Читать книгу Империя и воля. Догнать самих себя - Виталий Аверьянов - Страница 13

Часть I. Смута или революция
Преображение через падение (К 15-летию ГКЧП)
Версия Валентина Павлова, одного из лидеров ГКЧП: разрушительная провокация

Оглавление

Путч разыграли и использовали одновременно Запад через Горбачева и сепаратисты, крупнейший среди которых – Ельцин. Павлов пишет в своих воспоминаниях: «Горбачев решил использовать нашу преданность делу и своей стране, народу, чтобы расправиться нашими руками с Ельциным, подталкивая нас на кровопролитие». В свою очередь Ельцин «тоже решил использовать нас, откорректировав сценарий Горбачева. Он решил нашими руками убрать Горбачева и затем, также организовав кровопролитие, ликвидировать нас».


Так или иначе, реакция охранителей была использована как предлог для окончательной победы разрушителей государства. Но была ли эта реакция спровоцирована напрямую и непосредственно, и если так, то не было ли среди застрельщиков ГКЧП агентов из враждебного лагеря? Внимательный анализ событий 19–21 августа показывает, что сами «спасители отечества» как будто искали инициативы со стороны – не брали ситуацию в свои руки, выжидали. Глава КГБ Крючков не стал даже посвящать своих сотрудников в дела «переворота» – в стороне от дел ГКЧП остались все спецслужбы, кроме группы «Альфа» (впрочем, фактически также соблюдавшей нейтралитет). При таком поведении немудрено, что «переворотом» воспользуются внешние силы, разыграют его в несколько рук. Так оно и произошло, и, возможно, так оно было задумано. Фиктивный вызов со стороны сил реакции, по замыслу внешних режиссеров, должен был привести к «схлопыванию» суверенитета СССР, параличу союзной государственности.

Рассмотрим ход событий, некоторые узловые точки, в которых раскрываются реальные пружины происходящего в этот роковой год. Отметим три предпосылки того «розыгрыша», который состоялся 19–21 августа под видом введения чрезвычайного положения (введения, надо сказать, вполне законного, юридически выверенного и осуществленного высшими должностными лицами государства – почему называть его «путчем» или «переворотом» было бы совершенно несправедливо).

1) Провозглашение российского суверенитета 12 июня 1990 года на I Съезде народных депутатов РСФСР. Акт абсурдный, о чем не имеет смысла долго распространяться. Как объяснить это помрачение? Даже Валентин Распутин, один из тех, кто может претендовать на звание совести патриотической общественности, не удержался от того, чтобы годом раньше на Союзном Съезде народных депутатов заявить, обращаясь к национальным республикам: «Вы, разумеется, согласно закону совести распорядитесь сами своей судьбой. Но, по русской привычке бросаться на помощь, я размышляю: а, может быть, России выйти из состава Союза, если во всех бедах вы обвиняете ее?» В словах этих – нечто вроде русского юродства, попытка усовестить окраины. Но это какое-то дурное юродство, с долей настоящей придури. Ведь Россию федеративную противопоставили не какому-то абстрактному Союзу, а России исторической. При всем уважении к Распутину, в его словах, так же как и в тогдашних работах Солженицына, сказывалось не начало преображения исторической России, а начало ее падения.


2) Однако же 17 марта 1991 года Референдум о сохранении Союза, казалось бы, перечеркивал усилия сепаратистов и разрушителей. Правда, Референдум не проводился в Грузии, Армении, Молдавии, Литве, Латвии и Эстонии – то был своеобразный бунт национальных окраин. Однако результаты его были совершенно недвусмысленными и они явились прямым юридическим основанием для введения ЧП 19 августа. Известно, что за два дня до референдума руководство США в лице Бейкера советовало Горбачеву «выйти после референдума к народу и сказать: „Республики, вы свободны. Я вас отпускаю». Такая воля, по мнению американцев, способствовала бы созданию нового Союза на более справедливых, ясных, приемлемых для всех условиях. Горбачев, хотя и не пошел на это после референдума, однако же, фактически повел именно такой курс – на переучреждение СССР – позже. Тем не менее, буквально через неделю после Референдума, в Москве начал работу внеочередной Съезд народных депутатов РСФСР. Было понятно, что, вдохновленные западной поддержкой, российские власти будут нагнетать сепаратистскую истерию и выступать за ускорение «мирного развода» союзных республик. Фактически Горбачев и Ельцин шли по одному и тому же пути, хотя и несколько разными темпами. Для Ельцина это означало – расцвет его карьеры, для Горбачева – скорее ее закат. Никто тогда всерьез не рассматривал политическую интригу как путь к распаду страны: говорили все только о борьбе за власть, об освобождении от диктата коммунистов, о демократизации.

Так или иначе, в эти дни в Москве решено было провести массовую манифестацию сторонников Ельцина с требованием отставки Горбачева и союзного правительства (фактически готовился московский «майдан»). И вот ночью 28 марта по распоряжению Горбачева в город были введены танки, бронетранспортеры, воинские подразделения. Подходы к Кремлю блокировали. Это была своего рода репетиция путча, показавшая, в конечном счете, атрофию властных инстинктов у политической элиты СССР. Под совместным давлением Запада, Ельцина и других национальных лидеров Горбачев был вынужден отступить и вывести войска. Однако ж и «майдан» тогда не состоялся.


3) Далее Горбачев открывает так называемый новоогаревский процесс в целях создать «обновленный Союз ССР» фактически на конфедеративной основе. По выражению Анатолия Лукьянова, президент СССР на консультациях с руководителями республик «петлял» между разными модели федерализма, разогревая сепаратистов. Ново-огаревский процесс мог привести даже не к конфедеративному устройству, а вообще к союзу суверенных государств (что и произошло впоследствии при создании СНГ, уже без участия Горбачева). На этом фоне весьма убедительно звучат слова из Обращения ГКЧП: «Мы обещаем провести широкое всенародное обсуждение проекта нового Союзного договора. Каждый будет иметь право и возможность в спокойной обстановке осмыслить этот важнейший акт и определиться по нему. Ибо от того, каким станет Союз, будет зависеть судьба многочисленных народов нашей великой Родины». Как бы мы ни относились к членам Комитета, надо признать, что их обличение происходивших политических процессов было разумным и адекватным.


Однако подлинный механизм августовского «розыгрыша» становится понятен по его плодам. Интересно отметить некоторые детали, которые уже забыты обществом, но проливают свет на реальные мотивы тех или иных действий.

Среди последствий ГКЧП бросается в глаза то, что происходило по горячим следам (ведь Беловежский сговор, при всей его важности, состоялся не сразу – его тщательно готовили, для него создавались благоприятные условия). По точному определению И. Фроянова, «меры, осуществленные между 23 августа и 6 сентября 1991 г., не являлись непосредственным результатом так называемого путча, т. е. не находились в прямой причинно-следственной связи с событиями 19–21 августа».

 24 августа Горбачев сделал заявление о сложении с себя обязанностей Генерального секретаря и «самороспуске» ЦК КПСС. Горбачев обвинил партию в том, что она изменила своему генсеку и не противодействовала перевороту. Единоличное решение о капитуляции генсек подкрепил тем, что дал санкцию опечатать здание ЦК КПСС. В те же дни Ельцин издает Указ «О приостановлении деятельности Коммунистической партии РСФСР». Любой, кто стал бы активно сопротивляться этим действиям верховной власти, рассматривался бы как проходящий по «делу ГКЧП», то есть по делу об «антиконституционном перевороте». Так произошла чудовищная подмена: под предлогом борьбы за законность разрушалась государственная структура СССР, ведь КПСС давно уже была не партией, а становым хребтом державы.

 23 августа принималось решение о новом руководителе КГБ и юрисдикции этой структуры. Если бы юрисдикция КГБ СССР перешла к российскому Комитету госбезопасности, можно было бы говорить о сохранении централизованной структуры. Однако, в течение этого дня, по свидетельству многих очевидцев, шла чехарда политических решений, в результате которых КГБ СССР временно сохранил свое верховенство над республиканскими комитетами. Это на первый взгляд нелогичное решение объясняется просто: КГБ необходимо было децентрализовать и расчленить, чтобы он, хотя бы и на уровне России, не превратился в фактор восстановления пошатнувшейся государственности, раскрытия небывалого кризиса национальной безопасности, тем более что и во главе российских спецслужб стояли люди достаточно самостоятельные. КГБ таил в себе возможность не фиктивной, как ГКЧП, а настоящей реакции против разрушения страны. Роль расчленителя КГБ была отведена В. Бакатину, лично преданному Горбачеву и пришлому в системе КГБ. Как пишет в своей книге «Борис Ельцин – от рассвета до заката» А. Коржаков, «искали человека, способного развалить зловещего ‘‘монстра’’». И это не наговор. Сам Ельцин в своих «Записках президента» подтверждает: «стояла задача разрушить эту страшную систему подавления».

Завершающим условием, необходимым для гладкого роспуска СССР стал сговор республиканских лидеров и Горбачева против оставшихся ослабленных после ГКЧП сил имперских, союзных. В начале сентября 1991 года на Съезде народных депутатов СССР, где было немало сторонников сохранения государства, Президент Горбачев вместе с главами 10 союзных республик принял заявление, в котором предлагал депутатам распустить основные союзные органы власти, а на их месте учредить органы консультативные, переговорные. Уже на следующий день после принятия соответствующих решений Государственный Совет СССР предоставляет независимость Латвии, Литве и Эстонии. Дальнейшая работа органов союзной власти показала – это был стремительный распад системы, дезинтеграция всех ее частей. Через самороспуск прежних органов устранились последние препятствия на пути разрушителей.


За провалом ГКЧП последовала серия ударов по исторической России, по державе, едва ли не самых болезненных за многие столетия. В этом свете становятся буквально пророческими слова из Обращения к советскому народу от 19 августа, которое зачитывали дикторы Гостелерадио: «Мы зовем всех истинных патриотов, людей доброй воли положить конец нынешнему смутному времени». Между тем, смутное время только разгоралось – ему способствовали и безволие верховной власти, вялость и нехаризматичность самих участников ГКЧП, их боязнь кровопролития и вообще жестких действий, лукавая позиция уходящего правителя, желающего остаться в стороне от любой ответственности. Уверенный и точный текст обращения вступил в вопиющее противоречие с неуверенными и непоследовательными действиями членов ГКЧП, с каким-то нетрезвым карнавалом и опереттой, в которые выродилась попытка спасения страны. Не нашлось героя, который взял бы на себя ответственность. На таком безрыбье героем оказался один Ельцин, забравшийся на танк.

Кто видел киевский майдан, не может не отметить сходства – толпа была разыграна в две руки, в совсем нехитрой комбинации. И не потому, что народ недалекий, а потому, что в некоторых ситуациях он превращается в массу, в толпу. Толпа не бывает мудрой. 19 августа, день Преображения Господня, в 91 году стал началом грандиозной подмены. Тогда в Москве был блестяще отработан подрывной метод «оранжевой революции», как ее стали называть позднее. Наш «майдан» состоялся у Белого дома на Краснопресненской набережной. Но почему это случилось в день Преображения? Может быть, потому, что через Смутное время и его невероятные падения Россия призвана все-таки преобразиться – из безбожной стать духоносной, из угрожающей миру вновь стать собирающей страны и народы.

Империя и воля. Догнать самих себя

Подняться наверх