Читать книгу Операция «Карантин» - Виталий Забирко - Страница 1

Последней каплей, переполнившей чашу терпения Вадима Коробова, были два задушенных силками суслика, которых его девятилетний сын Костя принёс домой и гордо водрузил на кухонный стол. Сжалось сердце Вадима, но он нашёл в себе силы похвалить сына и даже показал ему, как надо свежевать убитых зверьков.

Впервые за последние полгода в семье Коробовых на столе было мясо. Из одной тушки жена приготовила нечто вроде украинского кулеша с плохо ободранным просом и кореньями лебеды, а вторую, помыв, круто посолив, уложила в кастрюлю и поставила в погреб, чтобы завтра-послезавтра сварить какую-нибудь похлёбку. Холодильник в доме уже два года не включался – слишком много потреблял электроэнергии, а оплатить её было нечем. Да и хранить в холодильнике было нечего.

Сын сидел за столом именинником, но своим «подвигом» не похвалялся. Чтобы заставить сусликов покинуть нору, ему пришлось залить в неё два ведра воды. А вода в посёлке была на вес золота. Отцу зарплату выдавали талонами на неё.

Коробов-старший догадывался, каким образом сын добыл сусликов, но молчал. Не хотел расстраивать жену, с утра до ночи копавшуюся в огороде и чуть ли не по каплям дозировавшую техническую воду на грядки. В конце концов, может, парень умнее родителей оказался – сколько ни поливай кремнистую почву, неизвестно, будет ли хоть какой-то урожай. А так всё-таки мясо, еда.

Жена просто млела от счастья, и тараторила за столом за троих.

– Смотри, какой у нас парень вырос, не по годам смышлёный! – восхищалась она. – Добытчик!

Вадим поддакивал, улыбался, но в его глазах плескалась грусть. Утёр ему нос сын-пострел, накормил голодных отца с матерью, когда те ещё в полном расцвете сил. Он побыстрее закончил обед и встал.

– Спасибо, сын, – поблагодарил и ушёл в свою комнату.

Жена, почувствовав неладное, через минуту вошла следом.

– В чём дело, Вадим? Ты что, не мог с нами посидеть? Ведь не окно у соседей Коська разбил, а взрослым делом занялся! Мог бы сегодня больше внимания ему уделить.

Вадим тяжело вздохнул, прикрыл за женой дверь.

– Стыдно мне перед пацаном, Тоня, – тихо сказал он. – Это я его кормить должен, а не он меня.

Коробов-старший достал из ниши рюкзак и начал укладывать в него охотничье снаряжение: патронташ, патроны россыпью, чехол с разобранной «тулкой», нож… Оружие прикрыл лёгкой синтепоновой курткой, а сверху уложил скатку надувного матраса.

– Ты куда собрался? – насторожённо спросила Антонина.

– На рыбалку, не видишь, что ли? – усмехнулся Вадим. Он обнял жену за плечи, поцеловал. – Поброжу-ка я по степи, авось что-нибудь да подстрелю. На иждивение к сыну нам переходить рановато…

Вроде в шутку сказал, с улыбкой, но такую невысказанную тоску увидела жена в его глазах, что промолчала. Никогда ранее Вадим не позволял себе охотиться в межсезонье. Неподобающим делом считал браконьерство, да, видно, и у него терпение лопнуло законы блюсти, когда все вокруг на них чихать хотели.

– Давай, лепёшку в дорогу испеку? – предложила она.

Но Вадим отрицательно покачал головой.

– Спасибо, радость моя, – с наигранной весёлостью сказал он. – Настоящий охотник чем должен питаться на охоте? Тем, что убьёт. Вот подстрелю кабана и целиком на вертеле над костром зажарю. Наемся! Ну и вам по маленькому кусочку принесу. Если останется.

Насчёт кабана Вадим так, для красного словца, сказал. Не водились кабаны в Каменной степи. Одна надежда на зайцев, да и то весьма призрачная – лето выдалось засушливым, и зайцы могли уйти в пойменные места. Правда, водились в степи ещё сайгаки – завезли лет двадцать назад в качестве эксперимента, а они и прижились. Но Вадим не был уверен, сможет ли поднять на сайгака ружьё.

– Ты никак на неделю собрался? – тоже попыталась пошутить Тоня.

– Так уж и на неделю! Жареный кабан за неделю протухнет. Ночью жди, либо завтра вечером. Как повезёт.

Вадим зашнуровал рюкзак, вскинул его на плечо, подмигнул жене.

– Пока, родная! Жди с добычей.

– Удачи… – вздохнула Тоня, глядя в спину уходящему мужу. Больше всего она боялась, что вернётся Вадим ни с чем, усталый, голодный, со сбитыми в кровь ногами. Бог с ней, с добычей, но что ей тогда делась с его потухшим, потерянным взглядом?

Как только Вадим вышел на порог и закрыл за собой дверь, полуденный зной будто гигантской жаркой ладонью пришлёпнул его к крыльцу. На лбу мгновенно выступила испарина, во рту пересохло, глаза заслезились от нестерпимо яркого света. Вадим нахлобучил на голову кепи с большим козырьком, нацепил на нос солнцезащитные очки и решительно шагнул на раскалённый асфальт улицы.

В былое время, когда работала гидрошахта, и дорогу ремонтировали раз в два-три года, асфальт в такой день клейко плавился под подошвами, и идти по нему было столь же затруднительно, как мухе по липкой ленте. Но когда шоссе прекратили подновлять, столько зеленоватой пыли из шахтных отвалов на асфальт нанесло, что он окаменел, сцементировавшись с пылью, и некогда ровная дорога теперь дыбилась ребристыми колдобинами.

Неторопливо шагая по обочине, Вадим экономно дышал, настраиваясь на долгое пребывание под знойным небом и стараясь не обращать внимания на струившийся по телу пот. Ничего, минут через десять-пятнадцать организм адаптируется, сердце перестанет бешено колотиться, а поры кожи прекратят выделять из тела отнюдь не лишнюю влагу. Надо только переждать и задавить в себе желание вытащить из кармана платок и насухо обтереться. Иначе потению конца-края не будет.

Прямая, как стрела, улица вела к гидрошахте и обогатительной фабрике. Вдоль дороги стояли однотипные, стандартные дома, выстроенные некогда государством для работников шахты, и если бы не номера под коньками крыш, можно было подумать, что улица бесконечна, настолько уныло и однообразно смотрелся посёлок. Единственным зелёным цветом здесь было полотно дороги – ни одно деревце, сколько не пытались их сажать даже в благодатные времена, когда воды было хоть залейся, на каменистой почве не прижилось.

На территории Каменной степи испокон веков никто никогда не жил. Разве что сарматы ещё до нашей эры изредка заглядывали сюда во время кочевий, но долго на бесплодных землях не задерживались. Да, возможно, гунны, а за ними почти через тысячу лет татаро-монголы пересекли степь во время своих беспримерных завоевательных походов. А может быть и нет – обошли стороной. Уж слишком безжизненным выглядело древнейшее геологическое плато, осадки над которым выпадали в лучшем случае раз в год. Практически всегда здесь держалась солнечная безоблачная погода, и именно над Каменной степью зачастую формировались антициклоны, как правило, дрейфовавшие затем на запад по следам Баламира и Батыя.

Освоение Каменной степи началось в шестидесятые годы, когда здесь обнаружили залежи иридиевой руды, весьма важного на тот момент для государства стратегического сырья. Строило гидрошахту и обогатительную фабрику министерство обороны, курировал строительство и производство КГБ, поэтому посёлок возник буквально на глазах за один год. Из районного центра Каменки, что в восьмидесяти километрах к северо-востоку, провели мощнейший водовод, и шахта заработала. Естественно, что ни на каких картах посёлок со звучным названием Пионер не значился. Правда, на почтовых штемпелях посёлок именовался Пионер-5, но почему именно «5», наверное, и в КГБ не знали. Вероятно для большей секретности, поскольку других номерных населённых пунктов с подобным названием в стране не существовало.

Когда пятнадцать лет назад Вадим Коробов приехал сюда по распределению из университета преподавать в школе географию, посёлок процветал. Молодому специалисту сразу предоставили бесплатный дом, из расчёта, что он проработает в школе не менее десяти лет, начислили заработную плату в два раза больше, чем он получал бы в столице за тот же объём преподавательской деятельности, и Вадим, естественно, остался. Тем более что снабжение посёлка продуктами и товарами осуществлялось почти как при коммунизме – то есть понятие «дефицита» здесь отсутствовало, и купить можно было практически всё, в том числе и по заказу, и в кредит. В отличие, скажем, от районного центра Каменки, где в магазинах на пустых полках редко можно было что-то увидеть. В общем, не жизнь, а мечта.

И Коробов думал, что так будет всегда. И даже отказался от предложения университетского профессора, у которого делал дипломную работу, поступить в аспирантуру. К тому времени Вадим женился, и они с женой ждали ребёнка.

Ну а затем в стране произошли известные всему миру события, когда мерилом всех ценностей была провозглашена зелёная бумажка далёкой заокеанской державы, и жизнь дала сильный крен. Причём «корабль благополучия» в посёлке настолько сильно «накренился», что его положение никак иначе, как стремительным «идём ко дну», охарактеризовать было нельзя. Стратегический иридий оказался государству не нужен, поэтому гидрошахту закрыли. Естественно, обогатительная фабрика тут же остановилась сама по себе. Что ей обогащать, куда брикеты концентрата девать? В общем-то, их с удовольствием и за большие деньги купили бы развитые зарубежные страны, но как переступить запрет на вывоз из государства стратегического сырья? Нет, ФСБ за этим следила строго! Вот разве что контрабандой…

Директор гидрошахты после закрытия производства в мгновение ока переселился в Москву, где занял какой-то ответственный пост в министерстве. А как иначе – номенклатурные работники всегда были в цене, тем более что именно они всю перестроечную «кашу» и заварили. Поэтому борьба за обладание «наследством» в посёлке развернулась между главным инженером и начальником техотдела. И борьба получилась нешуточная. Неделю в посёлке гремели выстрелы, звучали автоматные очереди, и даже были взорваны два автомобиля и один дом. А затем наступила тишина. По официальной версии главный инженер вместе с рядом ведущих работников управления гидрошахты отбыл в Москву в распоряжение министерства, хотя в народе пошла молва, что бренные останки главного инженера и его соратников вместе с семьями покоятся на дне шурфа 32/бис. Но никто не проверял достоверность этих слухов – милиции в посёлок въезд был заказан, а КГБ как раз перелицовывался в ФСБ. То есть не до того контролирующей организации тогда было, а потом и тем более. Объект «Пионер-5» рассекречен, производство остановлено, значит, и курировать ФСБ его не намерена, хотя на бумагах объект всё ещё числился на контроле столь серьёзного ведомства.

Остался, таким образом, посёлок без присмотра государственной власти, зато хозяин на него нашёлся. Господин Бессонов, бывший начальник технического отдела гидрошахты, мгновенно получивший в народе прозвище «Бес» за свой крутой нрав и не менее крутые порядки, установленные им в посёлке. Он организовал нечто вроде подпольной артели по добыче и переработке руды в чистый иридий и нашёл каналы сбыта металла за границу. На территории посёлка перестали ходить какие-либо денежные знаки, кроме «бесовок» – бумажек с печатями и личной подписью господина Бессонова, – на них втридорога отоваривали в единственном магазине посёлка, также принадлежащем хозяину. Если «бесовок» не хватало на жизнь, можно было взять продукты в долг, записавшись в долговую книгу. Но тогда включался «счётчик» роста процентов, и человек навсегда попадал в кабалу. А чтобы в таком положении оказался каждый житель, Бес настолько взвинтил цену на воду, поступавшую по водоводу из Каменки, что никакой зарплаты не хватало. А против любых проявлений недовольства имелся у Беса отряд молодых ребят, вооружённых до зубов. Поэтому об оскорблении нового хозяина словом или действием и речи идти не могло – даже косой взгляд мог быть истолкован как неповиновение с соответствующим летальным исходом. Ну чем не крепостное право? Разве что правом первой брачной ночи Бес не пользовался, да и то, наверное, потому, что свадеб в последнее время в посёлке не играли.

Кто смог, у кого было куда или к кому – родственникам, знакомым, – тот давно уехал из посёлка. Остальные влачили жалкое существование. Ну куда, спрашивается, могли уехать Коробовы, если ни у Вадима, ни у его жены никого из родственников в живых не осталось? Больно он нужен полузабытым приятелям по университету через пятнадцать лет, а уезжать просто так, наобум, не имело смысла. Кто сейчас в России пожелает востребовать учителя географии, пусть он даже по совместительству преподаёт и историю, и математику, и физику? Статус беженцев семье никто не даст – как можно из России в Россию сбежать? – и это значит, что придётся вести жизнь бомжей. А чем жизнь бомжей «там» лучше жизни «крепостных» тут?

Вадим прошёл улицу до конца и возле здания шахтоуправления, ставшего ныне резиденцией Беса, свернул на товарный двор заброшенной обогатительной фабрики, где находились насосная станция и коллектор водовода. Здесь, у стены длинного пакгауза, где раньше складировались брикеты обогащённой руды для отправки на номерной завод по извлечению редких металлов, сидел, развалясь на стуле под навесом, разбитной парень в камуфлированной форме. Куртка на нём была расстёгнута до пупа, ноги в сапогах он взгромоздил на пустой стол. Слева от парня к стене был прислонён АКМ, справа в ногах стоял ящик бутылочного пива. Парень пил пиво и усиленно потел.

Вадим подошёл к столу и остановился.

– Ба! – нехорошо разулыбался парень. – Коробок собственной персоной пожаловал! Букварь! Никак пивка захотелось?

Коробов хорошо знал боевиков Беса – все они у него когда-то учились. Кто оканчивал школу, а кто, как этот – Алексей Шишко, со странной кличкой Смага, – бросал, недоучившись. Кому сейчас образование нужно? Без него легче живётся. Смага пять с половиной классов с трудом осилил, три года второгодником был, а поди же ты, припеваючи живёт, над голодным учителем с университетским образованием издевается.

– Нет, я пива не хочу, – ровным голосом отказался Вадим. – Я пришёл за водой.

– Ах, попить букварю хочется! За деньги или в долг водичку брать будем?

– По талонам, – всё также спокойно проговорил Коробов, не обращая внимания на фривольный тон Смаги, явно желавшего вывести из себя учителя.

Вадим достал из кармана тоненькую книжечку талонов, вырвал один листок с печатью и подписью Беса и протянул Смаге.

– Мне два литра.

Смага небрежно скомкал листок, и бросил его в ящик с пивными бутылками.

– Букварю Коробку два литра питьевой воды! – постучал костяшками пальцев в окошко пакгауза над собой.

За запылённым стеклом мелькнуло девичье лицо и тут же скрылось. Смутилась девушка, увидев своего школьного учителя.

Алёна Грошина, вспомнил Вадим. Хорошая девочка, одна из лучших учениц школы. В былое время и золотую медаль получила бы, и в университет поступила… А так… Сломали девчушку, растоптали такие подонки, как Смага.

Окошко чуть приоткрылось, и из него высунулась рука с двухлитровой пластиковой бутылкой. Голову Алёна старалась в окне не показывать, чтобы не встречаться взглядом с Коробовым.

Смага, не глядя, поднял руку, принял бутылку и стал вертеть её у себя перед глазами. Отдавать её Коробову он не спешил.

– И куды же это ты с рюкзачком собрался?

– На кудыкину гору. Там пиво бесплатно раздают.

– Н-да? – Смага чванливо отвесил губу. – А ты знаешь, Коробок, что в стране инфляция? И к нам эта гадость тоже докатилась. Так вот, букварь, теперь за один талон можно купить лишь полтора литра воды. Такие дела…

Нагло глядя в глаза своему бывшему учителю, Смага свинтил крышечку с бутылки и приложился слюнявыми губами к горлышку. Однако пропущенная через цеолиты в цехе химподготовки кислая вода в него не пошла. Что после пива и не мудрено. Поперхнулся Смага, закашлялся, но выход из положения нашёл быстро. Перевернул бутылку и вылил на землю около трети.

– Теперь порядок, – проверив на свет, сколько осталось, довольно сообщил он, закрутил крышечку и протянул бутылку Коробову.

Вадим взял бутылку, открыл и на глазах оторопевшего Смаги демонстративно промыл горлышко и пробку от его слюней.

– Что, брезгуешь?! – окрысился Смага. – Смотри у меня, букварь, допросишься! Думаешь, я забыл, как ты меня в школьном сортире поймал, когда я «травку» втихаря курил? И как ухи мне крутил?!

– Да, зря я тогда… – с сожалением вздохнул Вадим, засовывая бутылку в карман рюкзака.

– То-то! – самодовольно оскалился Смага.

– Зря я тогда «ухи» тебе не оторвал, – уточнил Вадим, спокойно глядя в злые глаза бывшего ученика.

Смага взбесился. Ну что от «бесёнка» ожидать можно, кроме подражания своему хозяину?

– Ну ты, огрызок указки! – заорал он, вскакивая и хватаясь за АКМ. – Я из тебя сейчас решето сделаю!!!

– А хотюнчик не надорвётся? – осадил его Вадим. – Не та ты сошка, чтобы из автомата по собственному желанию в кого хочешь палить. Если меня убьёшь, тебя Хозяин на этом же месте зароет.

Коробов не блефовал – знал он, в чём его сила. Учителей и медиков Бес не трогал и своим подручным запретил. Их и так наперечёт осталось – трое учителей, четверо врачей. Если школу закрыть или больницу, обязательно кому-то захочется своё чадо грамоте учить, либо у кого-то аппендицит прорвёт. И тогда этот кто-то в Каменку подастся и ни на день-два, а надолго. А вот этого как раз допускать и нельзя – и без того о посёлке уже ходят разные слухи, а тут в райцентре ещё и живой свидетель появится, который в любой инстанции эти слухи подтвердить сможет.

– Да я… тебя… без автомата…

Отшвырнув АКМ в пыль, Смага двинулся на учителя.

– Собственные зубки надоели? – фыркнул Вадим. – Фарфоровые челюсти вставить захотелось?

Он чуть развернулся плечом в сторону парня и принял боксёрскую стойку. Сейчас уроки физкультуры в поселковой школе отменили, но ещё три года назад, когда учился Смага, они были, и вёл физвоспитание тоже Вадим. О чём и не преминул напомнить бывшему ученику.

Протрезвел Смага в мгновение ока и застыл на полушаге к Коробову.

– Так-то лучше, – хмыкнул Вадим, развернулся и зашагал прочь.

И тогда в спину ему понёсся отборный, площадной мат.

– Это единственное, что я тебе разрешаю, – бросил через плечо Вадим. Хотел добавить: «Побесишься, побесишься, авось, повесишься!» – но сдержался. Узнай Хозяин об этих словах, не посмотрел бы, что Коробов учитель. Злая поговорка о Бесе ходила по посёлку как заклинание от черта в старину: «Тьфу, тьфу, нечистая сила! Сгинь!» И говорили её точно так же, полушёпотом, оглядываясь, разве что не крестясь.

Вадим обошёл стороной шахтный двор с навечно застывшими механизмами и оборудованием: прогнившими ленточными транспортёрами, горой обсадных труб и проржавевшим гидромонитором, – по широкой дуге обогнул полигон с отвалами, куда сбрасывалась пульпа породы из гидрошахты и обеднённая руда после переработки на обогатительной фабрике, и вышел во чисто поле. Никогда раньше он не ходил в степь к югу от посёлка. Но никогда и не охотился посреди лета. В те далёкие времена, когда гидрошахта ещё работала, всех владельцев ружей перед сезоном вызывали в первый отдел и строго-настрого, под подписку, запрещали заходить в эти места. Ни для кого в посёлке не было секретом, что где-то километрах в десяти на юг расположена военная база. Правда, какая именно военная база никто не знал. Видно очень уж непростая база соседствовала с посёлком – гораздо выше по уровню секретности, чем Пионер-5. Как бы не «точка» с баллистическими ядерными ракетами стратегического назначения.

И хотя прошло уже пять лет, как некому стало заикаться, чтобы на юг от посёлка никто носа не совал, Вадим по привычке охотился в знакомых местах. Теперь же решился на вылазку на юг только потому, что знал – в известных ему угодьях сейчас живности нет. Выгнало её оттуда беспощадное солнце, в пыль высушив всю растительность. Поэтому и решил Коробов испытать счастье в некогда запретной зоне – авось там земли получше, не такие кремнистые, и на них хоть что-нибудь да растёт. А если растёт, то есть надежда встретить зайца или сайгака.

Полуденное солнце пекло немилосердно. В этот час степь напоминала лунную поверхность – настолько была безжизненной. При этом белесая кремнистая равнина сливалась на горизонте с таким же белесым небом, и от сияющего со всех сторон слепящего безумия казалось, что находишься в горниле муфельной печи. Не было обычного дрожания воздуха у земли, когда она под палящими лучами начинает «парить». Ни грана влаги не осталось в запёкшейся в камень почве. И хоть и намёка на подобие ветерка в степи не ощущалось, в неподвижном воздухе висела пыльная дымка. Похоже, немилосердное солнце, выпарив из степи последние крохи влаги, теперь с иезуитской жестокостью дробило её своими лучами в пыль.

Минут сорок Вадим шёл строго на юг, пока за горизонтом не скрылись здания гидрошахты. Тогда он остановился, раскрыл рюкзак и собрал «тулку». Вставив в стволы патроны, закрыл затвор и повесил ружьё через плечо. Затем нацепил на пояс патронташ и подогнал лямки рюкзака, чтобы изрядно похудевший заплечный мешок плотно прилегал к спине и не мешал при выстреле. Надежды на встречу с каким-нибудь животным практически не было, но чем чёрт не шутит!

Закончив приготовления к охоте, Вадим внимательно осмотрелся. Степь на юге ничем не отличалась от степи на севере, востоке и западе. Даже сквозь солнцезащитные очки её белесая поверхность отражала столько света, что резало глаза. А неподвижный раскалённый воздух был настолько плотным, что пыль, поднятая ногами Вадима, прямой полосой висела за ним до самого горизонта, напоминая собой сильно размытый инверсионный след самолёта.

Вадим достал пластиковую бутылку и смочил губы. Только смочил, но и этого оказалось достаточно, чтобы в горле перестало першить, а резь в глазах ослабла. Плохо, конечно, что у него мало воды – до завтрашнего вечера, как он предполагал охотиться, её не хватит. Однако об инциденте во дворе заброшенной обогатительной фабрики он ничуть не жалел.

Ещё где-то около часа Вадим шёл строго на юг, внимательно осматриваясь по сторонам. И признаков живого вокруг не было. Зато досмотрелся до того, что в глазах начало рябить, а затем заплясали солнечные зайчики.

«Вот если бы эти зайчики были настоящими, настрелял бы – домой не унести…» – попытался шуткой взбодрить себя Вадим. Он ступил на неприметный пригорок, сделал шаг вперёд и… И полетел в пустоту, не ощутив под ногами опоры.

Пришёл он в себя на дне глубокой, метров пяти, ямы, напоминавшей воронку от авиабомбы. К счастью для Вадима, падал он не отвесно, а съехал по склону на спине. Руки-ноги были целы, но затылок ушиб основательно. В последний момент ударился обо что-то твёрдое. Впрочем, всё здесь было твёрдым – окаменевшие склоны ямы ничем не отличались от поверхности степи. И если воронка действительно была следствием некогда взорвавшегося фугаса, то бросили бомбу никак не позже, чем тысячу лет назад. Ну там татаро-монголы или те же гунны с ковра-самолёта на бреющем полёте…

– Ни черта себе – поохотился! – пробормотал Вадим, ощупывая голову. На месте ушиба ощутимо быстро вырастала огромная шишка.

Коробов сел и, протянув руку, поднял валявшееся рядом ружьё. По счастливой случайности на стволе не осталось даже царапины, зато на прикладе появилась хорошая вмятина.

«Надо с шишкой на затылке сверить, может, совпадут? – с издевкой подумал Вадим. – За то, что такую ямищу не заметил, не только по затылку прикладом полагается, но и промеж глаз…»

Впрочем, заметить яму было весьма затруднительно. Отвесные лучи солнца освещали её столь тщательно, словно вылизывали, и не то, что клочка тени, но и намёка на неё на склонах не было. Сливалась воронка для зрения воедино с поверхностью, отсутствием теней на склонах сводя на нет пространственную перспективу. А тут ещё пляшущие солнечные зайчики в глазах…

Вадим достал из кармана рюкзака бутылку и на этот раз сделал большой глоток. Тёплая, противная, с химическим привкусом вода, тем не менее, оказала благотворное действие. Солнечные зайчики в глазах растаяли, зато шишка на голове стала пульсировать тупой болью. Сняв кепи и очки – каким образом они при падении на голове удержались? – Вадим накапал воды в ладонь и приложил её к затылку. Нельзя сказать, что помогло, но хуже не стало.

«Не хватало ещё сотрясение мозга получить, – поморщился он и опять изволил над собой поязвить: – А чему там сотрясаться? Те, у кого мозги были, давным-давно из посёлка дёру дали…»

Он снова надел кепи и очки и немного посидел, приходя в себя, – всё-таки лучше устраивать привал, когда есть на что спиной опереться, чем сидеть на ровной, как стол, поверхности. Однако долго расслабляться Вадим себе не позволил. Не для того в степь выбрался, чтобы здесь прохлаждаться. Тем более, что «прохладиться» в яме под солнцем в зените даже негру не удалось бы.

Решительно поднявшись, Вадим забросил на плечо ружьё, повернулся… И застыл, как вкопанный. Склон, по которому он скатился в яму, разительно отличался от противоположного. Такого просто не могло быть в Каменной степи, мёртвой испокон веков. То, что увидел Вадим, представляло собой как бы рукотворную наклонную стену, аккуратно сложенную из дикого камня. Точнее кусочек стены, некогда засыпанной землёй, а затем кем-то частично раскопанной. Уж слишком яма своим видом была похожа на археологический раскоп какого-нибудь архаичного Шлимана – это сколько же веков должно было пройти, чтобы склоны раскопа окаменели?

«Наверное, это и есть та самая сверхсекретная база, – скривил губы в саркастической улыбке Вадим. – Вход из дикого камня сложен, а за ним баллистические ракеты из верблюжьего кизяка в готовности номер один моей команды дожидаются. Надо только „Сезам, открой!“ сказать…»

Вадим осторожно потрогал пальцами кладку, присмотрелся. Следы цементирующего раствора между камнями отсутствовали, так что, вполне возможно, стена была очередным капризом природы. Кому, как ни ему, географу, знать, что солнце и ветер ещё и не такие нерукотворные замки созидают. Хотя с другой стороны – порода-то сланцевая, нигде вокруг подобной нет. Но и это опять ни о чём не говорит – может, потому в других местах и ям подобных нет, поскольку сланец только здесь находится.

Он ещё раз провёл по сланцевой кладке рукой, словно пытаясь по методу экстрасенсов определить, прикасалась ли когда-нибудь к стене рука человека. Не определил. Либо много веков минуло, либо экстрасенс он хреновый.

Вадим досадливо передёрнул плечами и тут вдруг увидел пробивающиеся в нескольких местах из рукотворно-нерукотворной кладки чахлые кустики травы. Охотник мгновенно возобладал над археологом и географом в душе Коробова. Какие к чёрту тайны истории, когда есть хочется!

Ориентируясь исключительно на чисто охотничий инстинкт, он внимательно осмотрел каждый кустик, потрогал, размял пару травинок между пальцами, понюхал.

Трава была живой. Мало того, как показалось Вадиму, один из кустиков кто-то недавно глодал. Чего только не подскажет надежда возбуждённому сознанию… В эту минуту все клады мира, в том числе и за этой сланцевой кладкой, готов был отдать Коробов за тощего зайца.

Чуть ли не стрелой взлетел он по неизвестно кем сложенной стене и чуть опять не сорвался вниз, отпрянув от края воронки и прячась за ним, как за бруствером окопа.

Метрах в двадцати боком к Вадиму стоял сайгак. Стоял неподвижно, отвернув голову в противоположную от ямы сторону.

Медленно, не спеша, стараясь унять дрожь в пальцах, Коробов снял с плеча ружьё. И мысли у него не возникло, что придётся стрелять в заповедное животное, даже наоборот – досада появилась, что патроны в стволах с заячьей дробью. Заменить бы их на патроны с картечью, да некогда. Сайгак ждать не будет…

Осторожно высунувшись из-за края воронки, Вадим стал целиться сайгаку под лопатку. С такого расстояния, если попадёт, и заячья дробь может уложить сайгака на месте. Тем более что целиться из ямы было удобно – кроссовки надёжно зацепились носками за каменную кладку, локти твёрдо упирались в естественный бруствер. Как в тире.

И тут неизвестно почему в голову пришёл эпизод из «Угрюм-реки» Шишкова, когда Ибрагим последним патроном целился в лося. И настолько навязчиво эпизод крутился в голове, что мешал сосредоточиться на выстреле. Лишний раз Вадим убедился, как плохо в теперешнем мире быть эрудированным.

Сайгак лениво повернул голову, и Вадим поспешно выстрелил. Дуплетом, чтоб наверняка. И всё же на доли секунды опоздал – сайгак прыгнул. Будто кто красной краской плюнул ему в круп – настолько кучно дробь попала в правую ляжку. Животное швырнуло наземь, но оно тут же вскочило и галопом понеслось в степь.

Вадим выпрыгнул из ямы, на ходу перезаряжая «тулку». Однако следующий дуплет, уже картечью, прозвучал, когда сайгак отбежал метров на сто. Палить с такого расстояния всё равно что в белый свет.

«Эх, Ибрагим, Ибрагимка… – лихорадочно стучало в голове. – Ты-то на месте лося уложил, а я…» Но особого отчаяния Вадим не испытывал. С такой раной добыча далеко уйти не могла. Это сейчас, в запале, сайгак скачет как невредимый, но вскоре рана даст о себе знать. На трёх ногах от охотника не убежишь.

Коробов снова перезарядил ружьё картечью, забросил его за плечо и отправился в погоню. Особых навыков следопыта не требовалось – пыль, поднятая копытами животного, ровной, указующей полосой тянулась к горизонту и не собиралась ни опадать, ни рассеиваться. К тому же вдоль неё то тут, то там на белесой кремнистой почве ярко алели бисеринки крови.

Где-то через километр Вадим наткнулся на большое кровавое пятно.

«Ага! – обрадовался он. – Здесь сайгак упал. Недолго мне шагать осталось».

Коробов позволил себе остановиться и глотнуть из пластиковой бутылки воды. В азарте погони он сбил дыхание, и пот катился градом. Экономить воду теперь не стоило, впрочем, и бездумно транжирить тоже не следовало. Целиком убитого сайгака ему не унести, придётся свежевать на месте. Но и тогда потребуются немалые силы километров пятнадцать тащить на себе около пятидесяти килограммов свежего мяса. Потом умоешься – будь здоров!

Вопреки предположению быстро догнать раненое животное и добить его, Вадим всё шёл и шёл, а добычи не видел. Раненного подобным образом зайца, он обнаружил бы уже через километр, однако о выносливости сайгака Коробов не имел представления. Первый раз на него охотился.

Местность вокруг не менялась – всё та же однообразная голая равнина, вызывавшая тоскливое ощущение, будто топчешься на месте. И всё же неприятные для себя отметины на кремнистой почве Вадим увидел. То здесь, то там стали встречаться давние следы от траков армейских ракетных тягачей. А затем след сайгака и вообще вывел на разбитую траками дорогу и пошёл по ней.

Но Коробов прекращать погоню не собирался. Во-первых, следы от траков были очень давние, а во-вторых, даже если он ошибается, и секретная база по-прежнему функционирует, что с ним там могут сделать? Ну задержат до выяснения личности, а ничего более серьёзного инкриминировать не смогут. Зато кормить будут на время задержания. Правда, завершить охоту, конечно, не дадут… Но здесь уж как повезёт.

После того места, где сайгак упал, бисеринки крови на земле начали встречаться чаще. Это понятно – устало животное, медленней побежало. Затем кровавые капли стали попадаться всё реже и реже. И это тоже было понятно, и вселяло надежду, что скоро Вадим наткнётся на упавшее животное – сколько-то всего крови у сайгака? А потерял он её достаточно, пора и обессилить.

Однако надежда на то, что он обнаружит павшее животное ещё до явно обозначенной запретной зоны, рухнула в одно мгновение, когда ещё издалека Коробов увидел поперёк выбитой траками дороги шлагбаум. Шлагбаум был поднят и издалека похож на допотопную зенитку, наклонно задравшую ствол в небо. След сайгака вёл прямо к нему.

Но и это не остановило Вадима. Угрюмо сдвинув брови и стиснув зубы, он упрямо продолжил преследование. Была ни была! Он и нечто вроде оправдания себе нашёл на случай задержания – раз шлагбаум поднят, значит, путь свободен.

Так, в общем, вблизи и оказалось. Шлагбаум не опускался, как минимум, лет пять. Краска на нём облупилась, и только с большим трудом можно было догадаться, что некогда его покрывали оранжево-чёрные полосы. Посреди шлагбаума красовался металлический круг с предостерегающей надписью: «Стой! Запретная зона!»

Вадим облегчённо перевёл дух и улыбнулся. От этой надписи сейчас было столько же толку, как от надписи «Посторонним в» над дверями домика Пятачка из известной сказки Милна. Как в сказке никто не знал, кто такой этот самый «Посторонним в», так и в Каменной степи о существовании здесь некогда запретной зоны напоминал лишь предупреждающий транспарант. Зато след от сверхсекретной военной базы остался, и довольно значительный. Отсюда, от шлагбаума, база открывалась как на ладони. Точнее, её остатки – остовы взорванных сооружений, периметр из колючей проволоки с кое-где поваленными столбами, пустой створ покосившихся ворот. Входи – не хочу!

Сайгак захотел – его след вёл через ворота. И это обрадовало Коробова. Всё, конец погони. Через колючую проволоку сайгак не перепрыгнет.

Сняв с плеча ружьё, Вадим направился к воротам. Однако рано радовался. Найти раненое животное среди развалин, ощетинившихся прутьями покорёженной арматуры, заваленных кусками взорванного бетона, металлическим хламом, осколками стекла, представлялось отнюдь не простым делом. И со следами здесь было сложнее – капли крови встречались то тут, то там, взбитая копытами пыль висела над всей территорией бывшей базы. Вероятно, сайгак беспорядочно метался из стороны в сторону, пытаясь найти выход. И если ему это не удалось, забился в какой-нибудь угол, где отыскать его весьма проблематично. Но отнюдь не безнадёжно.

Оценив ситуацию, Вадим первым делом взобрался на глыбу бетона у ворот и внимательно осмотрел окрестности. База занимала относительно небольшую территорию – чуть больше футбольного поля. В периметре из колючей проволоки прорех не было – на всём протяжении он представлял собой хаотическое сплетение спиралей шириной метра три, чью целостность не смогли нарушить даже поваленные столбы. И, самое главное, нигде за пределами периметра, разве только от ворот, полоски пыли над степью не висело. Не мог уйти отсюда сайгак, никак не мог.

Вполне удовлетворённый увиденным, Коробов начал методично, метр за метром, прочёсывать развалины, уверенный, что не пройдёт и часа, как он будет с добычей. У ворот Вадим наткнулся на небольшой, метров десять в диаметре, котлован, засыпанный крупными обломками бетона. Вадим обошёл его по кругу, внимательно вглядываясь во все щели, однако вниз спускаться не стал, опасаясь, что это взорванная ракетная шахта, и обломки могут просесть вместе с ним. Далее находился фундамент какого-то, судя по обломкам стен, сферического здания, усеянный длинными узкими полосами ржавого железа вперемешку с кусками силового кабеля, разноцветными пучками монтажных проводов и битым стеклом. Возможно, это были остатки радиолокационной антенны, а может и нет. Не очень-то Вадим разбирался в технике, хотя поневоле и преподавал физику. А вот то, что увидел дальше, почти возле колючей проволоки, он знал хорошо. Под углом градусов в тридцать к горизонту здесь когда-то стояли большие зеркала солнечных батарей. От двух зеркал остались только ячеистые рамы да осколки, но зато третье, самое дальнее, чудом сохранилось, лишь пара угольно-чёрных элементов треснула в своих ячейках.

Коробов на мгновение забыл, зачем здесь находится. Восхищённо прищёлкнул языком, беспечно шагнул к солнечной батарее… И провалился.

На этот раз повезло гораздо меньше, чем при падении в яму. Летел Коробов метров шесть-семь и грохнулся на голый бетонный пол. Который, как известно, не обладает мягкостью перины. Тем не менее, костей Вадим не поломал, хотя расшибся здорово.

Первой мыслью была дурацкая: «Не слишком ли много „провалов“ за один день?» Затем её догнала не менее одиозная: «Как же я теперь мясо сайгака понесу? Меня самого, наверное, тащить надо…»

Вадим пошевелился, и это движение отозвалось болью во всём теле. Болел левый бок, ныла кисть правой руки, саднило оба колена, но больше всех пострадал нос. Кровь из расквашенного носа сбегала на пол весёлой струйкой. Коробов со стоном перевернулся на спину и благодаря рюкзаку за плечами смог запрокинуть голову. В таком положении минут через пять кровотечение остановится, и можно будет встать и осмотреться. Хорошо, что очки во время падения слетели, а то от их осколков мог и глаз лишиться.

Осмотреться получилось раньше, чем встать. Насколько понял Вадим, его угораздило провалиться в подземный бункер, точнее – во входной тамбур бункера. Воздух в провале был насыщен плотными клубами пыли, но рассеянный свет из трещины в потолке позволил оценить обстановку. Слева находился завал, и по крупным обломкам бетона Коробов догадался, что его первоначальное представление о происхождении котлована у ворот базы было неверным. Нет, не ракетную шахту там взорвали, а вход в подземелье. Вероятно, от взрыва и появилась трещина в своде тамбура, в которую Вадима угораздило провалиться. Справа, в полуметре от Коробова, высилась бетонная стена с впечатанным в неё огромным люком, чьи впечатляющие размеры и тускло блестящая металлическая поверхность внушали уверенность в его полной непробиваемости. Даже танком. А две другие стены были глухими. Вот и всё помещение. Три метра длины – от завала до люка, пять метров ширины – между глухими стенами, и шесть-семь метров высоты. Каземат, одним словом, поскольку выбраться из него не представлялось возможным. Это не естественная воронка в степи с более-менее пологими склонами…

В пролом в потолке заглядывало солнце, тоненькой струйкой между ощетинившейся острыми зубами порванной арматуры сыпалась пыль. А поперёк трещины там, наверху, лежала «тулка». Нет, чтобы наоборот: он – наверху, а «тулка» – внизу…

В общем, весёленькая ситуация. Теперь проблему, как тащить на себе тушу сайгака, заменила проблема, как «вытащить» себя из подземелья.

Вадим с кряхтеньем сел, потрогал нос, ощупал тело. Вроде бы цел. Кровь из носа уже не капала, а ушибы для взрослого мужчины почти всегда были чем-то вроде награды. По крайней мере, это стопроцентно верно для нашего дикого времени, которое осталось наверху, и в которое, кровь из носу, необходимо вернуться. Кровь из носу он уже «пустил», однако до возвращения было всё так же далеко.

Коробов встал на ноги, попробовал ходить. Вроде бы нормально. Дня через два-три о таких ушибах можно и забыть. Просто повезло, что, когда летел в провал, не поранился о торчащие прутья арматуры. Однако от такого «везения» за три версты тянуло тухлятиной. Как в анекдоте, когда партнёр по преферансу рассуждает по поводу смерти своего друга, умершего во время игры от разрыва сердца: «А если бы он пошёл не с трефы, а с бубны, ему было бы ещё хуже!»

Первое, что пришло на ум, – сложить из обломков завала пирамиду и таким образом выбраться наружу. Вадим шагнул к обломкам, под ногами что-то хрустнуло. «Очки», – догадался он, но нагибаться, чтобы посмотреть, не стал. Если при падении они не разбились, теперь это не имело значения.

К сожалению, идея насыпать гору обломков и по ним выбраться из подземелья оказалась неосуществимой. Мысль была хорошая и, наверное, единственно правильная в его положении, однако все крупные обломки были намертво соединены друг с другом арматурой, а из мелких пирамиду высотой в пять метров не соорудишь. И всё же где-то около часа Вадим, сбросив с плеч рюкзак, пытался насыпать гору из мелких камней и земли под проломом в кровле. Работал исступлённо, не замечая ни времени, ни результатов своей работы. Остановился только тогда, когда до мелких камней через переплетение арматуры стало невозможно дотянуться.

Он словно очнулся. Распрямил спину и с замиранием сердца повернулся. Горка получилась всего полметра высотой. Руки у Вадима опустились. Неужели всё? Обидно. Обидно ощущать себя мышью в стеклянной бутылке.

Вадим вытер рукавом лицо и чуть не содрал с него кожу. Цементная пыль, смешавшись с потом, превратилась в подобие абразивной пасты. Это сколько же драгоценной воды придётся дома потратить, чтобы отмыться? Если, конечно, придётся…

– Спокойно, только спокойно, – пробормотал он. – Биться головой о стену ты всегда успеешь…

Вадим достал из рюкзака бутылку, сделал экономный глоток. Бесцельно прошёлся по замусоренному полу, увидел слетевшее при падении кепи, машинально поднял, отряхнул, надел на голову. Затем остановился у люка и стал его внимательно рассматривать. Добротный люк, как в швейцарском банке. Ни ручки, ни замка, ни штурвала, лишь с левой стороны на уровне груди находилось три прорези-окошка, блестевших тёмным непрозрачным стеклом. Никак иначе как пуленепробиваемым. Два окошка были узкими, горизонтальными, а одно квадратным, чуть побольше ладони.

Именно ладони! Причём правой, потому что именно её матовый отпечаток нечётко просматривался на полированном стекле. Понятно теперь, каким образом открывался люк. И делалось это так…

Вадим приложил ладонь к отпечатку.

Неожиданно окошко осветилось зеленоватым светом, и Коробов отдёрнул руку. Однако свечение не пропало – на флюоресцирующем фоне окошка смазанным пятном чернел дактилоскопический отпечаток ладони Вадима, где папиллярные узоры просматривались лишь местами. Отнюдь не на грязные руки был рассчитан анализатор.

Секунд десять ничего не происходило, затем зелёное сияние погасло, и красным светом замигало верхнее окошко. Неизвестно откуда послышалось шипение, и механический голос начал медленно, с натугой, будто с заедающего магнитофона, говорить:

– И-ден-ти-фи-ка-ци-я не-воз-мож-на… Про-шу пов-тор-но при-ло-жить ла-донь… В про-тив-ном слу-ча-е че-рез пят-над-цать се-ку-у-ун-н-н…

Звук сошёл на нет, красное мигание погасло, и Вадим так и не узнал, что должно было произойти через пятнадцать секунд. Может, и к лучшему. Однако то, что электроника люка работала, поразило его. Либо где-то в подземелье имелся автономный, изрядно подсевший источник питания, либо зеркало чудом уцелевшей солнечной батареи продолжало снабжать брошенную базу электричеством.

А дальше произошло вообще необъяснимое – вдруг загорелся зеленоватый свет в третьем окошке и люк начал медленно бесшумно открываться. Миллиметр за миллиметром. Толщина у люка оказалась порядочной – больше полуметра, и Вадим с замиранием сердца гадал, хватит ли на этот раз энергии, чтобы он открылся полностью, или произойдёт то же самое, что и с магнитофонной записью? В душе затлел слабый огонёк надежды – должна же быть на базе какая-нибудь рухлядь, с помощью которой он сможет выбраться в пролом!

Энергии хватило. Видимо питание сервомотора осуществлялось по другим сетям, чем его блокировка. Узким полумесяцем открылась светящаяся щель и стала на глазах расти. Из неё дохнуло неожиданно свежим прохладным воздухом. По всем признакам энергии внутри подземелья «хватало» и на освещение и на вентиляцию. Коробов опасливо заглянул в расширяющуюся щель и увидел чёрный зев теряющегося в темноте коридора, освещённого лишь у люка светом тусклой, мигающей лампы. В неверных тенях трудно было рассмотреть, сплошные ли стены или в них всё-таки есть двери. Вадим напряг зрение – очень уж хотелось, чтобы двери были. Ещё одного разочарования он не перенесет.

И в этот момент кто-то дёрнул его за штанину. Сердце Вадима ёкнуло, он отпрянул и увидел, как в открывшийся проём выпала мумифицированная рука трупа, лежавшего по ту сторону люка. Так сказать, привет из склепа – заходи, дорогой, гостем будешь. Как заворожённый, Коробов уставился на высохший труп в армейской форме. При ударе о бетонный пол остатки кожи с руки облетели, и косточки фаланг раскатились в разные стороны. Давненько, видимо, мертвец гостей поджидал.

Люк открылся уже наполовину, и когда Вадим оторвал взгляд от трупа, то увидел, что на внутренней стороне люка светится идентификационная пластинка с чётким отпечатком чужой руки, на котором просматривались все папиллярные узоры.

«Всё-таки действительно „привет из склепа“, – понял Коробов. – Вот кто люк мне сейчас открыл, правда, с опозданием для самого себя лет на пять-десять… Видно взрывы надземных сооружений базы повредили что-то в электронике, сместив в схеме какие-то элементы, и сколько покойник свою ладонь не прикладывал к анализатору, система не срабатывала. Так и умер у люка с поднятой рукой. Но вот пришёл некто Вадим Коробов, приложил свою ладонь к анализатору с другой стороны, тут-то зафиксированный отпечаток ладони покойника люк и открыл…»

«Да, но что же тогда здесь должно было произойти, чтобы человека на базе живьём замуровали?!» – запоздало поёжился Вадим. Ещё наверху его удивило, что базу ликвидировали словно в спешке. Обычно подобные сооружения с землёй так ровняют, что место бывшего расположения базы от девственной природы не отличишь. Впрочем, если базу ликвидировали в наше паскудное время, тогда всё понятно. Подумаешь, человека в бункере забыли! Его можно и на войну в Чечне списать – мало ли там солдат без вести пропало. А землю ровнять – дело кропотливое и денежное. Лучше штабному генералу дачу в Подмосковье построить, чем в бесплодной степи деньги в землю закапывать.

Люк до конца так и не открылся. До сих пор бесшумно работающий сервомотор вдруг завизжал, заверещал, на поворотной оси затрещали электрические разряды. Затем что-то ухнуло, запахло горелой электропроводкой, и люк замер. Навсегда, как понял Коробов. И к лучшему. По крайней мере, не придётся опасаться, что стоит только войти в бункер, как люк за тобой закроется.

Забросив за спину рюкзак, Вадим аккуратно перешагнул через труп и тут увидел в левой руке покойника пистолет. А вот оружие вполне может пригодиться. Коробов нагнулся, брезгливо вытащил за ствол из руки мертвеца АПС, обтёр рукоятку о штанину и только тогда проверил обойму. Из двадцати патронов в обойме осталось шесть. Интересно, в кого стрелял покойник? Или он застрелился от отчаяния? Однако в себя четырнадцать пуль даже при огромном желании не выпустишь… Впрочем, над этим лучше подумать на досуге. Сейчас самое главное найти побыстрее какие-нибудь ящики, столы, стулья и, соорудив из них в тамбуре «этажерку», выбраться из бункера. Если повезёт, потом и вернутся можно. Дня так через три-четыре. Как ни противно называть вещи своими именами, но есть на заброшенной базе повод для мародёрства.

К приятному удивлению Вадима свет в коридоре автоматически зажигался по мере продвижения. В отличие от бетонного пола тамбура, коридор был застелен гладкими пластиковыми плитами, шаги по которым отдавались гулким эхом. Шаг – и свет впереди загорается; второй – позади гаснет. И эта «светомузыка» радовала, поскольку Коробов не совсем представлял себе, как бы вслепую шарил в кромешной темноте в поисках подручного материала для сооружения пирамиды.

Дверей в коридоре было предостаточно – через каждые три-пять метров по обе стороны. Однако первые четыре двери оказались заперты на хитрые электронные замки, отрывающиеся магнитными карточками. Можно было конечно вместо магнитных карточек в качестве универсальной «отмычки» пустить в ход пистолет, но патронов было всего шесть. Поэтому Коробов решил вначале проверить, нет ли где открытых дверей, и лишь в случае неудачи тратить патроны. Мало ли что до того может случиться.

Первой открытой дверью оказалась где-то пятнадцатая-двадцатая. Вадим толкнул её плечом, дверь неожиданно распахнулась, свет за ней автоматически включился, и Коробов по инерции влетел в небольшую комнату, половину которой занимала громадная монолитная установка, поражавшая обилием датчиков, кнопок и тумблеров на управляющей панели. Пять мониторов, установленных полукругом сверху, навели Вадима на мысль, что здесь находился либо телевизионный центр слежения за всеми уголками базы, либо пункт запуска баллистических ракет. Однако в это предположение никак не вписывались бинокуляры, намертво вмонтированные в наклонную панель перед пустым креслом оператора. В микроскоп оператор рассматривал ракеты, что ли?

Вадим не стал ни гадать, ни включать рубильник на стене, чтобы проверить назначение установки. Не до праздного любопытства, когда есть хочется, а сайгак наверху может убежать. Он только подергал кресло, проверяя, можно ли его вынести в тамбур. Ничего не получилось – оно было наглухо приварено хромированными штангами к станине установки.

Разочарованно вздохнув, Коробов вышел в коридор и толкнул следующую дверь, с удивлением отметив, что на ней электронный замок отсутствует. Это и правильно – зачем в душевой, тем более такой маленькой, рассчитанной на одного человека, ставить столь сложный замок? Достаточно щеколды с обратной стороны.

Заглянув за дверь, Вадим усмехнулся. Щеколда имелась, а над ней красовалась странная надпись: «Берегите оборотную воду! Старайтесь, чтобы посторонние предметы не попадали в слив системы регенерации!»

Не будь этой надписи, Коробов точно бы уже ломился в следующие двери, поскольку в душевой кроме голых стен, вентиля воды и лёгкой стеклянной дверцы, разделявшей душевую на две половины, ничего интересного не было. Но тут словно бес дёрнул его за руку. А может, предчувствие – говорят, в экстремальных ситуациях оно обостряется и никогда не подводит. Как бы там ни было, но Вадим шагнул вперёд и повернул вентиль.

Ничего не случилось. Вода, на что в глубине души он надеялся, из душа не пошла. Вместо этого на одной из дымчатых плиток, ничем не отличающейся от окружающих её плиток кафеля, зажглась красная надпись: «Закройте дверцу кабинки!»

Вадим послушно закрыл. И тогда гусак душа задрожал, завибрировал, и из рассекателя, чихая и фыркая, хлынула ржавая вода.

Вид льющейся воды произвёл на Коробова ошеломляющее действие. Ничто не могло отвлечь его от единственного желания – выбраться из подземелья, разыскать раненого сайгака и добить его. Но вода… Пусть ржавая, тёплая, но ВОДА! В таком количестве…

Не мешкая ни секунды, он сорвал с себя одежду и забрался за стеклянную перегородку. В конце концов, пять минут задержки ничего не решат. Конечно, пробыл Вадим под душем гораздо больше. Казалось, целую вечность он не испытывал такого блаженства – максимум, что мог себе позволить дома, так это обтирание мокрым полотенцем. А тут… Море воды, океан дождя! Минуты через три-четыре ржавая вода сошла, и полилась свежая, чистая, прохладная. Кто сказал, что оборотная вода безвкусная, с запахом? Эх, не пил тот техническую воду, очищенную на цеолитах гидрошахты «Пионер»! Вадим просто-таки упивался водой, смывая с себя пот и грязь Каменной степи, выхаркивая из лёгких цементную пыль тамбура подземелья.

И всё же долго расслабляться Коробов себе не позволил. Дома ждала семья, которую нужно было кормить. Унизительное, надо сказать, положение для думающего интеллигента, когда ни почитать интересную книгу, ни заняться, к примеру, дотошным исследованием заброшенной военной базы, времени нет. Все мысли и дела направлены только на одно – где бы раздобыть хоть какую-то еду. И так изо дня в день.

Вадим быстро оделся, вылил, как требовала надпись на обратной стороне двери, химочищенную воду из пластиковой бутылки в сток системы регенерации, набрал свежей из душа. И продолжил поиски.

Только в конце коридора, тянувшегося метров семьдесят-восемьдесят, ещё одна дверь оказалась открытой. Почему-то в ней свет включился не мгновенно, как в душевой или комнате со странным аппаратом, и Коробов уже подумал, что здесь ему придётся шарить в полумраке. Однако секунд через десять светильники всё же натужно загудели, замигали и залили комнату мерцающим серым светом. То, что предстало глазам Вадима, произвело гнетущее впечатление. Здесь было нечто вроде небольшого армейского бара, в котором устроили погром. Осколки битой посуды усыпали пол, стойку бара, полки за стойкой. Один из двух лёгких пластиковых столиков был перевёрнут, рядом с ним валялось три стула. Второй столик стоял в углу, и на нём сохранилась странная сервировка: какие-то полупрозрачные судочки, больше похожие на огромные кюветы, с остатками пищи. Но не это заставило Коробова поёжиться. За столом, откинувшись на спинку стула, сидел высохший мумифицированный труп. Ещё два таких же трупа лежали на полу возле опрокинутого столика. Рыжие, выцветшие пятна на их полуистлевшей воинской одежде, змеящиеся трещинами дырки в плексигласе музыкального автомата не оставляли сомнений, что здесь произошло. Сразу стало понятно, почему в пистолете мертвеца у входного люка осталось шесть патронов.

«Повеселились тут напоследок знатно», – вяло пронеслось в голове. Впрочем, не очень-то зацепили сознание Коробова перипетии в подземном бункере военной базы то ли пяти– то ли десятилетней давности. Он, наконец, нашёл то, что искал – столы и стулья. И был этому несказанно рад.

Чтобы не тратить отнюдь не лишнее время попусту, мотаясь туда-сюда от тамбура к бару и перетаскивая на себе столы со стульями, Коробов решил протащить по гладкому полу коридора сразу всю мебель. Он вынес в коридор стол, перевернул его вверх ножками, установил на него второй, а сверху взгромоздил три стула. Попробовал, как это сооружение скользит по полу, и остался весьма доволен. Затем, окинув взглядом мебель, вздохнул и вернулся в комнату за последним, четвёртым стулом, на котором восседал труп. Как ни претило прикасаться к мертвецу, но и этот стул следовало взять. Для пятиметровой пирамиды, которая позволит выбраться в пролом, он обязательно понадобится.

– Ты, мужик, извини, – сказал Вадим, взявшись за спинку стула. – Не хотел тебя тревожить, да никак не получится. А тебе, насколько понимаю, уже всё равно.

Переворачивая стул, он постарался как можно аккуратнее сбросить на пол высохший труп, но из этого ничего не вышло. Что поделаешь, не мягкое тело сползло, а кости посыпались. Остатки плоти и истлевшая одежда мгновенно обратились в облачко праха, и на полу очутился голый скелет. И как Коробов ни отводил от него взгляд, а сознание всё равно зафиксировало весьма необычный череп с тяжёлой нижней челюстью и громадными плоскими зубами. При жизни покойник, надо понимать, красотой не блистал и обладал весьма специфической внешностью. Вряд ли его девушки любили – может, потому и в бункер под землю полез…

Впрочем, Вадиму до прошлого покойника не было никакого дела. У него свои дела, и весьма неотложные. Он поднял стул и увидел, что рядом со скелетом на полу лежит магнитная карточка, которая, по идее, должна открывать здесь все двери. Вероятно, выпала из рассыпавшейся одежды. Весьма полезная вещь, и непременно пригодится, когда Коробов дня через три-четыре сюда вернётся. Наверняка много интересного есть за закрытыми дверями. Может, и консервы найдутся.

Вадим нагнулся, поднял карточку и невольно вдохнул прах покойника. Будто кто молотого перца под нос сунул, таким огнём опалило носоглотку и лёгкие. Он закашлялся так громко и хрипло, что из глаз полились слёзы. И не переварись полностью в его желудке просяная каша с мясом суслика, она бы точно сейчас очутилась на полу. Нет, определённо есть что-то хорошее в пустом желудке. Так сказать, здоровое и полезное. Например, для данного случая.

Перхая, икая, кашляя, Вадим, шатаясь, выбрался из комнаты, достал из рюкзака бутылку воды и долго, сплёвывая, промывал горло. А когда немного полегчало, он вытер рукавом лицо, схватился за ножку нижнего стола и потащил мебель к выходному люку. Без особых раздумий и не испытывая ни малейшего желания хотя бы просто для проверки карточки открыть какую-нибудь из дверей.

И напрасно. Потому что, если бы он открыл последнюю торцевую дверь в коридоре, вошёл в хранилище, а там распахнул любую из тридцати всё ещё работающих холодильных камер, достал оттуда одну из заиндевевших кювет, счистил с неё иней и посмотрел сквозь прозрачную крышку, что находится внутри – он бы так просто из бункера не ушёл. Рано или поздно он бы вошёл в тридцать седьмую комнату, раскрыл какой-нибудь из лабораторных журналов и почитал. И вот если бы он и это сделал, тогда бы с базы точно не ушёл. Он непременно разыскал бы армейский склад, который находился в комнате девяносто два, вытащил оттуда как минимум три ящика тротила и взорвал бы вход в подземелье так, чтобы сюда никто никогда не смог попасть. И вот только тогда, тщательно проверив, насколько добротно он замуровал себя в подземелье, пустил бы себе пулю в лоб. Шесть патронов в автоматическом пистолете Стечкина ещё осталось…

Но всё это если бы да кабы…

Любопытная всё-таки штука альтернативная история. Вот если бы Илюшка Ульянов женился на обыкновенной русской бабе, а не на полукровке-еврейке, то, может быть, и Великого Октября не было. Или кабы Романов Колька (который Второй) в детстве от инфлюэнцы скончался, может быть более просвещённый государь Россией правил и разброда в стране не допустил. Ну а если бы Йоська Джугашвили семинарию закончил да в попы подался, то, глядишь, никто бы и не знал, что такое ГУЛаг и как эта аббревиатура расшифровывается. Или же кабы Мишку Горбачёва мать в колыбельке удавила, как это сейчас делают другие матери, которым своих новорожденных детей кормить нечем… Либо кабы Борьке Ельцину вместо двух пальцев на левой руке «одну» голову оторвало… Ну чтобы тогда было?

А вполне возможно, что тогда припеваючи жил бы да был в своём домике Вадим Коробов с женой Антониной и сыном Константином и носа бы в Каменную степь не думал совать. И горя бы не знал.

Да беда только, что альтернативная история лишь в мыслях и на бумаге существовать может, а на практике всё как было, так и остаётся. Ничего изменить нельзя. Иначе бы никто уже не помнил, кто такие Илюшка с Колькой да Йоськой, и Мишка с Борькой…

И Вадим Коробов ни в какую бы историю не встрял.