облегчилась. Что касается, распределения ролей, то, конечно, мать – главный человек в семье, и, наверное, в этом причина многих моих комплексов. У нее жесткий характер, и в детстве именно она воспитывала меня, наказывала или поощряла за что-то. Впрочем, насколько я знаю, такая ситуация далеко не редкость в наших семьях. Характер отца хоть и мягче, но эгоистичней, впрочем, чувством юмора и самоиронии он не обделен.

Так сложилось, что отношения мои с родителями довольно близкие, но мы почти не говорим на темы моей личной жизни, я этого не люблю. Между нами есть искренность, но всегда есть какие-то темы, на которые наложено табу. Почему так получилось – не знаю, может быть из-за наших характеров, может быть только из-за меня или еще из-за чего-то. Но я, как уже говорил, люблю своих родителей, они хорошие, интеллигентные люди, хоть это и звучит банально. И все же, хоть я и стал взрослее, но я никак не могу найти в себе силы переступить что-то в себе и однажды заговорить с ними о том, что меня по-настоящему волнует. Может быть, когда-нибудь потом, этот разговор наконец случится, я этого не знаю.

В день приезда мы отмечали день рождения отца. Мама накрыла стол, мы сидели за ним втроем – ели, пили, веселились. Рядом с нами у стола сидел кот Михаил – мохнатое существо с персиковой шерстью, я его очень люблю. День рождения отмечался как ему и полагается отмечаться, все было как всегда. Те же шутки, те же тосты, то же настроение. Позднее я понял, что это и есть самое ценное в нашей жизни, но тогда – тогда мне было скучно. Я не мог говорить искренне о своей жизни, не мог спрашивать у родителей ответов на мучающие меня вопросы, а все остальное мне уже было давно известно.

Отсидев за столом положенное время, я встал и ушел к себе в комнату. В такие минуты особенно хорошо понимаешь ценность того, что у тебя есть друзья. С родителями все-таки не можешь обсудить то, что тебя волнует. Я, по крайней мере, не мог. Я постоял немного на балконе и пошел к другу.

Леха обрадовался моему приходу, хотя он только что пришел со своего завода, где работал во вторую смену. Леха – мой лучший друг, мой сосед и бывший мой одноклассник. После школы он оттрубил в армии, потом устроился работать на завод слесарем. Он, как говорится, простой парень. Работал себе по сменам вот уже пятый год, женился три года назад, сыну Мишке два года, пил водку по выходным – в общем, был типичным работягой. И я уважал его за это. А он – меня, хотя особых причин для этого не было. Я не работал нигде постоянно, вел странную, с точки зрения Лехи, жизнь, но мы были друзьями, и это было единственное, что было важно.

Мы обнялись с Лехой, потом покурили на балконе, пока его жена Светка накрывала на стол. Затем мы сидели все вместе на кухне за этим столом, пили водку и вспоминали, вспоминали… Наши общие воспоминания – вот, что у нас было сейчас, и этого уже было немало.

Леха вспоминал, как в школе мы ездили в турпоход на Волгу, сколько всего разного там с нами произошло.

– А помнишь, как Диман по пьяни закинул мои сапоги на деревья, а я с утра спросонья надел твои, и пошел рыбу ловить? А ты потом бегал по берегу, матерился и обещал нас поубивать. Помнишь?

Я помнил. Тогда все было как-то в новинку, ну это и понятно, мы же были совсем молодые. Странное дело, я и сейчас был вроде не старый, но чувствовал себя прожженным циником из романа Мариенгофа. Впрочем, это тоже говорило о моей длящейся молодости.

Светка ушла в парикмахерскую, и мы стали вспоминать о наших школьных подругах. На самом деле, в школе я любил только одну девочку – Таню, мою одноклассницу. Впрочем, это не мешало мне приставать и к другим ровесницам.

– Помнишь Маринку, – наседал на меня Леха, – я ведь с ней в одиннадцатом классе еще замутил. Потом год встречались после школы.

– А дальше че не стали?

– Дальше… Дальше меня в армию забрали. А потом вот, когда дембельнулся, она уже замужем. Ну, а мне по херу, я Светку на дискотеке встретил и все – шуры-муры, все дела. Пока не родила.

Леха ржет.

– А сейчас че? После того как родила?

– Да, нормально все, я так – прикалываюсь. А ты помнишь как с Танькой-то? Ну как вы это?

– Ничего, нормально мы это. Хорошо было.

– Ага, было да прошло. Ну, давай за тебя что ли.

Во время распития второй бутылки Леха окончательно окосел, и мы пошли прогуляться на улицу – подышать свежим воздухом. На улице было холодно, и мы зашли к нашему общему другу Дену, выпили у него. Потом мы гуляли по своему району (в простонародье он называется «низы»), приставали к каким-то бабам, потом пили пиво в какой-то подворотне. Потом откуда-то выехал «газик» с ментами, и мы стали удирать от них, перелезли через какой-то забор, потом еще через один забор, потом перешли через железную дорогу и оказались на берегу Инсара – речушки, которая течет через весь Саранск.

– Кажись, ушли. – Леха кое-как переводит дыхание, я вспотел и ем снег. – Слушай, а Ден-то куда делся?

Я огляделся – Дена действительно нигде не было.

– По ходу, он к Посопу свернул.

– Бля, и мобилы нет у него, не позвонишь.

– Да ладно, не поймают его, они вон на сколько отстали.

– Слушай, а здорово мы их, да? – Леха довольно смеется, я тоже улыбаюсь. – Они думают – все, тепленьких нас, а мы через забор – и пиздец. Хер им, а не вытрезвитель!

Наконец мы отдышались и идем по берегу Инсара. Это небольшая речка, по берегам ее в основном растут кусты, иногда деревья. В детстве мы часто рыбачили здесь, зимой ходили на лыжах через реку в Ботанический сад.

– Я вот здесь по осени такую щуку вытащил, кило три было точно! – Леха и сейчас частенько ходит на рыбалку, это для него святое. – Едва удочку мне не сломала, сука. На живца ловил.

Мы идем дальше. Я смотрю вокруг – темно, только светлеют поле и река, покрытые снегом. Сколько счастливых дней было у меня здесь! В детстве не думаешь об этом, но сейчас – сейчас так хочется хотя бы на один день вернуться туда, в это время, которое было наполнено вечным праздником, вечным ожиданием чуда. Хотя, конечно, и тогда все было не так благополучно, были какие-то свои проблемы, но ведь запоминается только хорошее! Странное ощущение – идешь вот так по берегу реки, и внутри тебя все словно бы очищается, ты опять тот, каким был здесь лет пятнадцать назад. Вот это дерево, с которого мы прыгали как парашютисты в снег, вот склон, где мы рыли каждую зиму землянку в снегу, и где каждый год устраивались снежные бои между «нашими» и «немцами». Почему я вспоминаю об этом каждый раз, когда здесь бываю? Ведь столько воды утекло. А здесь ничего не изменилось, только еще больше зарос весь берег репейником и хвощом. Все осталось так же, как тогда – поэтому и вспоминаю все так отчетливо и ясно.

– Че делать будем? – Леха начал замерзать. – Надо бы добавить для сугрева.

– Сейчас закрыто уже все.

– Круглосуточный на Невской есть. Или можно самогонку взять, знакомый один гонит.

Чтобы не идти далеко, решили взять самогонки. Снова переходим железную дорогу, потом идем по тесной маленькой улочке, заставленной деревянными домиками. Поворачиваем на соседнюю, проходим еще три дома, и Леха стучит в дверь какой-то халупы. В ответ нам лает собака, стучим в окно, пока наконец-то к нам не выходит какой-то мужик лет шестидесяти в накинутом на плечи ватнике.

Леха приветствует его:

– Здорово, Михалыч.

Михалыч недоволен.

– Че так поздно?

– Ну, так уж получилось, звиняй друг. К тебе можно?

– Получилось… Ладно, заходи.

Леха вместе с Михалычем исчезает в доме, я жду его, наблюдая звездное небо. Все-таки старина Кант в чем-то был прав, на небо действительно замечательно смотреть, особенно, если ты под градусом. Через десять минут Леха появляется около меня, в руках у него бутылка из-под водки «Эрьзя», в которой плещется мутная жидкость.

– Нормально, первач почти-то. – Леха радостно хлопает себя по бокам. – Сейчас дернем тут по децлу.

Мы отходим под какое-то дерево, там садимся на бревно, припорошенное снегом, и Леха достает из кармана взятые у Михалыча стаканы.

– А закусить есть что-нибудь? Или запить? – Я с тревогой смотрю на мутную жидкость, умело разливаемую Лехой по стаканам.

– Да не ссы, сэм классный – сам пойдет. – Потом он все же достает из-за пазухи луковицу и кусок черного хлеба. – На, закусывай.

Мы чокаемся, я нюхаю свой стакан – жидкость пахнет прелыми тряпками. Леха тем временем выпивает, крякает и занюхивает рукавом. Собравшись с духом, я тоже выпиваю половину из налитого, чувствую внутри себя огонь, и срочно занюхиваю хлебом, потом отламываю от него кусочек и медленно жую его. Ощущение, что внутри меня началась революция.

– Ну что – заебись пошла? Сразу согрелся, поди? – Леха довольно улыбается. – Я же говорил – классный сэм, всегда у Михалыча беру. Че – еще по одной?

Ко мне возвращается дар слова:

– Не, не, погоди, не гони лошадей, дай в себя прийти.

– Как хочешь, торопиться некуда.

Леха закуривает, я снова смотрю на небо. Из-за выступивших от самогонки слез оно кажется дрожащим и переливающимся, все в нем таинственно и чудесно. Мне кажется, что я чувствую музыку сфер.

– Эх, бля, как все заебало! – Леха машет рукой. – Давай еще по одной за встречу.

Я соглашаюсь, и мы пьем дальше. Больше в этот вечер я уже ничего не помню.