Читать книгу Звезда, не знающая заката. Дальше, чем последний Рай - Viktoria Pressman - Страница 9

Мыс Кыпу

На мысе Кыпу солнце вступало в свои права, дул свежий ветер. Когда-то самодержец пустыни острова Даго, пират и бунтарь, блестящий аристократ был сослан в Сибирь за то, что манипулировал с маяками острова, тем самым сбивая корабли с курса, в результате чего они разбивались, а барон пополнял казну… Вполне возможно, что это всего лишь легенда, а в Сибирь Отто сослали за прямой, строптивый нрав и свободу от условностей общества, к которому он принадлежал, но сбежал, выбрав добровольное изгнание ради сохранения внутренней свободы и мобилизации сокрытых сил души.

Вот что нам известно о бароне из его биографии: «Он родился в 1744 году в Лифляндии, после окончания Лейпцигского университета оказался в Варшаве, при дворе польского короля Станислава Понятовского дослужился до камергера, затем переехал в Петербург, а в 1781 году купил у своего университетского товарища, графа Карла Магнуса Штенбока, имение Гогенхельм на острове Даго и прожил здесь до 1802 года, когда был судим и сослан в Тобольск1. Там спустя десять лет он и умер.» Или почти что умер..

А вот другая версия мифа о перестановке маяков…

На острове Даго барон «начал выказывать необычайную страсть к науке. Чтобы ничто не отвлекало его от занятий, он пристроил к замку высокую башню, которую называл „библиотекой“. На самой ее вершине находился его кабинет – „застекленный со всех сторон фонарь-бельведер“. Только по ночам и только в этом уединенном месте барон „обретал покой, располагающий к размышлениям“. В темноте стеклянный бельведер светился так ярко, что издали казался маяком и „вводил в заблуждение капитанов иностранных кораблей, нетвердо помнящих очертания грозных берегов Финского залива“. Эта „зловещая башня, возведенная на скале посреди страшного моря, казалась неопытным судоводителям путеводной звездой“, и „несчастные встречали смерть там, где надеялись найти защиту от бури“. Спасшихся моряков убивали, уцелевший груз становился добычей барона. Это продолжалось до тех пор, пока негодяя не выдал гувернер его сына, случайно ставший свидетелем одного из таких убийств. Барона-разбойника судили в Ревеле и сослали на вечное поселение в Сибирь.»

[i] Леонид Юзефович. Самодержец пустыни

На самом деле дурная слава закрепилась за островом Хииумаа, Даго, за много веков до того как там поселился барон. Остров этот, открытый всем ветрам, с изрезанной береговой линией, всегда был пристанищем пиратов Балтийского моря. Он стоял на главных морских путях Ганзы, что привело к тому, что капитаны кораблей, курсировавших через архипелаг, обратились к государю с просьбой о постройке маяка, что и было предпринято еще в 16 веке.

Маяк

Самый старый маяк в северной Европе до сих пор работает и он абсолютен и идеален в своих формах, пропорциях, в своей аутентичности и в том как он размеренно и неизбежно светит новой французской линзой в темноту… И это все благодаря тому, что барон взял когда-то на себя все расходы на содержание маяка Дагерорт, что в 18 веке было делом дорогостоящим, особенно для такого большого 35 метрового маяка. Ведь сколько дров нужно было покупать для поддержания постоянного огня – источника света!

Кроме того, барон восстановил несколько церквей на острове, реставрировал старую мыйзу, усадьбу, она и сейчас в прекрасном состоянии.

Это сочетание баронства и изгнанничества, умение сохранять достоинство, спокойствие, стать и выдержку, опрятность, собранность во всех ситуациях и обстоятельствах. Этот дар удерживать ясность ума несмотря ни на что, и позволять себе открытость, не будучи при этом слишком уязвимым. Обладать изысканным вкусом и безошибочным чутьем на людей, города и вещи… Барон фон Унгерн безусловно гений места, его судьба неразрывно связана с историей острова Даго, теперь Хииумаа… и с его маяком.

Думаю, что Отто фон Унгерн, в силу человеческого опыта и образования, мог позволить себе маленькие шалости, этакую свободу, фривольность в обращении с людьми разных классов, что так располагало к нему жителей острова, которые и боялись, и любили его одновременно. На бароне был такой еле заметный налет простоты, граничащей с обаянием – природным, животным, магнетическим..

Странно, этот немного темный, инфернальный персонаж, герой, окутанный мрачными легендами, привлек меня сразу своей какой-то неприкаянностью, бунтарством и внутренней свободой. Он, безусловно, был не такой как все.. И мне почему-то кажется, что мы с ним похожи…

Эта преследующая меня мысль, желание почувствовать барона, побывав в тех местах, где он так долго жил отшельником, дворянином и может быть пиратом, подтолкнула меня к осуществлению давней мечты, – побывать на острове Хииумаа.. Не последним моментом в принятии решения поехать туда стало и мое увлечение маяками, их романтическим образом и тем мистическим смыслом, который я вкладывала в понятие маяка и его функций. Будучи романтиком по натуре я была склонна к идеализации и преувеличению, обобщению, восхищению.. Поэтому очень долго была человеком разочарованным.. Из всех идеальных конструкций по прежнему актуальными и несокрушимыми остались маяки и то, что с ними связано.

В канун нового года я села на паром и поплыла по бушующему морю на остров, чтобы встретиться с бароном и увидеть старый маяк. Я сняла дом на хуторе неподалеку от маяка, попросила во временное пользование велосипед и в саму новогоднюю ночь поехала к маяку встречать новый год.

Остров и правда напоминал чем-то пустыню – однообразные пейзажи, вырубки, чувство полной оторванности от земли и реальности… Ночь была темная, дороги острова не освещались.. Маяк было видно почти со всех точек, еще издалека, он стоял на возвышении.. И в новогоднюю ночь, там у маяка я встретилась с бароном.. Я испытывала какую-то тоску, грусть, ветер шумел в соснах, маяк гипнотически крутился, красивая линза словно произведение искусства привлекала взгляд, и вводила в транс. Чувство предельной отчужденности заполонило меня, как будто я вошла во внутреннюю сокровенную пустыню своей души и окружающего мира. И тогда он подошел ко мне, барон, сел рядом и спросил – готова ли я к этой отчужденности, к этому самодержавию пустыни? Там, за чертой предельной свободы – мы с ним блестящие, непризнанные гении преступники, оставившие все и всех ради этой предельной свободы самости, лишенной условностей, шаблонов и радостей мещанства.. И он мне говорит, барон Отто, «мы с тобой изгои, выбирающие запределье самовольного бытия, непослушания и рьяного яростного отчаянного счастья на краю светового дня, где зажигаются наши маяки, аутентично и отрешенно светят они в бездны вод и воздухов..»

Да, а потом горел огонь и лежало древо в виде круглого шара для массажа и древо в виде сосны и камень с берега открытой Балтики и металл складного инструмента, который я нашла у дороги, когда шла 10 км до хутора.. Все пять первоэлементов были в согласии и взаимодействии. Занимался неприметный серый рассвет дождливого первого дня нового года. Море своими недрами и бесконечностью тянуло и звало стать человеком морей..

Вот что говорит о бароне Астольф де Кюстин в своих письмах из России: «Не веря ни во что и менее всего – в справедливость, барон полагал нравственный и общественный хаос единственным состоянием, достойным земного бытия человека, в гражданских же и политических добродетелях видел вредные химеры, противоречащие природе, но бессильные ее укротить. Верша судьбами себе подобных, он намеревался, по его собственным словам, прийти на помощь Провидению, распоряжающемуся жизнью и смертью людей».

1

здесь и далее в кавычках цитаты из книги Л. Юзефович «Самодержец пустыни»