Читать книгу Евдокия - Виктор Улин - Страница 2

2

Оглавление

Слониха Дэйзи была примой цирка зверей Станислава Залевского.

И одновременно его головной болью.

Она появилась тут уже во взрослом возрасте лет десять назад. По каким-то сложным обменам между цирками стран содружества приехала из Чехословакии. Вместе со своим слоновожатым, серьезным маленьким чехом Ешеком, который воспитывал ее с младенчества.

Иностранное имя ей дали на родине. В переводе на русский слониху звали «Ромашка». Точнее, «Маргаритка», поскольку ромашек в англоязычных странах не росло и соответствующего слова не существовало.

Дэйзи умела многое, незнакомое здешним слонам.

Помимо обычных слоновьих упражнений на тумбах, она вальсировала, делала ласточку и уверенно стояла на одной передней ноге.

Кроме того, терпеливые чехи научили Дэйзи играть роль примерной ученицы в зверином классе. Который состоял из вынесенных на арену парт, где сидели и лежали собаки, котики, обезьяны, свиньи и даже ослики.

А Дэйзи стояла у доски – в белом передничке и подобии коричневого школьного платьица, с бантами на ушах – и огромным мелком рисовала палочки, словно отвечая урок арифметики.

И делала это просто виртуозно.

Непринужденно и в то же время с той долей исконно слоновьей неуклюжести, которая заставляла все ряды буквально лежать от смеха.

Довольно быстро сложилось так, что Дэйзи в любом представлении служила и гвоздем и основой программы: слоны открывали представление, слонами же оно завершалось.

А обучить зверье, игравшее пассивных учеников, нужному лаю и переворачиванию страниц, осталось простым делом техники.

И еще, слониха приносила цирку дополнительный доход. Дэйзи страшно любила гулять вокруг цирка; вероятно, этому ее научили в Чехословакии. Ведомая забавным Ешеком, она шествовала медленно, останавливаясь у тележек с газированной водой. Рядом шагал цирковой фотограф, усердно щелкавший всех желающих – не только детей, но и взрослых.

Эта идиллия продолжалась до 1968 года.

Пока в Чехословакии не начались события – о сути которых в Москве предпочитали говорить шепотом, ощущая явную опасность перемен.

Хотя все знали, что русские танки наполняют дизельным чадом тесные пражские улицы, и их броне нипочем летящие из окон цветочные горшки.

Казалось, эти перемены никак не могут коснуться мирного и аполитичного цирка зверей, спрятавшегося в центре Москвы, черт знает за сколько километров от мятежной Праги.

Но вышло иначе. Выяснилось, что какие-то ближайшие родственники маленького кривоного Ешека замешаны в делах «антисоветского заговора». И объявленный «персоной нон грата», чех-слоновожатый был выдворен за пределы СССР.

Залевский пытался сопротивляться.

Написал везде, куда смог, что слон – непростое животное. Не собака и не лошадь, а особое существо с тонко организованной психикой. Что даже в родной Индии, в естественной природной обстановке каждым слоном до самой его смерти управляет один и тот же человек. Проходя вместе с животным периоды жизни; становясь из мальчишки подростком, юношей, зрелым мужчиной и наконец стариком. Но составляя неразлучную пару. Лишить слона его вожатого означает нанести страшный стресс. После которого животное может долго не оправиться. И даже оказаться вообще непригодным к дальнейшей цирковой работе.

Все прошло втуне. Ешек исчез, словно его не существовало. И Дэйзи осталась одна.

Ее, конечно, не бросили. Передали слоновожатому Фесунько. Этот невероятно опытный человек несколько лет числился в цирке, не имея реальной работы. Его прежний слон Атлет по причине старости был отправлен на доживание в зоопарк. Но Залевский правдами и неправдами сохранял лишнюю ставку вожатого, зная ценность Фесунько.

Наконец его час пришел.

Однако Дэйзи не собиралась забывать Ешека. Нового слоновожатого она просто не замечала.

Слониха тосковала по исчезнувшему чеху, как это делал бы разумный человек. И странно было видеть такое со стороны животного.

Даже Залевский, хорошо знавший повадки цирковых зверей – от крыс до бегемотов – оказался в тупике и не знал, что предпринять.

Потому что реальность превзошла худшие ожидания.

Слониха Дэйзи не просто перестала работать.

Она объявила голодовку И всем видом показывала, что сама жизнь сделалась ей безразличной.

День-деньской она тупо стояла в своем отсеке. Ей меняли кипы любимых березовых веников. Дэйзи их не замечала.

Фесунько выводил слониху на прогулку. Повторяя маршрут, привычный с Ешеком. Дэйзи шла, как сомнамбула, ритмично покачивая хоботом.

Абсолютно отстраненная от мира и равнодушная к его проявлениям.

Через некоторое время слоновожатый сказал директору, что слониха теряет в весе: ведь она уже много дней ничего не ела. И почти не пила.

Залевский не знал, что делать.

Бухгалтерия настойчиво предлагала избавиться от нерентабельной слонихи.

Директор сопротивлялся. С одной стороны, ему было жаль отправлять такую артистку в зоопарк, где остаток жизни ей придется махать хоботом, ловя бросаемые конфетки.

А с другой…

Он знал, что если Дэйзи ничего не ест в привычном цирке – значит, та же картина повторится и в зоопарке. И там она просто тихо угаснет, окруженная чужими равнодушными служителями.

Спасение пришло внезапно.

И с совершенно неожиданной стороны.

Неделю принципиально не притрагиваясь к веникам, Дэйзи здорово оголодала. И подчинясь зову организма, стала грызть деревянную загородку. Как какая-нибудь лошадь.

Ей не мешали. Надеясь, что хоть эта работа выведет ее из ступора.

Но когда деревянная балка уже грозила вот-вот переломиться и рухнуть, позвали циркового столяра Александра Даниловича.

Который работал тут давным-давно – с послевоенной поры. Добродушный, абсолютно лысый, и с густой окладистой бородой.

Неся на плече новую балку, столяр явился в слоновник.

– Ты тут поосторожней, – предупредил замдиректора. – Она ведь теперь малохольная. Затоптать ненароком может.

– Это ты брось, – отмахнулся столяр. – Животное – не человек. И ничего плохого не сделает, если я сам ее первым не обижу.

Фесунько открыл калитку.

Столяр спокойно вошел в загон и принялся выламывать остатки изгрызенной балки.

Дэйзи внимательно смотрела за его действиями.

Потом вдруг тихонько протрубила.

То ли от нового человека, то ли просто от снедающей ее вселенской тоски.

Данилыч повернулся и ласково погладил ее морщинистый хобот.

– Эх ты, Евдокия, – так переиначил он на русский лад ее иностранное имя. – Голова твоя – два уха… Такая большая – и такая глупая. Что же ты вытворяешь? Стоишь тут и не ешь ни хрена. Так ведь и окочуриться недолго.

Дэйзи моргнула маленькими глазками.

А потом вдруг подняла хобот и принялась с любопытством перебирать густую данилычеву бороду.

Фесунько замер: за последнее время это было первым случаем, когда безучастная слониха чем-то заинтересовалась.

Поиграв бородой, Дэйзи подхватила с полу березовый веник и как ни в чем ни бывало захрустела ветками. Маленький рот ее, казалось, изогнулся в подобии улыбки.

Кто-то сбегал за директором.

Залевский на цыпочках подошел к загону. Он боялся признаваться даже себе во внезапной радости. Но перелом был налицо.

И с этого дня дело прошло на поправку.

Дэйзи начала есть.

Правда, Данилыч навещал ее каждый день. Гладил хобот, похлопывал по ушам. И приносил в кармане морковки. Слониха грызла их так, будто в жизни не ела ничего более вкусного.

Через некоторое время она снова начала работать.

Правда, на манеже Дэйзи обязательно требовалось видеть Данилыча, сидящего напротив выхода в первом ряду.

Зато к привычным номерам прибавился еще один.

Слониха стала изображать парикмахера.

Ее выпускали, одетую в зеленый передник, из кармашка которого торчали огромные ножницы и расческа. На арене стояло кресло и зеркало. Как в настоящей парикмахерской.

Данилыч со своей бородой красовался на привычном месте.


Конец ознакомительного фрагмента. Купить книгу
Евдокия

Подняться наверх