Читать книгу Воспоминания одесского сыщика - Виталий фон Ланге - Страница 3

II

Оглавление

К категориям преступников относятся: убийцы, разбойники, грабители, воры, мошенники, фальшивомонетчики, подделыватели фальшивых паспортов и печатей, тайные винокуры и разные другие

Я не стану говорить об убийствах, совершенных на почве ревности, в запальчивости, в раздражении или вследствие полученного оскорбления или мести, а опишу несколько случаев убийств, совершенных разбойниками или профессиональными ворами-грабителями с целью ограбления и похищения имущества и денег. Опишу некоторые случаи убийств в г. Одессе, где я, прослужив в полиции около 15 лет, лично задерживал убийц и обнаруживал преступления.

На Хуторской улице проживал в небольшом одноэтажном домике старик-птичник Синицын, слывший за денежного человека и скрягу. Жил он особняком, одиноко, занимая квартиру из одной комнаты с кухнею. Целые дни он проводил на базаре в птичьем ряду, где имел свою будку; являлся домой поздно вечером. В марте месяце днем в квартиру Синицына проникли воры, совершив кражу вещей на незначительную сумму, приблизительно рублей на 30. Воры искали денег, ибо посрывали с икон ризы, не представляющие собою ценности, как металлические, но денег не нашли. Старик всегда деньги носил при себе.

В ту же самую ночь было совершено убийство Синицына, причем покойный был задушен ремневой петлею, а в виске его зияла глубокая рана, нанесенная, очевидно, молотком, тут же валявшимся. Сообщили мне об убийстве старика около 9 час. утра. Отправившись к месту происшествия, я застал там уже все власти с прокурором суда во главе. Осмотрев труп и все помещение покойного и, сняв с шеи Синицына ремень, взял таковой себе с целью выяснить принадлежность его; присутствующая здесь внучка убитого сообщила мне сведения об ограбленных у ее деда вещах. Во дворе здесь же я в числе публики заметил известного рецидивиста Ткаченко, прозываемого по-уличному Петькою Голдышом. Местный пристав, подойдя к нему, что-то беседовал с ним и в конце разговора вручил ему трехрублевую кредитку. Всмотревшись пристально издали в Голдыша, у меня явилась мысль – не он ли участник этого преступления и не явился ли он сюда, дабы смыть с себя всякое подозрение. Инстинкт меня весьма редко обманывал и я, следя за выражением глаз Голдыша, почему-то был убежден, что Голдыш есть убийца Синицына. Подойдя к приставу, я высказал свое впечатление о Голдыше, но пристав, посчитав это за шутку, просил не задерживать Голдыша, говоря, что он обещал разузнать действительных виновников этого преступления.

Я все-таки подозвал к себе Голдыша и, отойдя с ним в сторону, в шутливой форме спросил его:

«Скажи, Петька! чья эта работа, чего ты сюда пришел? не ты ли покончил со стариком?» Устремившись глазами в Голдыша, я старался уследить всякое движение нерва на его лице, на котором прочел многое; я был глубоко убежден, что это дело – его рук. Голдыш слегка улыбнулся, улыбка была неестественная, напряженная.

«Разве Вы, В-Б-дие, не знаете мою специальность: замок взломать, шапку с головы содрать, пьяного обшарить – это мое дело; в своей жизни курицы не зарезал, а то бедного старика, да при том знакомого, лишить жизни. Нет, ошибаетесь! я приставу обещал поразнюхать и наверное разыщу убийц», возразил Голдыш.

На этом мой разговор с Голдышем и окончился; пристав жестом указал мне отпустить его. Приехав домой, я стал обдумывать это происшествие и у меня так и запечатлелись черты лица, игра глаз, судорожность губ и лица и вообще настроение духа Голдыша, что я положительно пришел к неизменному убеждению: убийца Синицына – есть не кто иной, как Голдыш, и крайне сожалел, почему я, с места в карьер, не арестовал его.

Мысли мои были рассеяны телефонным звонком. Вызвал меня полициймейстер Б., прося, во что бы ни стало, открыть это возмутительное преступление, говоря, что он даже дал слово прокурору, что преступление будет открыто мною. Я долго был в нерешительности, боясь дать слово полициймейстеру, но, вспомнив свои впечатления о Голдыше, сказал: «Хорошо! прошу только в продолжении трех суток не беспокоить меня и забыть обо мне».

Рассуждая о том, кто мог бы купить ограбленные вещи и зная, что на Южной ул. проживает одна «блатыкайна» Двойра Бройд, которая, покупая от воров похищенное, не расспрашивает похитителей, при каких обстоятельствах совершена кража, решил установить за квартирою Бройд негласное наблюдение, для чего в тот же вечер, переодевшись женщиной (одел на себя длинную юбку, кофту и большой головной платок, коим закрыл себе усы) и, взяв с собою переодетого вновь поступившего городового, еще неизвестного публике за полицианта, отправился следить за квартирою Бройд. Ночь была темная и освещалась улица фонарями. Заняв место против дома, где жила Бройд, я усмотрел в нескольких шагах от меня двух знакомых воров, вышедших на улицу из ресторана, помещавшегося рядом с тем домом, возле которого я сидел. Один из этих воров, обращаясь к своему товарищу, сказал:

«А правда, Гришка, молодец я, что не послушал Петьку Голдыша и не пошел с ним вчера на работу?» «Чем же молодец, да почему ты отказался? Я у Петьки сегодня видел массу денег, должно быть, более двухсот рублей и, когда я спросил, откуда он достал их, то Петька не пожелал ответить, а дал мне пятерку».

«Разве ты не знаешь, как достались Петьке деньги? Вся полиция на ногах, а ты залил себе глаза вином; смотри, кабы и тебя сегодня не схватили на ночлег в участок».

«В чем дело? Говори, я ничего не знаю. Получив сегодня утром от Петьки 5 руб., я пошел пьянствовать и целый день пью, пока не встретился с тобою», возразил Гришка.

«Ведь Петька Голдыш ухлопал вчера старика-птичника на Хуторской ул.».

«Теперь я понял, откуда у Петьки оказалось так много денег, что не пожалел и меня наделить кредиткою; кто же был с Петькою на работе?»

«Кто! помнишь, мы сегодня на привозе у Гершки встретили Кузьку Добрянского, одетого во все новое, он любит трубку сосать, так это один; затем был с ними Ванька Нос и Ванька Халомидник-рябой».

«Откуда же ты знаешь, что с Петькою участвовали эти лица? Ванька Нос и Халомидник не способны на убийство, их дело: свиты и тулупы таскать с возов на толчке», сказал Гришка.

«Когда Петька приглашал меня идти с ним "на дело", то он говорил мне, кто уже согласился участвовать с ним; но были ли они или нет, я не знаю; Кузька, должно быть, был, а то приоделся, да деньжатами обзавелся».

Обоих воришек я тотчас арестовал и в участке оформил весь разговор на Южной ул. протоколом.

На следующий день вечером, переодевшись чернорабочим, отправился я на привоз в ресторан Гершки, где в числе многих посетителей заметил человека, держащего в зубах трубку и одетого в новую одежду. Я задержал его в полной уверенности, что это Добрянский, хотя никогда я лично его не встречал и совершенно не знал. При обыске у задержанного оказалось около 39 рублей.

«Ну, Кузька, расскажи-ка мне, как это ты с Голдышем и другими убили старика-птичника», спросил я Добрянского.

«Откуда вы знаете, что меня зовут Кузькою и даже называете мою фамилию? ведь вы видите меня в первый раз, я никогда вами не задерживался».

«Знаю тебя, Добрянский, со слов Петьки Голдыша, сознавшегося в убийстве и указавшего на тебя, как на участника этого преступления, заявляя, что ты даже задушил старика собственным своим ремнем, вот этим самым, который у меня в руках».

«Врет Голдыш! ремень не мой, а его; Петька пригласил меня и товарищей на кражу, но не на убийство. Когда мы вошли в квартиру старика, то Петька, не говоря нам ни слова, молотком ударил старика по голове и вслед за этим, сняв с себя ремень, затянул им шею старика», показал Добрянский.

«Кто же участвовал в этом убийстве и как были распределены роли при совершении этого преступления?»

«Повторяю вам, что мы шли на кражу, а не на убийство. Когда Голдыш убил старика, то Ванька Халомидник играл в это время на гармонике, я стоял на цинке (на стороже) и не входил в квартиру, Ванька Нос держал старику руки, а Петька душил ремнем. Петька говорил, что старик любил по вечерам играть на гармонике и играли, чтобы не слышно было бы стона, ибо по соседству была жилая квартира».

Закончив допрос Добрянского, я по телефону сообщил участковому приставу о задержании убийцы, повинившегося в преступлении, причем просил задержать Голдыша, зная в то же время, что тот скрылся в день обнаружения убийства. В тот же день мною было установлено негласное наблюдение за квартирою Голдыша, где проживала его сожительница Екатерина Макарова. Агент, следовавший за Макаровой, доложил мне, что она ходила на почту и спрашивала на свое имя письмо до востребования, которого в то время еще не было. Перехватив письмо Макаровой, я узнал, что Голдыш проживает в г. Аккермане у своего дядьки. По телеграфу было сообщено местной полиции о задержании его. На другой день после задержания Добрянского, мне удалось арестовать и Ваньку Носа (Шевченко), разгулявшего <ся> в одном из трактиров. Шевченко сознался в убийстве Синицына, заявив, что у покойного оказалось за пазухою 300 руб. и они поделились по 75 руб. на человека, хотя, как он узнал от товарищей, Голдыш их надул, ибо у него видели более двухсот рублей денег.

Немало труда составляло задержать Ваньку рябого-Халомидника, которого я не знал в лицо и который никогда не попадался ко мне. Разыскав одного воришку, знавшего Халомидника, я сумел сманить его на свою сторону всевозможными обещаниями, предварительно купив ему костюм за 6 р. 50 к. и подарив свои старые сапоги. Воришка этот сообщил мне, что Халомидник ночевал в ночлежном приюте в карантине и спал в том месте, где ложатся рабочие-угольщики, почему я просил указать его. Получив согласие и, переодевшись в костюм грязного чернорабочего, загримировавшись, я намазал черным зубным порошком себе лицо, шею и руки, дабы быть похожим на рабочего-угольщика и, взяв с собою револьвер, отправился в карантин на ночлег; это было приблизительно около 11 часов вечера.

Придя в приют в сопровождении указчика-вора, мы улеглись на грязные матрацы в том самом месте, где прошлую ночь провел Халомидник. Настроение духа было убийственное, насекомые в громадном количестве не замедлили нанести мне визит и посетить мою голову и тело. Недоверие к соседу возрастало. А вдруг приятель мой изменил мне и предупредил своих товарищей в приюте, сообщив, кто я? Конец будет, уложат на месте и концы в воду.

Нервы страшно расшатались, мурашки по телу пробегали в помощь грызущим меня насекомым; я невольно положил руку в карман, взяв револьвер за рукоятку, и прислушивался к каждому шороху; часы пробили 2 часа, слышу стук сапог и чей-то разговор. Сосед мой, приподняв голову, присматривается к идущему к нам человеку и, незаметно толкая меня, говорит: «Он». Дав возможность Халомиднику улечься на матрац и услышав храп его, последовавший через несколько минут, я осторожно встал с своего места и вышел с указчиком на улицу. Подозвав постового городового и войдя обратно в приют, арестовал Халомидника, доставив его в участок.

«Счастье ваше, что вы захватили меня сегодня, а то завтра я собирался оставить Одессу навсегда. Задержал меня фальшивый паспорт, который должен быть готов только завтра. Знаю, что вы арестовали меня за убийство. Когда был задержан Кузька, то я знал, что он выдаст своих сообщников, сознаюсь и я в убийстве Синицына, но только скажите мне, кто вам сообщил, что я ночую в этом приюте и за сколько вы купили мою голову; пусть мои товарищи отблагодарят шпиону».

Конечно, я Халомиднику не дал никакого ответа, зная, что моего указчика убили бы товарищи, а между тем, он пригодится мне и в других случаях. После задержания Халомидника пришлось три дня подряд побывать в бане, дабы избавиться от той грязи и насекомых, которые не оставили меня в приюте.

Воспоминания одесского сыщика

Подняться наверх