Читать книгу Вирус забвения - Виталий Абоян - Страница 2

Провал открылся сам собой – подошва ботинка соскользнула в подмокшей грязи и, скатившись с невысокого пригорка, провалилась в небольшую, сантиметров сорок в диаметре, нору. Первым делом Лохлан так и подумал, что дыру в земле вырыла какая-нибудь опасная шерстистая тварь, одна из тех, что, по слухам, водились на Пустыре в изобилии. Но, резко ухнув в вязкую липкую грязь до колена, нога уперлась во что-то твердое, по всем признакам похожее на бетон.

Нож, измазанный в быстро подсыхающей крови, Лохлан Флетт аккуратно вытер об одежду убитого. Странный тип. Лохлан следил за ним несколько часов, выжидая, когда подвернется удачный момент, а человек сам решил все проблемы. Несчастный пробирался какими-то трущобами, вокруг была такая гниль, что Лохлан уже задумывался, не бросить ли это дело. Но когда вдруг из чахлых кустов показалась Гарри Лодер Роуд, которую тот тип уверенно пересек, даже не глянув по сторонам, стало ясно, что он просто нарывается на неприятности.

Этот район Эдинбурга пользовался дурной славой давно, еще до всех событий, превративших мир в большую помойку. Оно и не мудрено – за Гарри Лодер Роуд, точнее, за невысокой и теперь давно не стриженной полосой плотного колючего кустарника на той стороне широкой улицы, начиналась территория корпорации Мутабор. Место, которое люди в здравом уме обходили стороной.

После того как Мутабор разгромили тритоны Сорок Два, а сами храмовники куда-то исчезли, территория опустела, но здесь не рисковали селиться даже самые опустившиеся бродяги. Поговаривали, что до сих пор в развалинах лабораторий храмовников сохранились какие-то страшные мутагены, превращающие людей в совершенно неописуемых монстров. Лохлан, как и многие, не верил в эти россказни, но на Пустырь не ходил. Если бы кто-нибудь спросил, боится ли он появляться там, Лохлан с уверенностью ответил бы, что нет. Просто у него на земле исчезнувших храмовников не было никаких дел. Равно как не нашлось бы дел на той стороне Гарри Лодер Роуд и у остальных жителей Анклава.

А вот сегодня дела появились – его подопечный, ни секунды не сомневаясь, рванул на Пустырь.

Этот клиент не понравился Лохлану с самого начала. Невысокий, весь какой-то нескладный, в грязном темно-сером плаще, в который он кутался, как новорожденный в пеленки. Он вел себя подозрительно и даже вызывающе. Дважды подходил к Лохлану в булочной «У Креппи», заглядывал в лицо, как будто даже пытался заговорить. Только Лохлану совершенно не было нужды, чтобы кто-нибудь потом вспомнил, что видел их вместе. Порядка в Эдинбурге не было давно, но следить за ним пытались все кому не лень. И у кого все еще имелись патроны. Так что совершенно не стоило в сложившейся ситуации привлекать к себе внимание.

Тип в грязном плаще купил небольшую булку, свежую, с отрубями, расплатившись наличными. Повертел, с интересом рассматривая ее, будто видел хлеб впервые, но есть не стал, спрятал под плащом.

То, что это тот самый клиент, Лохлан понял, как только увидел его. Слишком уж необычный вид, ошибиться сложно. И место заказчик указал именно это – в переулке возле булочной «У Креппи». Лохлан ведь в лавку не за булками пошел. И листок на месте, там так и сказано, черным по белому, отпечатано на качественной белой бумаге. Понятно, заказчик – человек не бедный, у него проблем с бумагой, надо думать, нет. Вот непонятно только, чем ему перешел дорогу этот пришибленный. С булкой под плащом.

Лохлан засунул руку в карман куртки и сжал листок. Отсыревшая бумага была холодной и немного осклизлой. Странно, что размокла. Лохлан вытащил смятый листок – обычное вторсырье, какой-то обрывок с корявыми надписями, выведенными от руки. Повертел его так и этак. Нет, этот почерк Лохлану не разобрать. Написано на полях вокруг черной, немного размазанной рамки, внутри рамки – неопознаваемый фрагмент чего-то, скорее всего какой-то фотографии. Судя по аляповатости остатков картинки – реклама. Нет, это совсем не тот листок. Или?.. Конечно! Зачем заказчику подставляться? Лист со специальным нанопокрытием, которое благополучно растворилось, оставив в кармане Лохлана обрывок старой рекламы. Умно. А почерк знакомый, только вот все равно ни одного слова прочесть не удавалось.

Как бы то ни было, а – прости, брат, – ничего личного. Такая работа. Видать, здорово насолил кому-то бедолага, что этот кто-то расщедрился на кругленькую сумму за то, что могло произойти с подобным типом в любой момент и без чьего-то целенаправленного участия. В Эдинбурге, особенно в районе, по которому Лохлану пришлось идти за этим ненормальным, и в былые-то годы за здорово живешь можно было получить нож под ребро, а теперь… Теперь и нож портить не стали бы, так, арматурой по голове – и тело в море. Незачем экологию портить, и так мертвечиной чуть не в каждой подворотне воняет.

Лохлан спрятал нож и, выдернув ногу из внезапно образовавшегося провала, подошел к убитому. Тело лежало, неуклюже перекинувшись через высокий бордюр, уткнувшись лицом в рыхлую, раскисшую от влаги землю большого газона. Бывшего газона – одному богу известно, что здесь росло у храмовников, но сейчас из разворошенной подошвами ботинок земли торчали только космы перепутавшейся пожелтевшей травы и мощные сухие стебли чего-то высокого.

Лохлан толкнул ногой тело – убитый оказался неожиданно легким. Он и сразу показался Лохлану невысоким и худым, но то, что он увидел под открывшимися полами плаща, было почти крайней степенью истощения. Скорченными костистыми пальцами убитый сжимал дыру на животе, чуть левее солнечного сплетения. Рухнул, как подкошенный, хватило одного удара – сомневаться не приходится, острое, немного загнутое вверх лезвие ножа Лохлана без усилий распороло аорту.

Убийца перевел взгляд на лицо жертвы и невольно отшатнулся. Рот приоткрыт, на тонкой нижней губе капля слюны, смешавшейся с грязью, медленно стекает по подбородку. Лицо такое же худое, но глаза… Огромные глазные яблоки, казалось, вот-вот выпрыгнут из глазниц, едва удерживаемые полуприкрытыми, уже посиневшими веками. Голова убитого странной угловатой формы, как будто надутая изнутри. Особенно это заметно в области лба, на висках. Словно вдруг раздувшийся мозг норовил вырваться наружу через все возможные отверстия в черепе. Лохлан шумно сглотнул, подавляя приступ тошноты, и, перевернув ногой труп лицом вниз, шагнул назад. С такой рожей только на пустырь Мутабор и дорога. На храмовника этот тип не особенно похож, хотя что-то от Истинной Эволюции в нем однозначно есть. А когда он был живой – ведь он же заглядывал в лицо своему будущему убийце в булочной, словно поздороваться хотел, – эти несуразности с лицом как-то не бросались в глаза.

Впереди, ближе к заливу, здания на Пустыре сохранились лучше. На востоке из размытых туманной дымкой серых бетонных развалин какого-то довольно внушительных размеров строения тонкой трепещущей струйкой в низкое свинцовое небо поднимался черный дым. Не иначе там кто-то жил. Поговаривали, что жить здесь могут только мутанты.

Не спуская глаз с черного, размытого расстоянием столба, Лохлан шагнул назад. Боль пронзила голеностопный сустав, Флетт взмахнул руками, потеряв равновесие, и плюхнулся на задницу в лужу грязи. Штаны были безнадежно испорчены. Но это лучше, чем сломать ногу – несмотря на боль в лодыжке, кости и связки, судя по всему, остались целы. А штаны обсохнут, ничего страшного.

Нога снова провалилась в ту самую нору. Нет, здесь определенно что-то было. И только теперь Флетт догадался, что тощий с выпученными глазами шел именно сюда. Что там, в этой норе?

Лохлан осторожно освободил ступню и заглянул в образовавшуюся дыру. Сверху – утоптанная грязь, какой-то мусор, осколки бетона и кирпича: судя по бетонному монолиту сбоку, раньше это место располагалось внутри здания, у самой стены. До того, как тритоны Сорок Два разгромили территорию Мутабор, камня на камне не оставив от приграничных форпостов.

Аккуратно разгребая осколки и грязь, Лохлан добрался до того, что скрывалось под ними. В небольшом углублении в бетонном основании здания стоял металлический ящик, с полметра длиной. Стенки ящика сильно поцарапаны, но на темной поверхности ни одной вмятины. Лохлан провел рукой по шершавому боку сейфа – титапласт. Прочная штука, такую не взломаешь запросто, как какую-нибудь китайскую консервную банку. Он потер прочную броню ладонью, счищая налипшую грязь, открылось клеймо. Так и есть – сделано в Баварском султанате.

Лохлан засунул руки по бокам сейфа, ухватился за какие-то выступы – наверное, петли и ручка задвижки – и потянул на себя. В спине тихонько хрустнуло и больно закололо, но сейф не сдвинулся ни на сантиметр. Даже не шелохнулся. Наверняка «пристрелен» к бетонному полу, а то и вообще – к толстой арматуре внутри его.

Точно, этот тощий шел к сейфу, не просто же так он забрался на Пустырь. И в этом месте он вряд ли оказался случайно: шел по Пустырю уверенно, словно по кварталу, в котором прожил всю жизнь. Лохлан вспомнил странное и страшное лицо убитого – может, здесь он и жил, кто его знает?

Удивительно, что такую ценную вещь, как сейф, что бы у него внутри ни лежало, до сих пор не утащили сталкеры, которые отваживались копаться на Пустыре. Сейчас они почти не бывают здесь – все, что осталось от храмовников, давно извлекли из-под обломков. А раньше, особенно после землетрясения, многие надеялись найти на пепелище территории Мутабор что-нибудь полезное для жизни. Что-то находили, что-то удавалось продать на рынке, по слухам, некоторые вещи даже покупали корпорации. Но в основном сталкеры откапывали совершенно бесполезный или просто непонятный для обычного человека хлам. Но вот сейф… Странно, очень странно…

Лохлан посмотрел по сторонам – если вдруг сегодня сюда принесет кого-нибудь из этих сумасшедших охотников за тайнами Храма Истинной Эволюции, делиться с ними ценной находкой он совершенно не собирался, – и принялся откапывать сейф с той стороны, где предполагал найти дверцу. Сторону Лохлан определил правильно, и уже через полчаса к дверце титапластового сейфа можно было подступиться и даже открыть ее. При условии, что знаешь код.

Конечно, глупо было надеяться, что сейф оставили открытым. Кодовый замок – еще не самый худший вариант. Вот сканер отпечатков пальцев или какой-нибудь ДНК-замок – говорят, у храмовников такого добра было в изобилии – это взломать нереально. Только код тоже… Откуда у Лохлана могут быть мощности, чтобы взломать код сейфа, сделанного баварскими специалистами?

На панели вместо цифр или букв какие-то непонятные значки. Ясное дело – храмовники сами были не люди, и код у них тоже колдовскими знаками написан.

Лохлан аккуратно провел указательным пальцем по странным символам. Таких он никогда раньше не видел, но палец решил поспорить – ощущение очень знакомое. Откуда только? Лохлан, как ни напрягался, вспомнить не мог, чтобы ему где-то попадались похожие знаки.

Мягкие, едва ощутимые нажатия заставили проснуться маленькую цифровую машинку, упрятанную в недрах баварской титапластовой крепости. Каждый значок, к которому прикасался палец Лохлана, вспыхивал ярким алым огнем, словно уголь, раззадоренный невидимым ветром. Три символа, пять. После седьмого внутри сейфа тихо щелкнуло металлом о металл, и дверца приоткрылась.

Невероятно, он подобрал последовательность знаков в шифре! Лохлан отдернул руку и с удивлением посмотрел на собственные пальцы. Эти заскорузлые, ободранные грязные персты с обгрызенными и обломанными ногтями сотворили чудо? Нет, чудес не бывает. Есть случайность, теория вероятности. У каждого события во вселенной имеется своя вероятность. Пусть маленькая, но кто сказал, что этот единственный из миллионов шанс не мог выпасть сегодня?

Дверца открылась без единого скрипа, легко, словно перышко, – баварское производство. Стенки у сейфа толстые, сантиметров по пятнадцать, если не больше. Такие любой катаклизм выдержат.

Внутри было пусто. Чистые полки, два отделения, без единого намека на сказочные богатства, которые уже успела нарисовать фантазия Лохлана. Лишь небольшой твердый прямоугольник лежал точно по центру верхней полки.

Предмет не выглядел опасным, он казался знакомым, но пока Лохлан не мог вспомнить, что это такое. На ощупь прямоугольник оказался немного шершавым, толщиной в пару дюймов и неожиданно легким – не металл и не камень. И не пластик. Вытащив вещь наружу, в неверный свет сумерек, быстро тонущих в липком холодном тумане, Флетт присмотрелся: черная гладкая поверхность сверху и снизу и светлый, немного ребристый торец.

Внезапно нижняя часть прямоугольника выскользнула, и торец распался на целую кипу листов, разошедшихся веером. Лохлан вспомнил мгновенно – это была книга. Старинная, бумажная. Лет пятьдесят назад такими еще пользовались. Но теперь – откуда подобная архаика? Или храмовники не желали читать даже с экрана коммуникатора? Ведь «балалайками» они не пользовались принципиально.

На черной как смоль обложке не было никаких надписей. Ни нормальных, обычными человеческими буквами, ни таинственных, выполненных символами наподобие тех, что открывали дверцу сейфа. Лохлан полистал страницы. Текст набран латиницей, но как-то странно. Флетт остановил взгляд на словах, с которых начиналась первая открытая наугад страница. «Quand ris uvb ain tasec miem plus stonion pergut…» Бессмыслица какая-то. На каком это языке? Лохлан медленно перечитал слова, но ни в одном из них так и не нашел смысла. Разве что знакомый «plus» выбивался из общего ряда абракадабры. А дальше? Лохлан открыл книгу на первой странице. Напрягая зрение в стремительно сгущающемся мраке подступающей ночи, он вчитывался в непонятные строки, безрезультатно пытаясь найти в странных словах тайный смысл.

Когда он решил бросить это неблагодарное занятие, небо совсем потемнело. Вечером особенно ощущалось то, что мир переменился. Слишком велика была разница между тем, бурлящим, светящимся всеми цветами неоновых радуг миром Анклавов и этим – темным и мрачным, словно позабытое Средневековье. И здесь, на Пустыре, эта разница была еще более заметна: если в Эдинбурге все-таки имелись хоть какие-то островки света, то тут, на пепелище храма Истинной Эволюции, тьма царила первозданная. Первобытная тут была тьма, пугающая бездной опасностей, притаившихся в невидимых закоулках опустившейся на развалины ночи. Здесь сразу ощущалось, что человек – животное дневное. Откуда-то из давно позабытых уголков сознания выползали страхи, давно утраченные современным homo sapiens, страхи добычи, за века владения планетой возомнившей себя хищником.

Лохлан торопливо спрятал книгу во внутренний карман куртки, засыпал яму, на дне которой стоял открытый им сейф. Секунду подумал и, сбивая пальцы об острые осколки бетона, освободил оставшуюся открытой дверцу, чтобы захлопнуть – пускай следующий, кому посчастливится найти этот сейф, помучается, прежде чем узнать, что здесь уже побывал Лохлан. Все, теперь вроде никаких следов не осталось. Только труп, кучкой грязного тряпья лежащий в нескольких метрах отсюда. Но это ничего – все знали, что на Пустырь забредают только выжившие из ума бродяги, а этот «красавчик» без всяких натяжек тянул именно на такого. Так что никого особо не удивит, что подобный тип закончил свои дни на помойке, оставшейся от храмовников.

Книгу обязательно нужно спрятать, не стоит таскать ее с собой.

По Гарри Лодер Роуд неспешно брели двое. Оба пьяные вдрызг. Лохлану, перемахнувшему через разросшуюся живую изгородь бывших владений Мутабор, прятаться смысла не было – его все равно уже заметили. Флетт замер, потянувшись к ножу, совсем недавно упокоившему странного человека на Пустыре, но остановился: послышались голоса.

– Твою мать! – выкрикнул один из прохожих. – Смотри, мутанты из храмовничьего логова лезут!

Голос бродяги срывался на визг, было ясно как день, что он напуган до крайности.

– Где, где? – послышался второй голос.

– Вон, там, у ограды. Стоит, пялится. Бежим!

Послышались быстро удаляющиеся шаги. Второй бродяга постоял несколько секунд, бросил вслед товарищу что-то вроде «пить меньше надо» и припустил следом. Лохлан довольно улыбнулся. Нож не понадобился. К счастью – убивать сегодня Флетт больше никого не хотел.

Лучшим местом, где можно спрятать книгу, вне всякого сомнения, была территория Мутабор, Пустырь. Но возвращаться туда Лохлан не желал ни под каким предлогом. Так что придется искать схрон в цивилизованных местах.

Он опустил глаза и обнаружил в правой руке отсыревший листок, который обычно лежал в кармане куртки. И зачем он достал этот клочок? Взгляд упал на надписи, выведенные корявыми рукописными буквами.